Глава 18 Глубинный страх
(Глазами Беатрис)
Несмотря на свое название, город Дыра был не таким уж плохим. Со столицей его, может, и не сравнить, но вот с остальными провинциальными городками округи - еще как, причем не в их пользу.
Дыра славилась великим множеством развлечений, начиная от кафешек и ресторанов и заканчивая аквапарками и пляжами. Но чего в ней было еще больше, так это волшебства. Что, впрочем, неудивительно, если брать во внимание ее историю.
- В давние времена здесь было поселение шаманов, которые поклонялись богу Всякие-Проблемы-Решатусу, - вещала Виола, когда мы направлялись к площади, избрав в качестве транспорта собственные негнущиеся ноги. - Шаманы были довольно нечистоплотными, поэтому мусорили в своей деревне как только могли. Береста, банки, рваные лапти валялись на каждом углу. В один день мусора стало так много, что некоторые жители затерялись в нем, как в лесу. Тогда остальные пошли к богу и попросили его решить эту проблему. Уже на следующий день Всякие-Проблемы-Решатус создал около деревни бездонную яму, сказав, что шаманы могут выбросить в нее весь свой мусор. Так они и сделали. Однако один из них, по слухам самый глупый, кинул туда целый диван. Он застрял, тем самым образовав дно, и мусор перестал вмещаться. Просто достиг краев ямы и все. Шаманы решили, что Всякие-Проблемы-Решатус обманул их и пошли его убивать. Тот обиделся и навсегда покинул деревню. Шаманы сначала обрадовались, но скоро поняли, что самостоятельно не способны ничего решить и отправились на его поиски. На пути им повстречалось еще больше проблем. Тогда они уже не выдержали и решили совершить групповое самоубийство. То есть повеситься. Однако не смогли разобраться, как завязать узел на веревке и в отчаянии стали звать Всякие-Проблемы-Решатуса. Их крик разнесся по всему миру. Сам бог в то время делал педикюр. Он твердо решил, что отныне будет разбираться только в своих проблемах. Услышав голоса шаманов, Всякие-Проблемы-Решатус от неожиданности выронил пилочку для ногтей в море, над которым пролетал. Потеря вывела бога из себя. Он отыскал шаманов и обрушил на них свой гнев.
- Каким образом? - уточнила я.
Виола улыбнулась:
- Подсказал им, как завязать узел.
Между нами троими повисла пауза, но скоро ее нарушил мой заливистый смех.
- Ну и фигня!- одной рукой я схватилась за живот, второй смахнула слезу. - Такое могли только в древности придумать. И что, на месте той бездонной ямы построили новую деревню под названием Дыра?
Виола кивнула, пробормотав:
- Если верить легенде, то бездонная яма находится прямо под площадью. Именно из-за нее в городе творится чертовщина. Вроде бы, она источает магическую энергию и этим завлекает всякого рода существ и колдунов.
Неожиданно за спиной послышался всхлип. Я обернулась и с удивлением обнаружила, что Эдвард, плетущийся позади всех, вытирает глаза рукавом рубашки. Заметив, что за ним наблюдают, он подскочил и, глядя в свои влажные ладони, пролепетал:
- Простите, эта история просто такая глубокая. В ней столько смысла, столько драмы. Шаманы думали, будто они могут все на свете, любая проблема им нипочем. Но когда бог покинул их, они посмотрели в глаза правде, - тут Эдвард драматичным жестом сжал кулаки, будто готовясь эту самую правду побить. - Шаманы поняли, что на самом деле ничтожны. А как символична сцена, где они умерли именно из-за Всякие-Проблемы-Решатуса.
- Что же в этом символичного? - не поняла Виола.
Эдвард издал какой-то отрывистый звук, который мог значить как «не знаю», так и «это очевидно». Подобные звуки можно трактовать по-разному, особенно если их издает загадочно-театральная особа, вроде Эдварда.
Пройдя сквозь ярко-освещенную фонарями улицу, мы оказались на городской площади. Признаюсь, видеть сразу столько людей после ночи, проведенной в компании волшебных существ, было странно.
Толпа в костюмах смеялась, веселилась и даже не подозревала о темной стороне своего города. Да что там! Целого мира! Тем временем нашей троице если не все, то многое было о ней известно. От этого я ощущала легкую зависть. Однако куда больше меня поглотил азарт, желание увидеть физиономию Кошмаруса, проигравшего мне в споре.
К слову, наш мистический друг не заставил себя ждать.
Сквозь толпу к нам пробирался кентавр (настоящий!), с копыт до головы увешанный украшениями. Мы инстинктивно попятились, но тот лишь зловеще ухмыльнулся, не меняя направления. Когда Кошмарус приблизился, его брови, проколотые в нескольких местах, вздернулись вверх.
- О, как неожиданно! - воскликнул он. - Честно, я не думать, что вы дойти до середина. Обычно все заканчиваться на третий испытание.
- Так это уже середина? - протянул Эдвард и кинулся обниматься со мной и Виолой. - Ура-а-а!
Кентавр укоризненно поцокал языком.
- Не-не-не. Не спешить радоваться. Именно после середина начинаться самое сложное. А именно столкновение с глубинный страх. О, да, я всегда оставлять все самое интересное на конец. В этом есть незаменимое удовольствие: наблюдать, как люди успешно проходить испытания, показывать себя храбрец, а потом убегать в нервный дрожь. Ведь быть храбрец с чужой страх легко, но с свой - не-не.
- Хватит философствовать, - разозлилась я. Большие электронные часы на магазинной вывеске в противоположном конце площади показывали полчетвертого. - Что делать?
Кошмарус хитро осклабился:
- А это еще одна ваша загадка, - и, насвистывая веселую песенку, развернулся, направляясь в сторону веселящейся толпы.
В ту же секунду к нему подбежал незнакомый парень, судя по всему, изображающий кентавра. Об этом красноречиво говорил мешок, волочившийся за его спиной и привязанные к нему колготки - нижняя половина коня.
- Ого! - выдохнул парень. - У вас такой реалистичный костюм! Можно с вами сфотографироваться?
В ответ ему раздался тихий смешок:
- Простить, любезнейший. Меня не видеть камера.
А за ним - стук удаляющихся копыт.
Мы озадаченно заозирались по сторонам. Об испытании не намекало ровным счетом ничего. Или же намекало все, но так, что не поймешь.
Я внимательно обвела взглядом площадь. Ее обрамлял ряд высоченных фонарей, на них от одного и ко всем сразу тянулись разноцветные гирлянды. Они нависали над площадью, как светящаяся паутинка. В центре возвышалась сцена, на которой выплясывал неповоротливый паренек лет семи. Толпа не обращала на него внимания, за исключением двух человек: мужчины и женщины. Должно быть, его родителей. Что из этого может быть подсказкой к испытанию?
Я повернулась к Виоле: у нее с загадками дела обстоят намного лучше. Однако сейчас она выглядела еще более озадаченной, чем я.
- Столько деталей, - пробормотала Виола. - И никаких четких указаний. Подсказкой может оказаться что угодно.
Мы одновременно повернули головы к Эдварду. Пусть испытание в библиокроманте и не имело разгадки, он показал тогда, что обладает весьма своеобразной логикой, которая сейчас может оказаться полезной.
Лицо нашего друга выражало абсолютный ужас, будто он увидел летящий на него метеорит. Однако там, куда он смотрел - на сцене - не было ничего сверхъестественного. Кроме, конечно же, пляшущего парня. И как с таким талантом его вообще туда пустили? А если и пустили, то почему до сих пор не выгнали?
- Я понял, - прошептал Эдвард, пятясь. - О, нет! Только не это! А-а-а-а-а! - и он со всех ног помчался в сторону, противоположную сцене.
К счастью, мне удалось вовремя ухватить его за рукав.
- Стой! Объясни, что происходит!
- Я уже и сама все поняла, - Виола расстегнула сумочку и принялась в ней что-то искать. - Кошмарус сказал, нас ждет столкновение с глубинным страхом. Его глубинный страх - это выступления на публике, - пальцем девушка указала на побледневшего Эдварда. - Соответственно, испытание заключается в том, что он...
- Я не смогу это сделать! Не смогу! Надо бежать отсюда!
- Ага, сейчас, - я крепче сжала его рукав. - Чтобы потом из-за тебя мы все дружно померли? Станцуешь, как миленький, а мы тебе похлопаем.
- Успокойся, Эдвард, - Виола продолжала рыться в сумочке. - Я бы могла предложить тебе попить воды, но ее у меня, похоже, нет. Повтори в голове таблицу умножения, это расслабляет.
Эдвард схватился за сердце.
- Да я ее даже не знаю! П-пожалуйста, купи воды! Мне кажется, я сейчас умру!
Виола состроила недовольную гримасу, но все же поплелась в сторону магазина - того самого, со светящимися часами. Они, кстати, показывали без двадцати четыре. До окончания квеста оставалось меньше, чем два часа.
Я взяла Эдварда под руку и, будто столетнего старичка, поволокла к скамейке. Тот не упирался, только смотрел перед собой и бормотал «опять эта колбаса». В таком состоянии его можно было смело заводить в летающую тарелку и отправлять на Марс - вряд ли он это заметит.
- А теперь рассказывай, что за колбаса, - потребовала я, когда мы уселись на скамью.
Разговор предвещал быть душевным.
Эдвард отвернулся, бросив короткое и загадочное:
- Да так...
- А если серьезно?
- Серьезно, ни у одного из нашей команды по спасению самих себя нет такого дурацкого страха, как у меня.
- Это ты просто про мой не слышал, - усмехнулась я. - Вот что глупо, так глупо.
Эдвард повернулся. Взгляд его выражал глубочайшее удивление.
- Да ну. Ты же говорила, у тебя его нет.
- Ага. Но Кошмарус прав. Иногда страхи настолько сильные, что в них и признаться страшно. Даже себе.
- И чего же ты боишься? - Эдвард придвинулся ближе.
Я воровато огляделась и прошептала:
- Боюсь, что не успею накопить деньги на «Убойный вампир», до того, как его снимут с продажи.
А после залилась хохотом.
Эдвард вздохнул. Видимо, действительно ожидал, будто я поделюсь с ним тем, чего нет.
Поняв, что наш разговор приобрел совершенно не душевное русло, а Эдвард стал еще более подавленным, я виновато прокашлялась.
- Ну так почему ты боишься сцены?
Мой друг повернул ко мне голову с гримасой, напоминающей переспевшую абрикосу. Она красноречиво намекала, что эта тема Эдварду неприятна и обсуждаться не будет.
Между нами повисла тишина, которая, судя по всему, показалась Эдварду угнетающей. Он пожевал губами, съежился, становясь похожим на помятый фрукт еще больше. Было видно, что Эдвард хочет рассказать мне о чем-то, но по каким-то причинам сдерживает себя. Наконец он выпрямился и выдохнул:
- Это же ужасно! Когда я выхожу на сцену, я забываю даже как разговаривать! Сотня глаз смотрит на меня, и я боюсь, что поведу себя, как дурачок. Тогда сотня ртов будет смеяться. Сотня ртов! Сотня! - он закрыл лицо руками и отодвинулся, будто опасаясь, что я его побью.
Слушая рассказ Эдварда, внутри у меня что-то откликнулось, будто это самое что-то позвали по имени. Ощущения моего друга казались необычайно знакомыми. Наконец, я вспомнила: в комнате с Недоразумением. Вот где я чувствовала нечто похожее. Только тогда на меня смотрела лишь одна пара глаз.
Лишь одна.
- Забываешь даже как дышать, - задумчиво пробормотала я. - И как шевелиться. Замираешь и все.
Эдвард с удивлением выпрямился.
- Это... Свое имя тоже забываешь.
Мы переглянулись. Как странно. Эдвард совершенно непохожий на меня человек. Так почему и он и я чувствовали одно и то же в разных, в очень разных ситуациях?
Дурацкий внутренний мир. В математике и то разобраться проще.
- И как ты только в театральной школе учился? - вопросила я. - Неужели вы ни разу не выступали перед публикой?
- Выступали, конечно, и мне было нормально. Я тебе даже больше скажу, раньше я мечтал стать театральным актером.
- Что?! Ты же говорил, что пошел туда из-за тупости.
- Ну... - Эдвард отвел взгляд. - Это вранье.
Я шутливо пихнула его локтем.
- Ах ты! Говори, почему передумал! Понял, что театр - это сплошные сопли и пафос?
- Не сопли и пафос, а драма и красота. Я ушел из школы после одного выступления. Неудачного. Именно после него у меня и началась... Ну, это... Фобия. Я расскажу о нем, но только если ты пообещаешь не смеяться.
- Не могу обещать, - пожала плечами я. - Что-то смешное в твоей истории однозначно будет, раз ты меня предупредил.
- Беатрис! Это моя больная тема!
- Ладно-ладно, постараюсь. Заметь: постараюсь, а не обещаю.
Эдвард нахмурился и глубоко вдохнул.
