Глава 7
— О каком убийстве говорил Елеазар?
— Если твой дружок не просветил тебя, почему я должен рыть себе могилу сам?
В темноте лицо Алекса казалось еще острее. Свет факела падал на середину лба, переносицу, алые от нервных укусов губы, оттеняя впалые скулы и пряча болезненный цвет лица — заключенных почти не кормили. Зеленые глаза авиума стали темнее на пару тонов, и когда я встречалась с ними взглядом, мне казалось, что я начинаю тонуть в болотной тине — по позвоночнику бежали мурашки, и я вздрагивала, чтобы прогнать надоедливый морок.
— Я не смогу тебе помочь, если ты будешь молчать. Ты ведь понимаешь, что Стреглазов повесит на тебя убийство наследника просто за тем, чтобы устранить конкурента. Тебя казнят, Алекс. Я понятия не имею, заботит ли тебя твоя жизнь, но что насчет твоей общины? Я думаю, ты не для того согласился возглавить ее, чтобы бросить на произвол судьбы на пороге войны.
— Шмат справится и без меня. — Алекс уперся взглядом в сцепленные руки, висящие меж согнутых колен, и сгорбился еще сильнее, почти сложившись на полу.
— Нет, не справится. Его не любят, не уважают. Им не восхищаются, как тобой. Алекс. — Я выдохнула имя, понизив голос до свистящего шепота. — Ты сделал его своим заместителем потому, что он поддержал тебя. И еще потому что его боятся, а тебе нужен был надежный тыл, чтобы удержать власть. Но страх — это не то, за чем воины идут на бой. Они идут за сильным лидером, за тем, кто их вдохновляет. — Говоря это, я краем глаза покосилась на стражника, охраняющего темницу. Каменный волк. В человеческом обличье он едва ли мог меня услышать, но все равно следовало соблюдать осторожность. Иван Шмат не из тех, кто прощает обиды.
Мерзкий горбун, известный своей жестокостью и не брезгливостью, когда дело касалось пыток, встал на сторону Алекса, когда тот захотел возглавить общину, и этот голос оказался для молодого авиума решающим. Шмат был стар и дряхл на вид, но никто уже давно не осмеливался вступать с ним в открытую конфронтацию. Последний, кто бросил вызов горбуну, погиб при трагических обстоятельствах, детали которых обросли мифами силы достаточной, чтобы делать второе лицо общины авиумов неприкосновенным.
Размышляя о Шмате, я замерла, наклонив голову так, чтобы лучше видеть лицо Алекса, почти полностью сокрытое тьмой.
— Зачем тебе все это? Ты ведь не хочешь моей победы.
— Неправда. — Я потупила взгляд. — Я не против того, чтобы корона досталась тебе.
— Лжешь. Причем не только мне, но и себе тоже.
— Алекс. — Я присела на корточки, обхватив пальцами прутья решетки, чтобы стать как можно ближе к авиуму. — Я обещала отцу, что помогу ему. Помогу тебе. Но сначала ты должен помочь мне. Пожалуйста. Неужели ты хочешь, чтобы Игнат занял престол? — На последних словах Алекс поднял голову, и я снизила голос настолько, насколько могла — понять сказанное стало возможным только по моим губам, от которых авиум не отводил холодного взгляда. — Первое испытание уже через две недели. У нас очень мало времени на то, чтобы убедить Совет Старейшин в том, что ты не виновен, и вернуть тебя в гонку.
Алекс некоторое время молчал, изучая меня. Потом встал, подойдя к решетке, и я поднялась за ним следом. Теперь мы находились точно напротив друг друга. Алекс на голову выше меня — мне приходилось смотреть на него снизу, широко распахнув глаза. Отводить взгляд было нельзя, и я напряглась, чувствуя, как болотная тина подступает, омывая меня своими мутными водами. Алекс будет лучшим королем, чем Игнат. Он лучше по крайней мере потому, что даст шанс тем, кто никогда не имел элементарной надежды, пока каменные волки были у власти. Кай был добрым, его любили. Совсем как Алекса. А Игнат? Ему хватает любви отца и любви к самому себе. Я верю в это. Или лишь уговариваю себя, потому что всем нужно верить во что-то, хотя бы кажущееся верным и незыблемым, чтобы не сойти с ума, заблудившись в собственных мыслях и страхах?
— Ты знаешь, что я никогда не был законным наследником.
Я молча кивнула. Алекс был троюродным братом Адама, сына Акима, главы общины авиумов. Вероятность того, что он однажды станет наследником, была настолько ничтожна, что ее никогда не брали в расчет. Сам Алекс разве что только в своих самых дерзких мечтах мог предположить, что так высоко поднимется по пирамиде власти. А потом пришел Искандер, принесший с собой кровь и смерть.
Прежде чем бежать, лавурцы сражались, отказываясь покидать свои земли, и слишком многие пали в том отчаянном неравном бою за то, что все существа ценят более всего на свете — дом. Погибли и Адам, и его отец, и многие другие члены наследной семьи. Но не Александр Волант. Место главы авиумов оказалось свободным, и Алекс воспользовался ситуацией, обернув ее в свою пользу. Алекс был умным и сильным, иногда импульсивным, но осторожным; он умел располагать к себе.
В раннем юношестве нам приходилось проводить много времени вместе — мы сталкивались на вечерах и приемах, сидели друг напротив друга за обеденным столом. Наше общение в основном сводилось к обмену колкостями, но несмотря на это, Алекс все равно казался мне роднее и ближе любого из каменных волков, которые до бегства на Лапидею мало кого подпускали к себе. Может, изгнание, частично разрушившее классовые барьеры, пошло нашему обществу на пользу?
— Я был рядом с Акимом в тот день, когда его убили. Заклятие, брошенное одним из слуг Искандера, попало прямо в грудь, пройдя сквозь нее, и не оставило шансов. Аким был сильным воином, сражался до последнего за свою жизнь, но все равно умер. Магия не прощает ошибок. А Адам... — Алекс с силой обхватил железные прутья, задев рукой мои волосы, и я машинально отстранилась от него. — Он хотел сдаться. Подчиниться Искандеру, наплевав на то, сколько жизней было положено на борьбу с захватчиками. Я, — Алекс замотал головой, — просто не мог допустить, чтобы моя община добровольно сложила мечи перед тем, кто лишил нас всего. Действовать надо было быстро. Если бы Адам отдал приказ, его бы не посмели ослушаться. Все и без того были слишком напуганы, дома дрожали по ночам от плача жен и детей. — Алекс нашел в тусклом свете факела мои глаза — болотная тина поднялась стеной, готовая обрушиться и утащить меня в бездну. — Я напал из-за спины, ночью. Трусливо, как дворовая шавка. Всадил нож и бросился наутек. Последнее, что помню — булькающий звук. Я, — Алекс кашлянул, сплюнув на пол, — я так и не смог посмотреть ему в глаза. Мы с Адамом выросли вместе, я считал его братом. Потому пошел к Шмату, рассказал ему все, надеясь, что он прикончит меня на месте. Но он не стал. Сказал, что худшим наказанием для меня будет пронести это убийство через всю свою жизнь, возглавить общину и помнить, чье и почему место я занимаю. И каждый день пытаться себя оправдать. Так что ты не права, Мелисса. Мне не нужен был никакой тыл, чтобы удержать власть. Власть — это мое бремя, мой личный ад, в котором я горю уже двадцать лет, не в силах заглушить предсмертные хрипы Адама в своей голове.
Я глубоко вдохнула, всеми силами стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение. Конечно, я знала Адама. Он был наследником, таким же, как я. Всегда улыбающийся весельчак, полный задора и света. Война сломила его, превратив в жалкое гниющее существо, готовое на все — трусость, постыдное предательство идеалов отца и собственного народа — только бы сохранить свою жизнь. Я помнила тот день, когда Август сообщил мне о смерти молодого наследника. Я молча кивнула и медленно пошла в свою комнату, но не дойдя до двери пару метров, остановилась, припав лбом к оконному стеклу. По нему кривыми струйками стекал дождь, и я бестолково следила за их движением, пока пыталась заглушить глухие рыдания. Я должна была выйти замуж за Адама. Кто бы мог подумать, что однажды отец предложит мне связать себя узами брака с его убийцей, и то, что эта мысль вызовет во мне так мало боли и отвращения. Я зажмурилась, пытаясь вспомнить лицо Адама, но вместо него увидела янтарные глаза Вафадара.
— Как Елеазар узнал о том, что ты сделал?
— Он был там в тот день. По приказу Искандера.
— Ты знал о том, что это он — предатель? Но почему молчал?
Алекс отвернулся от меня, опершись руками о стену.
— Потому что я трус, Мэл. Я хранил его тайну, пока он хранил мою. Я. — Алекс тяжело задышал, по его телу прошла судорога, спина осунулась. — Я говорил себе, что нам все равно не победить. Что пока не найдется последняя Избранная, нет никаких шансов. А потом... чем я лучше? Возможно, стоило сдаться, как хотел Адам. Возможно, мои действия ничем не оправданы. Волки, Искандер, какая к черту разница?
Я сжала кулаки, прежде чем ответить. Алекс имеет право знать.
— Нет никаких Избранных, Алекс. Их придумал Елеазар. И Искандера тоже нет. Вернее, не было. Искандером оказался мой ворон, Корвус. Тот, кто забрал наш дом, был лишь его последователем, возведенным на престол Елеазаром. Елеазар хотел отомстить отцу и королю за смерть девушки, которую любил. Лолы. Может быть, ты ее помнишь. И в какой-то момент все вышло из-под контроля.
Алекс засмеялся. Громко, как будто пытался заглушить этим смехом мир вокруг. Каменный волк в проходе насторожился, посмотрев в нашу сторону. Я тихо выдохнула. Говорить правду было легко. И неважно, насколько страшно она звучала. Правда убирала пелену с глаз, дарила свободу и разрушала ложь, в которой мы все жили так долго. Теперь мы, народ Лавура, те, кому удалось спастись, один на один с врагом. Нет никаких пророчеств, и помощи ждать больше не от кого. Наша жизнь — в наших руках. И мы либо вернем себе родную планету, либо — погибнем.
— Много лет назад каменные волки пришли на Лавур отсюда, с Лапидеи. И строго говоря, никаких исторических прав на престол у них нет. Они обычные завоеватели. Тот, кого мы называли Искандером, пытался восстановить справедливость. Вернуть престол тем, у кого его однажды забрали. Он пытался сделать то, что хотим сделать мы. Но выбрал неправильный путь. И я не знаю, как следует поступить нам. Как победить, не навредив никому, не повторив ошибок Искандера и ему подобных. Все, о чем я могу думать, — я очень хочу домой. Я скучаю по краям, в которых выросла, скучаю по тем, кого мы не смогли спасти, и очень надеюсь когда-нибудь вновь их увидеть. Я хочу вернуть себе то, что принадлежало мне по праву рождения. И я верю, что ты сможешь мне в этом помочь.
— И что ты предлагаешь? — Алекс посмотрел на меня, и в его глазах я увидела знакомый огонь. Передо мной снова был авиум, встретивший меня у шатра в Ночь Новолуния.
— Рассказать лавурцам правду. Отец со мной не согласен, но я думаю, что пришло время принимать собственные решения. От нас ждут, что мы будем управлять страной. Не знаю, как ты, но я не согласна брать на себя ответственность за чужие ошибки. Предпочитаю делать собственные.
— Под правдой ты имеешь в виду?..
— Всё. В этой войне мы должны держаться вместе. Без тайн и без лжи.
— Ты ведь понимаешь, что эта правда может стать началом конца? Хаоса. Лавурцы могут обрести надежду. А могут потерять ее навсегда.
— Я готова рискнуть. — Я подошла вплотную к решетке, протянув руку Алексу. — Ты со мной?
Авиум несколько секунд задумчиво изучал мою ладонь, прежде чем поднес к ней свою.
— При одном условии. — Я вопросительно изогнула бровь, ожидая продолжения. — Ты обещаешь дать нам шанс. — Алекс крепко сжал мне руку, заставив мои нервные окончания послать сразу миллион противоречивых сигналов мозгу. — Если ты хочешь, чтобы мы сражались вместе против целого мира, давай сражаться до конца.
Алекс отпустил меня, и я, прижав к себе ладонь, степенно кивнула ему и молча пошла прочь из темницы. И он, и я без слов знали — мой уход означал согласие.
***
Мы шли по лесу уже вторые сутки с одним коротким перерывом на сон. Я хотела есть и чувствовала себя больше духом, чем телом — призраком, обреченным на вечные скитания по чужой земле.
— Может, ты все-таки скажешь, где мы?
— Терпение, Берта. Лес скоро закончится.
Я проводила спину Адриана злым от усталости взглядом, но промолчала, понуро поплетясь вперед. В конце концов, я сделала свой выбор, и дороги назад нет.
Через некоторое время лес и правда начал расступаться. Где-то вдали послышался гул, как будто мы приближались к оживленной трассе, полной снующих туда-сюда машин. Трава редела, лоснившись рябым покровом по земле, исчезали ветви, оголяя странное небо с ядовито-зеленоватым оттенком на привычной синеве.
— Это... это что? — Над головой пронеслись несколько летающих машин, напоминающих гибрид автомобиля и вертолета, и я проводила их удивленным взглядом. Казалось, что машины существовали в другой реальности — вне лишенного всех благ цивилизации леса.
— Транспорт.
— А, ну да. Своим умом я бы никогда до этого не дошла.
Адриан проигнорировал мою реплику и замер, к чему-то прислушиваясь.
— Не злись, мы почти пришли. Я хочу тебя кое с кем познакомить. И прошу заранее: пожалуйста, сделай вид, что я хотя бы чуточку тебе нравлюсь. — Я скептически хмыкнула. — Одно неверное слово, Берта, и я забуду, что ты нужна мне, чтобы найти Источник.
— То, что во мне живет Лея, уже не гарант безопасности? — Я скупо улыбнулась.
— Не слишком на это надейся.
Мы вышли на протоптанную дорожку, за поворотом которой показался ребристый местами заросший травой асфальт. Гул стал сильнее и теперь не просто напоминал рев несущихся машин — он был им.
— Почему нельзя было телепортироваться сразу к твоим знакомым?
— Потому что тут повсюду датчики, улавливающие любого рода аномалии. Повсюду — кроме лесов.
— Чем этому миру леса не угодили?
— В них небезопасно. Генные мутации порождают опасные для человечества виды.
— Какие виды? Мы ведь никого не встретили.
— Мило, что ты думаешь, что это случайность.
Адриан снова остановился, и я, не дойдя до него пары шагов, замерла, боязливо озираясь по сторонам. Летающие машины, генные мутации. Планета, на которой у постеррианца есть знакомые.
— Мы на Постерре, верно?
Адриан повернулся ко мне, улыбнувшись уголком рта.
— Браво, Берта. Добро пожаловать ко мне домой.
— Ты ведь родился на Лавуре. — Адриан снова пошел вперед, и я пристроилась с ним рядом, надеясь впервые за два дня вытащить из него хоть немного информации о том, чего он хочет и зачем притащил меня сюда.
— Да, но моя семья с Постерры. На Лавур захотели вернуться немногие, хорошо понимая, что впереди их ждет война. Я осознал это не сразу, но, — мы с Адрианом дошли до стены, повторяющей высотой, но не величием Нерушимую, — война не для всех. Отец так и не дожил до нее, погиб в ходе мелкой осады, мать умерла при родах, так что я никогда ее не знал. В какой-то момент мне стало казаться, что я остался один. И тогда я попросил Елеазара привести меня сюда. Мне было интересно узнать тех, чьи случайные выборы положили начало моей жизни. Узнать свою семью.
— Искандер тоже твой предок. Почему по отношению к нему ты не испытывал никаких теплых чувств?
Адриан колдовал над стеной, все время жестикулируя руками, пытаясь сдвинуть плотно прижатые друг к другу камни.
— Я не хотел убивать Искандера, Берта. Я хотел получить полный контроль над Либрой и обезопасить себя. Как думаешь, насколько безумен должен быть человек, чтобы собственная жена обратила его в ворона?
— Если бы я была твоей женой, ты бы уже давно квакал на болоте с другими жабами. Был бы склизким, зеленым и не таким симпатичным. — Адриан наконец сдвинул один из поддавшихся ему кирпичей, и в стене что-то зашевелилось, заставив меня отпрянуть на безопасное расстояние от шаткой конструкции. — Почему ворон, а не лебедь? Лея успешно прятала от меня свои мысли, но песня черного лебедя слишком ее занимала, и иногда она теряла контроль.
— Проклятья непредсказуемы. Они обретают плоть, питаясь силой того, кого однажды пленили. Проклятье черного лебедя — одно из самых редких и опасных чар. Лебеди издревле олицетворяли две ипостаси — жизнь и смерть, два мира, которые не могут существовать друг без друга. Песня лебедя — его предсмертный крик. Обрекая на вечные скитания в обличье птицы того, кого любишь, проклинающий убивал себя, продолжая жить. Нас губит то, что мы любим. Для магии это не просто слова. Между влюбленными образуется связь, посредством которой можно творить невероятные вещи. Искандер сам дал право своей королеве убить его, когда выбрал ее, единственную из многих. Волки, ведьмы, эльфы. Никто бы не смог его победить. Только она.
— Если Искандер до сих пор жив, есть вероятность, что жива и его королева?
— Возможно. Только никто о ней ничего не слышал уже несколько сотен лет. Поэтому на твоем месте я бы надеялся, что он не такой всемогущий, как все привыкли считать.
Стена загудела сильнее. Кирпичи стали перегруппировываться, освобождая небольшой проход, и я почувствовала себя Гарри Потерром, стоящим на границе мира магглов и мира волшебников.
— Магия? На Постерре?
— Встроенный механизм. На этом месте когда-то был парк. Парк закрыли, территорию зачистили, двери умело вшили внутрь стены. Среди строителей была группа радикальных исследователей, выступающих против изоляции лесов и их обитателей. Оставили себе лазейку, хотели доказать, что с теми, кто подвергся мутациям, можно мирно сосуществовать.
— Судя по всему, миссия потерпела фиаско? — Следом за Адрианом я пролезла в образовавшийся в стене проем и огляделась. Мы оказались на окраине оживленной трассы, которая угадывалась впереди по звуку, доносящемуся сквозь густой забор зеленой листвы.
— Отчасти. Кто-то погиб, кто-то успел спастись и замуровать проход. Кто-то навсегда остался в лесах.
— Как ты узнал обо всем этом? — Адриан снова проводил какие-то сложные махинации с кирпичами, заставляя их встать на место. Проем уменьшался, зарастая как рана на поверхности стены.
— Искал безопасный способ попасть к родным на случай, если со мной не будет Елеазара, которому возможность внушать нужным людям, что срабатывание датчиков было ложным, позволяла не придумывать обходные пути.
— Выходит, ты уже тогда ему не доверял?
— Доверял. Просто не хотел от него зависеть. — Адриан отряхнул руки, ударив ладонью об ладонь, и встретился со мной взглядом. Внутри началось неприятное шевеление, как будто кто-то раздирал руками мою плоть, пытаясь проломить грудную клетку и вырваться из нее. Я закашлялась, подавив рвотный позыв. — Ты в порядке? — Я закивала, уставившись в пол. — Пошли. Нам сюда.
Адриан повел меня вперед вдоль трассы. По левую сторону деревья постепенно редели, по правую — круто загибалась стена, оставаясь позади. Над головой все чаще пролетали автомобили-вертолеты, в кабинах которых я иногда успевала заметить собак и детей, путешествующих без сопровождения взрослых. В воздухе висели сигнальные огни, соединенные тонкими блестящими нитями, загорающимися красным при приближении к ним машин. Воздушное пространство было словно разделено на уровни, перемещаться между которыми разрешалось только в соответствии со строго установленными правилами.
Наконец последние деревья исчезли, и нашем взору открылось громадное вытянутое здание, простирающееся на многие километры вперед. Здание было почти полностью стеклянным, состоящим из разной величины прямоугольных комнат, которые открывались и закрывались, впуская и выпуская в свое нутро непрерывный поток летающих машин.
— Это вокзал. Нам нужно заказать автолет, если ты, конечно, не хочешь провести еще несколько дней в пути.
— Мы сможем прокатиться на этой штуке? Серьезно? У тебя есть постеррианские деньги? — Я завороженно смотрела на небо, наблюдая за слаженными движениями машин, напоминающими сложный отточенный танец.
— Да, Берта, сможем... — Адриан замолк, и я, опомнившись, оторвалась от созерцания чудес научного прогресса, посмотрев на него. Постеррианец улыбался, наблюдая за мной, и если бы я не знала, с кем имею дело, то сказала бы, что его улыбка была искренней. И доброй. И очень мне нравилась. Память вдруг некстати подкинула воспоминание о том, как Адриан поцеловал меня. За несколько дней до Нового года. За несколько дней до того, как я потеряла все. С чего бы? Я сосредоточилась, пытаясь нащупать в себе Лею. Но ведьмы не было. Или она хотела, чтобы я думала так.
— Идем? — Молчание стало неловким, и я переступила с ноги на ногу, сказав первое, что пришло в голову просто, чтобы нарушить тишину.
Адриан кивнул.
— Не отставай от меня.
Мы вошли на территорию, пройдя сквозь забор, вокруг которого сновали роботы, размером с небольшой пылесос. Несколько колесиков начинали одновременно перекручиваться, как только люди подносили к чудо-машинам карты с зелеными чипами, роботы оживали и подхватывали багаж, сопровождая пассажиров до арендованных автолетов. Люди выглядели более неброско, чем на Земле — тихие, одетые в серо-пастельные тона, молча следующие по своим делам. Не было слышно смеха детей, ругани, никто не кричал, разыскивая близких. Иногда до моего уха долетали тихие перешептывания; люди извинялись, случайно задев кого-то, или спрашивали, в какой стороне находится комната А937, и, не всегда дожидаясь ответа, шли дальше. Картина напоминала сцену из антиутопии, и я поежилась, подавив в себе желание взять Адриана за руку. Среди выверенных до последнего жеста людей он казался родным. Близким. Нормальным.
— Двухместный автолет, пожалуйста.
— Ваши документы.
Адриан стянул со спины рюкзак, достав оттуда две тонкие карточки — на одной из них я с удивлением заметила свою фотографию, но поймав пристальный взгляд кассирши, поспешила стереть эмоции с лица.
— Господин и госпожа Ривьер, ваш автолет ждет вас в корпусе B, вторая секция, четвертый этаж, комната два. Робоход поможет вам найти дорогу и донести ваши вещи. Приятного пути, ждем вас снова. — Кассирша протянула Адриану наши документы и карточку с чипом, и мы поспешили покинуть контрольно-пропускной пункт, освободив место в очереди.
— Госпожа Ривьер?
— Я официально женат по крайней мере на части тебя.
Адриан не стал прибегать к помощи робохода и сам повел нас к нужной комнате. Мы прошли несколько метров вперед и завернули к лифтам, поднявшись на четвертый этаж.
Вблизи автолет выглядел как небольшая летающая тарелка на колесах, увенчанная пропеллером. Передняя часть тарелки была прозрачной — в ней находилась кабина. Задняя часть представляла собой черный ящик с гудящими механизмами; из кабины туда вела запертая дверь.
— Залезай. — Постеррианец открыл автолет и кивнул мне, приглашая внутрь. Я согласно юркнула на мягкое сиденье.
— Класс. — Внутри все было кристально чистым и приятным наощупь. — Как управлять этой штукой?
— Она на автопилоте. — Адриан забрался на соседнее сиденье. — Пассажир указывает адрес, и автолет сам везет его туда, куда ему нужно. Так минимизируется вероятность аварий и летальных исходов.
— У меня такое чувство, что я родилась на самой отсталой планете во Вселенной.
Адриан чуть слышно усмехнулся, вбивая адрес на сенсорном экране.
— Пристегнись, мы взлетаем.
Автолет, покинув комнату, начал подниматься вверх, и я с детским интересом замерла, рассматривая прозрачный пол, под которым расстилалась незнакомая мне планета. Мы с Адрианом летели по воздушным коридорам, замедляя движение при свете желтых сигнальных огней и ускоряясь, когда огни загорались зеленым. По обеим сторонам были жилые кварталы — чем дольше мы летели, тем больше становилось домов. Они вырастали повсюду словно грибы после осеннего дождя. Многоэтажные высотки выглядели почти совсем как наши, только изысканнее и чище. Здания, как и люди были вышколены по строгим канонам и, несмотря на мелкие отличия, все походили друг на друга.
— Куда мы едем?
— К моей бабушке.
— У тебя есть бабушка? — От неожиданности я опешила.
— Я человек, Берта. — В голосе Адриана угадывалась боль, и на мгновение мне стало стыдно. Но потом я вспомнила, скольких людей постеррианец убил, не чувствуя вины и сожаления, и момент слабости прошел. Тот, кто погубил сотни жизней ради собственной выгоды, не вправе называть себя человеком.
— Бабушка знает, как ты проводишь свой досуг?
Адриан напрягся, сжав руками лежащий на коленях рюкзак.
— Она понимает, что все, что я делаю, я делаю на благо своего мира.
— И одобряет твои методы?
Адриан не ответил на мой вопрос, и я сочла логичным предположить, что бабушка знает далеко не все о деяниях своего внука.
— Почему ты не рассказал ей? Боишься?
— Это не твое дело, Берта. Я уже просил тебя держать язык за зубами. — Адриан уставился в окно на летящий мимо автолет — в кабине сидели мама с ребенком. Малыш дергал женщину за руку, показывая на что-то, а она, уткнувшись в сенсорный экран, оставалась безучастной к попыткам ребенка отвлечь ее.
— Ты не всегда был таким психопатом. — Адриан изменил позу, повернувшись вполоборота к окну и закрыв глаза. Теперь я не видела его лица, только затылок и оголенную шею, на которой беспокойно вздувалась жилка. Я откинулась на сиденье, позволив себе ненадолго расслабиться. — Я ведь теперь все помню — и то, что происходило со мной, и то, что происходило с Леей. Помню, как вы познакомились, и знаешь, забавно, что и я, и она в первую встречу отметили одно и то же — у тебя глаза искателя. Двадцать лет назад ты искал способ вернуть себе трон, был мальчиком, который хотел всех спасти. Как случилось так, что спасаться стало нужным от тебя? — Я сделала паузу, дав возможность Адриану ответить, но он промолчал. — Я думаю, она сделала тебя таким. Отчасти. Елеазар нашел Либру, но не он убедил тебя в том, что игра стоит свеч. Лея. Возможно, это ваше проклятье — твое и Искандера, жить бок о бок со злом, бороться с ним. Только у него была та, кто пыталась спасти его, остановить, а тебя Лея поощряла в твоем падении. — Я провела пальцем по линии жизни на правой руке и вниз по запястью. Линия была невнятной и расходилась надвое к концу. — Я все думала, почему мысль о глазах искателя вообще пришла мне в голову. Что ты тогда искал? Лею? Меня? А сейчас поняла, что все последние годы ты ищешь только одного — оправдания. Смотришь на меня и думаешь, стоит ли Лея жизней всех тех людей, что ты убил, пытаясь найти ее. И твердишь себе, что да, стоит. Потому что ответить отрицательно значит признать, что ты превратился в чудовище. В того, кого ты однажды победил. Вот только чего стоит любовь, если ты построил ее на чужих костях?
Автолет вдруг затрясся, и меня бросило из одной части кабины в другую. Мы с Адрианом столкнулись, ударившись друг об друга, и я охнула, тихо застонав от боли.
— Что происходит? — Опершись на Адриана, я подняла голову и застыла от ужаса. Вся кабина летящего рядом автолета, в котором сидели мама с ребенком, была забрызгана кровью и внутренностями, части тела, раскиданные по полу, болтались в такт хаотичным движениям машины, а за сенсорным пультом сидел человек. Он кликал по монитору, уверенно перебирая пальцами, а рядом с ним стояло нечто, от вида чего у меня нервически затряслись конечности. Сердце стучало так часто и громко, что стало трудно дышать.
— Что это?
— Мутант.
Он напомнил мне существ, которых Адриан послал за мной в тот день, когда я впервые попала на Лапидею. Не своим видом — а ощущениями. Гибрид человека и монстра. Пасть — частокол красных от крови зубов и свисающий наружу толстый длинный язык, руки — звериные лапы, кожа — черный панцирь, состоящий из мелких чешуек, покрывающих тело с ног до головы. На мутанте были запачканные штаны, а ногой он стоял на голове убитого мальчика, перекатывая ее по полу как футбольный мяч.
Наш автолет резко затормозил, и, если бы не ремень безопасности, я бы врезалась головой в переднее стекло, разбив его и вылетев наружу — такой силы была инерция, понесшая тело вперед.
— Адриан. — Не знаю, что постеррианец увидел в моих глазах — я с трудом соображала от сковавшего меня ужаса, — но в чертах его лица появилась решимость.
— Нужно бежать.
Я услышала, как наш автолет снова завелся и медленно начал менять направление, поворачивая назад. Туда, откуда мы прилетели. К лесам.
— Берта, сосредоточься. Открой дверь. Когда я скажу, прыгай.
— Что? — Я бестолково посмотрела на Адриана, не понимая, что он говорит.
— Открой дверь, Берта! — Я почувствовала, как моя рука потянулась к дверной ручке и дернула за нее. Перед глазами поплыло, и я на секунду потеряла контроль над собственным телом.
«Все приходится делать за тебя, тупица».
— Три, два... прыгай!
Я шагнула в пустоту. Хотелось кричать, но крик застрял в горле. Мы же разобьемся! Я была уверена — еще мгновение, и от меня останется мокрое место. Земля стремительно приближалась, и я зажмурилась, не желая видеть свой конец. Но конца не последовало. Что-то мягкое обволокло меня, и я ощутила невероятную легкость, как будто стала невесомым перышком. Я почувствовала сильный толчок и, резко вдохнув, открыла глаза.
— Как мы здесь оказались? — Мы с Адрианом находились в спальном районе. Я стояла на круглом постаменте, края которого излучали слабое свечение. — Телепортация?
— Да, только вполне себе реальная, до которой люди дошли своим умом в ходе научного прогресса. Эти штуки реагируют на движение. Надеюсь, в той суматохе было достаточно аномалий, и никто не обратит внимание на то, что я слегка подкорректировал траектории нашего падения. В любом случае нам лучше поторопиться.
Я без вопросов пошла за Адрианом, молча переваривая в голове случившееся. Неужели на свете нет ни одной планеты, где все живое могло бы мирно сосуществовать вместе?
— Зачем они убили их? Кто это вообще был?
— Берта, в каждом мире своя война. Нас с тобой это не должно касаться.
— А как же твои родные? Разве не опасно жить в таком мире?
— Мои родные могут за себя постоять.
Адриан завернул к подъезду, и я снова ушла в себя, собирая по крупицам остатки самообладания. Однажды я должна привыкнуть. Однажды я должна зачерстветь.
— Проходи. — Адриан открыл дверь и первой пропустил меня внутрь. — Сюда. — Поднявшись в лифте на девятый этаж, мы оказались перед дверью в квартиру номер 8. Постеррианец нажал на звонок.
— Кто там? — Голос был знакомым, но я не сразу обратила на это внимание.
— Ба, это я.
— Адриан!
Дверь открылась, и я уткнулась взглядом в преклонных лет женщину, черты лица которой мне были до боли хорошо знакомы.
— Бабушка?
— Да, Берта, познакомься, это моя бабушка, Алана...
— Алана? Это моя бабушка. Только она умерла несколько лет назад... — Я растерянно развела руками.
Та, кого я знала, как Алену Федоровну Арановскую смотрела на меня широко открытыми глазами, в которых я видела отражение своих собственных эмоций. Удивление. Непонимание. Шок.
— Берта, как ты нашла меня?
Я выпустила из легких воздух, пожав плечами.
— Понятия не имею.
