Искусство Страха

(Глазами Эдварда)
Эдвард ждал момента своей славы целую вечность. Сам он жил при этом всего шесть лет, а стал на путь к ней месяц назад. Но когда о его биографии, полной испытаний и великих подвигов, снимут фильм, он начнется именно с этой фразы: «Я ждал целую вечность». Нет-нет, лучше «боролся». Пусть первый вариант и отражает реальность куда более достоверно, второй несомненно круче. Хотя, в общем-то, для Эдварда нет разницы: ждать и бороться - в его понимании один и тот же ад. Рай же - получить все и сразу, не прилагая ровным счетом никаких усилий. Но разве стал бы он таким знаменитым и успешным, следуй он столь скверной философии? Очевидно, нет.
Итак, после красивой цитаты, в кадре покажут детство Эдварда. А именно тот момент, когда в его голове зародилась идея стать великим. Произошло это так.
Вместе с родителями Эдвард сидел в театре в дальнем ряду, наблюдая, как на сцене разворачиваются драматические события. Молодая домработница потеряла надежду на будущее и собиралась покончить с собой. Мать тихо плакала в платочек, отец не мог перестать восхищаться гениальностью произведения. Эдвард, особо ничего не понимая, но улавливая грустную атмосферу, про себя сочувствовал несчастной девушке.
Вдруг та сделала шаг, спрыгнула с табурета и погрузилась в озеро - легла на расстеленный на полу отрезок голубой ткани. Сверху послышалась возня, и оттуда упал второй, такой же. Он полетел куда-то в сторону, поэтому утопленнице пришлось с громкими вздохами выползти на берег, забрать отрезок и только потом укутаться в нем, будто в коконе.
Эдвард сочувственно покивал. Наверное, плохо быть актером театра. Сначала страдаешь целый час, а потом и вовсе отправляешься в мир иной.
В зале погас свет, а когда зажегся, девушка уже стояла, улыбаясь, на береге, живая и невредимая. Рядом с ней расположились остальные актеры, которых Эдвард думал больше не увидит. Среди них оказался и повесившийся из-за измены жены Роберт, и упавший под копыта табуна лошадей Франциск, и даже... Не может быть! Боб! Ему же отрубили голову и размолотили ее на куски!
Зал взорвался бурными аплодисментами. Зрители бросали актерам цветы, а те кланялись. Эдвард насчитал около сорока букетов.
Какая-то девица выкрикнула из-за трибун:
-Тристан, ты лучший! - и с распростертыми руками помчалась к Бобу через ряды. Интересно, почему она назвала его чужим именем?
Когда девица оказалась перед кумиром всего в сантиметре, невесть откуда возникшие люди в черном схватили ее и потащили. Но та крепко держалась за край Бобиной рубашки. Вдруг раздался треск, и лоскуток остался в ее руках. Люди в черном повели сумасшедшую к выходу. Та больше не упиралась: была занята тем, чтобы нежно поглаживать свою добычу.
- Какая бестактность! - возмутилась мать Эдварда. - Я думала, такое происходит только на попсовых концертах! Но в театре!
Та же сцена вызвала у ее сына совершенно иные чувства. Эдвард проводил фанатку Боба завороженным взглядом аж до самого выхода, а когда та скрылась из виду, сделал вывод, что быть актером не так уж плохо. Он повернулся к матери и воскликнул:
-Мам, я хочу быть актером!
Женщина потрепала сына за волосы.
-Ты же мой хорошенький! Что, надоело покорять пианино, теперь хочешь взяться за сцену? Я сегодня же запишу тебя в театральный кружок.
Эдвард нахмурился, будто в ответ на его инициативу ему предложили съесть лимон.
-Нет, я хочу в самую элитную школу театра во всей Англии! - заявил он, поджав губы.
Миссис Джонс изумленно хлопнула глазами.
-Пожалуйста! - Эдвард состроил щенячий взгляд, однако требовательность в голосе скрыть не смог.
-Но мы с папой вряд ли потянем ее по деньгам, - упиралась миссис Джонс.
Эдварду было достаточно изобразить на лице ту же гримасу, с какой актриса прыгнула в озеро, как мать тут же сдалась.
Через неделю, почти что с достоинством пережив тягостное ожидание - первое испытание на пути к славе - Эдвард завязывал в коридоре шнурки. Впереди его ждала элитная школа театра, а за ней - великое будущее. Эдвард был осведомлен о нем буквально с самого рождения, ведь судьба неоднократно посылала ему знаки. Только делала это через маму.
-Ах, какая прекрасная музыка! Прирожденный музыкант! - говорила женщина, когда Эдвард садился за пианино и нажимал на случайные клавиши.
-Невероятный рисунок! Тебе нужно быть художником! - твердила она, когда Эдвард только брался за краски, не успев даже ничего нарисовать.
-Чудесный голос! - вещала она, когда Эдвард напевал авторскую песенку без рифмы.- Ты талантлив во всем!
И Эдвард не мог в это не верить.
Даже сейчас мать, вспомнив о том, с каким выражением ее сын однажды рассказал стих в детском садике, не могла перестать повторять:
-Ты обязательно затмишь там всех! Тебя ждет будущее великого актера, как Тристана! Я знаю, ты у меня очень талантливый!
Она повторяла это и в коридоре, и в машине, и даже во дворе самой элитной театральной школы Лондона. Потому и настрой у Эдварда был что ни на есть позитивный.
Войдя в класс, на него устремились разом тридцать пар глаз, но Эдвард даже не обратил на это внимания. Вы же не замечаете каждый булыжник, что попадается вам под ноги? То же!
В классе появился преподаватель. Он представился мистером Брауном и начал первое занятие, правда, какое-то странное. Вместо того чтобы раздавать автографы и уклоняться от летящих в него букетов, Эдварду пришлось целый час слушать о театре древнего Рима. Посчитав эту информацию бесполезной, Эдвард повернул голову к окну и стал представлять, как круто будет выглядеть на сцене. В самых харизматичных и интересных ролях, в окружении фанатов... Мечта!
Вскоре сидеть надоело, захотелось побежать навстречу великой судьбе, и Эдвард приказал Брауну говорить быстрее. Преподаватель взглянул на мальчика так, будто тот плюнул ему в лицо. Наверное, все актеры выражают эмоции намного ярче обычных людей. Значит, Браун сейчас испытал легкую досаду от того, что столь хорошая идея не пришла в голову ему самому.
Час истек, и ребята отправились по домам. Эдвард из кожи вон лез: не мог дождаться следующего дня. Когда же тот наступил, и мальчик пришел на занятия, он сделал вывод, что в названии школы кто-то явно спутал слово «элитная» со «странная».
В актовом зале, куда вошел Эдвард, дети изображали страуса. Шипели, свистели, махали руками и прыгали. Мистер Браун тем временем без конца повторял «не верю!».
Эдвард поморщился. Зрелище напоминало сцену из маминого любимого сериала про психбольницу. Он твердо решил, что не будет валять дурака (тем более если за это ему не поаплодируют фанаты) и, гордо вскинув подбородок, уселся на первый ряд.
Незнакомый мальчик, уже покрасневший от усилий, зашипел и прыжками, будто балерина, помчался в противоположный конец зала. Там он отдышался, а затем, размахнувшись, со всей силы ударил головой об пол.
-Ай!
Вокруг него, лежащего и потирающего пострадавший лоб, собралась толпа. Все спрашивали «как ты?», и сквозь этот гул до мистера Брауна вдруг донесся смех. Будто дикий зверь на писк будущего ужина, он обернулся. Уже успевший попасть в его список нелюбимцев Эдвард хохотал во весь голос.
-Почему ты бездельничаешь?! - взвизгнул мистер Браун, подбегая. - В цирк, что ли, пришел?
-Я не бездельничаю, - уверенно заявил Эдвард и смахнул слезу. - Я жду. Скоро ко мне должна прийти слава.
-Она не придет, если ты будешь предаваться праздности, пока остальные работают.
-Чего? А, ладно, не важно. У меня же талант. Она по любому придет, чему бы я ни предавался.
-Ну-ну. Раз так, может, тогда покажешь нам, как изображают страуса талантливые актеры?
-Легко!
Эдвард побежал, залез на сцену и... замер. Около тридцати пар глаз выжидающе смотрели на него. Вспомнив о мальчике с ушибленным лбом, Эдвард потер свой собственный. Нет, так не пойдет.
-Может, лучше короля? - спросил он.
Мистер Браун хмыкнул:
-Так я и знал! Нет у тебя ни таланта, ни опыта, ни даже креативности.
-Нет, я-то могу страуса, - возразил Эдвард.Слышать столь грубые оскорбления в свою сторону ему еще не доводилось. Что ж, он ожидал, что путь к славе окажется тернист. - Но может, правда, лучше короля?
-Нет, - покачал головой мистер Браун.
-Благородного рыцаря?
-Нет.
-Пупа земли?
-Нет.
-Бога?
-Нет. По истине талантливый актер должен уметь изображать всех. Даже страусов. Если не можешь этого, ты не актер.
Эдвард глубоко вдохнул.
«Чего не сделаешь ради признания», - подумал он и, чувствуя себя глупее некуда, замахал руками.
-Ничем не лучше остальных страусов, - сказал мистер Браун, наверняка из зависти. - Даже хуже. Двигаешься так, будто все твои кости и мышцы срослись в одну единую кость и мышцу. Поизящнее!
Эдвард молча спрыгнул со сцены и, тяжело приминая ногами пол, помчался к выходу. Напоследок он, конечно же, не забыл с чувством - с очень нехорошим чувством - хлопнуть дверью.
Занятия продолжались еще дольше часа, но Эдвард уже сидел дома и хмуро жевал макароны. Одновременно с этим он рассказывал родителям о том, какие ужасные в элитной школе учителя.
-Постоянно орут, постоянно недовольные. Злые, кошмар! Особенно этот Браун. Он держит нас в клетке. Нет, на цепях. Заставляет копать картошку и отжиматься одной рукой сразу. Вот! Меня самого больше заставляет. Я его нелюбимчик. А одного мальчика вообще схватил за шиворот и ударил об пол.
Не думайте, что Эдвард лгун. Просто по своей природе он весьма впечатлителен, и эмоции могут несколько искажать реальность в его глазах.
Родители ахали, жалели сына, обещали, что обязательно пожалуются на этого мерзкого Брауна, и того выгонят из элитной школы. Эдварду от таких новостей разом становилось легче.
Рабство в театральной школе Лондона продолжалось еще месяц. Сначала ребята учились изображать на лицах различные эмоции. Эдвард считал этот урок особо бесполезным - что же он, улыбаться и хмуриться не умеет? - поэтому на нем предавался праздности. Затем их учили дикции. У Эдварда она и без того была поставлена на ура, что бы ни говорил противный Браун. Урок истории вовсе следует оставить без комментариев.
Учителя часто критиковали Эдварда, называли ленивым и безнадежным. Но делали они это, конечно же, из зависти. Ведь у мальчика имелся талант, а у них что? Тридцатилетний опыт на сцене и уйма наград? Пф! Ерунда!
Вдруг один из бесполезно проведенных дней скрасила новость о скорой Эдвардовой славе - той самой, которую он ждал вечность. Директор и мистер Браун вошли в класс, и первый объявил о ежегодном конкурсе «Актерный актер», который состоится уже через месяц. Правила его были просты: все театральные школы Лондона выбирали своих лучших учеников, а те ставили пьесу. Чья оказывалась лучше (это решал жюри), та школа и получала награду.
Директор стал зачитывать фамилии участников. Эдвард благоговейно зажмурился. Ну наконец-то он сыграет в настоящей пьесе! Будет купаться в славе и внимании! Уворачиваться от цветов и фанатов!
Он будет знаме...
Эдвард раскрыл глаза. Мальчик был уверен, что слушал директора внимательно. Однако...
-Э-э-э, - неуверенно протянул он. - А как же я?
Директор перепроверил список и пожал плечами, а мистер Браун злорадно ухмыльнулся.
-Это очень серьезно, - не без удовольствия сказал он. - Наша школа выигрывала в этом конкурсе шестьдесят лет подряд и не должна проиграть сейчас. С тобой она сделает это сразу, как только ты выйдешь на сцену.
Внутри у Эдварда что-то разбилось. Сердце то ли или мечта - сказать трудно, но оставлять все как есть он был не намерен.
Эдвард стал клянчить, чтобы его тоже включили в пьесу. Клянчил день. Клянчил неделю. И Браун наконец таки сдался, взял его на роль дерева.
Дерева! Ни единой реплики! Ни единого звука! И это еще при том, что в его костюме не потрудились даже вырез для лица сделать. Мальчик просто должен будет неподвижно сидеть в нем, как в мешке.
Выйдя из кабинета Брауна, Эдвард стиснул до боли зубы и едва ли сдержался, чтобы не топнуть ногой. Он не может позволить себе сидеть в мешке, ведь так зрители и жюри не смогут по достоинству оценить его талант. Какая несправедливость!
Эдвард обязательно всем отомстит, нужно только придумать как.
Коварный план возмездия не заставил себя ждать. Пришел этим же вечером, когда Эдвард лежал в постели и буравил лютым взглядом потолок. Сердце бешено колотилось. Дабы выпустить злость, мальчик был готов вцепиться в глотку любому, особенно этому Брауну. Браун - ну что за дурацкая фамилия?!
Вдруг Эдварда осенило. Он улыбнулся и залился торжествующим хохотом - только тихо, чтобы спящие родители не услышали. А после со спокойной душой и сам провалился в сон.
К осуществлению плана Эдвард приступил утром. С хорошим настроением, которого от него не ожидал никто, он вприпрыжку вбежал в класс и поздоровался с каждым учеником по очереди. Когда настал черед мистера Брауна, Эдвард обнял его и искренне, от всей души поблагодарил за все. А после попросил дать ему почитать сценарий пьесы для конкурса. Учитель настолько растерялся, что тут же отдал его, не задумываясь. Эдвард еще раз тридцать сказал «спасибо, люблю вас» и убежал во двор. Незачем ему тут рожи кривлять, нужно бороться за славу.
Эдвард сел на скамью под раскидистой кроной дуба и принялся внимательно изучать сценарий. Дойдя только до середины, он понял, что это полная бездарность. И да, у дерева действительно не было ни одной реплики! Ничего, это поправимо. Эдвард зловеще захохотал и, представляя себя сумасшедшим ученым, оживляющим неживое, достал из кармана ручку. Поклацал ею немного - в кадре его биографического фильма эта сцена выглядела бы весьма красиво - а после принялся писать прямо поверх напечатанных принтером букв.
Следующий месяц прошел незаметно, и понятно почему: Эдвард не ждал славы, а активно за нее боролся. Пока бездари, которых по ошибке приняли за талантов, репетировали, подлинный талант писал собственный сценарий.
После следовала задача посложнее: нужно было сделать декорации. Некоторые нашлись готовые в элитной школе, но большую часть Эдвард соорудил из хлама, что отыскал у себя дома. Поскольку в его семье все были творческими, никто не выкидывал даже порванные пакеты. Джонсы знали, что все может послужить искусству и надо же - оказались правы!
Ни мистер Браун, ни директор, ни таланты-самозванцы, ни даже родители - никто не подозревал о скором возмездии. А оно тем временем тихо и неумолимо приближалось, вместе со днем, когда порог элитной школы пересечет жюри.
Наконец это произошло.
Огромные двустворчатые двери, словно бы предназначенные для великанов, беззвучно распахнулись, и в коридор шагнул коротышка в красном костюмчике и модном берете. Преподаватели затаили дыхание. Ученики с любопытством вытянули шеи. Эдвард сделал вид, что ему все равно.
Коротышка плавно двинулся вперед, стуча каблучками и водя оценивающим взглядом по стенам здания. В его походке, лице, одежде чувствовалась власть, но не над людьми, а над искусством. По тому, как он вскидывает острый нос, поправляет минималистичный стильный шарфик, было ясно: он считает себя королем. Считает, будто вправе решать, что шедевр, а что мусор. Судя по реакции преподавателей и учеников, они считали так же. И только Эдвард знал истину: король искусства - он сам. Просто пока не признанный.
-С прошлого моего визита тут кое-что изменилось, - тихим умирающим голосом прошелестел коротышка. При этом его все равно услышали: в коридоре стояла гробовая тишина.
В присутствии этого типа никто не смел даже дышать - все стояли с выпученными глазами и синие, как дохлые рыбы. А кое-кто и вовсе лежал на полу, схватившись за шею. Лишь Эдвард втягивал воздух спокойно, но все равно не слишком громко. Пока что ему лучше не выделяться.
-Снаружи здание такое же, - протянул коротышка. - Все тот же стиль барокко. Но внутри, я смотрю, вы сделали ремонт в стиле рококо. Любопытное смешение. И абсолютно безвкусное.
-Простите, Гарри Мур, простите нас всех! - зачастил директор. - Только не снижайте за это рейтинг нашей школы!
Эдвард хмыкнул. Похоже, имя и фамилия этого коротышки сочетаются друг с другом не лучше барокко и рококо. Какая ирония!
Гарри Мур пожевал губами.
-Просто скажите мне, кто дизайнер этого интерьера. Я напишу о нем честную критику в моем журнале.
Директор замялся. Он не раз повторял, что гордится тем, какой гениальный дизайн придумал для коридора своей школы. М-да, неприятная ситуация.
-Оскар Уолтер, - наконец выпалил директор и побледнел.
Гарри едва заметно приподнял брови.
-Не ожидал от него.
Эдвард тоже не ожидал. Не ожидал, что критику этого коротышки так сильно боятся. Интересно, что в ней особенного?
Учителя еще немного побеседовали с гостем, затем все отправились в актовый зал. Гарри Мур уселся на стул, предназначенный специально для него, а ученики зашли за кулисы.
Эдвард оглядел ребят, надевающих костюмы. Пора было приступать ко второму этапу плана.
-Друзья-я-я! - протянул он, старательно улыбаясь.
Эдвард ненавидел в элитной школе каждого, готов был убить при первой же возможности. Каких усилий стоила ему эта улыбка!
«Друзья» повернули головы и взглянули на него с подозрением. Все одновременно, будто отрабатывали это движение годы.
-Еще вчера ты орал «как я вас всех ненавижу» на весь класс, - заметил какой-то мальчик.
Эдвард учился с этими ребятами уже два месяца, но так и не запомнил их имен. Зачем забивать себе голову лишним мусором?
Подойдя к памятливому незнакомцу, Эдвард крепко обнял его и мудро изрек:
-Прошлое в прошлом, друг. Тем более сегодня я дерево.
-И что? - не понял тот.
-Природа всегда и со всеми нейтральна. Понял шутку, а? - подмигнул левым глазом Эдвард. Затем вспомнил, что правым у него получается харизматичнее, и подмигнул им тоже.
-Э-э-э... - мальчик попятился.
-Ну, типа, деревья же все такие никакие. Ни эмоций, ничего. Ладно, забей. Хочешь лимонад?
Тут Эдвард нагнулся и, пыхтя, выволок из-под стола ящик, набитый стаканами с бурлящей ярко-желтой жидкостью. Ровно тридцать штук.
-А себе чего не взял? - спросила девочка, вроде как, Ванесса. Или Виктория?
Эдвард улыбнулся еще шире.
-Я уже свой выпил, - заверил он.
-Вместе со стаканом? - хмыкнула Ванесса-Виктория.
Все тут же захохотали, а Эдвард наконец узнал девочку. Это была Изабелла, та самая, что строила из себя шутницу. Тварь. Ну ничего, у него тоже есть чувство юмора.
Эдвард сделал серьезное лицо и кивнул. Ребята разом смолкли. Почему они не смеются? Это же была визуальная шутка!
Наконец среди толпы нашелся тот, кто жил по принципу «дают - бери». Это оказался мальчик. Он потянулся за стаканом, и вскоре все остальные последовали его примеру.
-Вкус странный, - заметила Изабелла, задумчиво причмокивая. - Напоминает какие-то таблетки.
Эдвард фальшиво засмеялся:
-Ты такая смешная!
Когда с лимонадом было покончено, ребята продолжили одеваться. Эдвард взял свой костюм и внимательно оглядел. После его манипуляций снаружи тот ничем не изменился, по крайней мере так могло показаться с первого взгляда. Но вот внутри... Эдвард расстегнул змейку и залез в костюм. Ощупал потайные пуговицы - те были на месте.
Все готово. Готово к войне за славу.
-Пора! - раздался обеспокоенный голос мистера Брауна. - Быстро по местам!
Из-за костюма Эдвард не мог видеть, поэтому к тому моменту, как он оказался на своем месте, мальчик несколько раз в кого-то врезался. Ребята бегали по сцене, проклинали друг друга, путающихся под ногами, но вскоре стихли. Наконец послышался шелест занавеса. Пьеса началась.
- Я прекрасный принц, путешествующий по неизведанным странам! - говорил кто-то, стараясь перекричать стук копыт и благородную мелодию, что наигрывал оркестр. - Сегодня я не знаю, куда еду, потому что все страны, по которым я путешествую, неизведанные!
Зал взорвался хохотом и аплодисментами. Благодаря им Эдвард смог определить, в какой стороне находятся зрители: спереди. Это было плохо. Бездарный сценарий велел ему не шевелиться. Но еще он велел стоять с краешку. Туда обычно никто не смотрит - главные герои находятся по центру - значит, первым требованием можно пренебречь.
Эдвард развернулся спиной к зрителям, затем расстегнул пришитые им пуговицы. Большой круглый лоскуток упал наземь, и в костюме появился вырез для лица. Мальчик по-прежнему не видел того, что происходит на сцене и трибунах, зато мог отлично слышать.
-Но что же это?! - вопросил принц у зрителей. - Не может быть! Прозрачный гроб, а в нем красавица! О, нет! Похоже, она мертва! Как жаль! Будь она живой, я бы мог ее поцеловать! А впрочем, зачем себе отказывать?!
-Стой! - благородная мелодия сменилась на грозную. - Я мудрый гном и не понимаю, зачем тебе целовать труп.
-А... - прекрасный принц растерялся. То ли слова забыл, то ли не знал, что ответить. - Просто я такой романтичный, люблю романтику.
-Но это же труп! Вдруг ты от него чем-то заразишься?
Тут у Эдварда зачесалась спина. Он решил вновь пренебречь требованием. Заворочался в костюме и тут же охнул: получил пинок в бок. Похоже, это был мудрый гном.
-У меня есть железный аргумент против твоего предупреждения, коротышка! - заявил принц. - Я глупый!
-Да, аргумент правда железный. Если что, помни: я тебя предупредил.
Раздалось длительное чмоканье.
-О нет! - судя по грохоту, принц упал на пол. - Я заразился малиновой лихорадкой! Вот и смерть моя при... пришла.
С каждым словом он говорил все тише, а потом взял и захрапел.
Гном произнес:
-О нет, я тоже умираю. Странно, в сценарии этого не было.
И к храпу в тот же миг присоединился второй. А секунду спустя третий, четвертый, пятый... Все остальные доносились из-за кулис.
Эдвард, улыбаясь и предвкушая свой выход, потянулся к веревочке, что неподалеку свисала с потолка. Сверху на сцену плавно упал картонный купол в виде огромного камня и накрыл собой спящих ребят.
Эдвард развернулся лицом к зрителям. Те, включая Гарри Мура, ни о чем не подозревали, думали, что пьеса идет по сценарию. Директор и мистер Браун одновременно побледнели.
Тут Эдвард узнал в дальних рядах родителей. При выходе сына они привстали со своих мест и что есть силы зааплодировали. Интересно, мама уже заметила пропажу тридцати пачек своего снотворного?
Вдохновленный неожиданной поддержкой родственников, мальчик шагнул на середину сцены и громко произнес:
-Дамы, господа, и все те, кто сделал вклад в эту историю. Я хочу... Вернее, вы должны. То есть, попрошу вас забыть про этих зануд и приготовиться к истории о дереве, в которое никто не верил. Вот. Пьеса автобиографическая, приготовьтесь.
А мистер Браун еще говорил, будто Эдвард не умеет формулировать речь. Вон как он только что ловко все сформулировал! От понимания своей неправоты преподаватель с размаху ударил себя по лбу.
Мальчик взглянул на оркестр, разместившийся недалеко от сцены. Ждать от него какой-либо мелодии было без толку: каждый участник застыл, не зная что играть. Эдвард прицокнул языком - вот тугодумы - и выудил из кармана телефон. Пару секунд спустя на весь зал зазвучало радио. Сейчас по нему поздравляли кого-то с днем рождения, но к тому моменту, как Эдвард расскажет предысторию главного героя, будет уже играть музыка.
Мальчик забежал за кулисы, где валялись на полу спящие ребята, наспех накинул на себя цветастый плед и вернулся. Тот вообще-то должен был быть черным, как и полагается всему загадочному, но дома, увы, нашелся только такой.
-Все началось очень давно в каких-то неизвестных никому дебрях, - проскрипел Эдвард старческим голосом. - Доброе дерево родилось в семье злых нарциссов. Оно выделялось с рождения тем, что было крутым. Поэтому нарциссы его не любили и обижали.
Эдвард вновь забежал за кулисы, а когда вышел, на его шею была натянута желтая балетная юбка.
-Вот тебе! - он бросил камень, после чего стянул юбку и стал на то место, куда тот приземлился. - За что ты так со мной?!
Эдвард в юбке:
-Я твой брат-нарцисс и завидую тебе, потому что ты круче меня.
Эдвард-дерево:
-Так и завидуй молча!
-Да как ты смеешь мне круто отвечать?! Вот!
-Ай! Зачем опять камень?
На радио по чьему-то запросу заиграла индийская песенка.
Эдвард в пледе:
-Надежды на светлое будущее не было, но тут появился он!
Эдвард дерево:
-Кто ты?
Эдвард с кастрюлей на голове:
-Я робот и я твой кровный отец.
Секунда растерянности. У роботов же нет крови, верно? Какая огромная сюжетная дыра! И как он ее раньше не заметил?
Благодаря этой секунде, умолкший Эдвард расслышал среди зрителей смешки. Странно, ведь он пока что не произнес ни одной шутки. Публика должна плакать и сочувствовать тяжелой судьбе дерева. Может, так она выражает радость за то, что оно отыскало отца?
Эдвард с кастрюлей на голове (слегка неуверенно):
-О, нет! Меня похищает дракон! Чтобы спасти меня, стать великим и жить долго и счастливо, ты должен победить злого духа в его игре «Переживи два долгих месяца к славе». Обучиться у злого наставника. Соорудить из ничего боевой костюм. И написать гениальную поэму. Пусть никто в этом мире не верит в тебя, я верю, сынок! Я!
Эдвард в банном халате с хамелеонами:
-Дереву не одолеть меня!
Смешки среди публики усилились. Гарри Мур спросил что-то у директора. Тот достал из кармана платок и принялся вытирать им лицо.
Эдвард дерево (еще более неуверенно):
-Я... Я...
Что такое? Публика должна была отреагировать совсем не так. Где цветы? Комплименты? Фанатки? Разве Эдвард, самый талантливый ребенок в мире, не заслуживает всего этого? Мальчик в растерянности перевел взгляд на мать. Выражение у нее было сложное. Отец и вовсе спал.
Некоторые зрители встали со своих мест и направились к выходу.
-Стойте! - завопил Эдвард, выйдя из роли. - Вы же пропустите самое интересное! Сейчас дерево должно получить от доброй феи супероружие и с помощью его пройти все четыре испытания одним махом! Вот оно! Смотрите! - мальчик достал из-за кулис палку копченой колбасы.
Зрители, которые остались, захохотали и начали снимать Эдварда на телефоны. Тысячи вспышек камер ослепили его, колени подогнулись, голова закружилась, а воздуха стало не хватать.
Внутри подогнулось еще что-то. Похоже, это была самооценка и вера в мамины слова.
«Ах,какая прекрасная музыка! Прирожденный музыкант!»
«Невероятный рисунок!Тебе нужно быть художником!»
«Чудесный голос! Ты талантлив во всем!»
«Тебя ждет будущее великого актера! Я знаю, ты у меня очень талантливый!»
Неужели она врала?
Мистер Браун встал со своего стула и что-то выкрикнул. Эдвард не слышал его: все окружающие звуки отошли для него на второй план. В голове без конца проносилась ложь, которую он слышал и в которую верил всю жизнь. И правда, открывшаяся перед ним столь ужасным образом: он бездарность.
Люди в черном - они, обычно, помогали делать различные спецэффекты - по приказу мистера Брауна с распростертыми руками мчались на застывшего Эдварда. Не зная, что делает, тот побежал от них в сторону, но зацепился костюмом об что-то острое, торчащее из картонного камня, и замер. Эдвард попытался вызволиться, забил по картонке колбасой, затем потянул...
Хряц!
Верхняя часть костюма осталась на нем, прикрывая тело до живота. Нижняя висела, разорванная, на гвозде. Взору зрителей предстали Хэллоуинские трусы с тыквами и скелетами. Хохот усилился, вспышки камер замерцали ярче.
Человек в черном, воспользовавшись замешательством Эдварда, схватил его и потащил за кулисы. Мальчик не упирался. Если его сейчас бросят в озеро с крокодилами, он тоже не будет упираться. В данный момент больше всего на свете Эдварду хотелось умереть, что он и сделал, не став отказывать себе в желаниях.

Эдвард очнулся, когда его посадили на что-то мягкое. Это оказался небольшой кожаный диванчик в кабинете директора. Сам директор тем временем рыдал в платочек на своем стуле.
-Все пропало! - причитал тот. - Вот увидите, нашу школу теперь переименуют из «элитной» в «убогую»!
-Почему вы сразу не выгнали его со сцены?! - гаркнул мистер Браун, обеспокоенно бродя по комнате туда-сюда.
- Я хотел это сделать, но вы несколько раз остановили меня!
-А что мне оставалось делать?! Нам нужно было показать что-то Гарри Муру! Те дети вообще заснули! Что с ними сейчас?
-Спят. Кто-то напоил их большим количеством снотворного. И я даже знаю кто. Избалованный самоуверенный мерзавец. Он испортил всю репутацию нашей школы!
-Сами вы мерзавец! - мать тоже была здесь. Стояла около директорского стола, готовая перегрызть глотки всем, кто посмеет сказать плохо о ее сыне. - Мальчик просто хотел проявить свой творческий потенциал, который вы почему-то отрицали и заставляли копать бедного картошку! Как будто ваша сценка про принца и гнома чем-то лучше!
Мистер Браун изумленно хлопнул глазами.
-Вы несете бред, дамочка! Какая картошка? И между прочим, сценка про гнома - это сатира! Ирония над жанром! Гениальное произведение, написанное нашим директором. Еще ни разу Гарри Мур не критиковал его творчество! А сейчас он впервые ушел из нашей школы, не проронив ни слова. Это плохой знак.
Директор громко высморкался.
-Э... - произнес Эдвард.
Три головы уставились на него, и он тут же позабыл, что хотел сказать. И как в принципе говорить. Дышать. Двигаться. Такого с ним, самоуверенным мерзавцем, еще не было.
Мистер Браун и директор пообещали, что обязательно выгонят Эдварда из своей школы, как только Гарри Мур напишет о них критику. На следующий день это произошло. Результаты конкурса «Актерный актер» стали сенсацией и разлетелись по всему интернету. Школа, которая выигрывала шестьдесят лет подряд, впервые заняла последнее место и проиграла более тысячи участникам. Комментарий Гарри Мура на этот счет был короток, как никогда: «хрень».
После такой сногсшибательной критики самого короля искусства элитную театральную школу Лондона переименовали в «убогую», как и предвещал ее директор. Ну а виновника сего происшествия, разумеется, выгнали.
Но в этот же день взяли обратно. Миссис Джонс пришлось заплатить немало денег, чтобы не дать мечте сына разрушиться. Хватило даже на новый ремонт в коридоре.
Эдвард вошел в класс истории искусства с понуро опущенной головой. Настроение его было сложным.
Тридцать пар глаз злобно уставились на него. Эдвард аж подпрыгнул, как от удара током. Дети сидели, каждый с телефоном. Когда Эдвард проходил мимо парт, направляясь к своей, последней, он краем глаза увидел на экранах... себя в костюме дерева, халате и с колбасой?! Ну конечно! Тысячи людей снимали его тогда на камеру! Наверняка, хотя бы один из них выложил видео в интернет, а то, судя по всему, завирусилось.
-Держи, талантище ты наше, - Изабелла ткнула Эдварду телефон. - Хочешь почитать комментарии?
Мальчик издал неопределенный звук, не зная что сказать, и против своего желания принял телефон в руки. Странно, как правило, он никогда не делал того, чего не хочет.
Вот что писали в комментариях:
«Опозорил нашу школу,придурок!»
«Ура,новая заготовка для мемов!»
«Благодаря этому дурачку "улетные актеры" выиграли!»
«М-да,ни у одной театральной школы нет против него шансов».
«А ну не писать гадости про моего сына!»
В класс вошел мистер Браун, и Эдвард поспешно сел на свое место. За целый час мальчику так и не удалось сосредоточиться на монотонном вещании учителя. Неведомая сила заставляла его думать о чем угодно: о комментариях, о взглядах, что бросали на него ученики, о своем позорном выступлении, о матери-лгунье. Но никак не о театре восемнадцатого века.
Та же неведомая сила мешала Эдварду и на следующем уроке. Когда настал его черед изображать лягушку, мальчик просто застыл, позабыв даже собственное имя. Остальные дети тут же принялись посыпать его насмешками. Мол, он такой талантливый, что и учеба не нужна. Эдвард на это ничего не ответил.
Так продолжались еще долгие три месяца. Эдвард возненавидел элитную, вернее убогую школу больше прежнего, но и уйти из нее не мог, ведь мечта выступать на сцене его не покинула.
Накануне нового года Эдварда взяли на второстепенную роль в зимней пьесе.
«Рад или не рад?» - думал он, сидя за кулисами в костюме мыши, дожидаясь своего выхода.
Мистер Браун подал ему знак рукой, и Эдвард, глубоко вдохнув, с великим усилием шагнул на сцену.
-Кто ты? - громко спросил мальчик в костюме снеговика.
Эдвард промолчал. Слова, которое он учил неделю, ушли из его памяти вместе с умением говорить. Сердцебиение участилось. Тысячи глаз пялились и ждали от него ответа.
-Кто ты? - настойчиво повторил снеговик. - Эй, талантище, отвечай!
-Бездарность, - одними губами прошептал Эдвард.
-Чего-чего?
Вдруг кто-то с силой потянул его за кулисы. Это был мистер Браун.
-Ты опять задумал опозорить нашу школу?! - гаркнул он, тряся мальчика за плечи.
-Нет, - покачал головой Эдвард и снял ободок с мышиными ушами. - Я просто решил, что ухожу из школы. Прощайте.
-Вовремя! - глаза учителя налились яростью.
Он заметался по залу, затем махнул рукой, выхватил у Эдварда ободок и натянул на себя. После вышел на сцену.
Снеговик устало вздохнул:
-А ты еще кто?
-Я мышонок! - пропищал мистер Браун. На фоне его высоченной широкоплечей фигуры эти слова прозвучали сомнительно.
Так Эдвардова карьера великого актера и подошла к концу.
Мать весь вечер допрашивала сына, почему тот решил забросить мечту, которой так сильно горел. Эдвард на все вопросы лишь пожимал плечами.
«Может, она и не лгунья, - размышлял он, теребя вилкой копченую колбасу. Эдвард уже съел все, в тарелке осталось только это злосчастное напоминание о его позорном выступлении. - Может, мама просто ошиблась, и я правда талантлив во всем, но только кроме театра. В любом случае, я не могу быть абсолютной бездарностью. Хоть в чем-то же я талантлив. Ну хоть в чем-то».
Эдвард вздохнул. Нужно срочно отыскать свой истинный потенциал, иначе он так и умрет бездарностью. Никому не известным, ничем не примечательным. Обычным посредственным человеком, каких на этой Земле миллион.
А Эдвард ведь не такой, верно?