Том I: Глава 14 - На грани.
Пламя окружало меня со всех сторон. Оно неслось к горизонту, ревело и танцевало, будто живое, пожирая всё на своём пути. Я стоял посреди этой огненной бури, но жар не обжигал мою кожу. Это странное, пугающее чувство... Я не был зрителем — огонь был частью меня. Или, может, я сам был этим огнём.
Посреди бушующей стихии стояла она. Агата.
Она не сгорала. Она была самой стихией. Её волосы искрились, как раскалённые угли, а глаза, холодные и синие, будто ледяные глубины, вбирали в себя свет пламени. Она смотрела на меня — молча, с упрёком и безмолвным вызовом. Я не мог понять, что именно пронзало меня сильнее: её ледяной взгляд или жар, который исходил от неё.
Я шагнул вперёд. Её образ был таким реальным, что я мог поклясться: чувствую её аромат. Острый, свежий, как воздух перед бурей. Но каждый шаг давался мне с трудом. Земля под ногами раскалывалась, превращаясь в раскалённый пепел, от которого исходила невыносимая боль.
Она стояла неподвижно, не протягивая ко мне руки, не зовя. Но её взгляд... он держал меня сильнее любого пламени. В нём было что-то глубокое, разрушающее. Не любовь — что-то большее. Это была одержимость. Непреодолимая сила, которая держала меня на грани, заставляла идти вперёд, несмотря на боль, несмотря на страх.
Я тянулся к ней. Казалось, ещё миг — и мои пальцы коснутся её. Но стоило мне сделать последний шаг, как всё взорвалось. Пламя ослепило меня, мир рухнул в хаос, и она исчезла, растворившись в свете, оставив лишь пустоту.
Я упал на колени. Её имя вырвалось из моего горла криком, но его поглотило пламя. Оно всё ещё окружало меня, жгло изнутри. Я смотрел, как огонь уничтожает всё, и понимал: это мой огонь. Это я разрушил её. Я сжёг её своей одержимостью.
Когда я очнулся, вокруг все было погружено в тишину, но в воздухе всё ещё витал запах дыма. Я всегда просыпаюсь первым. Это стало привычкой — раньше всех, когда ещё туман не рассеялся, когда мир вокруг всё ещё в полусне. И вот я открыл глаза. Пустота. Тишина. Внешне всё, как обычно, но внутри — другое. Я почувствовал её, даже не видя, как её присутствие проникает в каждый уголок этого утреннего мира.
Мои руки дрожали, а сердце билось так громко, что казалось, его стук слышен повсюду.
И где-то глубоко внутри я знал: этот жар, это пламя никогда не угаснет. Оно станет частью меня. Как и она.
Сегодня я буду бегать с Агатой.
Эта мысль прошла где-то в глубине. Тёплая. Легкая. Момент радости. Но только в том, что я смогу быть рядом с ней, смотреть, как её тело движется в этом бесконечном цикле, как её взгляд заставляет мир вокруг терять ясность. Это так... привычно. В какой-то момент я даже почувствовал радость, что буду рядом, что хотя бы день проведу в её присутствии.
Но стоило мне углубиться в эти мысли, как я сразу же понял, что это не то, что я должен чувствовать. Это не та радость. Не та привязанность, которая мне нужна. Я не могу позволить себе влюбляться. Не могу позволить себе привязываться. Это было бы слабостью. И это слабость, которую я не могу себе позволить.
Я встал с места, отгоняя эти мысли. Разум снова взял верх. Всё это — пустые эмоции, которые не имеют значения. Я, как всегда, не буду показывать, что она для меня что-то значит. Как и всегда, я буду держать себя в руках, как и она. Мы оба знаем, как это работает. Мы оба знаем, что не можем быть теми, кем хотим быть.
Я быстро оделся, стараясь не думать об этом. Ступая по холодной земле, я ощущал, как каждое движение уводит меня дальше от той слабости, что пыталась проявиться в моей душе. И, несмотря на всё, я знал: когда я увижу её, когда я окажусь рядом, вся эта борьба с собой снова начнётся.
~
— Кого-то жизни лишить хочется, милая? — произнёс я, подходя к реке, где Агата, сосредоточенная и полная силы, размахивала ножом, её движения были настолько точными, что было трудно поверить в их смертельную эффективность. Она была как стихия — быстрая, разрушительная, неумолимая.
Чувства, которые я испытывал, сложно было назвать только любопытством. С каждым её движением, с каждым оборотом ножа я ощущал странную смесь раздражения и восхищения. В какой-то момент меня охватило ощущение, что я наблюдаю за каким-то неведомым чудом, но стоило мне это осознать, как внутри поднялась волна отвращения к самому себе. Я не мог позволить себе быть таким слабым, чтобы чувствовать к ней хоть что-то, кроме ненависти.
Агата не подняла глаз, её внимание было полностью сосредоточено на занятии, но её губы изогнулись в едва заметной усмешке. Она, казалось, знала, что я рядом, и не обращала на меня особого внимания. Или, может быть, ждала чего-то от меня. Я не знал. И не хотел знать. Я подшёл ближе, ожидая её ответа, который, как всегда, будет полон сарказма и какой-то болезненной пронзающей иронии.
— Только если ты не послушаешься, — её голос был лёгким, но в нём чувствовалась та же холодная уверенность, что всегда. Она не оборачивалась, и мне было бы трудно понять, она меня действительно не замечала, или это была её привычная игра.
Я не мог не усмехнуться, подходя к ней ближе. Мои слова были полны сарказма, но где-то в глубине был и страх. Страх, что я мог бы однажды оказаться под её ножом. Или под её взглядом.
— Ты ведь не такая, — сказал я, глядя на неё. — Не убьёшь. Слишком занята, чтобы тратить время на меня.
Её взгляд, когда он встретился с моим, был холодным. Я почувствовал, как внутри меня что-то сжалось. И всё равно, я не мог позволить себе дать волью этим чувствам. Всё, что я видел, была её холодная решимость. Всё, что я мог делать, — это держать дистанцию.
Позже, когда она взяла свои вещи для душа, не сказав ничего, просто прошла мимо меня. Я наблюдал за ней, как за объектом, который всегда будет держаться на расстоянии, но в тоже время я не мог отвести взгляд. Я старался не думать, как сильно мне хотелось, чтобы она смотрела на меня, чтобы наш контакт был настоящим, а не таким поверхностным.
Когда Агата пришла на кухню, её волосы ещё капали водой, и они слегка волнились. Она села напротив меня, на соседний столик, и я, не говоря ни слова, устроился на стуле. Я не мог не заметить её усталость. Как бы она не старалась скрыть это, я знал. Видел, как её движения стали немного менее резкими, а взгляд — отстранённым. Она ела, не спеша, с какой-то обречённой спокойностью, как будто у неё не было другого выбора, как только продолжать.
Я сидел напротив неё, не подавая виду, что заметил. Мы оба были молчаливы, каждый поглощён своими мыслями, но я чувствовал, что, несмотря на эту тишину, между нами происходило что-то, чтт не поддавалось объяснению. Мы оба уставали от этого безысходного взаимодействия. Но что-то внутри меня всё ещё пыталось держаться. Держаться от неё подальше.
Мы встали вместе и пошли к лабиринту. Она шла рядом, как всегда, с её неуловимым, решительным шагом, и я не мог не ощущать её присутствие — настолько близко, что почти мог коснуться её плеча. Мы не говорили. Это было странно, как будто слова не имели смысла. Всё, что оставалось — это шаги, которые звучали в унисон, как два мира, которые не могли понять друг друга, но всё равно шли бок о бок.
Мы вошли в лабиринт, и сразу же ощутился знакомый, пронизывающий холод. Я не нуждался в том, чтобы повернуть голову, чтобы знать, что Агата была рядом. В её присутствии не было ни малейшего сомнения. В её шаге была такая уверенность, что, казалось, она знала каждый поворот лабиринта, каждую скрытую тропу, будто этот безжалостный лабиринт стал её домом. И я следовал за ней, не задумываясь о том, что в этом было не так. Я, как всегда, был просто частью её игры.
Каждый шаг отдавался в тишине. Мы двигались быстро, молча, как два тела, следящие друг за другом. Иногда я видел её взгляд, бросаемый мимо меня, холодный и точный, как удар ножа. Она не спешила, но и не замедлялась. В её движениях была безошибочная чёткость, словно она уже давно привыкла обходить все ловушки и преграды этого места. Мне было не по себе. Я понимал, что она всегда будет на шаг впереди.
И в этом была своя жестокая правда. Она могла уничтожить меня в любой момент. Повернуться, и вот я уже падаю, теряя сознание от её точного удара. Но я продолжал идти рядом с ней. Я не мог уйти. Что-то заставляло меня двигаться. Что-то... незримое. Она была, как наркотик, от которого невозможно отказаться.
Она повела меня через узкие коридоры, где стены были так близки, что я едва мог развернуться. Но Агата шла легко, уверенно, и я, ведомый её шагами, почти забывал, что здесь в любой момент может появиться угроза. Она делала всё с такой спокойной решимостью, что я даже не мог позволить себе задумываться, что может быть в этих поворотах лабиринта. Всё, что мне нужно было делать — не отставать.
Её дыхание было ровным, почти не слышным, а я пытался унять то нервное возбуждение, что растекалось по венам. Всё было знакомо — и всё равно чуждо. Я пытался удержаться от мыслей о том, что она для меня значила. Потому что каждое это чувство было как буря в моём сознании. Мысли о том, что между нами есть что-то большее, чем просто борьба за выживание, были слишком опасны.
И всё же я не мог не чувствовать, как мои шаги начинают следовать за её. Каждый её поворот, каждое движение вызывало в моём теле реакцию. Я знал, что если я не буду внимателен, не буду настолько острым, как она, я окажусь в ловушке. Но этот страх был... странным. Он не был лишь страхом. Это была борьба. И не за жизнь, а за что-то другое. Что-то, что я не мог осознать, но всегда чувствовал рядом с ней.
Мы приближались к центру лабиринта. Я чувствовал, как с каждым шагом напряжение нарастает. Как будто на нас обоих лежал невидимый взгляд, который всё это время наблюдал.
Я замедлил шаг, когда заметил нечто странное. Жуки-стукачи, которые обычно беспокойно перемещались по лабиринту, теперь выстроились в одну линию, создавая слово: "нельзя". Я указывал на это, чувствуя, как напряжение растёт в воздухе.
— Агата, посмотри на это, — сказал я, чуть наклоняя голову. Она следила за моим жестом, её взгляд зацепился за жуков, но моментально её лицо изменилось. На нём вспыхнула тревожность, как огонь в холодной ночи. Она не сказала ни слова, но я понял, что что-то не так. Её тело напряглось, и она резко повернулась ко мне.
— Мы уходим, — её голос стал холодным и твёрдым, как нож. Не спрашивай почему, просто уходи, — добавила она, её слова звучали как приказ.
Я всё ещё стоял, не зная, что сказать. Мой взгляд не отрывался от неё, и в какой-то момент я не смог удержаться от вопроса:
— Почему? Что не так?
Она на мгновение замерла, глаза метались, и я увидел, как её губы сжались в тонкую линию. С каждым мгновением её выражение становилось всё более напряжённым, как будто она сама боролась с собой.
— Если они продолжат шифр, я не смогу контролировать себя, — её ответ был быстрым, сбивчивым. Это было как признание, которое она не хотела произносить вслух. Но в её словах я уловил что-то большее. Это был страх. Тот самый, который она редко показывала.
Я не мог понять до конца, что она имела в виду. Но по её реакции я понял, что она была на грани. Она знала, что если они продолжат свою игру, её контролируемая сила может сорваться. И тогда она может стать кем-то, кого я не захочу увидеть.
— Пошли, Минхо, — её голос прозвучал опять с той же жестокой решимостью, но я заметил, как в её глазах было что-то ещё. Что-то человеческое. И это меня насторожило.
Мы начали двигаться быстрее, но в голове оставались её слова. "Не смогу контролировать себя". Что это значило?
Когда мы, наконец, добежали до Глэйда, усталость, казалось, отступила. Но её слова не давали мне покоя. Я не мог оставить этот вопрос без ответа, и, не удержавшись, снова обратился к Агате.
— Это что было? — спросил я, стараясь держать голос ровным, хотя внутри меня всё бушевало от неопределенности.
Она молчала несколько мгновений, её взгляд был направлен куда-то вдаль, как будто она пыталась избавиться от этого вопроса. Когда она наконец заговорила, её слова прозвучали холодно, как лёд.
— Я не могу тебе об этом сказать, — ответила она, будто объясняя очевидное. Но это было не объяснение. Я видел её лицо, и оно было пустым, почти безжизненным. Глаза, которые обычно искрились холодным огнём, теперь были как два безжизненных зеркала, отражающих только туманное ничего. Лишь лёгкая дрожь в её голосе говорила о том, что что-то не так. — А если я это сделаю, ты окажешься под их прицелом, — она добавила это, как приговор. И снова её лицо не выражало ни малейших эмоций. Всё её существо было как камень. Но я знал: она пыталась скрыть что-то.
Я мог почувствовать, как из её слов, даже без видимой эмоции, исходил страх. Это не был просто холод. Это было что-то более глубинное. Она пыталась удержать под контролем не только свои слова, но и свой собственный страх. Страх того, что я мог бы стать частью её темного мира, которого она не хотела для меня.
Я пытался заглянуть в её глаза, понять, что скрыто за этой маской, но в её взгляде не было ни одной искры, ни малейшего намёка на то, что она хочет мне довериться. Было только молчание и страх, который она тщетно пыталась скрыть.
Я знал одно — я не знал, что творится в её голове. Но, возможно, и не должен был знать.