Глава 8
— Черный или зеленый?
— Зеленый.
Бабушка разливала чай в небольшие чашки, узкие у основания и расширяющиеся как расцветающий бутон к верху. Я смотрела, как заварка плавно перетекает в них из чайника, перебирая в голове вопросы, которые хотела задать — как это возможно? почему ты бросила нас? меня? — но никак не находила в себе решимости произнести вслух хотя бы один из них.
Я любила бабушку.
В детстве родители часто оставляли меня с ней, уезжая на гастроли или пропадая на съемках целые дни напролет. Бабушка знала невероятно много историй и была чудесной рассказчицей — я могла часами слушать ее сказки про героев и противостоящих им чудовищ, про волшебные миры, в которых мечта становилась реальностью. Интересно, сколько из тех историй на поверку окажутся правдой?
Бабушка была сложным человеком. Но все равно именно с ней, иногда вспыльчивой и суровой, я, как ни с кем другим чувствовала себя в безопасности и на своем месте — рядом с близким и любящим меня человеком. Бабушка излучала силу, тепло, жар которого грел всех, кого она брала под свою опеку и ответственность, и который безвозвратно ушел, когда она покинула наш мир. Как оказалось, отнюдь не фигурально.
Адриан недвижно сидел на стуле, монотонно потирая чашку словно сломанная кукла: похоже, новость о его-моей воскресшей бабушке удивила постеррианца не меньше, чем меня. Разве бывают такие совпадения? И если бывают, что они значат? Кульминационная развязка бразильского сериала: к тысяча первой серии герои узнают, что приходятся друг другу родными братом и сестрой. Я невольно улыбнулась собственным мыслям; улыбка вышла кривой, нервической — я прикрыла лицо руками. Скулы от тщетных попыток убрать эмоции свело.
— Значит, все повторяется. — Бабушка, присев напротив нас с Адрианом, отпила из чашки. — Лебедь и его проклятие снова вместе.
Я невольно посмотрела на Адриана и глупо смешалась, когда встретилась с ним глазами.
— О чем ты? — Я еще несколько мгновений чувствовала на себе взгляд постеррианца, молча ожидая ответа бабушки на заданный им вопрос.
— Вы оба, вероятно, знаете, кто такой Искандер, и не раз слышали историю о нем, его королеве и проклятии черного лебедя.
Мы с Адрианом синхронно кивнули.
— Искандер был таким же, как ты, Берта. Двоедушником.
— Что? — Я мотнула головой и отклонилась назад. — Как?.. То есть... я ведь стала двоедушником из-за того, что Адриан прочитал заклинание, которое должно было спасти Лею. Я — персонаж, по воле случая угодивший в эту истории.
Бабушка слабо улыбнулась, грустно посмотрев на меня.
— Нет, Берта. В этой, как ты выразилась, истории и правда много случайных персонажей. Много. Но только не ты.
— Объясни. — Адриан требовательно посмотрел на бабушку: это был уже не взгляд любящего внука, а взгляд завоевателя, короля, привыкшего получать ответы на все свои вопросы здесь и сейчас. Я поежилась. От призрака парня, вызвавшего у меня толику симпатии, не осталось и следа — лишь Искандер, кошмар из моих снов, от которого мне до сих пор хотелось бежать.
— Адриан, ты разговариваешь не с прислугой. Не забывайся, пожалуйста. — Бабушку было не смутить злодейской мимикой. Она как ни в чем не бывало снова пригубила чай, о чем-то задумавшись. — Сорок лет назад когда твой отец пришел ко мне и сказал, что возвращается на Лавур, я не поддержала его. Не захотела. Магия уже однажды погубила нашу семью.
— Ты о падении Искандера? О проклятии? Весь смысл нашего возвращения был в том, чтобы отомстить за него. Отомстить за семью.
— О нет, внук. — Бабушка недобро сощурилась. — Искандер — не наша семья и никогда ей не был. Искандер — тот, кто ее разрушил. Тот, чьи потомки породили нового двоедушника, монстра, не способного сосуществовать с самим собой.
Я проглотила ком в горле, до конца не осознав услышанное. В голове как назойливая муха гудело — монстр. Бабушка считает меня монстром.
— Так значит это Лея?.. — Адриан нахмурился. — Почему ты молчала?
— Какой смысл был говорить? Твоего отца не остановило, что мы — всего лишь потомки сестры королевы Клариссы, а не великого Искандера. Неужели остановило бы тебя?
Адриан стиснул зубы.
— Но ты ведь скрыла не только это, правда? — Постеррианец с плохо маскируемой злобой посмотрел на меня. — Ты скрыла ото всех, что знаешь, где находится настоящий наследник. Потомок дочери Искандера и Клариссы.
— Природа двоедушия слишком сложна для понимания. Как объяснить, почему одна душа родилась на Лавуре, а другая — спустя двадцать лет на Земле? Я ничего не знала об истинном наследнике и удивлена не меньше тебя, так что будь добр, не клейми меня ложными обвинениями.
Запал Адриана заметно угас, и он сник на стуле: напряженная спина, пальцы словно клешни обхватили колени. Я то и дело переводила взгляд с бабушки на постеррианца, чувствуя себя лишней, пока наконец не решилась задать один единственный волнующий меня вопрос:
— Как вышло, что ты оказалась на Земле? Как вышло, что я столько лет считала тебя своей родной бабушкой? Как же родители? Я... мне говорили... мне говорили, что я не приемная.
— Уверена, что это так. — Бабушка наклонила голову, остановив на мне долгий взгляд. — После падения Искандера многие лавурцы покинули планету. Главным образом аристократы, конечно. Они не желали признавать власть волков. Разлетелись кто куда по разным мирам, но продолжали поддерживать связь. Твоя бабушка — настоящая бабушка, — была моей подругой. Ее родителей рано унесла болезнь, муж оказался полнейшим ничтожеством. Когда ее не стало, я не смогла бросить твоего отца.
— Смогла. — Я по-детски насупилась.
— Когда пришло время. — Бабушка оставалась невозмутимой. — Жить в двух мирах становилось слишком опасно. Поэтому мне пришлось выбирать.
— Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Когда ты умерла, папа... он и я. — У меня перехватило дыхание.
— Берта. — Бабушка отодвинула чашку в сторону, равнодушно наблюдая за моими попытками не заплакать. — Я любила тебя и твоего отца. И продолжаю любить. Но я хочу быть с тобой честной: если бы я знала, кто ты, я бы оставила твоего отца умирать, чтобы не дать тебе родиться.
— Почему? — Голос, вздрогнув, надломился.
— Твое рождение позволило злу вернуться. Адриан. — Бабушка посмотрела на постеррианца. — Я полагаю вы с Бертой задержитесь на некоторое время, а мне совершенно нечем вас угостить. Деньги в тумбочке.
Намек был слишком прозрачным, чтобы его не понять. Бабушка просила Адриана оставить нас с ней наедине. Адриан нехотя поднялся, видимо, понимая, что сопротивление бессмысленно. Через несколько секунд я услышала, как закрылась входная дверь.
— Она здесь? — Бабушка пристально посмотрела на меня.
Сглотнув, я опустила взгляд:
— Да.
— Он знает?
Странно было говорить об Адриане и Лее, не называя имен. Словно и я, и бабушка боялись, что их имена пробудят ото сна злые силы, которые никому не будет под силу остановить.
— Думаю, он надеется, что она жива, но не знает, насколько сильна. Иногда она управляет мной. И я не уверена, что могу это контролировать. Похоже, когда Аврора, ведьма.... — Я уже было начала объяснять, кто такая Аврора, но бабушка мотнула головой, давая понять, что знает. — Когда Аврора прочитала заклинание, просто поменялось соотношение сил. Последние несколько месяцев на месте Леи была я.
— Что ты знаешь об Искандере и Клариссе, Берта?
— Только то, что когда-то они были королем и королевой. Потом пришли волки, Кларисса предала Искандера, и ведьмы вслед за ними покинули Лавур.
— Верно, только едва ли поступок Клариссы можно назвать предательством. Она спасла Искандера, когда поняла, что человек, которого она любила, ушел безвозвратно, навеки сделавшись пленником другой души.
По моему телу прошел озноб, и мне показалось, что где-то внутри себя я услышала еле слышный шепот. Он шептал неразборчиво, по-змеиному шипя. Бабушка несколько мгновений изучала меня, прежде чем продолжить:
— И ты не сможешь спасти себя сама, Берта. Та, другая — она умнее и опытнее и однажды найдет способ от тебя избавиться. Мой внук — твой единственный шанс выжить. Ты должна убедить его в том, что ты — та, кто достойна жизни. Та, кого он должен выбрать. Иначе будешь обречена.
— Как я смогу его в этом убедить? — Я широко распахнутыми глазами посмотрела на бабушку.
— Почему Адриан потратил столько лет, чтобы вернуть эту девушку? Почему стольких убил ради нее?
— Потому что любит ее. — Слова пришли быстрее, чем я успела по-настоящему осмыслить услышанное.
— Вот и ответ на твой вопрос.
Встав со стула, я заметалась по комнате, как загнанный в клетку зверь.
— Я... Нет. Я не могу. Как? Ба, ты знаешь, кто он? Ты знаешь, что Адриан сделал?
— Знаю, Берта.
— И тебе все равно?
— Это сложнее, чем ты думаешь, Берта. Мой внук... он неидеален. Но он искренне верит, что все, что он делает, он делает ради блага своего народа.
— Он убивает народ ради его блага.
— Он убивает обреченных на смерть — больных и осужденных. По крайней мере, когда у него есть выбор.
— А как же люди, заключившие с Либрой договор на крови? Адриан знал, на что они идут, но не сказал им об этом.
— Не сказал ли? Берта, ты клеймишь всеми правдами и неправдами моего внука, но слишком веришь в других. Разве ты еще не поняла, на что готовы люди ради обретения власти?
Я остановилась у окна, прекратив метания.
— Так что, выходит, он ни в чем не виноват? Все Лея, да? Тяжелая судьба? Обстоятельства? Бабушка, ты как будто, — от волнения я запнулась, — ты как будто слепая и не видишь, что он творит.
— Берта. — В голосе бабушки зазвенела сталь. — Я не слепая. Я только пытаюсь сказать, что у каждого из нас своя правда. Ты сегодня назвала себя случайным персонажем истории. А кто тогда мной внук? Главный злодей, которого должны победить силы добра? — Бабушка встала напротив меня и положила руки на спинку стула, ожидая ответа. Я промолчала. — Ты доверяешь Елеазару, но на его руках не меньше крови. Ты доверяешь Совету Старейшин, но именно он на протяжении столетий поддерживал угнетение ведьм — сотен невинных людей, о судьбах которых ты так тревожишься. Почему? Потому что знаешь, что им выгодно, что ты на их стороне? Потому что ты нужна им? Потому что никто из них пока не собирается забрать у тебя твою жизнь? Тебе удобно принять их правду, Берта. И ничего больше. Только вот их правда ничем тебе не поможет. И не спасет. Просто... просто попробуй посмотреть на все происходящее иначе. — Глаза бабушки увлажнились, и она, потеряв весь свой пыл, подошла ко мне, мягко сжав мои ладони. — Берта, пожалуйста. Пожалуйста, спаси себя и моего внука. Не дай тому, что сидит внутри тебя, погубить вас.
В коридоре хлопнула дверь, и я одернула руки, резко прижав их к себе.
— Надеюсь, я вам не помешал.
Я посмотрела на Адриана, рассеянно отметив в его руках упаковку пирожных.
— Как мы найдем Источник силы, питающий Либру?
— Зачем вам искать Источник? — Бабушка удивленно посмотрела на нас с Адрианом. Я устало выдохнула. Значит, вести не о всех деяниях любимого внука доходят до бабушки своевременно.
— Адриан вернул Искандера. Того самого короля, за которого хотел отомстить. Но потом передумал и решил забрать его силу. Обвел всех вокруг пальца, включая самого себя, так что теперь нам нужно уничтожить Либру, чтобы победить Искандера, иначе он уничтожит нас.
Бабушка замерла, еле заметно дрожа.
— Два двоедушника? Вы... вы хотя бы узнали, какую из душ пробудили?
***
Я снова стояла на каменной трибуне. В этот раз рядом не было ни других участников Тетриады, ни отца. Я не стала интересоваться мнением Августа по поводу того, стоит ли обрушить правду на головы лавурского народа. Ложь, политические игры, временные союзы — я верила, что все это больше не нужно Лавуру. Лавур должен стать единым и смело посмотреть в глазе правде, чтобы дать отпор врагу.
Я рассказывала об Искандере и о том, как каменные волки пришли к власти. О Елеазаре и его мести. Об Избранных, оказавшихся лишь красивой сказкой. О Берте-Лее и смерти Кая. Я рассказывала обо всем, что знала: слова лились рекой. Рассказывать было легко. И правильно. Даже несмотря на испуганные взгляды, обращенные ко мне, — я и без того видела их каждый день, украдкой наблюдая. Лапидея стала страной страха в тот момент, когда мы ступили на нее.
— Я требую освободить Александра Воланта из-под стражи и вернуть ему право участвовать в Тетриаде. Он не виновен в смерти короля.
— Только если Мелисса Лаириэль не лжет. — Вольдемар Стреглазов осклабился и обвел толпу насмешливым взглядом. — Если мне не изменяет память, твоя дочка, Август, всегда была неравнодушна к вампирам. Да и ты сам. Может статься, вы с ними в сговоре и вместе сочинили эту сказочку?
Отец остановил на Вольдемаре долгий взгляд, но промолчал.
— Если я лгу, у нас не осталось ни единого шанса. Подумайте, господин Стреглазов. Избранная мертва, пророчество не будет исполнено. Вы готовы во всеуслышание объявить, что народу Лавура суждено навечно остаться в изгнании на этой каменной планете и никогда более не увидеть дом? Впрочем, — я провела рукой по волосам, заправив непослушную прядь за ухо, — кажется, что это более не забота каменных волков. Вы то как раз вернулись домой.
— Какая чушь! Каменные волки столетия правили Лавуром! — В чертах господина Стреглазова промелькнуло что-то звериное, словно на долю секунды он принял обличье волка.
— Да, правили. Но это сейчас не имеет значения. Господин Стреглазов, я здесь не для того, чтобы спорить. Я лишь хочу, чтобы все наконец поняли, чему мы противостоим. Искандер или Адриан — однажды нам предстоит победить их, если мы хотим вернуть себе дом.
— А что с той девочкой, которую вы спасли? Она же ведьма, верно? Она сможет чем-то нам помочь? — Я облегченно выдохнула, радуясь смене темы.
— Господин Тенебриз, полагаю, Берта сейчас у вампиров, в доме Главы Ночной Стражи. Необходимо связаться с господином Мортом, чтобы узнать...
— Берту похитили. И я уже здесь. — От реки к собранию шел Елеазар. Вид у вампира был порядком помятый: он горбился и щурился, исподлобья поглядывая на враждебно настроенную к нему толпу. В его глазах не было страха — только усталость и боль. — Адриан забрал ее, и я не смог ему помешать. Снова. — Последнее слово я скорее прочитала по губам, чем услышала. Прошептав его, Елеазар, казалось, еще сильнее поник, став до жуткого угловатым.
— Елеазар Морт, новоиспеченный Глава Ночной Стражи. — Вольдемар, широко расставив руки, пошел на встречу вампиру. — Ваше последнее появление было запоминающимся. Чем обязаны на этот раз? Хотите похитить кого-то еще, чтобы вернуть свою ведьму?
Глаза Елеазара недобро сощурились, и я задержала дыхание, испугавшись, что он бросится на господина Стреглазова. Но вампир лишь упрямо дернул головой.
— Берту надо спасти. Она — единственная, кто сможет остановить и Адриана, и Искандера. Их обоих.
— Боюсь, вы сами себе противоречите, господин Морт. Если, как вы говорите, этой ведьме под силу остановить Адриана, как в таком случае ему удалось ее похитить? Не пытаетесь ли вы вновь заставить нас делать то, что вам угодно? Госпожа Лаириэль почти убедила всех в том, что это вы создали легенду об Избранных. Неужели теперь Избранные стали Избранной, и нам снова предстоит провести несколько лет в бесплодных поисках панацеи, порожденной вашей ложью?
Елеазар вскинулся.
— Господин Стреглазов, как вы собираетесь победить двух сильнейших в истории ведьмаков? Зубами?
— И когтями, господин Морт. Опять же, если верить вам, несколько столетий назад их вполне хватило нам для победы.
Елезеар подался вперед. Я отметила в его движениях не свойственную ему нервозность: вампир почти не моргал, его руки дрожали, как будто он разом растерял все аргументы и вдруг понял, что своего добиться сможет лишь одним способом — силой. Господин Стреглазов ощерился, челюсть на глазах трансформировалась в оскаленную волчью пасть. Несколько охранников подступили ближе к главе своей общины.
Я бросила умоляющий взгляд на отца.
— Папа, останови их. — Август Лаириэль, застыв, не обернулся на мой голос. Взгляд его был направлен куда-то в сторону от разгорающейся драки.
В центре толпы появился человек. Он был высоким — выше всех, кого я встречала. Темный и весь окутанный молочно-серой дымкой, которая шевелилась и извивалась вокруг него словно рой ядовитых змей. Черные длинные волосы падали ему на лицо, и он шел, широко ступая, а по земле за ним струился черный плащ. Плащ развевался, обдуваемый ветром, подобно крыльям птицы. Какое-то смутное чувство узнавания шевельнулось во мне, и я мотнула головой, силясь его поймать.
По толпе пошел гул. Елеазар и господин Стреглазов отвернулись друг от друга, переключив внимание на незнакомца.
Мужчина замер рядом с каменной трибуной и огляделся, остановив свой взгляд сначала на мне, а потом на ком-то, стоящем в отдалении.
— Здравствуй, Кларисса. — Голос незнакомца прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине. Я бросила быстрый взгляд на отца: он наблюдал, но не вмешивался.
Из толпы вышла Клара. Она медленно шла навстречу незнакомцу, и лавурцы расступались перед ней, с опаской посматривая то на прорицательницу, то на незваного гостя.
— Здравствуй, моя король. — Мужчина еле заметно улыбнулся, но в улыбке не было тепла. Что-то в пристальном взгляде незнакомца заставило меня поежиться, но Клара смело смотрела вперед, сохраняя обычную невозмутимость. — Рада видеть тебя... таким. После стольких лет.
— Неужели? Мне казалось, вы с вороном отлично ладили. — Клара промолчала, а я во все глаза уставилась на незнакомца. Ворон! Корвус! Но это же значит, что передо мной Искандер, свергнутый много столетий назад король. Я почувствовала слабость во всем теле и желание бежать: я как живая мишень стояла на постаменте. Если Корвус-Искандер решит напасть, у меня не будет даже шанса. Сглотнув, я судорожно стала искать в толпе Вафадара, сама не понимая зачем. От страха перед глазами плыло, и все дверги сливались в большое черное пятно, испещренное камнями.
— Ты изменилась. — Клара остановилась напротив Искандера, теперь я лучше видела ее лицо. Она плотно сжала губы, словно боялась сказать лишнего, а в ее взгляде... в ее взгляде я с удивлением узнала нежность. Так смотрел Вафадар — как будто не было никого лучше меня в целом мире.
— Магия имеет цену. Тебе ли не знать. — Клара грустно поджала губы и на мгновение замялась. — Он здесь?
— Он — это я. Твое проклятие ничего не изменило, Кларисса.
— В теле ворона он был сильнее. — Клара гордо вздернула подбородок.
—Он? Или проклятие, которое навечно привязало нас к роду Лаириэль? — Искандер вдруг посмотрел на меня. — Мы сильно сроднились с ними. Правда, Мелисса?
Я сглотнула, не зная, стоит ли сказать что-то в ответ. Пока я думала, Искандер вновь переключил свое внимание на Клариссу.
— Знаешь, — в руках Искандера появился зазубренный кинжал, — тебе стоило убить меня. — Клара дернулась, но было поздно — кинжал вошел глубоко в ее грудь, и прорицательница вскрикнула. — Прости, Кларисса. Ты слишком опасна. Только ты сможешь меня победить.
Прорицательница безвольно повисла на руках Искандера, захлебываясь собственной кровью. Ведьмак, наклонившись вперед, бережно положил Клару подле себя, с неуместной осторожностью запечатлев легкий поцелуй на покрытом испариной лбу. Последний раз дернувшись, прорицательница замерла. Остекленевший взгляд, полный страха, тоски и обожания, остановился на Искандере и навсегда потух.
— Прощай, Кларисса. — Мне показалось, что на долю мгновения Искандер болезненно дернулся, направив кинжал себе в грудь. Сделал глубокий вдох и сильнее обхватил рукоять пальцами, вновь обретая над собой контроль.
— Теперь вы, предательское отродье. — Искандер поднялся. У его ног, на окровавленных камнях, лежала мертвая прорицательница.
«Осторожней, пташка. Не обожги крылышки».
— Хотите вернуть себе Лавур? Мой мир? Тот, что захватили и предали? — Ведьмак обвел застывшую толпу цепким взглядом, и у меня отчего-то перехватило дыхание. Я наконец нашла глазами Вафадара, и по его напряженной позе вдруг ясно поняла: надо бежать. И стала медленно спускаться вниз с каменной трибуны.
«Зло уже совсем рядом. И только большее зло сможет его остановить. Но когда зло на твоей стороне, оно перестает быть злом, верно?»
— Вы и правда верите в то, что я позволю вам снова победить меня? Ваша вера смешна. — Я наконец ступила на землю и, обернувшись, успела заметить, как глаза Искандера сверкнули зеленым. — Вы все сейчас умрете.
Молочно-серая дымка вокруг Искандера начала приобретать более четкие очертания. Клубы дыма, секунду назад лишь напоминающие змей, становились ими. Я, от страха застыв на месте, расширенными глазами наблюдала, как одна из змей, шипя, ринулась ко мне.
— Мэл! — Голос Елеазара вывел меня из оцепенения. Я бросилась в сторону, в последний момент избежав столкновения со змеей. Чудовище, не достигнув цели, растворилось в воздухе. — Надо убираться отсюда. — Елеазар осторожно выглянул из-за трибуны.
Я дернула цепочку с интрадором, зажав ее между пальцев.
— Мне нужно найти Вафадара.
— Что? Мэл. — Елеазар, одной рукой прижимая меня к себе, рассеянно посмотрел по сторонам. Воздух кричал, захлебываясь кровью. — Этот ненормальный сейчас все здесь уничтожит!
— Я не уйду без Вафадара. У него нет интрадора, Елик. Если ему не помочь, он умрет здесь. — Вырвавшись из рук вампира, я кинулась вперед.
— А-а, черт! — Елеазар зло зарычал, устремляясь за мной и на ходу доставая нож.
Нас спасло то, что не только я искала Вафадара. Он тоже искал меня. Как и родители. Я наткнулась на всех сразу, не успев окунуться в мясорубку. Отец внимательно посмотрел на дверга. Одежда на Вафадаре висела клочьями, из раны на плече сочилась кровь.
— Папа, я потом тебе все объясню. Мы сможем укрыться в поселении вампиров? — Я повернулась к Елеазару, и тот молча кивнул.
— Хорошо, забирай их. — Отец положил руку мне на плечо. — Я должен спасти тех, кого еще можно спасти.
— Папа...
— Уходите, Мэл. — Отец рывком прижал меня к себе и легко поцеловал меня в висок. Отстранился и так же быстро прижал к себе мать.
— Нет, нет, папа, нет... — Я, не веря в происходящее, запнулась, чувствуя, как влага начинает застилать глаза. Отец последний раз грустно посмотрел на меня и исчез за трибуной.
— Пошли, Мэл.
— Мы не можем его оставить! Мы не можем вот так просто бросить его! — Я оттолкнула Елеазара и Вафадара, потянувшихся ко мне, но дверг привычным движением блокировал мои слабые попытки вырваться. Кто-то всунул мне в руку интрадор, и на пальце выступила кровь.
На тело накатила слабость, и я вдруг почувствовала, как подкашиваются колени. Вафадар подхватил меня, и я бессильно уткнулась ему в грудь. Вокруг похолодало, что-то холодное и влажное легко коснулось шеи. Снег, Берта называла этот белый пух снегом.
В полной тишине больше не было слышно криков умирающих, но они продолжали звучать у меня в голове. Я посмотрела на маму, наши взгляды боязливо встретились. Мы обе знали: все было кончено.