«Ты - мой долбанный провал!»

​Солнечный луч, пробивавшийся сквозь щели в потолке, упал прямо на лицо Галли, заставив его моргнуть и снова ощутить ту самую ноющую, изнывающую боль в боку. Она пульсировала с каждым вдохом, напоминая о недавней стычке — о том, как пуля скользнуло между рёбер, оставив после себя не только шрам, но и чувство досады. Рана болела, чесалась и зудела, но, по словам Джея, это было хорошо. Значит, заживала.

Но заживала слишком медленно.

​Галли сжал кулаки, чувствуя, как гнев и нетерпение подкатывали к горлу. Он был теперь частью Сопротивления — этой мстительной семьи, где каждый должен был вносить свой вклад. А что мог дать он? Пока что — только своё тело, изуродованное шрамами и слабостью. Лоуренс ждал от него боевой готовности, Лекси — решимости, остальные — полезных навыков. А он лежал здесь, беспомощный, как птенец с подбитым крылом.

Ни сидеть же на пятой точке смирно?

Мысль пронеслась в голове, горькая и насмешливая. И, кажется, Лоуренс думал так же. Когда Лекси в компании парня пришли к нему просить тренировки, мужчина лишь усмехнулся — он был бы только за, чтобы поскорее втянуть молодежь в дело. Но Джей, мирно попивающий отвратительный на вид напиток рядом, осек каждого, напомнив, что новичку следовало переждать, пока рана не затянется.

Переждать... Словно они могли себе это позволить. В итоге, почесав затылок, Лоуренс решил отправить Галли помогать то тут, то там. И сегодня, с самого утра, его ждала мусорка.

Не та мусорка, что сразу представилась в голове — вонючее ведро с объедками и тряпьём — а огромная свалка на окраине загнивающего города. Точнее, бывшего города, отрезанного стенами. Проще говоря, Последний Город сбрасывал сюда всё, что становилось ненужным, сломанным, забытым. Именно туда, в этот храм забвения, Галли и направился в сопровождении Вэриана — чтобы найти что-то, что ещё можно было использовать.

Жара стояла невыносимая. Солнце жарило так, будто хотело выжечь последние следы жизни из этого места. Воздух дрожал над грудой металла и пластика, а под ногами хрустели осколки чего-то, что когда-то было важным.

— В общем, находим что-нибудь ценное и стоящее, — бросил Вэриан, пинком открывая коробку с поржавевшими банками. — На безделушки время не трать. Охрана у стен здесь не для красоты. Могут и убить, если мордой не понравимся!

​Галли вздохнул, ощущая, как пот стекал по спине. Он принялся копаться в хламе — старые игрушки, пустые банки из-под консервов, упаковки от лекарств со стершимися названиями. И вдруг — фотоальбом. Страницы были вырваны, но на уцелевших снимках улыбались люди. Семья. Счастливая. Та, которой, скорее всего, уже не существовало.

Галли замер, ощутив внезапный укол в сердце. Чьи-то воспоминания... просто выбросили. Он сжал альбом, пальцы впились в потрёпанный переплёт. В голове всплыли обрывки его собственного прошлого — лица, которые он больше не вспомнит, голоса, которые уже не услышит. ПОРОК сотворил с ним то же самое.

— Не прикипай, — раздался голос Вэриана. Парень стоял рядом, слегка нахмурившись. — Это просто хлам.

— Для кого-то это была вся жизнь... — прошептал Галли, даже не осознавая, что говорил вслух.

Вэриан замолчал, лишь пожал плечами, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

Время под палящим солнцем текло невыносимо медленно. Галли казалось, что они провели здесь уже целую неделю. В конечном итоге, набив мешки проводами, бинтами и случайно выброшенными ампулами с лекарствами, парни пошли к выходу. И тут — блеск. Что-то сверкнуло под доской. Галли присел, отодвинул гнилое дерево — и увидел папку. Она была чистой, почти нетронутой, с неизвестной маркировкой в углу.

— Вэриан, — позвал он, но техник уже шёл вперёд, не обращая внимания.

Галли раскрыл папку. Внутри — тетрадь. Страницы пожелтели, записи стерлись от времени, но кое-что ещё можно было разобрать. Сердце Галли заколотилось. Парень засунул тетрадь под мышку и пошёл за техником, чувствуя, как внутри могло находиться кое-что интересное.

***
Сумрак уже плотно приближался к лагерю, когда они, наконец, добрались до гаража Вэриана. Двое запыленных, уставших фигур — Галли, тяжело дыша от натуги, и Вэриан, шагающий с привычной усталой уверенностью, — волокли бесформенный мешок, набитый металлическим хламом. Он мерно позванивал и скребся о камни, словно не желая покидать место своего многолетнего забвения.

Дверь в гараж с пронзительным скрипом поддалась плечу Вэриана. Тот впустил Галли внутрь жестом головы, и парня окутал знакомый густой, сладковато-масляный воздух — запах остывшего паяльника, пыли, металла и чего-то неуловимо электронного, будто сама материя техники тихо распадалась здесь на молекулы.

— Тащи сюда, на середину, — бросил Вэриан, его голос прозвучал устало, но привычно.

Он щелкнул выключателем. Свет единственной галогеновой лампы, висящей над главным столом, дрогнул и разлился желтым пятном по бетонному полу, усеянному мелкими деталями. Галли с облегчением опустил свою ношу на расстеленный у входа промасленный брезент. Из мешка с глухим стуком выкатилась ржавая шестеренка, покатилась и замерла у ноги Вэриана. Техник поднял ее, повертел в руках, оценивающе щелкнул по металлу ногтем и с легкой гримасой отложил в сторону, в кучу явного лома.

— Ну что, приступим к главной описи, — он потянулся, хрустнув спиной, и опустился на корточки рядом с грузом, его пальцы, быстрые и точные, уже начали развязывать затянутые узлы.

Они молча, в уже налаженном за день ритме, принялись вываливать содержимое мешков. На брезенте выросла груда безымянного металлолома, перепутанных проводов, обломков пластика и стекла. Воздух наполнился звоном металла и шелестом пыли. Вэриан сортировал находки с профессиональной, почти хирургической беглостью. Его движения были экономными, выверенными.

— Медная проволока, хорошо, — он отложил клубок в сторону. — Алюминиевый профиль... тоже сгодится. Пластик — на переплавку, если не горимый. Батарейки... — он встряхнул одну из них, поднес к уху и с легкой усмешкой отправил в отдельную, почти пустую коробку. — Мертвые. Но корпуса целые, пригодятся.

Галли молча подавал, придерживал, оттаскивал отсортированное, чувствуя нарастающую усталость во всем теле. Он наблюдал за Вэрианом, за его сконцентрированным лицом в свете лампы, за тем, как тот почти не глядя, определял ценность каждой железяки. Это был другой человек — не едкий остряк, не циничный технарь, а мастер в своей стихии, увлеченный и бесконечно компетентный.

— Эй, Вэриан, а как ты попал к Лоуренсу?

Его лицо стало сосредоточенным, почти отрешённым. Свет лампы выхватывал мельчайшие морщинки у его глаз, тень от ресниц падала на скулы.

— Это неинтересная история, — тихо произнес он, и его голос прозвучал глухо, не по-своему. — Обычная, вроде как...

Тишина в гараже стала вдруг плотной, звенящей. Даже вездесущий гул какого-то оборудования на секунду затих

— Может... Но всё же расскажи, — пробормотал он, чувствуя неловкость.

Вэриан отложил очередную побрекушку на самый чистый угол стола, бережно, как реликвию, и прислонился спиной к стеллажу, уставленно глядя в потолок, затянутый паутиной проводов. Маска безразличия сползла с его лица, обнажив усталую печаль.

— Я с севера, — вдруг сказал он, и слова прозвучали неожиданно громко в тишине гаража. — Из Мичигана. Когда всё началось... мне было лет десять. Родители... отправили меня с тётей. Говорили, догонят. Больше я их не видел.

Он говорил ровно, без пафоса, будто констатировал факт. Глаза его были прикованы к какой-то точке на стене, но видели, казалось, что-то другое.

— Мы с тётей... мы бежали. От города к городу, от общины к общине. Прятались, голодали. Она... она пыталась меня защитить. А потом и её не стало. Вирус. Забрал быстро.

Он замолчал, и в тишине снова ожили звуки гаража: зашипел где-то компрессор, запищал таймер. Галли не дышал, боясь спугнуть это редкое, хрупкое откровение.

— Я один бродил... не знал куда. Думал, конец. А потом... меня нашёл патруль Лоуренса. — Он горько усмехнулся, но в этот раз в усмешке не было злобы. — Привели сюда, отмыли, накормили. Спросили, что умею. А я умел только прятаться и бояться. Но тут были эти... — он обвел рукой свое царство из проводов и железа, — ...останки старого мира. Меня поставили помогать Хлюпу. Я начал возиться, учиться. Разбирать, чинить... Оказалось, получается. Лоуренс оставил меня. Сказал: «Полезное умение».

Вэриан наконец перевел взгляд на Галли. В его глазах не было ни жалости к себе, ни показной храбрости — лишь простая, выстраданная правда.

— Я не учёный, не герой. Я... ремонтник. Я чиню то, что еще можно починить. И взламываю то, что можно взломать. Чтобы то, что случилось со мной... не повторилось с другими.

Он умолк, потянулся к паяльнику, снова нащупывая знакомую рукоятку, возвращаясь в свою скорлупу. Но что-то между ними уже изменилось. Словно в пыльном воздухе гаража повисло невысказанное понимание. Они были разными — один с памятью, выжженной дотла, другой — с памятью, ставшей незаживающей раной. Но их боли, их потери нашли друг в друге тихое, молчаливое эхо.

Галли молча кивнул, поднял с пола очередную деталь и протянул Вэриану. Тот взял, их пальцы ненадолго соприкоснулись. Никаких слов больше не было нужно. Они просто работали дальше, а в тихом гараже, среди пыли былых миров, рождалось новое, хрупкое доверие.

***
Вэриан вёл Галли за собой с таким видом, будто они затевали нечто совершенно противозаконное и оттого невероятно увлекательное. Они уже закончили разбирать хлам в гараже, и время неумолимо подбиралось к ужину, но техник уверенно повёл своего нового напарника в противоположную от столовой сторону. Галли, движимый любопытством и уставший от однообразия, решил не задавать лишних вопросов и просто последовал за ним. Вдруг и правда будет что-то интересное?

В конце концов, они оказались у покосившегося деревянного домика на самой окраине лагеря. Из трубы вьёлся тонкий, почти домашний дымок, пахнувший древесной золой. Вэриан сделал знак рукой, призывая к тишине, и они, крадучись, как индейцы на охоте, обошли дом по периметру, выйдя к заднему фасаду, где под самым фундаментом зияло небольшое, но вполне функциональное оконце в подвал.

— Тут живет одна старуха, — прошептал Вэриан, уже вовсю приоткрывая раму, чтобы можно было проскользнуть внутрь. Его глаза весело блестели в сумерках. — И у неё есть шоколад, представляешь? Настоящий, довспышечный! Только вот она его никому не даёт, хранит, как зеницу ока, хотя ей, считай, на свете пять минут осталось!

Галли фыркнул, когда Вэриан тут же ударил себя по лбу за это чудовищное высказывание.

— В общем, — понизил голос техник, — план такой. Ты идёшь к парадной, отвлекаешь старушку на минутку, я потихоньку ворую шоколад из подвала, а потом мы идём пить чай! Гениально, правда?

План, до одури простой, но зыбкий в исполнении, заставил Галли неуверенно сморщиться. Рисковать из-за шоколада? Но с другой стороны... это же ШОКОЛАД. Сладость из другого, забытого мира. А он здесь новенький — что может быть странного в том, чтобы зайти и представиться?

Сделав глубокий вдох, Галли направился к передней двери, оставив Вэриана исчезать в тёмном провале окна. Он неуверенно постучал костяшками пальцев в грубую деревянную поверхность.

Дверь открылась не сразу, спустя пару долгих секунд, проведённых Галли в мучительном ожидании. На пороге возникла фигура, вполне могшая составить конкуренцию некоторым обитателям Лабиринта по части суровости. Невысокая, сгорбленная старушка с седыми волосами, убранными в тугой пучок, и пронзительными, как шило, глазами. На её лице читалась вся история выживания в этом жестоком мире. Но от неё пахло чем-то невероятно уютным — свежей выпечкой, сушёными травами и домашним очагом.

— Ну? — бросила она, окидывая парня оценивающим взглядом. — Кого чёрт принёс?

— Э-э... Здравствуйте, — начал Галли, чувствуя, как язык заплетается. — Я... новенький. В лагере. Решил познакомиться с соседями. Меня Галли зовут.

Старуха, не сводя с него глаз, хмыкнула.

— Знакомиться, говоришь? В такое-то время? Ужин студит. Говори давай, чего надо, неотложного.

Галли лихорадочно соображал, пытаясь поддержать этот «непринуждённый» разговор.

— Да вот... Хотел спросить... Может, вам помощь, какая нужна? Дрова колоть, воду принести? Я сильный.

Пока он говорил, из-под пола, из глубины дома, донёсся приглушённый, но отчётливый звук — звон разбивающегося стекла, а затем приглушённое ругательство. Галли замолк на полуслове, и его лицо вытянулось. Ужас, холодный и липкий, сковал его.

Старуха сузила свои острые глазки. Она посмотрела на испуганное лицо Галли, потом медленно перевела взгляд куда-то вглубь дома, к люку в полу, который, видимо, вёл в подвал. И всё поняла. Её лицо исказилось гримасой праведного гнева.

— Ах вы, шпана малолетняя! — прошипела она. — Мой подвал! Мой вишнёвый джем!

Не дожидаясь развития событий, Галли развернулся и бросился прочь, оббегая дом. Его сердце колотилось где-то в горле. За углом он увидел торчащие из окна подвала и беспомощно дрыгающие руки Вэриана. Тот застрял.

— Вэриан! — прошептал Галли, хватая друга за ладони.

— Не тяни, тащи! — был сдавленный ответ из темноты. — Зацепился курткой!

Изнутри дома уже доносились гневные возгласы и тяжёлые шаги, направляющиеся к подвалу. Галли изо всех сил дёрнул Вэриана за руки. Раздался неприятный звук рвущейся ткани, но техник, наконец, вывалился наружу, сжимая в руке потерший, но целый брусок шоколада. В ту же секунду задняя дверь дома с треском распахнулась, и на пороге возникла старуха с старым, но грозного вида дробовиком в руках.

— Я вас, воришки, сейчас! — прогремел её голос, полный ярости.

Но было уже поздно. Парни, не сговариваясь, рванули прочь, смешавшись с вечерними тенями. Они неслись по лагерю, давясь смехом и гогоча, как сумасшедшие. Адреналин и чувство совершённого маленького безумства пьянили сильнее любого алкоголя.

— Видел её лицо? — задыхался Вэриан, прижимая к груди заветную добычу.

— Ещё бы! — хохотал Галли, чувствуя, как давно он не смеялся так искренне. — Я думал, она нас на месте прикончит!

Ужин в столовой уже подходил к концу, и народ расходился. Но они были абсолютно уверены — угрюмый Джей, как бы он ворчал, обязательно оставил им две порции. Пусть и остывшие. Но какая разница, когда у них есть настоящий шоколад? Эта ночная авантюра стоила риска. Она стоила того ощущения лёгкого братства, что витало между ними сейчас, связывая прочнее любых клятв.

Они ввалились в лазарет разгоряченные, потные и ещё не остывшие от смеха. Воздух здесь был густым и терпким — пахло спиртом, сушёными травами и покорностью болезни. Джей, своим вечно недовольным выражением лица, аккуратно раскладывал пробирки в футляр, но, увидев их запыхавшиеся, сияющие физиономии, лишь тяжело вздохнул и мотнул головой в сторону свободных коек.

— Устраивайтесь, только ноги не разбрасывайте, — проворчал он, но в его глазах мелькнула тень любопытства.

Вэриан, не теряя ни секунды, с торжествующим видом добытчика вытащил из-за пазухи заветный свёрток, завёрнутый в обрывок чистой ветоши. Он развернул его с церемониальной медлительностью, словно это была не плитка старого шоколада, а величайшая археологическая находка. В тусклом свете керосиновой лампы брусок отливал матовым, глубоким коричневым цветом.

— Смотри-ка, — прошептал Вэриан, и его голос дрожал от возбуждения. — Настоящий. Довспышечный.

Джей прищурился, наклонился ближе, и его суровое лицо смягчилось. Он молча, без лишних слов, развернулся и направился в дальний угол, к походной газовой горелке, где вечно стоял закопчённый алюминиевый чайник.

Вернулся он с тремя жестяными кружками, из которых поднимался лёгкий пар. Чай был тёмным, почти чёрным, и пах дымом и чем-то горьковатым — не то полынь, не то чабрец. Но в этот момент он казался самым лучшим напитком на свете. Они устроились прямо на прохладном каменном полу, прислонившись спинами к койкам. Вэриан, не в силах сдержать торжества, разломил плитку с тихим, сакральным хрустом. Аромат какао, насыщенный и горьковато-сладкий, мгновенно заполнил пространство, перебивая все аптечные запахи.

— Ну? — не выдержал Джей, протягивая ладонь за своей долей. — Как вы умудрились обнести старуху Бетти? Она же каждого цыплёнка в округе на счету держит. Говори, пока я тебе за воровство йодом рот не продезинфицировал.

Вэриан, уже с кусочком шоколада на языке, оживился. Его глаза заблестели азартом рассказчика.

— А это был не налёт, а спецоперация! — объявил он, размахивая руками. — Галли — приманка первого класса. Подошёл, такой весь вежливый: «Бабушка, можно вам дров нарубить? Воды из колодца принести?» А она, значит, смотрит на него своими ястребиными глазами... а я в это время уже через окно в подвале! Тише воды, ниже травы!

Галли фыркнул, с наслаждением растапливая на языке свой кусочек. Сладкая, сложная горечь разливалась по нёбу, вызывая почти забытые воспоминания — смутные, обрывчатые образы из жизни «до».

— И тут, — Вэриан понизил голос до драматического шёпота, — я наступаю на банку с её проклятым вишнёвым джемом! БА-БАХ! Стекло во все стороны! А старуха — бац, и к подвалу! У меня сердце в ботинки! Думал, всё, конец, сейчас нас на шомпола посадит! Но мы — ррраз! И как угорелые! Она даже выстрелила вдогонку, видели бы вы её лицо!

Джей слушал, попивая свой горький чай. По его лицу медленно расползалась ухмылка, редкая и потому ценная.

— Выстрелила, говоришь? — хмыкнул он. — Врёшь, как сивый мерин. У Бетти ружьё со времён Вспышки, и патронов к нему днём с огнём не сыщешь. Но лихо вы, лихо... Молодцы.

Он отломил ещё немного шоколада, положил на язык и закрыл глаза, вдруг погрустнев.

— Моя бабушка... в Индии... она сама такое делала. — Его голос, обычно резкий и рубленый, стал тише, задумчивее. — Какао-бобы жарила на огромной сковороде, потом в ступке толкла с ванилью и сахаром. Весь дом этим запахом стоял. Такого вкуса... — он качнул головой, — такого больше нигде нет. И не будет.

Они сидели втроём в полумраке лазарета, и каждый был со своими воспоминаниями. Вэриан — с победой и адреналином, Джей — с далёким, тёплым миром, которого больше не существовало. Галли же, доев свой кусочек, незаметно отломил ещё один, небольшой. Он положил его на ладонь и разглядывал. Строгая, колючая Лекси... У неё наверняка тоже не было шоколада с тех самых пор, как рухнул её мир. Он представил, как её обычно нахмуренное лицо могло бы смягчиться от этого простого сладкого вкуса, как в глазах, всегда полных гнева и боли, мог бы мелькнуть крошечный огонёк обычной, мирной радости.

Пир подошёл к концу. Кружки опустели, на блюдце остались лишь крошки и обёртка. Но в лазарете повисло странное, тёплое чувство — не просто сытости, а командного духа, которое рождается не в бою, а вот в таких тихих, украденных у сурового мира моментах.

Галли аккуратно завернул заветный кусочек в клочок бумаги и сунул в карман. Может, завтра. Или послезавтра. Он найдёт момент.