Глава 9
Кожа Елеазара была холодной, но я все равно села ближе так, что наши локти соприкоснулись. Перед нами лениво текла река; в воде отражались облака, зеленые кроны и птицы, беспокойно снующие между ними. Влажный воздух пах смесью трав и цветов. Я медленно провела раскрытой пятерней по земле, словно собиралась впитать ее силу, выдернула травинку, желтеющую, но еще сочную у основания, и зажала между зубов. Во рту загорчило. Сильнее сжав травинку зубами, я сглотнула зеленый сок.
— Хорошо. — Я положила голову на плечо Елеазара и закрыла глаза. — Вот бы всегда было так.
— Готов поспорить, что ты и получаса здесь не протянешь. Начнешь умирать со скуки.
— А вот и нет. Я готова вечность здесь провести.
— Вечно сидеть на берегу реки со мной? — Елеазар довольно усмехнулся, повернувшись ко мне; щекой я почувствовала его дыхание и, пряча улыбку, сильнее зажмурилась.
— Не самый худший способ провести жизнь.
— Да, не самый.
Мы замолчали. Замолчали река, зеленые кроны и птицы. В одно мгновение все звуки исчезли, а потом тишину вновь разбил птичий крик — надрывный, пронзительный. Я открыла глаза и споткнулась взглядом о черные глаза Елеазара. Разжала зубы — пожеванная травинка выпала, вихрь подхватил ее и потащил прочь.
— Тогда почему ты ушла, Берта? Почему ты сейчас с ним?
— Что? — Мир вокруг рушился. Река превращалась в водоворот, затягивающий в себя все живое. Отчаянные крики птиц резали слух, и я беспомощно смотрела на Елеазара, не в силах отвести взгляд от его черных глаз.
— Искандера спасла его королева. — Елеазар положил тяжелые ладони мне на плечи; большой палец правой руки замер на пульсе. — Берта. — Палец вампира погладил меня по подборку, легко скользнул по нижней губе. — Кто спасет тебя?
Водоворот стремительно расширялся. Елеазар опустил руку и, отстранившись от меня, встал, отступая в бездну.
— Нет, Елик, подожди. Не уходи. Мне страшно.
Вампир грустно улыбнулся.
— Я никуда не уходил. Ты сбежала от меня. — Елеазар шагнул в водоворот, и беснующаяся стихия поглотила его быстрее, чем я успела кинуться следом.
— Елик, нет! Вернись. Пожалуйста, вернись. Мне страшно. Без тебя мне страшно. — Черная вода стеной поднялась надо мной, и я согнулась, обреченно обхватив голову руками. — Вернись, Елик. Вернись, вернись, вернись! — Я раскачивалась, сидя на коленях. Стена воды подступала ко мне все ближе, нависая шарообразным куполом. — Лея была права. Я... — Черная вода обрушилась вниз, подхватив меня, и я, захлебываясь, принялась молотить по мутной толще руками.
— Ба, да она сейчас разнесет здесь все. Любой датчик за километр зафиксирует аномалию. Берта! — Голос доносился как будто сразу и отовсюду. Водоворот вконец взбунтовался, и я быстрее задвигала руками. — Берта! Это сон, просто сон. Проснись!
Я подскочила на кровати, нечаянно заехав рукой кому-то по лицу.
— Черт, Берта! — Адриан схватился за переносицу, зло сжав зубы. — Я понимаю, что ты не испытываешь ко мне теплых чувств, но бабушка-то тебе что сделала? — Постеррианец пристально посмотрел на меня. — Что тебе снилось? Ты не реагировала так бурно даже на те сны, в которых к тебе приходил я.
Я мотнула головой, собираясь с мыслями, провела пальцем по нижней губе, чуть надавила. Через изорванные в клочья занавески в комнату падал слабый свет. Занавески колыхались, свет мигал, освещая то перевернутый стол, одну ножку которого расщепило на мелкие опилки, то разбитый сервант. Мебель в комнате была безнадежно испорчена и теперь годилась разве что в качестве растопки для костра во имя ведьмы, сотворившей над ней сие зверское надругательство — меня.
На лице Адриана я отметила кровь; царапина, тянувшаяся по щеке вдоль глаза, успела покрыться струпьями. Не все так плохо, значит. Жить будет. А жаль.
— Ничего не помню. Может, это Лее вдруг стало скучно?
— В отличие от тебя, она сначала думает, а потом делает. — Адриан кинул в меня полотенцем, исчезая в дверном проеме. — Собирайся, мы уходим.
Я виновато посмотрела вокруг, вставая с кровати.
— Ба, прости. Я сейчас помогу убрать тут все. — Бабушка скептически выгнула бровь. — Ну или вынести все на мусорку. У вас ведь есть мусорки? Или может на Постерре изобрели какую-нибудь штуковину, которая как по волшебству расщепляет отходы? — с надеждой спросила я.
Бабушка покачала головой.
— Собирайся, Берта. Вам с Адрианом нужно уходить. И как можно скорее.
Вчера вечером я, вконец уморившись, ушла спать, а бабушка с Адрианом еще долго говорили о чем-то. Бабушка оказалась кладезем редких знаний, которые передавались из поколения в поколение среди членов королевской семьи. Падая в сон, я успела услышать, что Источник находится на Лавуре, но телепортироваться к нему нельзя — никто не знает его точное местоположение. Вся надежда была на Либру. Мы верили, что древний фолиант поможет нам найти место, в котором его когда-то создали и силы которого он черпает. В любом случае нам с Адрианом на свой страх и риск придется проделать долгий и полный опасностей путь по миру, власть в котором, как мы предполагали, вернул себе Искандер. На этот раз настоящий, а не тот, что украл его имя и теперь терроризировал меня.
Я прижала руку к груди, прислушиваясь к себе. Лея молчала. Едва ли она могла сейчас видеть моими глазами или слышать то, что слышу я, — это отнимало слишком много сил. За прошедший месяц я стала экспертом по выживанию в чужом теле. Но ощущение ее незримого присутствия не отпускало, и я поймала себя на мысли, что не дышу, в ожидании услышать ее голос.
Я не имела ровным счетом никакого понятия, как заставить Адриана выбрать меня вместо нее. Как заставить полюбить себя человека, которого боишься и порицаешь? Бабушкины вчерашние слова ни в чем меня не убедили. Адриан — убийца. Я видела его не только своими глазами, но и глазами Леи. Я знала, как он пришел к власти и что делал, оказавшись на троне. Я помнила жуткого старика, преследующего меня во снах, и не верила, что магия, которую используют во благо, может так изменить человека.
Адриан не был абсолютным злом, и я понимала, за что бабушка его любит. Он имел свое понятие об идеальном мире и человеческом счастье, и даже мне иногда казался всего лишь мальчиком, который однажды заблудился и не смог найти дорогу назад. И тем не менее, за последние десятилетия Адриан сотворил столько зла, что нельзя было просто закрыть глаза на это и все забыть.
Я не знала, можно ли спасти постеррианца и вернуть его на правильный путь. Я не знала, что такое правильный путь и существует ли он. И совершенно точно я не чувствовала себя той, кому по силам исцелять заблудшие души.
Я уткнулась лицом в махровое полотенце. Все безнадежно.
— Берта, повторяю еще раз...
Адриан замер в дверном проеме; его взгляд, секунду назад злой и беспокойный, остановился на мне. Я вдруг со всей ясностью поняла, что на мне нет ничего, кроме нижнего белья и свободной футболки, одолженной у бабушки — ткань не доходила даже до середины бедра. Интересно, что он видит? Или кого он видит? Я зарделась, не зная, куда деться от воспоминаний — не моих, но от этого не менее ярких. Мое тело помнило его, его руки на моей коже и то, какими приятными были их прикосновения.
— Я... скоро буду готова. — Я протиснулась мимо Адриана в коридор, зашла в душ и с облегчением закрыла за собой дверь. Это не твои мысли, Берта — ее.
Посмотрев на свое отражение в зеркале, я прокрутила в голове свой сегодняшний сон и снова смутилась. Я почти призналась Елеазару — или себе? — в том, что Лея была права и я действительно его люблю. Что на этот раз я хотела этим сказать? Мои чувства к вампиру были не похожи ни на мимолетную влюбленность в Кая, ни на неестественную тягу к Адриану. Честно говоря, я понятия не имела, как вообще охарактеризовать их.
Встав под горячий душ, я закрыла глаза. Память услужливо подкидывала воспоминания: как мы познакомились с Елеазаром, — он пил вишневый сок в столовой, и тогда я бы ни за что не поверила, что спустя время эта сцена вызовет у меня улыбку, — как Елеазар не понравился мне в начале и как эта взаимная антипатия незаметно переросла в дружбу. Как мы поссорились, и я вдруг осознала, что из моей жизни ушло что-то очень важное, что-то, значимость чего я не понимала, пока не лишилась этого. Как я готовилась к дню рождения вампира и мечтала устроить ему встречу с отцом — теперь Виктор Морт умер, но я надеялась, что перед его смертью отец с сыном успели примириться. Как я умирала, и Елеазар держал меня в руках, прижимая к себе — его глаза увлажнились и поменяли цвет, став непривычными мне, голубыми. Я ведь так и не спросила его, почему это произошло. Последний раз, когда я видела вампира, его взгляд был таким же пугающе черным, как и во сне.
Отчего-то мне хотелось верить, что все это что-то значило. Он ведь спас меня, вернулся за мной на Лавур. Из-за чувства вины? Из-за того, что я тоже пыталась спасти его? Или из-за чего-то большего?
Я прислонилась лбом к холодной плитке. Зря я ушла с Адрианом. Зря вспылила. В конце концов, Елеазар был прав. Я всего лишь маленькая девочка и не смогу ничем никому помочь.
Но пути назад нет, так? Даже если бы я хотела вернуться к Елеазару, Адриан меня не отпустит. Я нужна ему, чтобы найти Источник и уничтожить Либру. К тому же вернуться — значит, подвергнуть всех серьезной опасности. Искандер будет искать меня. Возможно, он уже ищет. И в отличие от Адриана, ему одинаково плевать и на меня, и на Лею.
Завернувшись в полотенце, я на цыпочках пробралась в разрушенную мной комнату. Адриана видно не было, и я мысленно поблагодарила удачу за то, что избежала еще одного неловкого столкновения. Быстро натянув на себя постиранную одежду, я еще раз посмотрела на поломанную мебель. Вчера я была слишком уставшей, чтобы это заметить, но обстановка очень напоминала квартиру бабушки на Земле. Забавно, что, путешествуя между мирами, она оставалась верной своим привычкам.
— Готова?
В комнату заглянула бабушка, и я, кивнув ей, грустно улыбнулась.
— Мы еще увидимся?
— Надеюсь, что так, Берта.
— Папа... Ты же знаешь, что он и мама... — Мой голос надломился, в горле запершило. Окровавленная ванная встала перед глазами, и я сглотнула, успокаиваясь. Я так давно не думала об этом.
— Ты не виновата в их смерти. Ты не могла знать, что случится.
— Да, но я могла быть более благодарным ребенком.
— А они более заботливыми родителями. — Бабушка взяла меня за руку. — Но мы те, кто мы есть.
— Ты вчера назвала меня монстром. — От обиды защипало в глазах, но я не выдернула руку, а наоборот сильнее обхватила бабушкины пальцы, словно ища у них поддержки.
— А мне нужно чаще думать, прежде чем говорить. Внучка, — бабушка похлопала меня по предплечью, — я очень напугана. Я боюсь за тебя, за Адриана, за мир, в котором живу. Раздираемый на части внутренними войнами, он не переживет угрозы извне. И к сожалению, ты — одна из этих угроз. Однако это не отменяет того, что я очень тебя люблю.
— И я тебя, ба. Я так рада, что ты жива. — Я обняла бабушку, чувствуя в ее руках знакомые с детства тепло и спокойствие.
— Мы идем? — Адриан замаячил в проходе. На спине постеррианца был наполненный до отказа рюкзак; еще один, чуть менее объемный, он держал в руках. — Нам нужно отойти подальше от дома, чтобы телепортироваться.
— Никакой прогулки по лесу и задушевных бесед? — Я подмигнула постеррианцу, с удовольствием отметив недовольное выражение у него на лице.
— Нет времени уходить незамеченными. — Адриан подошел к бабушке и аккуратно поцеловал в щеку. — До встречи, ба.
Я пошла к выходу вслед за Адрианом, но задержалась, чтобы закрыть дверь. Бабушка стояла в коридоре и смотрела, как два ее внука — лебедь и его проклятие — уходят. Смотрела так, как будто не могла наглядеться. Как будто ни мне, ни Адриану не суждено было сюда вернуться, и она видела нас обоих в последний раз.
***
— Ты не боишься, что Искандер узнает о нашем появлении, как только мы телепортируемся на Лавур? — Я лениво вертела головой, разглядывая улицу, по которой мы шли. Ровные ряды домов наводили скуку. Плечи оттягивал тяжелый рюкзак.
— Он сейчас не на Лавуре. Именно поэтому это идеальное время, чтобы вернуться.
— Откуда ты знаешь?
— Я создал завесу, Берта. Я чувствую, когда кто-то проходит сквозь нее. Искандер — первый, кому удалось сделать это без печати. Он частично разрушил завесу. Боюсь, ей осталось недолго.
Я потерла правую руку. Глаз был на месте и по-прежнему сверлил меня всеми тремя зрачками.
— Надеюсь, мы все переживем эту утрату.
Адриан нахмурился, проигнорировав мой комментарий.
— Сюда. — Постеррианец потянул меня за собой в тень, отбрасываемую деревьями. — Думай о Лавуре и будь рядом со мной. Я постараюсь переместить нас в безопасное место.
Я послушно выполнила все, что велел Адриан. Прикоснулась к печати, почувствовала знакомое напряжение в животе, а потом что-то пошло не так. Тело начало рвать на части, и я закричала от нахлынувшей боли. Агония продолжалась несколько секунд, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем меня вышвырнуло из портала на землю.
Рядом упал Адриан.
— Что... что это было? — прохрипела я. Правую руку обожгло новой болью, и я скрючилась, прижимая к себе кровоточащее запястье. Постеррианец пел со мной в унисон, рыча и постанывая.
Наконец, боль начала отступать. На какое-то время я потеряла сознание, а когда пришла в себя, обнаружила, что полулежу, прислонившись спиной к шершавому стволу. Видимо, Адриан успел перетащить меня в укрытие, прежде чем сам отключился. Постеррианец, запрокинув голову, лежал рядом, обхватив руками один рюкзак и притулившись — к другому. Я приподняла руку и, смаргивая слезы, осторожно отодвинула испачканный край рубашки — ткань присохла и отходила с трудом.
— Полагаю, это значит, что Искандеру все-таки удалось уничтожить завесу, — еле слышно, сквозь всхлипы пробормотала я.
На правом запястье, на месте печати, была открытая рана. Магия Искандера в буквальном смысле заживо содрала кожу со всех приспешников Адриана, включая меня.
***
Утром я проснулся от адской боли в запястье. Скатился с кровати, ударился плечом об пол, но эта новая боль оказалась спасительной и отвлекла от горящей руки.
— Твою же... — Кожа на месте печати исчезала, из открытой раны сочилась кровь. Шатаясь, я добрался до холодильника, рванул на себя дверцу и схватил с полки пакет с кровью. Она и калечит, и лечит; если бы я был в другом состоянии, то, пожалуй, оценил бы иронию. После первого глотка я почувствовал, как режущая боль уходит — запустился процесс регенерации. Рана не настолько серьезная, чтобы восстановление заняло много времени. Пару минут я постоял, прислонившись спиной к холодильнику и слушая его монотонное гудение — потом меня отпустило, и мозг начал искать объяснение случившемуся.
Метки больше нет. Что это значит? Кто-то разрушил завесу? Искандер? Или Адриан? Ставлю на Искандера, если все носители печати почувствовали то, что почувствовал я.
Берта... От осознания того, что и она сейчас испытала подобное, а я не был рядом и не мог ничем ей помочь, что-то заныло внутри. Надеюсь, Адриан позаботится о ней. В конце концов, Берта нужна ему живой и невредимой. Я недовольно скривился. Правильно, Морт. Единственное, что тебе остается, — утешать себя этой мыслью.
Рана на руке затянулась, покрывшись тонкой корочкой. Завеса пала. Что это значит для нас? Все лавурцы могут вернуться домой? Или это ловушка? Нужно хорошо все обдумать, прежде чем действовать. О том, что завесы больше нет знаю только я и...
— Черт! — Я выбежал из комнаты и пронесся мимо удивленно воззрившихся на меня охранников. Лавурцев поселили в многоэтажках рядом с домом Главы Ночной Стражи, но я понятия не имел, в какой из них искать Аврору. Я даже не был уверен, что ведьма приняла мое приглашение и осталась.
— Елик! — На встречу мне бежала Мэл. — С Авророй... она вдруг закричала... я не понимаю... — Эльфийка широко распахнутыми глазами смотрела на меня и выглядела напуганной. Кудрявые волосы метались из стороны в сторону, подхваченные ветром.
— Где она? — Сквозь вой пурги до моего уха донесся крик, и я кинулся туда, откуда он раздался.
— Что происходит, Елик? Откуда ты знал, что это случится? — Мэл вслед за мной прыгала сразу через две ступени по лестнице, сбивая дыхание. Привычную тишину поселения нарушали топот наших ног и беспомощный крик Авроры.
— Позже объясню.
Почему ты так спешишь, Елеазар? Не для того ведь чтобы ей помочь. Против магии Искандера ты бессилен. Ты спешишь по той же причине, что и всегда: скрыть правду, не дать никому узнать тайну крика Авроры.
Рядом с комнатой ведьмы столпились лавурцы. Внутри Мэл оставила лекарей, но те жались к проходу, беспомощно обхватив себя руками. Эльфы знали, как исцелять раны, но не были волшебниками. Удивительно, что мне справиться с магией Искандера помогла обычная кровь.
— Все вон отсюда! — прорычал я, подхватывая Аврору на руки. — Мэл, закрой дверь. — Толпа, тихо переговариваясь, отступила в коридор, и комната как будто сразу стала больше. Я аккуратно вернул ведьму на кровать, пододвинув подушку ей под голову. — Тихо, тихо. Потерпи немного. Это скоро пройдет.
— Что с ней? — Мэл, скрестив руки на груди, облокотилась спиной о дверь.
— Думаю, Искандер уничтожил завесу. Печати больше нет. — Я угрюмо протянул вперед руку, демонстрируя свежую рану. Аврора застонала громче, и я провел ладонью по ее волосам, поглаживая. На лбу ведьмы были отчетливо видны капли пота, ее знобило.
— Получается, теперь мы можем вернуться?
Я исподлобья глянул на эльфийку.
— Думаешь, Искандер поменял свое отношение к нам и примет нас с распростертыми объятьями?
— Нет, но едва ли это кого-то удержит. Лавурцы почти двадцать лет не видели дом. Риск велик, но стоит того, чтобы вернуться.
— И умереть, — хмуро добавил я.
— Даже если и так, ты не имеешь права решать за других. — Мэл шагнула вперед, угрожающе нависнув надо мной. У нее были тысяча и одна причина злиться, и тем не менее ее неприкрытое недовольство задело меня. — Ты поэтому всех выгнал, да? Чтобы никто не узнал правды?
— Мэл, я...
— Ты не имеешь права! — яростно повторила эльфийка. — Мой отец пожертвовал собой, чтобы у нас была возможность вернуться.
— Да, твой отец пожертвовал собой. — начиная закипать, отчеканил я. — Поэтому в благодарность за его жертву ты хочешь отправиться на верную смерть?
Мэл осеклась, разом утратив весь пыл.
— Наверняка ты этого не знаешь.
— Поэтому и предлагаю сначала подумать и только потом принимать решение. — Я тяжело вздохнул, обхватив голову руками. — В конце концов, Мэл, совсем недавно ты планировала стать королевой. Неужели ты думаешь, что королевы, очертя голову, кидаются рассказывать все своим подданным? Думаешь, Август бы так поступил?
Мэл грустно покачала головой, присев на кровать напротив меня.
— Боюсь представить, сколько секретов хранил мой отец. — Эльфийка замолчала, уставившись в пол.
— Мэл, мне очень жаль. Ты знаешь, я любил Августа. — Я сделал паузу, осторожно подбирая слова. Когда я потерял отца, рядом не было никого, кто мог бы меня утешить. Никого, кто бы считал, что я заслуживаю утешения. — Я понимаю, что никакие слова не изменят того, что его больше нет, но он умер достойно. Так как подобает королю.
Мэл подняла голову. Ее зеленые глаза опасно блеснули. Казалось, они хотели заплакать, но у хозяйки уже не было ни слез, ни сил.
— Я так боюсь, Елеазар. — Эльфийка сцепила пальцы, сглотнула. — Впереди война, но не она пугает меня. Что будет, если мы победим? Я должна возглавить общину, выйти замуж за кого-нибудь, кого общество сочтет меня достойным, и родить ему детей. Казалось бы, что такого? Я с рождения знаю, какой должна быть моя жизнь, и смирилась с этим. — Мэл, обхватив себя руками, съежилась. — Но Искандер, изгнание — они заставили меня поверить в то, что все может быть по-другому. Что я могу делать то, что хочу, а не то, что должна. И теперь я не знаю, как заставить себя быть той, кем была рождена, не став абсолютно, безнадежно несчастной. — Эльфийка резко поднялась и шагнула к окну, став ко мне спиной. Аврора тоненько застонала и снова затихла, перевернувшись набок и поджав ноги. — Август всегда говорил, что интересы общины важнее моих собственных. Выходит, мой долг — принести свою жизнь в жертву народу, который никогда ее не оценит и не сможет понять. — В голосе Мэл слышалась обреченность. — Я не могу подвести отца, не могу бросить эльфов. Август верил в меня. Уйти — значит, смалодушничать и презирать себя до конца своих дней. И так и не обрести счастья. Я загнана в клетку, Елеазар, и чувствую, как железные прутья вокруг меня с каждым днем становятся толще и подступают ближе. Еще немного, и я не смогу дышать.
Я хотел сказать «я понимаю», но это была бы ложь. В отличие от Мэл, я не чувствовал никакой ответственности за общину. Я легко покинул ее однажды и сделаю это вновь, как только исправлю содеянное. Мне было все равно, кто приберет к рукам титул Главы Ночной Стражи. Единственное, что меня заботило, — мама. Как исправить ее, я не знал.
Пауза слишком затянулась. Чтобы сгладить неловкость, я сказал самое бессмысленное из того, что можно было сказать:
— Все как-нибудь наладится. Алекс неплохой парень.
Мэл фыркнула.
—Уверена, Клара тоже до последнего верила в Искандера, но все мы видели, чем это закончилось. — Эльфийка повернулась ко мне, подошла ближе. — До сих пор в голове не укладывается, что наша сумасшедшая прорицательница когда-то была королевой. А мой ворон — королем. Как думаешь, почему Клара привязала Искандера именно к нашему роду?
— Не знаю. Возможно, нет никакой причины. Возможно, она была близка с кем-то из твоих предков. — Я пожал плечами. — В любом случае, проклятие снято. Клара мертва, а Искандер вряд ли захочет говорить с нами.
— Не представляю, что чувствовала вторая душа Искандера в тот момент, когда он убивал Клару. Я видела ее глаза, Елик. — Мэл, задумавшись, посмотрела в недоступную мне даль. — В них было столько нежности. Тысячи лет прошло, а она все еще его любила. И за тысячи лет так и не смогла убить. Даже в обличье ворона.
— Да, Адриан говорил, что... — Я как ужаленный вскочил с кровати. —Черт! Он обманул нас! — Я ударил кулаком об стену, и Мэл испуганно отскочила от меня. Каменные крошки посыпались вниз, и я закусил зубами саднящую костяшку.
— Кто обманул, Елеазар?
— Адриан сказал, что человека, подчинившего себе Либру, нельзя убить, если не уничтожить фолиант. Но Клара мертва. — Я на одном выдохе выпалил то, что должен был понять еще в тот момент, когда Искандер вогнал кинжал в сердце прорицательницы. — Этот псевдо-король потащил Берту к Источнику якобы за тем, чтобы уничтожить Либру. И я поверил в то, что он своими руками уничтожит то, что дало ему неограниченную власть и могущество. Идиот!
Мне хотелось размозжить себе голову, настолько я был зол. Все это время я успокаивал себя тем, что Берта в безопасности, потому что нужна Адриану. И что теперь? Я понятия не имею, зачем сумасшедший ведьмак потащил ее к Источнику.
Аврора вдруг заворочалась на кровати, замычала, а потом резко привстала на кровати и открыла глаза.
— Вы на Лавуре. Он убивает вас. Много силы, так много силы. — Аврора начала жестикулировать руками, сгибая и разгибая пальцы в тщетных попытках поймать неуловимое. — У тебя есть выбор. Но ты не выберешь ее. — Зрачки ведьмы были расширены, отрешенный взгляд устремлен одновременно на и сквозь меня.
— Что с ней? — Я чувствовал дыхание Мэл где-то совсем рядом, но, словно окаменев, не мог повернуться.
— Видение.
Мэл положила руку мне на предплечье и легко сжала. Прикосновение дрожью отозвалось в моем теле, и я почувствовал необъяснимое желание сбросить ладонь эльфийки.
— О ком она говорит? О Берте? Что значит «ты не выберешь ее»?
Я смотрел на Аврору. Ведьма начала успокаиваться; глаза ее закрылись, руки безвольно опустились вниз. По правому запястью текла кровь, но ее запах не трогал меня. За окном привычно завывала вьюга, в комнате было прохладно и душно. Все было так, как всегда, но мне казалось, что подо мной вдруг разверзлась земля и из образовавшейся пропасти на меня смотрела Лола.
Я любил ее. И я ее выбрал. И мой выбор стал началом гибели целого мира.
Неужели, чтобы спасти Лавур, я должен позволить Берте умереть? От этой мысли сперло дыхание. Ее осознание жесткой удавкой повисло на шее, сдавило грудь. Я вспомнил, как держал ведьмочку в руках, беспомощно наблюдая, как она уходит. Я не смогу пережить это еще раз.
— Елик?
— Позаботься об Авроре. Ей нужно обработать рану. И прошу, пока не говорите никому о печати. Я всю исправлю, но мне нужно время. — Я решительно направился к выходу, но Мэл остановила меня, удержав за руку.
— Куда ты собрался?
— Я верну Берту и остановлю Адриана.
— Как?
Я хмуро улыбнулся.
— Когда зло на твоей стороне, оно перестает быть злом, верно?
Мэл открыла рот, но так ничего и не ответила, и я, воспользовавшись ее замешательством, потянул на себя дверь и шагнул в коридор. В узком проходе толпились лавурцы, смесью гудящих голосов напоминающие рой мух.
Ты рехнулся, Елеазар. Но, по крайней мере, если Искандер тебя прикончит, тебе уже точно не придется сжимать холодеющее тело Берты в своих руках.