Искусство Страха

(Глазами Эдварда)
- Хватит смеяться, ты же обещала! - вопил Эдвард, но Беатрис было не остановить.
Он не знал, в каком бреду решил добровольно снять с себя маску Роберта и открыть ей свое бесславное прошлое. А хотя почему же? Знал. Эдварду вдруг показалось, что Беатрис поймет его как никто другой. Именно поймет, а не решит «м-да, мой друг дурачок» и смирится с этим, как, например, сделала Виола. Однако она - что еще хуже - видимо, намеревалась насмехаться над ним всю жизнь. В таком случае Эдварду точно следует прекратить с ней дружбу. А если придется - вовсе уехать из города и начать новую жизнь.
Беатрис, похоже, решила, что смеха мало: достала из кармана телефон и ткнула его в лицо Эдварда.
- Это ведь ты на картинке, правильно?
- «Если вы думаете, что опозорились, просто вспомните этого парня», - прочел Эдвард заголовок и покраснел до кончиков ушей. - Что?! Из меня делают мемы?! Вот поэтому я и удалил все соцсети после того случая. Какой ужас! Наверное, каждый, кто был тогда среди публики, даже Виола, в трудную минуту вспоминают меня, чтобы поднять себе настроение. Блин, - осознав, что совершил одну и ту же ошибку дважды, он прикрыл ладонями лицо. - Зачем я хоть это тебе рассказал? Теперь и ты будешь вспоминать.
Беатрис ухмыльнулась краешком рта - ее коронный жест, предвестник колкого комментария. Эдвард сжал кулаки, морально подготовился. Сейчас его и без того избитой жизненными испытаниями душе будет больно.
- Да кому ты нужен? Тем более мне.
«Лгунья», - подумал парень, выдыхая. Не так уж больно, разве что слегка неясно. Почему Беатрис не понимает: событие, произошедшее с ним восемь лет назад, настолько ужасно, что засело в головах людей до самой смерти. О том позоре невозможно прекратить думать ни на секунду. По крайней мере, у него не получается.
- Кстати, вон и Виола бежит, - сообщила Беатрис. - Поэтому прекрати хны... Вернее, вспоминать прошлое и подумай, что мы будем играть. Или наша пьеса будет импровизированной?
- Наша? - переспросил Эдвард.
- Конечно, - Беатрис схватила его за руку и потащила к сцене. Парень настолько был удивлен, что даже не упирался. - Не оставлять же все самое интересное тебе.
Некоторое время оба потрясенно молчали. Непонятно, чему там потрясалась Беатрис, но судя по тому, как она поглядывала на их сжатые в замок руки, именно этому. Эдвард тем временем не мог прекратить недоумевать - она что, добровольно выйдет с ним на сцену?
Ну конечно! Парень вспомнил Джульетту и ее бессмертного слугу. Беатрис настолько то ли крута, то ли глупа, что не боится насмешек окружающих. И все же, почему? Для Эдварда чужое «молодец» является чуть ли не смыслом существования. Разве можно жить, не придавая этому значения?
- Вот поэтому я тобой и восхищаюсь, - тихо произнес Эдвард и тут же понадеялся, что Беатрис его не расслышала. Опять он с ней откровенничает, да что же за неведомая сила его за язык дергает-то?
- В каком смысле? - уточнила Беатрис, оборачиваясь.
Ладно, Эдвард уже и так опозорился перед ней дальше некуда, значит, можно и пооткровенничать.
- Ну, ты не боишься всякую ерунду творить, а я боюсь, - произнес парень. - Даже волосы покрасить и отрастить. Как представлю, что это будет привлекать внимание окружающих, и сразу передумываю.
- Ты так говоришь, словно в мире нет еще ни одного человека с белыми длинными волосами. Да их полно!
- Да, но я - не эти «полно»! С меня будут смеяться! Все!
- Ну и плюнь им в лицо.
- Что? - Эдвард опешил.
Беатрис весело хмыкнула:
- Это метафора. Типа не обращай внимания. И чем ты, интересно, отличается от «полно»?
- Ну...
- Ты же не думаешь до конца жизни о тех, кто прошел мимо тебя в странном прикиде?
- Нет, зачем мне это?
Беатрис открыла рот: хотела сказать еще что-то, но тут подошла Виола. Всем своим видом показывая, что ее поход в магазин был крайне нежеланным, она протянула Эдварду двухлитровую бутылку. Двухлитровую! Да-да, эта деталь важна, потому как Эдвард чудом умудрился осушить ее до самого дна. Только делал он это медленно-медленно, по малипусенькому глоточку, лишь бы оттягивать час позора как можно дольше.
- Можно мне еще воды? - попросил Эдвард, чувствуя, что сейчас лопнет.
Он немного сгорбился, чтобы облегчить ощущения, и внутри тут же забулькало.
Девчонки, дремлющие, привалившись к фонарному столбу, очнулись. Беатрис изумленно хлопнула глазами.
- Мне кажется, это прокрастинация, - заметила Виола.
- Нет-нет, что ты? Просто жажда, - неубедительно запротестовал Эдвард, пытаясь задействовать свой актерский талант, которого нет. Друзья лишь взглянули на него с жалостью и потащили по ступеням на сцену. - Ребят, может, правда не стоит? Рыцарь же говорил, что испытание непроходимое. Да и Кошмарус не раз повторял: «страх сильнее человека».
Беатрис ответила:
- Мало ли кто что говорил. Они оба трусы. А ты не такой. Ты победил рукомаха, значит, и с этой ерундой справишься.
Эдвард, смутившись, прошептал:
- Да, но неужели мы вломимся на конкурс вот так нагло? Надо же записаться, наверное.
- Все в этом мире делается вот так нагло, мистер, - изрекла Беатрис. - Все. Особенно великое.
Эдвард не стал спорить, только задумался: «особенно великое» - это была насмешка или часть мудрой цитаты?
Там, наверху, троица встретила миссис Джонс. Вернее, двоица: Эдвард так и не зашел на сцену, а остался топтаться на ступенях, прячась за шторкой.
В том же костюме призрака и колдовской шляпке, в каких она была и утром, мама комментировала номер пухлого паренька. Тот тем временем стоял рядом, тяжело дыша и самодовольно ухмыляясь.
- Очень красивый танец, - вещала в микрофон миссис Джонс. Ее голос слегка подрагивал: видимо, она считала совсем иначе. - Что-то между Купе-Декале и балетом, верно?
- Понятия не имею, - ответил парень, - он импровизированный.
Миссис Джонс натянуто улыбнулась и посмотрела на жюри, сидящих за длинным столиком перед сценой. Это были три бабульки, по виду напоминающие Гарри Мура: стильные и уверенные, знатоки искусства. На одной из них, будто на рождественской елке, красовалось энное количество украшений. Беатрис, Эдвард и Виола переглянулись.
Бабульки вытянули вверх таблички с цифрой два. Пухлый паренек, увидев это, покраснел, готовый разразиться злобной тирадой, но миссис Джонс уже хлопнула в ладоши, и его, кричащего «вы еще за это поплатитесь», утащили за кулисы. Эдвард поморщился. Неужели тогда, в элитной школе, он вел себя так же?
Со стороны зрителей донеслись смешки, и дурные мысли последовали друг за другом: что если среди них есть те, кто побывал на том позорном выступлении? Они узнают Эдварда, выкрикнут «да это же он», и все тут же вспомнят парня из старого мема. Достанут камеры, и на следующий день интернет заполонят картинки с его фото и надписью «Самоуверенный мерзавец: возвращение. Теперь в виде скромняги».
Беатрис осторожно постучала пальцем по плечу миссис Джонс, привлекая ее внимание. Женщина обернулась.
- Виола! - Эдвард дернул подругу за рукав. - Образумь ее! Мы же покажем себя... наглыми бездарными мерзавцами!
Виола взглянула на него исподлобья.
- В данный момент наглость уместна, - прошипела она. - От этого выступления зависит наша жизнь. Поэтому лучше тебе прекратить инфантильное поведение и сосредоточиться не на собственных душевных переживаниях, а на задаче.
- А... - только и смог вымолвить Эдвард. Слова Виолы звучали разумно, хоть и унизительно.
- Что вы... - миссис Джонс поспешно убрала от лица микрофон и повторила: - что вы тут делаете? Эдвард, ты какой-то нездоровый. Я тебе говорила надеть шапку, на улице уже октябрь.
Эдвард лишь отошел от сцены подальше. Сначала Кошмарус с его дурацким испытанием, Беатрис, с которой он зачем-то начал откровенничать, затем Виола, теперь еще и мать? Все люди на этой Земле что, сговорились его сегодня унизить?
Как бы там ни было, миссис Джонс права: вид у Эдварда и вправду был нездоровый. Бледный, он тяжело дышал, дрожа и поправляя трясущимися руками растрепанную прическу. Только виноват в этом был не октябрь, а стресс перед еще большим стрессом.
- Мы хотим участвовать в конкурсе, - нагло заявила Беатрис. - И да, помню, что мы не записывались. Но вы же сделаете одолжение ради своего сына и его самых лучших друзей?
- Я... - произнесла миссис Джонс. Эдвард схватился за голову. О нет, да она от такой наглости просто опешила! - Это против правил. Этап, когда нужно записываться, уже прошел. Хотя, - женщина задумалась, - в принципе, вы можете выступить. Вряд ли за этими правилами следят. Эдвард, я рада, что ты решился наконец вернуться к своему любимому занятию. А то знаешь, насколько грустно читать в твоем дневнике о том, как ты мечтаешь о театре, но боишься выступать?
- Даже представить не могу, - проскрипел зубами Эдвард.
С его личным пространством срочно нужно что-то делать. Замок на дневник повесить, что ли?
- Вы выступите в самом конце, после пяти утра, - сообщила миссис Джонс, но Беатрис выхватила у нее микрофон и вытолкала женщину со сцены.
- Нет, мы выступим сейчас, - настойчиво произнесла она.
Вот теперь миссис Джонс опешила по-настоящему. Однако принимать какие-либо действия было поздно: Беатрис уже во всю, что называется, «зажигала».
- Дамы и господа, приготовьтесь к сногсшибательной истории о... Ребят, о чем наша история?
Виола, имея самую скудную фантазию из всех, пожала плечами. Эдвард промямлил что-то самому себе неясное и отошел от сцены еще дальше. Теперь он стоял от нее в целых трех метрах. Ноги так и норовили бежать, но пока что Эдварду удавалось их контролировать.
Не о переживаниях, а о задаче. Не о переживаниях, а о задаче. Не о переживаниях...
Беатрис, кажется, прочла в глазах Эдварда желание убежать. Она шепнула что-то Виоле, и обе, подойдя к другу, схватили его за руки, одна - за одну, вторая - за другую. Потащили на сцену.
Первая ступень, вторая, третья, четвертая...
- Не так уж страшно, - хохотнул Эдвард, когда забрался на деревянную платформу. Затем поднял голову, встретился взглядом с сотней людей и заорал: - а нет, очень страшно!
Но бежать, когда ты уже опозорился, было бессмысленно. Да и при всем желании невозможно: девчонки сжимали его руки так крепко, что аж впивались ногтями в ладони.
- Наша история повествует о покалеченном эльфе, - торжественно объявила Беатрис в микрофон.
- Почему именно о покалеченном? - полюбопытствовала Виола, тоже в микрофон.
- А ты разве не видишь? У него ни уха, ни половины волос. Вернее, парика.
- Я имею ввиду, от чего то же он стал покалеченным.
Беатрис ненадолго задумалась.
- А он у нас доблестный воин, - нашлась она. - Участвовал во множестве сражений, вот и покалечился. Теперь сидит на заслуженной пенсии.
- В каких сражениях он участвовал?
- Это все ненужные детали, Виола. А ты, Эдвард, что молчишь? Только не нужно прибедняться, будто у тебя нет фантазии, я слышала, какую историю про дерево ты выдумал. Давай, шевели извилинами.
Эдвард съежился. Он бы с радостью продолжил историю, но сейчас все его извилины были заняты одним: повторением фразы «не о переживаниях, а о задаче, не о переживаниях...»
Беатрис смотрела на Эдварда с поддержкой и раздражением одновременно. Виолин же взгляд был направлен в толпу. Толпы - на идиотов, застывших под огромным плакатом с надписью «Счастэллоина».
- Кажется, я начинаю понемногу понимать твой страх, - задумчиво пожевала губами Виола. - Это весьма некомфортно.
Эдвард глубоко вдохнул. Друзья по-прежнему сжимали его руки. Хотя бы ради того, чтобы выжить и спасти их, он должен опозориться. Похоже, такова его судьба.
Парень вызволился и выпрямил спину. Итак, отныне он - покалеченный эльф-воин, который ушел на заслуженную пенсию. Это экспозиция, теперь нужна завязка.
- Э-э-э... М-мне так... так скучно сидеть день от дня дома и это, того... копаться в огороде, - пробормотал Эдвард в микрофон. По началу говорить было трудно, язык заплетался, голос дрожал, но с каждым сказанным словом становилось легче. Под конец он даже осмелился изобразить унылую старческую интонацию. - Пусть у меня и больная спина, пусть я и глухой на одно ухо, пусть у меня нет волос, я отправлюсь в приключение. Возможно, оно станет последним в моей жизни, но я все равно в него отправлюсь, потому что, потому... потому что воины должны воевать со злом, а не сажать цветочки.
Тут Эдвард умолк и съежился. Сердце бешено колотилось, разрывалось от чувства, что он только что сотворил нечто неотвратимо ужасное. И оно тут же усилилось, стоило взглянуть на Беатрис, улыбающуюся во все тридцать два зуба. Интересно, какая часть его речи так сильно ее насмешила?
- Улет! - выдохнула она. Ого, выходит, все части сразу! Или... никакая? - Теперь моя очередь. Чур, я буду словами автора. Сейчас придумаю тебе испытание - готовься, - негромкий кашель. - Итак, доблестный воин шагал по землям без названия, - Эдвард развернулся боком к зрителям, чтобы не видеть их реакции, и затоптался на одном месте. - Он шагал, шагал, пока не наткнулся на даму в беде.
Тишина. Длительная тишина. Беатрис толкнула локтем Виолу.
- Я что ли? - не поняла та.
- А кто еще, дубина?
- Э-э-э, - Виола помолчала, соображая, затем наигранно заголосила: - на помощь! Кто-нибудь!
Эдвард сморщился, как от зубной боли: среди зрителей послышались смешки. Через силу он заставил себя спросить:
- Что случилось, о, уважаемая?
- Не знаю, - Виола не паниковала. Стояла с ровным лицом и, похоже, полным отсутствием идей.
- Оказалось, что дама лишилась памяти, - пришла на помощь Беатрис. Она расправила руки и закрыла собой Виолу, видимо, чтобы зрители прекратили с той смеяться. - Какое-то злое существо украло у нее память и убежало с ней в лес.
- Я найду его! - Эдвард сделал несмелое движение рукой, будто вскидывая меч.
Виола отодвинула от себя Беатрис.
- Постойте, - произнесла она, по привычке сводя брови к переносице. - В вашей истории совсем нет логики. Откуда эльф узнал о существе, если память дамы была стерта и, соответственно, рассказать о нем некому?
- Как это некому? - даже после такого каверзного вопроса Беатрис оставалась невозмутимой. - А слова автора? Они и подсказали, что к чему.
Виола моргнула. Кажется, ее мозг сломался.
- Вот что значит «импровизация», - зло пробормотала она после недолгих раздумий.
Хохот среди зрителей усилился, некоторые достали телефоны и начали их снимать. При первой же вспышке камеры ноги Эдварда подогнулись, норовя унести хозяина как можно дальше. Туда, где он навсегда станет талантливым и харизматичным Робертом, которого все любят и с которого не насмехаются.
Вдруг Эдвард обратил внимание на друзей и неожиданно для самого себя успокоился. Беатрис, увидев в руках зрителей камеры, принялась позировать, будто на фотосессии. Виола проворчала:
- Клоунада - это точно не мое.
«Ты же не думаешь до конца жизни о тех, кто прошел мимо тебя в странном прикиде?» - спросила Беатрис буквально несколько минут назад, и только сейчас, увидев подругу в деле, Эдвард осознал смысл этих слов.
Он поднял взгляд на зрителей и вдруг обнаружил, что ему совсем не страшно. Неизвестный парень в костюме рыцаря, кучка детей, репетирующих танец, модные бабульки - все люди на этой площади казались незначительными. Всего лишь декорацией. И правда была в том, что Эдвард для них был тем же самым. Одним из сотни лиц, которые уже на следующий день бесследно сотрутся из памяти. Маленькой, незначительной деталью, массовкой в чьей-то большой истории. Подумай Эдвард так о себе раньше, оскорбился бы до глубины души. Но сейчас он обнаружил эту мысль освобождающей. Будто избавившись от невидимых оков, Эдвард выпрямился, не отводя взгляда от зрителей. На сей раз его поза была не жалкой попыткой показать окружающим, в том числе себе, что он спокоен. Она в самом деле источала это самое спокойствие.
- Не беспокойтесь, о, уважаемая! - воскликнул Эдвард, героическим жестом указывая в даль.
Виола и Беатрис от неожиданности дернулись и с изумлением взглянули на своего друга. Это немного выбило того из колеи: все же, для них двоих он не просто массовка. Но Эдвард тут же взял себя в руки, вспомнив, что и без того опозорился перед ними уже не раз. Нет смысла притворяться крутым Робертом, если все прекрасно знают, какой ты на самом деле.
- Эльф отправился в лес, - пролепетала Беатрис и зловеще пошевелила пальцами. - Чудовище, укравшее у дамы память, нашлось сразу. Оно почуяло благородную кровь и явилось перед воином во всем своем могуществе.
Тишина. Длительная тишина. Беатрис толкнула локтем Виолу.
- Я что ли? - не поняла та.
- А кто, дубина? Ты, может, видишь здесь еще кого-то?
- Э-э-э...
- Да ну тебя! Оставайся дамой в беде! - Беатрис потащила Виолу в сторону, а сама стала на ее место. - Бойся, воин! Я Бульбик-Голова-На-Хвосте!
Эдвард, обескураженный таким заявлением, хлопнул глазами.
- Я обошел множество земель, победил уйму чудовищ, но о тебе слышу впервые! - он нагнулся и шепнул Беатрис на ухо: - серьезно, кто это?
Та ответила, тоже шепотом:
- Существо, которое я придумала в шесть лет. Будто оно живет под моей кроватью и я его боюсь. Бесила им свою мать, - затем угрожающим тоном заголосила: - У меня крокодилья голова, собачье тело, длинный язык с шипастым шариком на конце и хвост-голова, который убивает врагов остроумными комментариями.
- Оу... И что ты предлагаешь, о чудовище? Словесно сразиться друг с другом?
- Ну что ты? С моей стороны было бы подло нападать на безоружного. Давай лучше устроим батл на мечах. Он-то у тебя точно есть.
Эдвард ненадолго задумался и наконец осознал, что его только что оскорбили. Наверное, уже десятый раз за ночь. Не предав этому значения - что весьма странно, так как обычно в такие моменты он злился - Эдвард стал в боевую стойку. Беатрис повторила его позу, и они ринулись друг на друга. Следующие минут пять публика наблюдала, как два подростка размахивают воображаемыми мечами.
Иногда прямо во время боя Эдварда накрывала волна уверенности. Уверенности в том, что зрители запомнят его номер и будут думать о нем всю оставшуюся жизнь. В такие моменты он смотрел на Беатрис, совершенно спокойную, и дурное чувство разом уходило прочь.
Вдруг Бульбик-Голова-На-Хвосте размахнулся и вонзил в грудь эльфа-воина меч.
- Не-е-ет! - отчаянный предсмертный вопль разнесся по всему лесу, глухому и одинокому, как и умирающий одноухий пенсионер.
Птицы, испугавшись, с криками разлетелись во все стороны.
Эльф упал на колени, потянулся рукой к небу. За что так с ним судьба? За что? И упал. Прежде, чем его душа навсегда покинула мир живых, он увидел, как Бульбик разразился торжествующим хохотом. Затем развернулся и, обращаясь не пойми к кому, произнес:
- Мораль этой истории такова: если вы безухий пенсионер, сидите дома и сажайте цветочки. В главной роли был Эдвард, во второстепенной - Виола, в крутой - ваша любимая я.
- Хлоп... Хлоп... Хлоп... - из сотни человек, наблюдающих за пьесой, всего один неспешно зааплодировал.
Эдвард встал на ноги и вдруг осознал: он настолько увлекся ролью, что и позабыл о присутствии зрителей.
Профессия актера открылась для него в новом невероятном свете. Раньше Эдвард видел ее только как способ заполучить внимание и любовь публики, но теперь он понимал, для чего на самом деле люди становятся актерами. Ради той магии, что произошла с ним буквально несколько секунд назад. Эдвард позабыл, кто он, и с головой перевоплотился в эльфа-воина. Прочувствовал всю его придуманную им же самим суть: характер, душевные переживания, стремления и привычки.
Сейчас, впервые за восемь лет, Эдвард не сомневался в своем предназначении. Оно было здесь, на сцене, и нигде больше.
Жюри переглянулись. Одна из них вытянула цифру ноль, за ней последовала и вторая... Третьей бабульки не было.
Эдвард и Беатрис заозиралась по сторонам. Виола, указав пальцем на здание с игровыми автоматами, воскликнула:
- Смотрите!
Дверь в здание распахнулась, и из нее показалась голова бабульки, увешанная сережками и прочими украшениями. Она вытянула руку, сделала приглашающий жест и скрылась, оставив дверь приоткрытой.
Эдвард понял: пора уходить, но он пообещал себе, что обязательно сюда вернется. Не ради того, чтобы доказать жюри свое совершенство, а чтобы стать кем-то еще. Пиратом, например. Да, Эдвард всегда любил морскую тематику!
Беатрис помчалась к ступеням, но Эдвард остановил ее, схватив за руку, и когда та обернулась, произнес:
- Спасибо.
- За что?
- Например, за то, что попозорилась тут со мной. А еще благодаря тебе я понял, что людям на меня все равно.
Беатрис ухмыльнулась:
- Мне не все равно, - тут ее глаза расширились, и она поспешно добавила: - То есть, мне на тебя настолько все равно, что и слова такого нет, чтобы это передать.
Эдвард удивился: ну надо же! Раньше, когда Беатрис как-либо показывала, что влюблена в него, он от этого был просто без ума. Собственно, только поэтому Эдвард с ней и общался. А сейчас ему... все равно?
Парень почесал затылок. Поменяв всего одно свое убеждение - убеждение в том, что весь мир вертится только вокруг него одного - с ним произошел просто-таки невероятный метаморфоз.