Глава 4
— О, прекрасные поля Андромеды, к чему весь этот маскарад?
— Это приказ вашей матушки, госпожа. И не вертите головой, пожалуйста. Тинки, подай мне еще пару заколок. Волосы будущей королевы своенравнее, чем она сама.
Я придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале — единственном зеркале, принадлежащем эльфам на Лапидеи. Огромное, выше меня на добрых три головы оно располагалось в шатре моих родителей — изящной замысловатой конструкции, плетеной из магически выращенных стеблей, листьев и сладко пахнущих цветов. Еще будучи на Лавуре, я не часто посещала покои Августа и Афины, предпочитая им сады, раскинувшиеся по всей близлежащей территории главного эльфийского замка. В этом мире садов не было, поэтому я, не найдя лучшего выхода, сбегала к собратьям по общине, тем самым стараясь забыть о своем будущем и том, что меня в нем ждет.
Острая заколка туго стянула мне волосы, и я, сдерживая раздражение, закусила губу. Отсутствие выбора – даже в таких мелочах, как прическа — тяжкая ноша, которую должен нести каждый, обреченный судьбой стать правителем.
— Вы просто чудо как прелестны! — Дино, ахнув, хлопнул в ладоши, разглядывая меня с гордостью творца, закончившего рисовать шедевр, удовлетворенно отложив в сторону кисти и краски. — Не сутультесь, госпожа. Тинки, венок готов? Ну что это?.. Я же просил найти реджинии! Госпожа Мелисса должна быть самой красивой на этом балу. Только подумать, Ночь Новолуния! Тинки, ты мог представить себе, что станешь свидетелем такого грандиозного события? Мы творим историю, ты слышишь? Мы творим историю!
Я прикрыла глаза, устало смахнув со лба непослушную прядь волос. Дино утверждал, что она добавляет моему образу шарма и игривости, но я бы с удовольствием променяла и их, и неудобные туфли на еще один обычный вечер в шатре. Ночь Новолуния! Дино прав: мы творим историю. Даже тогда, когда в этом нет совершенно никакого смысла.
Ночь Новолуния исторически являлась неотъемлемой частью Тетриады. За день до начала испытаний на Лавуре устраивали невиданных масштабов бал, на котором народу еще раз официально представляли всех претендентов на корону. На вечере каждый из участников Тетриады имел возможность заявить о себе: поразить подданных искусством вести светскую беседу, широтой души или изысканной магией. Но кому нужен весь этот балаган сейчас? Когда народ Лавура находится на грани войны и уничтожения. Ответ прост — традициям. Именно из-за них я должна изображать фарфоровую куклу с искусственной улыбкой на лице, адресованной всем, кто остановит на мне свой взгляд. Всем — но не Вафадару. Я искренне надеюсь, что он вообще не придет на этот бессмысленный маскарад.
— Дино, ты закончил? Мелиссе давно пора быть на балу.
— Еще буквально несколько минут, госпожа! Тинки, паршивец, ты достал реджинии или нет?
В зеркальном отражении я увидела маму; она слабо улыбнулась мне, и на мгновение мне показалось, что она — это я. Тот же миндалевидный разрез зеленых глаз, те же вьющиеся огненно-рыжие волосы, форма лица и телосложение. Только слепой не сказал бы, что мы похожи. Не иронично ли, что при этом я сама никогда не могла даже помыслить, что стану такой, как Афина Лаириэль? Моя мать была эльфийкой, с рождения принадлежавшей к старинному эльфийскому роду, которой еще в детстве Клара, старейшая из известных мне прорицательниц, нагадала выйти замуж за моего отца и стать вторым лицом общины. Семья матери, Серваретуры, до сих пор прислушиваются ко всему, что твердит эта старая гадалка, слепо веря, что тысячи несбывшихся пророчеств были просто неправильно поняты. Но какой смысл вообще говорить то, что невозможно понять? К чему ломать голову над тем, что привиделось сошедшей с ума старухе, которая за годы блужданий по мирам превратилась в нечто, чуждое любой жившей на Лавуре расе? Корвус громко каркнул, словно подслушав мои мысли и согласившись с ними. Он тоже никогда не жаловал редко приносившую хорошие новости прорицательницу.
О, прекрасные поля Андромеды! Черный лебедь! Пропади пропадом Клара и ее бессмысленные пророчества. Почему даже не веря в них, я никак не могу выкинуть весь этот бред из своей головы?
— Волнуешься?
— Да, немного. — Дино снова крикнул Тинки поторапливаться, на мгновение выпустив меня из поля зрения, и я, улучив момент, отвернулась от зеркала и шагнула к маме, на ходу достав из прически несколько особо острых заколок.
— Но госпожа Мелисса!...
— Оставь ее, Дино. Ты прекрасно справился со своей работой, благодарю. И ты, и Тинки можете быть свободны.
Дино степенно поклонился и, поманив Тинки за собой, вышел, бросив последний полный страдания взгляд на мои медленно возвращающие свой первозданный вид волосы.
— В следующий раз обожди, пока мастер покинет покои, а потом уже показывай свой характер. Чужой труд должно уважать, Мелисса.
— Да, мама. — Я отвела глаза, в глубине души не чувствуя ни грамма вины по поводу своенравной выходки с заколками. В конце концов, не я пригласила Дино, и не я хотела идти на этот глупый бал. Так с чего же мне быть благодарной за то, что меня насильно пытаются превратить в кого-то, мне чужого и чуждого? — Я не подумала, прости.
— Если планы твоего отца воплотятся в жизнь, ты станешь новой королевой, Мэл. Твои слова, действия, взгляды — все это и всегда будет на виду. Одно неверное движение, любой необдуманный жест, и королевская свита спустит тебя вниз с той лестницы, по которой однажды ты поднималась на их руках, понимаешь? Быть идеальной во всем — цель настоящей королевы. Тебя должны любить, дорогая. И не только за то, что ты — дочь своего отца.
— Как насчет любви простых подданных? Думаешь, их будет заботить количество заколок в моей голове?
— Не дерзи, Мэл. Следить за своими словами и действиями можно начинать уже сейчас.
Я прикусила язык, не смея перечитать матери, и перевела взгляд на проход, в котором пару минут назад исчез Дино.
— Ты собираешься на вечер?
— Нет, твой отец считает, что мне ни к чему перетягивать на себя внимание, которое сегодня должно быть всецело приковано к тебе. Я буду только мешать.
Удовлетворившись ответом, я сглотнула, выждав несколько секунд, прежде чем задать следующий вопрос.
— Он уже ждет, да?
— Да, Александр давно здесь. Будь с ним поласковее, милая. Договор договором, но никто не обязывает тебя выходить замуж без любви. Дай себе шанс. Александр — приятный молодой авиум, и...
— Я поняла, мама! — Не сдержав эмоций, я перебила Афину, раздраженно повысив голос. Она укоризненно свела губы, и я шумно выдохнула, поспешно пробормотав: — Я... Я пойду. Нехорошо заставлять Алекса ждать.
Поманив привычным жестом Корвуса, спикировавшего на подставленную ему руку, я, рассеянно запустив пальцы в жесткие перья ворона, направилась прочь из шатра, оставив мать наедине с ее не уступающем ей ни в красоте, ни в грации отражением. Зеркало слабо сверкнуло, проводив исчезающий подол моего пышного платья равнодушным взглядом.
— Ты как всегда прекрасна, моя королева!
Корвус пренебрежительно каркнул, выразив за меня мои эмоции, спровоцированные репликой Алекса. А, может быть, и всем его видом. Черные крылья авиума были сегодня с особенной тщательностью вычищены и уложены, черные волосы по обыкновению завивались на концах, обрамляя острое лицо с ядовито-зелеными смотрящими по-птичьи внимательно и пронзительно глазами — так, что мне порой хотелось избежать их взгляд.
— Давай обойдемся без этой глупой мишуры, Ал. Ты и я — всего лишь партнеры. Не более.
— Как скажешь, красавица. Но я приложу максимум усилий, чтобы заставить тебя пожалеть об этом.
— Для тебя все происходящее игра, да? Тетриада, брак, союз авиумов и эльфов? Как тебя вообще выбрали главой общины? Это выше моего понимания. — Я качнула головой, злясь на себя за то, что позволила голосу язвительные интонации. Какой смысл выражать недовольство, когда ни оно, ни злость — да ничто на свете! — уже ничего не изменит? Авиумы — единственный шанс эльфов закрепиться в пирамиде власти. Волки никогда не пойдут на подобный союз, ведьм почти не осталось, а дверги... нет, даже если забыть про нашу многовековую вражду, выйти замуж за кого-то, кто будет напоминать мне о Вафадаре, подобно самой извращенной пытке. Вафи... Я посмотрела в холодные глаза Алекса, так мало похожие на шоколадные глаза дверга, и вскинула вверх подбородок, пряча за надменностью грусть, грозившую вновь затопить меня слезами — слишком горькими, чтобы держать их в себе. — А впрочем, забудь. Нам пора, мы уже итак опаздываем. Или будущему королю плевать, что подданные думают о его манерах?
Задев плечом Алекса, я гордо прошествовала мимо него вперед по дороге к шатру, который, казалось, совсем недавно мы собирали вместе с Бертой, готовясь ко дню рождения Елеазара. Теперь рядом со мной не было ни старого друга, ни надоедливой ведьмы, и я впервые позволила себе подумать о том, что сейчас мне бы как никогда пригодились их поддержка и — возможно, глупо но — просто номинальное присутствие в моей жизни. До Тетриады я редко вспоминала, что, возможно, лишь для них я — это только я, а не единственная наследница Августа Лаириэля, ввязавшаяся в гонку за несуществующую корону.
Замерев у входа в шатер, я остановила взгляд на скрученных в узоры древесных стеблях, вспомнив, сколько сил потратила Берта, чтобы вывести над проходом еле заметную сейчас надпись «С днем рождения, Елик!» — буквы вышли косыми и убористыми, но все-таки хорошо читались.
Елик, друг... Я скучаю по тебе, приятель. Скучала все эти пятьдесят лет и продолжаю скучать сейчас, так и не сумев поверить, что ты добровольно встал на сторону того, кто разрушил тысячи и тысячи жизней.
Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. И еще надеюсь, что эта девчонка, ради которой — могу поспорить, — ты готов на многое, до сих пор дышит и уверенно стоит на земле, потому что иначе... мне сложно представить, через какие муки ты сейчас проходишь. Ведь если она мертва, история с Лолой повторилась, не правда ли? И ты вновь винишь себя за то, что где-то ошибся, совершил просчет. Но, Елик, спешу напомнить — и не только тебе — жизнь не подвластна законам математики, и в ней не существует верных и неверных решений. Есть лишь сделанный выбор и его последствия, с которыми всем нам приходится жить.
— Очень мило с твоей стороны, что ты таки решила меня подождать. Кыш, птичка. Этикет велит твоей хозяйке взять меня за руку.
Корвус расправил крылья и, взмахнув ими, взлетел, растворившись в темной вышине украшенного редкими звездами неба, что позволило Алексу не без некоторого самодовольства подставить мне согнутый локоть, который я нехотя обхватила озябшими пальцами.
— Ну что, готова, моя королева?
— Я же просила. Никакой мишуры.
Я недовольно посмотрела на Алекса, и тот, вдруг растеряв всю свою браваду, напряг желваки и скупо кивнул. Приподняв полог, он отступил в сторону, пропуская меня вперед. Шагнув внутрь шатра, я ощутила, как авиум делано небрежно положил свою свободную руку на мою сжимающую больше воздух, чем его локоть ладонь, словно боясь, что я, струсив или передумав, сбегу от него. Я рефлекторно стиснула пальцы, успокаивая и подбадривая. По правде сказать, Алекс не заслуживал ни пренебрежения, ни злости, ни недоверия, которые стали — исключительно благодаря мне — неотъемлемой частью наших с ним отношений. Разве он виноват в том, что мне не позволено быть с тем, от одной мысли о котором начинает сладко щемить сердце, от одного взгляда на которого хочется петь, пока не охрипнет голос?
Бал встретил нас россыпью ярко горящих огней, пестрых платьев и вычурных, вызывающе искусственных причесок. И откуда только взялись эти кукольные наряды? Все мое естество готово было истошно кричать, срывая от злости горло – ведь это глупо, глупо, глупо! Очнитесь! Сейчас не время и не место играть в затерянное в прошлом королевство.
— Эй, Мэл. Улыбнись. Лавурцам необязательно знать, что тебя тошнит от сегодняшнего праздника. И знаешь что. — Алекс сделал паузу, вежливо ответив на приветствие Градимира Вардака, прошедшего со своей спутницей мимо нас; я лишь сдержанно им кивнула. — На твоем месте я бы попытался их понять. Ночь Новолуния — первый бал, который устроили на Лапидеи впервые за много лет. Народу нужны хотя бы редкие минуты счастья, для того чтобы не терять надежду.
— Народу нужно готовиться к войне. Они ведь не думают, что победитель Тетриады сможет просто щелкнуть пальцами, и Искандер тут же отречется от престола и передаст ему корону?
— Ты полагаешь, что мысли о неизбежности смерти лучше скажутся на боевом духе лавурцев, чем бал, на котором все наконец смогли хотя бы на один вечер забыть о том ужасе, что живет с нами вот уже два десятилетия?
Я не нашла, что ответить Алексу, поэтому просто отвернулась от него, сделав вид, что не расслышала последнего вопроса и увлечена разглядыванием гостей. В центре шатра стоял Игнат Стреглазов. По правую руку от него расположились его отец и мать, статная волчица с затравленным взглядом, испуганно жавшаяся к своему супругу, словно подозревая каждого из лавурцев в государственной измене и заговоре против бывших приближенных к короне. Никто на Лавуре так и не узнал, что случилось с Каем. Принца нашли в собственных покоях на залитом кровью полу с кинжалом, застывшем в неживой разодранной до костей груди. Орудие убийства наводило на мысли об Искандере, но после последних событий ни Совет Старейшин, ни каменные волки — никто на Лапидеи не был уверен, что подобным знакам стоит доверять. Убийцей мог оказаться любой из нас.
По другую сторону от Игната стояли Аврора и Марк. Ведьма за прошедший месяц вернула себе привычную надменность, всегда умело маскирующуюся под доброжелательность и любезность. Она лучезарно улыбалась Игнату, отвечая на его вопросы, и изредка смеялась, делая вид, что восхищена остроумием волка. Марк, по обыкновению потерянный, смотрел в пол и как будто в забытьи шевелил губами, повторяя заученный текст. Не знаю, что произошло с ним после смерти принца, но он определенно не выглядел как человек, готовый поспорить за корону с кем-то вроде Стреглазова или Вардака.
— Потанцуем, Мэл? — Эльфийский оркестр заиграл нечто, отдаленно напоминающее старинную музыку для танцев, которой меня безуспешно пытались обучить на Лавуре, и Алекс мягко обхватил руками мою талию, заставив оторваться от созерцания семьи Стреглазовых и мыслей о том, что их наследник, пожалуй, — самый опасный и непредсказуемый из всех участников Тетриады. Я не верила, что волки продолжат играть честно, если в какой-то момент что-то вдруг пойдет не так и корона начнет ускользать из их когтистых лап. А значит, мне заранее нужно быть готовой к тому, что, возможно, на одном из испытаний придется сражаться не только за право сидеть на троне, но и за свою жизнь.
— Всегда мечтал об этом.
— Покрасоваться на балу?
— Нет, о танце. С тобой.
— Алекс... — Я вздрогнула, почувствовав обжигающее дыхание авиума совсем рядом со своей шеей. Со стороны, вероятно, казалось, что мы наслаждаемся обществом друг друга, полностью растворившись в танце, и какая-то часть меня хотела, чтобы так оно и было, только я, увы, как ни старалась, все равно не могла унять дрожь в коленях и избавиться от дурацкого предчувствия неизбежности надвигающейся беды.
— Слушай, Мэл. Я знаю, что мы никогда не ладили и ты считаешь меня шутом, но хочешь ты того или нет, нам придется работать вместе. И если все случится так, как задумано, ты станешь моей королевой. Почему бы нам просто... просто не попробовать дать себе шанс?
— Шанс? — Снова это слово. Такое короткое и такое бессмысленное. Разве у меня еще остался шанс хотя бы на что-то? Я задрожала всеми членами, и теснее прижалась к Алексу, положив подбородок на его плечо. Ведь если закрыть глаза, если всего на мгновение забыться, то можно представить... Каким-то потусторонним шестым чувством я ощутила устремленный на меня взгляд и перестала дышать. Вафадар стоял в компании Градимира Вардака и других двергов, решивших воздержаться от медленного танца. На нем был сшитый на совесть костюм, вероятно, прихваченный среди прочего бесценного барахла с Лавура. Братьев рядом с Вафи не наблюдалось, так что я сделала логичный вывод: скорее всего, чтобы попасть на Ночь Новолуния, ему пришлось чуть ли не вновь пройти по дороге Велимира, дабы заслужить возможность надеть сегодня передающийся в семейном кругу из рук в руки вышедший пару веков назад из моды наряд.
Почему мир так несправедлив? Почему нами руководят существа, подобные Игнату Стреглазову — самовлюбленные, напыщенные, наглые, разум которых с рождения затемнен дурманящим светом золотой короны, — а те, кто действительно мог бы изменить привычный уклад вещей и исцелить прогнившую пирамиду власти, вынуждены побираться у ее основания в надежде не быть ей раздавленными?
Вафадар еле заметно улыбнулся, избегая прямо смотреть на меня, и, — о, прекрасные поля Андромеды! — я бы отдала все на свете, чтобы прямо сейчас иметь возможность без страха, без неотвратимости сожаления прижаться губами к ямочке на его щеке. На лице дверга вопреки своим опасениям я не увидела ни осуждения, ни презрения, ни даже ревности или злости — только бесконечную грусть. И безмерную любовь ко мне. Что будет с ним, когда я — или если я — стану королевой? Моя любовь разрушит — если уже не разрушила — не только мою жизнь, но и его.
Мир стал бы гораздо более приятным местом, если бы мы научились контролю над своими эмоциями, их подавлению и полному уничтожению, когда все, что они приносят, — лишь тупая ноющая боль, от которой хочется бить кулаками стену и, наплевав на все, немедленно топиться, чтобы сбежать от нее. Сбежать и никогда не вернуться. Сбежать раз и навсегда.
— Все в порядке, Мэл? Ты вся дрожишь.
— Кажется, я немного переволновалась. Мне нужно подышать свежим воздухом. Всего пять минут, прости.
— Долго не задерживайся. Твой отец скоро должен выступить с речью и начать объявление участников.
Оставив растерянного Алекса среди танцующих, я пронеслась мимо Вафадара к выходу из шатра, но покинуть его не успела. Какая-то тень загородила мне проход, и я, чуть не врезавшись в нее, отступила назад, все еще продолжая смотреть себе под ноги.
— Привет, Мэл.
— Привет, Ел... — Не успев до конца вернуться из мира грез в мир реальный, я на автомате начала говорить, запоздало поняв, кто только что одарил меня приветствием. — Елик? Что ты здесь делаешь? Ты же... ты привел с собой Искандера? — Мне казалось, что я уже воочию слышу голос, повелевающий разрушить все, что мне ценно и дорого.
Елеазар снисходительно улыбнулся, и эта улыбка будто вновь перенесла меня в прошлое — в то время, когда я была маленькой наивной эльфийкой, а он — моим лучшим другом и учителем, открывающим незрелому подростку день за днем полный опасностей и чудес мир. За спиной вампира и правда начали раздаваться голоса, громкие, резкие, крикливые и прогорклые. Голоса, как пчелиный рой, заметивший нарушителя, усиливались, нарастали, угрожая и готовясь жалить и убивать, но их хозяев я по-прежнему не видела: полог был почти полностью опущен, и Елик закрывал своим телом узкий проход.
— Мэл, прошу, не оказывай сопротивления. Мои друзья не причинят тебе боли, если ты будешь в точности исполнять все, что я говорю.
Грубо схватив меня за руку, Елик наконец ступил в шатер и уверенно пошел к его центру, таща меня, как безвольную пустоголовую куклу за собой; я еле успевала передвигать негнущимися ногами.
— Доброй ночи, дамы и господа! — Громогласный возглас Елеазара заставил всех собравшихся изумленно смолкнуть. Я испуганно обернулась на сорванный чьими-то нетерпеливыми пальцами полог: в шатре начали появляться все новые и новые вампиры, довольно скалящие зубы и алчно глядящие на лавурский народ. — Должен сказать, что я крайне разочарован. Ночь Новолуния — требующий нешуточных приготовлений бал, но ни один вампир не был на него приглашен. Неужели вы не считаете нас достойными разделить всеобщую радость?
Елеазару никто не ответил, а я зачем-то начала искать глазами отца, но Августа Лаириэля нигде не было видно. Я не понимала, что происходит. Это ведь Елик. Мой друг. Он никогда не причинит мне зла. Тогда почему сердце так сильно бьется, чуть не выпрыгивая из груди от страха, не начиная сочиться от волнения кровью? Вампиры. Дело в вампирах. Я никогда в жизни не видела их так близко и так много и оказалась не готова к тому, что они настолько сильно напоминают существ из тех историй, которыми меня пугали в детстве.
— К счастью для вас, мы пришли сюда не за возмездием, и никто не пострадает, если с нами уйдут Мелисса Лаириэль и Аврора Сваровская. Дамы, — Елеазар нашел в толпе Аврору и криво ей улыбнулся, — прошу на выход.
Боковым зрением я заметила, как Вафадар решительно шагнул вперед, и тут же принялась теребить себя за левую мочку уха: это был наш тайный сигнал, говорящий, что я в порядке и сама в состоянии справиться со своими проблемами, а вмешательство — или риск разоблачения наших отношений — все только испортит. Вафи после некоторого колебания остановился, сжав от бессильной ярости кулаки. Я услышала, как оглушающее громко хрустнули костяшки его пальцев, но к счастью, никто кроме меня не обратил внимания на этот жест. Все собравшиеся были слишком увлечены представлением, разворачивающимся в центре шатра прямо на их глазах.
— Не так быстро, Морт. Сначала расскажи нам, какого черта ты опять забыл на Лапидеи и как вампиры позволили предателю прибрать к рукам власть.
— Алекс, какой приятный сюрприз. Давно не виделись. — Елеазар ничуть не смущенный вопросом авиума, представшего перед ним, еще шире улыбнулся, по-прежнему выглядя расслабленным и ко всему безразличным. Фальшивый смех, вальяжные телодвижения — все это пугало меня. Нет на свете существа опаснее и страшнее существа равнодушного. — Слышал, ты метишь в новые короли. Просто интересно, на этот раз ты вновь планируешь всадить кому-то кинжал в спину, чтобы занять его место?
— Я не понимаю, о чем ты. — Алекс слабо мотнул головой, поджимая губы. Я попыталась поймать его взгляд, но он упорно смотрел куда-то в сторону, сгорбившись и словно зрительно став меньше.
— Правда? Что ж, тогда притворюсь, что и у меня амнезия, если ты сделаешь мне одолжение и уберешься с дороги. Аврора, что насчет тебя? Напомнить Совету Старейшин, как умерла твоя сестренка, или отложим представление до лучших времен?
Я была уверена, что ведьма пошлет Елеазара к черту, смело рассмеявшись ему прямо в лицо, но она вдруг смешалась и послушно подошла к вампиру.
— Не знаю, что ты задумал и как здесь оказался, но имей в виду — я не сдамся тебе без борьбы.
— Я не собираюсь убивать тебя, Ро, хотя, может, и следовало бы. Мне просто нужна твоя помощь. Итак. — Елик обратился к вампирам, по-хозяйски кидающим в рот закуски с накрытого угощениями стола. — Господа, мы получили то, что хотели. Пора домой. Не будем портить всем настроение в такую чудную ночь. Впрочем, все те, кто хотят насладиться балом, могут остаться. Правда же?.. — Елеазар обвел взглядом шатер, словно ища кого-то. — Ах да, не у кого больше спрашивать разрешения. Наш ненаглядный волчонок давно мертв.
Я отметила, как при этих словах Аврора исподлобья кинула злой, остервенелый взгляд на Елеазара и тут же, угрюмо сжав челюсти, перевела его на Марка; Златокрылов-младший не отводил глаз от лица ведьмы по крайней мере десяток секунд и выглядел так, словно на расстоянии пытался прочесть ее мысли.
— Мэл, мне и дальше всюду водить тебя за ручку или?.. — Елеазар жестами поманил меня за собой, и я, после недолгой паузы, послушно пошла за ним следом.
Никто из лавурцев, вероятно, даже не помыслил сделать хоть что-то, чтобы помешать похищению меня и Авроры. И этот народ собирается воевать? Что могут противопоставить лавурцы Искандеру, его черной магии и подвластным ей монстрам, если их пугают обычные вампиры? На что способна я, если сейчас не могу пошевелить даже пальцем, коченея, когда народ Елеазара скалит зубы, при виде пульсирующих вен на шеях меня и других существ? Сейчас мне с трудом верилось, что однажды я вступила в схватку с Феликсом, чтобы спасти свою жизнь, жизнь Вафадара и Берты. Откуда тогда взялись решительность и смелость, готовность пожертвовать собой, чтобы спасти других?
— Я не сопротивляюсь только потому, что верю, что ты не причинишь мне вреда. — Я сказала это только ради того, чтобы сказать хоть что-то, нарушить тишину, отвлечь себя от сальных взглядов, которые кидали на меня вампиры, идущие рядом словно конвоиры; я то и дело вздрагивала, соприкасаясь с их холодными предплечьями. Уворачиваясь от очередного рукопожатия смерти, я отвлеклась и не заметила, как Елик резко затормозил прямо передо мной и обернулся; я чуть не врезалась в вампира, опершись руками о его грудь.
— Так и будет, Мэл. Так и будет. Больше никто не пострадает. Только не по моей вине.
От пристального взгляда Елеазара мне стало не по себе, и я пропищала тихим ломающимся голосом, который сама бы едва ли узнала, доведись мне услышать его со стороны:
— Что случилось с Бертой? Она жива?
Елеазар сглотнул. Ни один мускул не дрогнул на его лице при упоминании имени ведьмы, и он лишь слабо мотнул головой.
— Позови Корвуса. С его помощью мы гораздо быстрее доберемся до поселения вампиров.
Нужды в том, чтобы кликать ворона не было. Он сам спикировал на мою руку, стоило мне только покинуть пределы шатра, и грозно каркнул, расправив крылья и угрожающе взмахнув ими в сторону захватчиков.
— Все хорошо, Корви. Просто перенеси нас в поселение вампиров.
Ворон недоверчиво посмотрел на меня, снова каркнул, но наткнувшись на мой уверенный взгляд, громко клацнув клювом, взлетел. В то же мгновение вокруг стал подниматься порывистый ветер, и я, закрыв глаза, закашлялась и вжала голову в плечи. Песок, увлекаемый ввысь сильными порывами, кусал, ударяясь о незащищенные участки кожи.
— Берта все еще жива, Мэл. И только ты можешь помочь мне ее спасти.
Слова Елеазара были последним, что я услышала, прежде чем под громкое карканье Корвуса ветер поднял меня в воздух и, закрутив, швырнул в неизвестность. Холод обжег мне спину, и я открыла глаза, приподнявшись на локтях. Снег, как много снега. Именно так однажды назвала Берта этот белый пух.
О, прекрасные поля Андромеды, что же случилось с тобой, ведьма? И почему именно мне под силу тебя спасти?
***
После ухода вампиров некоторое время в шатре все еще было тихо. Никто не решался проронить ни слова, и большинство гостей продолжали медленно переваривать произошедшее. Что все это значит? Не только предатель, Елеазар Морт, но и остальные вампиры теперь встали на сторону Искандера? И что в таком случае делать беженцам? Как выиграть войну, козыри в которой давно потеряны, а силы изначально были не равны? Неужели лавурский народ обречен всю свою жизнь провести на этой каменной планете, как шайка преступников, навеки заточенных в темницу за несуществующие злодеяния?
— Александр, о каком убийстве говорил Елеазар? — Тишину нарушил Вольдемар Стреглазов. Каменный волк подошел к Главе Авиумов и вперил в него жесткий, полный подозрений взгляд.
— Вы правда верите словам этого предателя? Да мало ли что он здесь наговорил! — Александр моментально вспыхнул, раздувшись как боевой петух, готовый к схватке; крылья авиума угрожающе затрепетали, раскрывшись за его спиной.
— В таком случае почему ты не возразил ему? Не обвинил его в гнусной клевете? Я и все здесь собравшиеся довольно ясно слышали, как Елеазар Морт говорил об убийстве и кинжале. Наследник престола Лавура, Кай Златокрылов, был найден в своих покоях с кинжалом в груди, а теперь ты хочешь занять его место. Не слишком ли много совпадений, Александр? — По мере нарастания напряжения в шатре голос Вольдемара Стреглазова становился все громче и громче, гулко отражаясь от стен.
— Вы не смеете обвинять меня в...
— Совет Старейшин будет решать, в чем ты виновен, а в чем нет! Стража, взять его! Александр Волант обвиняется в измене короне и убийстве законного наследника престола!
— Да как вы!... Я участник Тетриады! — Алекс яростно расправил крылья, пытаясь справиться с натиском каменных волков, методично обступающих его по кругу. Кто-то из авиумов кинулся было помочь своему предводителю, но быстро сдался: каменные волки превосходили всех числом, и даже в равном бою выступать против них казалось рискованным.
— Участие в Тетриаде не освобождает тебя от ответственности за совершенные действия. Мелисса Лаириэль похищена, а ты выбываешь из соревнований по политическим причинам. На трон Лавура отныне претендуют лишь три участника — Игнат Стреглазов, Градимир Вардак и Марк Златокрылов.
Алекс криво улыбнулся, зло зыркнув на каменного волка.
— Как все удачно получилось для вас, не правда ли?
Вольдемар Стреглазов подал знак, и каменные волки волоком потащили Александра из шатра. Процессию провожали испуганными, злыми и изумленными взглядами, но их владельцы так и не решились помешать произволу — перечить каменным волкам всегда было опасно.
— Уважаемые дамы и господа, бал продолжается! Встретим это полнолуние вместе, дабы возвестит оно начало великого события — Тетриады! Почет и слава будущему королю! — Сказав это, Вольдемар подцепил со стола бокал, наполненный чем-то золотым и шипящим, и залпом выпил. А потом, ни на кого не посмотрев, рукой поманил за собой пару стражников и покинул шатер. Его жена, быстро семеня, побежала следом.
— Черный лебедь уже почти угодил в клетку. Но, боюсь, когда это произойдет, он покинет ее скорее, чем в первый. Глупцы не понимают, что он сильнее. Глупцы не понимают, что только заклятье сдерживает его и не дает ему убивать.
Гости, еще не пришедшие в себя после всего случившегося, начали озабоченно поворачивать головы. У входа в шатер стояла Клара и обводила присутствующих насмешливым затуманенным взглядом; на губах прорицательницы играла легкая улыбка, оголяющая раздвоенный язычок.
— Не дайте черному лебедю исполнить свою песню. Не дайте ему себя погубить. Потому что иначе миры падут, и все вы превратитесь в пепел. — Прорицательница взмахнула рукой, и крыша шатра исчезла, явив гостям полную луну, залитую ярко-красным кровавым светом. — Иначе это полнолуние станет для вас последним.
Договорив, Клара, учтиво поклонившись, растворилась в воздухе. Прорицательница ушла бесшумно, не оставив после себя никаких следов. Так, словно ее здесь никогда и не было.