«Ты - мой долбанный провал!»

Дни в Сопротивлении перестали быть чередой чужих лиц и непонятных правил. Для Галли они обрели ритм — пусть неуклюжий, сбивчивый, но свой. Он ловил себя на мысли, что уже не плутал по лагерю, а следовал знакомыми тропинками; что кивок Джея или короткое «нормально» от Вэриана значили для него больше, чем формальное одобрение Лоуренса. Он осваивался. Находил знакомства. И что важнее всего — был полезен. Пусть пока самыми простыми вещами: таскал воду, сортировал припасы, а сейчас, например, перебирал склянки в Лазарете.

Воздух здесь был густым и сложным, как сам Джей — пахло спиртом, травами, которые медик сушил пучками под потолком, и слабым, но стойким ароматом чего-то экзотического, пряного, что всегда витало вокруг самого мужчины. Галли аккуратно протирал пыль с пузырьков и флаконов, расставляя их по полкам в определённом, известном только Джею порядке. Тот сидел неподалёку на скрипучем деревянном стуле, уткнувшись в потрёпанную книгу с непонятными закорючками на обложке. Тишину нарушало лишь его ровное дыхание да лёгкий шелест страниц.

Мысли Галли неторопливо блуждали. Конечно, ему бы больше хотелось сейчас возиться с Вэрианом в его царстве проводов и паяльников — за последнее время они нашли тот самый общий язык, который рождался не из долгих разговоров, а из совместно пережитого маленького безумия вроде кражи шоколада. Но и здесь, в тихом, пахучем Лазарете, было по-своему хорошо. Спокойно. Почти по-домашнему.

Он так ушёл в себя, размышляя о причудливых поворотах своей новой жизни, что пальцы сами разжались. Стеклянная колба, только что сиявшая в его руках, выскользнула и полетела вниз. Звук её падения показался Галли оглушительно громким. Хрустальный звон, переходящий в жалобный хруст, разнёсся по тихому Лазарету, и на каменном полу расползлась лужица мутной жидкости, усеянная осколками.

— Ай-яй-яй! — Джей вздрогнул, оторвавшись от книги. Его лицо, обычно невозмутимое, исказилось досадой. Он выругался коротко и гортанно на своём родном языке, и странные слова прозвучали как заклинание против неуклюжести. — Быстро-быстро, собери всё, пока кто-нибудь не вляпался босой ногой! И не порежься, старати, последнее дело — ещё и кровью всё здесь заляпать.

Галли, опешивший и готовый провалиться сквозь землю, тут же бросился на колени, стараясь аккуратно собрать острые осколки.

— Чёрт... прости, Джей, я нечаянно...

— Знаю, что нечаянно, — медик махнул рукой, но встал, чтобы помочь. Он наклонился над осколками, и его голос понизился, став почти что заговорщицким. — Стекло бьётся — к худу. Так моя Мала всегда говорила. Убила бы меня за такой беспорядок. Для неё каждая разбитая чашка была предупреждением. Могла потом весь день ворожить на воске, высматривать знаки... Искала, откуда ждать опасности.

​Галли, всё ещё чувствуя жгучую неловкость, поднял взгляд на медика.

— Мала? — переспросил он, не удержавшись. — А кто... кто такая Мала?

Джей замер на мгновение с осколком в руке. Его взгляд, обычно такой острый и насмешливый, упёрся куда-то в стену, словно он пытался разглядеть что-то очень далёкое. Лицо его потемнело, черты стали резче, будто высеченными из тёмного камня.

— Жена моя, — проговорил он, наконец, и слово прозвучало тихо, плоско, без всяких эмоций, словно пепел. — Была.

Одно это слово — «была» — повисло в воздухе, тяжёлое и окончательное. Оно не требовало уточнений в этом мире. Оно объясняло всё. Но уже через секунду Джей отряхнул ладони, смахнув с себя тень прошлого, как стряхнул бы со своих плеч пыль.

— Всё, — его голос снова стал обычным, резким и деловым. — Хватит с меня твоих художеств. Иди уже, пообедай, пока Вэриан всё не сожрал. А здесь я сам.

И он отвернулся, сделав вид, что снова погрузился в свою книгу. Но Галли видел — его пальцы сжали переплёт так, что костяшки побелели.

Галли молча вышел, оставив медика наедине с призраком разбитой колбы и другими, куда более крупными осколками, которые всегда оставались внутри, сколько их ни собирай. Воздух снаружи показался ему внезапно очень холодным. Он понял, что у каждого здесь, за этими стенами, была своя разбитая колба. Своя Мала. Своя тихая война с призраками, которая не заканчивалась никогда.

Обед прошёл быстро и без особых событий. Вэриан, как и предсказывал Джей, действительно успел схватить последний кусок жёсткого хлеба, но поделился с Галли тушёной фасолью. После еды Галли не хотелось возвращаться в тишину Лазарета, где в воздухе всё ещё витала тень чужой печали. Он брёл по лагерю без цели, привыкая к его ритму, к голосам, к быту этой хрупкой крепости посреди руин.

Его ноги сами вынесли его в просторное, помещение холла, где обычно собирались люди. И сегодня здесь было на удивление слишком людно и шумно.

В центре импровизированного круга, образованного зрителями, сцепились двое мужчин. Они не дрались всерьёз — не было ярости в их глазах, только азарт и упрямство. Они упирались плечом в плечо, пытаясь вытолкнуть друг друга за начерченную на полу мелом черту. Их мышцы напряглись, на шеях надулись жилы, из груди вырывались хриплые вздохи.

И вдруг Галли всё понял. Сердце его ёкнуло от внезапной, острой ностальгии. Это же почти как игра в «круг» в Глейде! Та же атмосфера простой, грубой силы, то же кольцо зрителей, подбадривающих участников. Там были правила, был порядок, был азарт, от которого кровь бежала быстрее. Он поймал себя на том, что улыбался, вспоминая вкус пыли, рёв парней, ощущение победы...

Его взгляд упал на фигуру, стоящую чуть в стороне. Лекси прислонилась к бетонной колонне, скрестив руки на груди. Она наблюдала за поединком с ленивым, почти скучающим видом старого зрителя, который уже тысячу раз видел подобное.

Галли подошёл ближе, остановившись в шаге от неё.

— Что здесь происходит? — спросил он, кивнув в сторону борющихся мужчин.

Лекси скользнула по нему взглядом, в котором мелькнуло лёгкое удивление, но тут же ответила:

— Спорят из-за пайка. Один считает, что другой получил банку тушёнки больше. Вместо того чтобы идти к Лоуренсу, решают по-старому. Играют в «Вышиби!».

— В «Вышиби»? — переспросил Галли.

— Да. Кто кого вышибет за круг — тот и прав. Просто и понятно. Без лишних драк.

В этот момент один из мужчин, более коренастый, сделал резкий рывок, поддел противника плечом под дых и, воспользовавшись моментом слабости, мощно толкнул его за черту. Тот рухнул на пол, отдуваясь. Победитель вздыбил кулаки к потолку и издал победный рёв, который подхватили смехом и одобрительными криками большинство.

Именно в этот момент мимо них протискивался другой член общины — рослый, угрюмый парень с обветренным лицом. Он явно спешил и, не глядя, грубо толкнул Лекси плечом, чтобы пройти сквозь толпу.

— Эй, дорогу дай! — буркнул он, даже не обернувшись.

Лекси лишь хмыкнула, сохраняя равновесие одним движением. Её глаза сузились, пальцы сжались в кулаки. Она и сама была готова «дать тому неплохой отпор», как мысленно отметил Галли. Но что-то в нём ёкнуло. Забытые, прочитанные когда-то рассказы о рыцарях, идеалах мужского благородства. Не думая, чем это могло обернуться, он сделал шаг вперёд, настигая грубияна.

— Эй, подожди, — голос Галли прозвучал твёрже, чем он ожидал. — Ты толкнул девушку. Извинись.

Тот обернулся, медленно, с презрительной усмешкой. Его глаза, маленькие и колючие, как у кабана, оценивающе обвели Галли с ног до головы.

— С чего бы это? Сама не видит, где стоит. И кто ты такой вообще, новичок, чтобы указывать?

Вокруг на секунду притихли, чувствуя назревающий новый конфликт, куда более серьёзный. Лекси подняла бровь, наблюдая за Галли с новым интересом.

— Это просто прилично — извиниться, — не сдавался Галли, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Он не хотел драки, но отступать было уже поздно.

— Или что? — угрожающе протянул здоровяк, делая шаг навстречу. — Заставишь?

Галли сглотнул. Его ладони вспотели. Он видел, как скулы мужчины напряглись, готовые к удару. И тогда он вспомнил правила этого места.

— Нет, — сказал Галли. — Но я вызываю тебя. В «Вышиби».

Тишина стала абсолютной. Даже победитель предыдущего поединка замолчал. Угрюмый парень ошарашено уставился на Галли, потом громко, невесело рассмеялся.

— Охотно, новичок! — он расстегнул верхние пуговицы своей потрёпанной куртки. — Охотно. Будет тебе твой урок вежливости. Сейчас я тебя так вышибу, что ты забудешь, как тебя зовут.

Круг зрителей сомкнулся снова, теперь уже вокруг них двоих. Лекси всё так же стояла у колонны, но её поза изменилась — она выпрямилась, её взгляд стал пристальным и внимательным. Галли вышел на начерченный мелом круг, чувствуя на себе десятки глаз. Сердце колотилось где-то в горле. Он не был уверен, что сможет победить этого быка. Но он был уверен, что поступил правильно.

Воздух в холле сгустился, наполнившись свинцовой тяжестью ожидания. Два мира столкнулись в этом круге, очерченном мелом: старый, грубый, живущий по закону силы, и новый — упрямый, не желающий сгибаться. Галли и его противник, здоровяк по имени Гром, сошлись в центре, уперев друг в друга плечи, как два разъярённых быка. Мускулы налились кровью, лица исказились гримасами напряжения.

— Давай, Гром, сделай из него котлету! — проревел кто-то из толпы.

— Новенький держись! — донёсся другой, более редкий голос поддержки.

Но большинство зрителей ревело, подбадривая Грома. Он был своим, проверенным, а Галли — всего лишь нахальным новичком, решившим бросить вызов устоям. Давление толпы, её дикий, первобытный рёв обрушился на Галли волной. В висках стучало, в ушах звенело. Но отступать он не планировал. Не сейчас. Не после того, как сам вызвался.

Они толкались, сцепившись в мертвой хватке. Пот стекал по спине Галли ручьями, ноги горели от напряжения. Он чувствовал чудовищную силу Грома, его мощь, выкованную в бесконечных вылазках и боях. Каждый его шаг вперёд давался с невероятным трудом, меловая черта приближалась к его пяткам с пугающей скоростью.

И вдруг Галли вспомнил. Вспомнил не хитрости «круга» из Глейда, а нечто более важное. Он вспомнил, как в Лабиринте приходилось полагаться не на грубую силу, а на хитрость, на умение чувствовать момент. Он ослабил напор на долю секунды. Гром, не ожидая этого, рванул вперёд, потеряв равновесие. И в этот миг Галли снова упёрся всеми силами, но уже не в грудь, а под плечо, направляя инерцию противника против него самого.

Это сработало. Гром, не сумев остановиться, понёсся вперёд, беспомощно замахал руками и с грохотом шлёпнулся на задницу, проехав по пыльному полу. В холле на секунду воцарилась оглушительная тишина. Все замерли в ступоре, не веря своим глазам. Даже Галли стоял, тяжело дыша, не сразу осознавая, что только что произошло. Он победил.

Затем тишину взорвал рёв. Но теперь это был не рёв кровожадной толпы, а ликующий гул восхищения. Десятки голосов скандировали одно и то же:

— Но-ви-чок! Но-ви-чок! Но-ви-чок!

Галли, ошарашенный, с лицом, пылающим от усилий и неожиданного триумфа, обернулся к толпе. Он вскинул руки вверх, и радостная, почти детская улыбка озарила его лицо. Он сделал это. Он доказал. Он не видел, как позади него Гром поднялся с пола. Лицо здоровяка было багровым от ярости и унижения. Стиснутые зубы обнажились в зверином оскале. Он не выдержал позора — быть побеждённым новичком на глазах у всей общины.

— Эй, пацан! — крикнул кто-то из толпы, но было уже поздно.

Гром, обуянный слепой злобой, настиг Галли, грубо развернул его к себе и со всей дури вмазал кулаком в лицо. Удар был тяжёлым, точным и подлым. Галли даже не успел понять, что произошло. Мир взорвался белой вспышкой боли, ноги подкосились, и он рухнул на пол, во рту тут же образовался вкус крови и медный звон в ушах.

Но триумф Грома был недолгим. Едва он занёсся для второго удара, как на него набросились трое из толпы. Его скрутили, вырвав из ярости, прижали к полу под возмущённые крики остальных.

— Чего взъелся то? Проиграл ведь по-честному! — кричали одни.

— Подлец! — вторили им другие.

Сквозь нарастающий гул и пелену в глазах Галли увидел, как к нему пробивалась Лекси. Она грубо расшвыряла заслонявших ему вид зевак, её лицо было хмурым и сосредоточенным. Она не сказала ни слова, просто наклонилась, подставила своё плечо, чтобы он мог опереться, и помогла ему подняться. Кровь текла из его носа, заливая губы и подбородок.

— Идём, — коротко бросила она, её голос был твёрдым, без тени насмешки или жалости. — В Лазарет. Джею не привыкать тебя латать.

Опираясь на неё, Галли, шатаясь, позволил увести себя из ревущего холла. За спиной у них оставался гам возмущённой толпы и приглушённые ругательства скрученного Грома. Победа оказалась горькой. И очень, очень болезненной. Но когда он посмотрел на суровое, решительное лицо Лекси, ведущую его сквозь толпу, он понял, что, возможно, приобрёл нечто большее, чем синяк под глазом. Возможно, он заработал нечто вроде уважения.

Лазарет встретил их знакомым запахом трав и пустоты. Лекси усадила Галли на одну из коек, сунула ему в руку комок ваты и молча указала на нос, из которого всё ещё сочилась алая нитка. Сама же отступила к стене, прислонилась к ней и уставилась в потрескавшийся пол, скрестив руки на груди. Её молчание было густым, тяжёлым, как смола.

Галли сидел, закинув голову, зажимая ноздри ватой. Во рту отдавало медью, а в висках стучало от адреналинового отката. Он нервно теребил распустившуюся нитку на коленке своих поношенных штанов, пытаясь отвлечься от пульсирующей боли в переносице и от давящей тишины. Она длилась так долго, что стала невыносимой.

— С тобой... всё в порядке? — наконец выдохнул он, нарушая заговор молчания. Голос прозвучал глухо и гнусаво из-за зажатого носа.

Лекси медленно подняла на него взгляд. В её глазах читалось искреннее недоумение.

— Со мной? — переспросила она, и в голосе её прозвучала лёгкая усмешка. — Меня не били по лицу. Это ты тут сидишь с окровавленной ватой, а не я.

Галли промолчал, чувствуя себя немного глупо. Лекси вздохнула, оттолкнулась от стены и сделала пару шагов в его сторону.

— Слушай, новичок... — она замялась, подбирая слова. — Нарываться на таких, как Гром — самоубийство. Они все тут... отчаявшиеся. Цепляются за любую возможность выжить, за свою крупицу власти, за свой кусок побольше. Они не прощают. Не прощают вызовов, не прощают слабости. И уж точно не простят, если их унизили.

Она замолчала, снова уставившись куда-то в пространство позади него, словно видя там всех этих Громов, которых повидала на своём веку.

— То, что ты сделал... — она покачала головой, — это был поступок полного кретина. Настоящего, стопроцентного идиота.

Галли опустил взгляд. Ну вот, он и испортил всё.

— Но... — её голос неожиданно смягчился, — я, чёрт возьми, была впечатлена. Никто... никто тут давно не вступался просто так. За идею. За какую-то дурацкую «приличность».

Она посмотрела на него прямо, и в её глазах, обычно колючих и недоверчивых, Галли увидел что-то новое — уважение.

— Спасибо, — тихо, но чётко сказала Лекси. И затем тень её обычной едкой ухмылки тронула губы. — Но если в следующий раз соберёшься вляпаться в подобную драку... зови меня тоже. А то скучно одному геройствовать.

Галли рассмеялся, и тут же поморщился от боли в повреждённом лице. Но на душе стало невероятно легче. Он порылся в кармане и вытащил заветный, немного помятый кусочек шоколада, завёрнутый в бумагу.

— Держи, — протянул он его Лекси. — Это... чтобы подсластить пилюлю. Вернее, комплимент. Мы с Вэрианом его... э-э... нашли.

Лекси взяла шоколад, их пальцы ненадолго соприкоснулись. Мимоходом, случайно. Но по телу Галли пробежала лёгкая, почти электрическая дрожь. Она развернула бумажку, увидела тёмный брусок, и на её лице расцвела настоящая, не принуждённая улыбка.

— Нашли, говоришь? — она подняла на него хитрый взгляд. — Не у старухи Бетти случайно?

В этот момент дверь Лазарета с шумом распахнулась. На пороге стоял Джей. Он был красен, взъерошен и что-то невнятно бормотал себе под нос на своём родном языке. Увидев Галли с окровавленной ватой у носа, он лишь развёл руками.

— Даже на секунду нельзя тебя одного оставить! — провозгласил он, направляясь к стерилизатору. — То стекло бьёшь, то морду тебе разбивают. Ты у нас кажется, катастрофа ходячая.

Лекси, всё ещё с улыбкой, сунула шоколад в карман и кивнула Галли на прощание.

— Ладно, лабиринтовый, держись. И запомни насчёт подкрепления.

Она вышла, кивнув Джею с подносом, на котором поблёскивали металлические инструменты. Медик усадил Галли под лампу, ловко и без особой нежности обработал ему нос чем-то холодным и жгучим, заставив парня скривиться.

— Ничего не сломано, значит, живёшь, — заключил Джей и, отойдя к своему столу, налил из потертого термоса в жестяную кружку тёмного, дымного чая. — На, пей. Чтобы нервы успокоить. И чтобы впредь дурость из головы вышибало не кулаком, а чаем.

Галли взял кружку, согревая об неё ладони. Боль понемногу отступала, а на смену ей приходило странное, тёплое чувство. Он проиграл ту драку, но приобрёл нечто гораздо большее. И вкус чая, и воспоминание о прикосновении её пальцев, и кусочек шоколада, который она унесла с собой, были тому доказательством.

Джей отступил к своему заваленному склянками столу. Он постоял секунду, глядя на Галли, который сидел, прижимая к себе кружку с теплой жидкостью, затем вздохнул и наклонился. Из-под стола он вытащил небольшой, потрёпанный временем проигрыватель с ручкой для завода — реликвию, которую Галли до этого просто не замечал.

Медик порылся в нижнем ящике шкафа, бережно вынул оттуда виниловую пластинку в потёршемся бумажном конверте. Он сдул с неё невидимую пыль, установил на диск, аккуратно опустил иглу. Сначала раздалось лишь шипение, треск, голоса из другого времени, застывшие в бороздках пластинки. А затем из динамика полилась странная, завывающая, полная тоски и страсти мелодия. Звук саксофона, томный и глубокий, заполнил Лазарет, странно контрастируя с его стерильной, медицинской атмосферой.

♫«Dream sweet in sea major» — miracle musical♫

И тут Джей... преобразился. Его суровое лицо смягчилось, плечи расправились. Он сделал несколько плавных шагов, щёлкнул пальцами в такт и начал пританцовывать, легко кружась по свободному пространству между койками. Он двигался не как солдат или медик, а как человек, давно знакомый с музыкой и ритмом. Его движения были полны неожиданной грации.

Галли не мог не улыбнуться. Эта картина — угрюмый Джей, танцующий под старую музыку в полуразрушенном Лазарете — была настолько нелепой и в то же время трогательной, что боль в носу отступила на второй план. Закончив свой небольшой импровизированный танец, Джей подошёл и присел рядом. Он поправил свои чёрные разлохмаченные волосы. Его улыбка постепенно угасла, сменилась лёгкой, привычной грустью, но теплота в тёмных глазах осталась.

— Это была её любимая песня, — тихо сказал он, кивая в сторону проигрывателя. Голос его звучал глубже, бархатистее, под стать музыке. — Мы часто танцевали под неё дома. Пока... пока была возможность.

Он замолчал, слушая, как голос певца выводил очередную пронзительную ноту. Галли не решался нарушить момент. Музыка висела в воздухе, как призрак, наполняя комнату воспоминаниями, которые ему не принадлежали, но которые он теперь чувствовал кожей.

— Что... что случилось? — осторожно спросил Галли, почти шёпотом.

Джей долго смотрел куда-то в пространство, будто собирая разрозненные кусочки мозаики своего прошлого.

— Всё началось... не здесь, — начал он медленно. — Я родился в Индии. Жил с бабушкой и дедушкой. Родителей не знал. Дедушка был врачом в деревне, я с детства бегал за ним, помогал, подавал инструменты... После его смерти мы с бабушкой перебрались в Англию. Я поступил в медицинский... Оксфорд. — Он произнёс это слово без особой гордости, просто как факт. — Там и встретил её. Малу. Она изучала литературу. У нас была... идеальная жизнь. Дом с садом. Машина. Дочка... — его голос дрогнул, и он на секунду замолк, сглатывая ком в горле. — Всё, о чём только можно мечтать.

Он провёл рукой по лицу, словно стирая усталость.

— А потом началось... Солнечные вспышки. Бедствия. Паника... Вирус. — Он произнёс это слово с бездной ненависти и отчаяния. — Я сутками не выходил из больницы. Искал причину, лечение... Не замечал ничего вокруг. Не заметил, как она заразилась... Не заметил, как болезнь свела её с ума... — Его голос сорвался в шёпот. — Не заметил, как... в один момент... она убила нашу маленькую дочь. А потом и сама...

Джей не закончил. Он не смог. Он просто сидел, сжав кулаки, глядя в пол, а по его грубому, иссечённому морщинами лицу катилась одна-единственная слеза, которую он даже не пытался смахнуть. Галли замер. В горле пересохло. Он представлял себе многое, но не это. Никакая боль Лабиринта не могла сравниться с этой бездонной пустотой, звучавшей в голосе Джея.

— Потом... потом началась эвакуация, — продолжил Джей, уже более ровным, отстранённым голосом, будто рассказывал не о себе. — Важных медиков, учёных... вывозили из городов. Я был в их числе. Наш автобус... где-то в американской глуши на него напали заражённые. Водитель сбился с пути, врезался... Я чудом выжил. Брёл, не зная куда. Думал, скоро и сам слягу... а потом меня нашёл патруль Лоуренса. Привёл сюда. И... вот. Теперь я здесь.

Музыка как раз подходила к концу. Игла зациклилась на последней ноте, снова и снова повторяя пронзительный, безысходный аккорд. Джей тяжело поднялся, подошёл к проигрывателю и поднял головку. В Лазарете воцарилась тишина, ещё более оглушительная, чем до музыки. Она была наполнена болью одного человека и молчаливым пониманием другого.

Джей повернулся к Галли. Его лицо снова стало маской практичного, сурового медика.

— Вот и вся история. Не самая весёлая. — Он вздохнул. — Теперь ты знаешь. Иди спать. Завтра новый день. А этому миру всё ещё нужны врачи. И даже, — он с лёгкой усмешкой посмотрел на Галли, — ходячие катастрофы.

Галли кивнул, переваривая услышанное, пытаясь осмыслить всю глубину чужой трагедии. Он смотрел на медика, который снова возился у своего стола, нарочито громко переставляя склянки, стараясь заглушить ими тишину и боль. Музыка умолкла, но её эхо всё ещё витало в воздухе, смешиваясь с запахом трав и антисептика.

Галли чувствовал, что должен что-то сказать. Не из вежливости, а чтобы как-то... соединить нити. Показать, что он не просто слушал, а услышал. И что у него тоже есть что-то, что может быть важно.

— Джей... — начал он неуверенно, голос его звучал хрипло и приглушённо. — Я там, на свалке... недавно... я нашёл один дневник. Мне показалось... он показался мне весьма интересным. Там были...

Он не успел договорить. Мир взорвался.

Сначала оглушительный РЁВ, сотрясший самые основы здания. Потом — глухой, сокрушительный УДАР, от которого задрожали стены, с полок посыпались пузырьки и инструменты, звеня и разбиваясь о пол. Свет погас и через мгновение замигал, заливая комнату судорожными вспышками освещения. Где-то рядом с треском рванула балка, и с потолка посыпалась штукатурка и пыль.

Галли инстинктивно пригнулся, закрывая голову руками. Его сердце бешено заколотилось, вышибая из груди весь воздух. Адреналин, только-только утихший, хлынул в кровь новым, огненным потоком.

— Что, чёрт возьми?! — крикнул Джей, уже не медик, а солдат, мгновенно мобилизовавшийся. Он рванулся к запасному шкафу, выдернул оттуда свой старый, но надёжный дробовик и сумку с бинтами. — Наружу! Двигайся, новичок!

Они выскочили из Лазарета в коридор, где уже царила хаотичная паника. Люди, полуодетые, с перекошенными от ужаса лицами, бежали в неизвестном направлении, кричали, сталкивались друг с другом. Воздух был густ от пыли и едкого, знакомого по Лабиринту запаха гари и расплавленного металла.

— Нападение! — пронеслось по коридору. — Нас атакуют!

Галли, подхваченный людским потоком, бежал, почти не соображая куда. Джей был рядом, его крепкая рука время от времени подталкивала парня вперёд, не давая сбиться с ног или потеряться в толпе. Они вывалились наружу, на центральную площадку лагеря. И картина, открывшаяся им, была настоящим адом.

Небо на востоке пылало заревом от только что прогремевшего взрыва. Столб чёрного дыма поднимался к небу, оранжевые языки пламени лизали остатки какого-то склада или барака. В воздухе свистели пули, слышались хриплые команды, взрывы гранат и дикие, нечеловеческие крики — и атакующих, и обороняющихся.

Сопротивление подверглось нападению.

Галли замер, ошеломлённый, пытаясь понять масштаб происходящего. Его первый, инстинктивный порыв был — бежать. Бежать куда угодно, лишь бы подальше от этого ужаса. Но потом он увидел знакомые лица. Лоуренс, с перекошенным от ярости лицом, отстреливался из-за угла из своего пистолета. Лекси, с окровавленным ножом в руке, отбивала атаку двух нападающих, её движения были стремительны и смертоносны.

И этот порыв — бежать — сменился другим. Горячим, ясным и невероятно твёрдым. Это был теперь его дом. Эти люди — становились ему семьёй. Пусть и неидеальной, только что начавшейся складываться.

Джей грубо толкнул его в сторону укрытия — груды ящиков.

— Не стой столбом! — рявкнул он. — Или стреляй, или тащи раненых ко мне! Выбирай!

Галли посмотрел на дробовик в руках Джея, на его собственные пустые руки, на бегущих мимо людей. Его взгляд упал на двух бойцов, пытавшихся под огнём оттащить в безопасное место своего товарища с окровавленным бедром.

Выбор был сделан.

Он рванул вперёд, пригнувшись, не думая о пулях, свистевших над головой. Он схватил одного из раненых за плечи, помогая нести его к укрытию. Его мир сузился до вот этого — до криков боли, до тяжести тела на плечах, до воя сирен и вони гари. До простой, ясной цели: выжить. И защитить тех, кто стал ему дорог.

Взрыв стал лишь началом. Настоящая битва только начиналась.