Начало и конец

Март

тик так тик так

Драко понятия не имел, что происходило вокруг. Умом он понимал, что сидит в главной столовой фамильного Поместья, завтракает с родителями, время от времени участвует в разговорах на всевозможные несущественные темы, пока эти беседы не касаются Гермионы.

Однако Драко не мог выкинуть её из головы. Между каждым глотком чая и каждой попыткой намазать тост джемом он всё ещё слышал её дыхание — тяжёлое и прерывистое — поскольку он делал всё, что было в его силах, чтобы отсрочить неизбежность проведения утреннего времени с родителями.

Пытаясь выжить в той ситуации, что должна была быть обычным приёмом пищи, Драко отвлёкся от мыслей об её утреннем образе. Он попытался есть, взяв в руки вилку.

Расстёгнутые пуговицы на манжетах отвлекли его, и он надеялся, что мать не заметит этого.

В то утро он проснулся, уткнувшись в волосы Гермионы — распущенные кудри, выбившиеся из косы, которую она заплетала на ночь, щекочущие щёки, перекинутые через шею и наполняющие лёгкие приятным ароматом. Он перекатился со спины на бок, прижимая её к себе, зарывшись лицом в облако ванили, амбры и специй, цеплявшееся за каждый атом. Он нашёл стык между её шеей и плечом своими губами, поцеловал её волосы, когда она издала сонный звук, прижимаясь к нему.

В такой тишине утренний шум всегда казался слишком резким. Воздух словно был другим, более тяжёлым, плотным, как одеяло, предназначенное, чтобы заглушать звуки во время сна. Драко прошептал, не желая нарушать прекрасную тишину, которую им подарило это утро:

— Я меньше всего на свете хочу вылезать из этой кровати и отправляться на встречу с родителями.

Гермиона попыталась прогнать сон, выгнув спину. Под покровом раннего восхода солнца и дорогими бордовыми простынями Драко сжал рукой её талию, притянув к себе, проводя языком по коже на её плече. Медленно, лениво ей удавалось произнести:

— Ты мог бы остаться и позавтракать со мной?

Она тоже прошептала. Мягкие звуки впитывались в матрас и шёлковую кожу.

Драко тихо простонал ей в шею, обожая эту возможность и ненавидя то, что не мог ей воспользоваться. Он поднял голову, приставив подбородок к её уху, показывая, что сожалеет, обдавая тёплым дыханием кожу и блуждая пальцами по её животу.

— Мне нужно проводить с ними чуть больше времени, — нахальная грёбаная ведьма прижалась к нему задницей, — они не любят сюрпризы. И мы почти добились прогресса.

Её смешок нарушил тишину в их комнате.

— Сюрприз, что ты больше не наблюдаешь за мной? — он издал низкий рык и провёл зубами по её шее. У неё перехватило дыхание, и она не могла произнести ни слова. — Или что эльф продолжает следить за мной каждый день?

Это не сработает. Она знала, что он работает над этим, что он скажет им, что на это требуется время и правильный подход. В утренней дымке похоти — когда её тёплое тело было прижато к нему и даже малейшее движение его бёдер было предвестником прекрасного удовольствия, пронзавшего нутро — не было ни времени, ни места, чтобы перефразировать настолько хорошо выраженное несогласие.

Драко вдохнул через нос, прижав его к её шее, потом к уху, утопая в кудрях. Она томно дышала. Медленное движение неподвижного воздуха вокруг них. Такое осторожное, как будто всё вокруг в мире застыло в ожидании, что они будут делать дальше.

Он провёл рукой вверх, залезая под её хлопковую рубашку: от мягкого живота до рёбер и выпуклости груди. Его имя сорвалось с её губ — тихий стон, который пронёсся сквозь тишину с невероятной громкостью и проник в его череп. Он не мог контролировать то, как его бёдра реагировали на этот звук, когда Драко подался вперёд и коснулся её.

Подушечкой пальца он провёл по изгибу её груди, остановившись на соске. Драко мучительно медленно выводил вокруг него круги, запоминая ритм её дыхания, шипение на вдохе, когда он, наконец, зажал его между пальцами.

— Мне тоже нужно подготовиться к работе, — сказала она, запрокинув голову, полностью обнажая шею, выгнувшись и не делая абсолютно никаких попыток встать.

Он снова прижался к ней бёдрами, погружаясь в своего рода бессмысленный туман, который состоял исключительно из ауры её тёплой кожи и судорожных звуков. Она подалась к нему навстречу.

Он снова покрутил её сосок, проводя языком по раковине уха.

— Тебе нужно подготовиться прямо сейчас? — спросил Драко.

— Из нас это ты был тем, у кого появились определённые обязанности намного раньше.

Он шептал ей в шею, рука отпрянула от её груди, возвращаясь по знакомой тропинке вниз по её животу, легко проскользнув под трусики. Он поцеловал её в уголок губ, когда она повернулась к нему, рукой сжимая заднюю часть его бедра.

— Я всегда могу найти время для тебя, — выдохнул Драко, вырвав стон из её горла, и тишина разрушилась, когда он скользнул пальцем — затем вторым — внутрь неё, обнаружив, что она уже влажная, жаждущая и полностью готовая. Гермиона тяжело вздохнула и выгнулась навстречу. Её рука на тыльной стороне его ноги согнулась, царапая кожу, а затем остановилась.

У него не было времени обращать внимание на потерю контакта, когда он понял, что она начала стягивать свои трусики вниз. Его попытка озвучить своё согласие — боги, да, он хотел выдохнуть, — вылилась в прерывистый стон. Он уткнулся лицом в её шею и сделал то же самое со своими штанами: ненужные барьеры были отодвинуты настолько далеко, что он мог заменить свои пальцы своим членом, врезавшись в неё одним глубоким толчком.

Драко тяжело дышал, воздух вырывался из лёгких, пока комната нагревалась, пространство сужалось, всё важное в его жизни путалось в этих простынях. Он обхватил Гермиону рукой за плечо, сжал её грудь ладонью и прижал к себе. Даже пространства, необходимого для того, чтобы их лёгкие наполнялись и сжимались, было слишком много. Ему нужно было её тепло, нужно было сгореть, нужно, чтобы её плоть опалила его.

Она издавала тихие стоны, резко выдыхала воздух. Он мог видеть, как румянец ползёт по её шее, и представлял, как он расцветает на её груди. Он любил её вот так — он любил её во всех смыслах, но особенно вот так — казалось, по большей части это было чем-то бессвязным, поскольку он брал её быстро, жёстко и требовательно за то короткое время, которое у них было до того, как реальный мир наденет на них свои цепи.

Этот короткий момент, прежде чем ему придётся столкнуться с родителями, прежде чем ей придётся отправиться на работу, мог принадлежать только им и больше никому. Момент покоя и страсти, вплетённый в напряжённый график и столкнувшийся с конкурирующими приоритетами. Когда солнце едва взошло, они могли спрятаться под одеялом и наслаждаться каждой оставшейся секундой.

Он посасывал кожу на её шее, почти неосознанно прижимаясь к ней, сжимая бёдра и подавляя стоны. Она прижалась к нему спиной, безмолвно прося о большем, а грудь поднималась и опускалась, безумие нарастало, когда тишина в комнате разрывалась от стонов, наполнялась ароматом секса и шёпотом о любви. Он быстро и отчаянно вращал пальцами вокруг клитора, взывая к её удовольствию, прежде чем отдаться своему. Белый свет вспыхнул за его веками, когда она кончила, и сорванный голос повторял его имя, как заклинание.

Он стонал, расплавляясь, падая и разбиваясь одновременно.

Они замерли, тяжело дыша, когда их снова окутала тишина.

Драко прижался губами к её плечу, шее, челюсти, месту за ухом, прикосновение к которому заставило её выгнуться, вырвав ещё один стон из горла.

— Я люблю тебя, — сказал он так тихо, что ей, возможно, пришлось бы догадаться, что это были за слова только по движению его губ. Или, возможно, она могла просто понять это на уникальном для них языке, которым они обменивались через прикосновения и паузы между вдохами и выдохами. Он повторял это снова с каждым вздохом, с каждым поцелуем, с каждым движением пальцев на её коже: я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Она вздохнула, прижимаясь плечами к его груди, конечности ослабли. Она повернула голову и поцеловала его.

— Я люблю тебя, — сказала она, чудесным образом сумев выделить каждый слог, говоря ему это в губы.

Она снова вздохнула: на этот раз менее глубоко.

— Ты должен быть в Поместье через пятнадцать минут.

Драко решил проигнорировать это, зарывшись в её кудри.

— Но с тобой намного веселее.

— Ты скоро им скажешь, да? Я начинаю волноваться, прошло слишком много времени...

Он зарылся глубже в её волосы, бормоча что-то в знак согласия, когда Драко качался против неё, серьёзно подумывая о втором раунде, прежде чем уйти.

В конце концов, он выполз из их постели только за пять минут до встречи с родителями, и у него почти не оставалось времени на разглаживающие чары, заклинания для укладки волос и, очевидно, на то, чтобы застегнуть пуговицы на манжетах.

Он оторвал взгляд от запястья и встретился взглядом с матерью. Конечно, она заметила его пуговицы. Вероятно, она заметила и эту лёгкую волну в его волосах в тот день. Решив больше не привлекать к себе внимания, Драко взял нож для масла и кусок тоста.

Его утро с Гермионой было великолепным. Это был лучший способ начать свой день. Возможно, лучший распорядок, которого он мог бы придерживаться. Лучше поверхностного, неловкого разговора с родителями.

Гермиона не могла участвовать в этой рутине, по крайней мере, пока. Так что она сама внесла себя в распорядок его дня и, вероятно, записала это в свой ежедневник. Трахаться с Драко, пока он по-прежнему сонный и очень податливый? Сделано. Заставить его опоздать на завтрак с родителями и сделать так, чтобы он выглядел так потрёпанно? Сделано. Завладеть всеми его мыслями? Сделано. И это по-прежнему действует.

Она была похотливой, восхитительной волшебницей. Он ухмыльнулся, думая о том, как она отреагирует на его оценку, потому что их утренний секс был полностью её виной.

Голова Нарциссы была склонена вбок — это было едва заметное движение, чтобы обозначить своё любопытство. Он предательски хотел, чтобы она знала — не подробности, боже — но он хотел, чтобы она знала, принимала и ценила ту огромную часть его жизни, связанную с Гермионой. Ту часть его жизни, которую они упорно игнорировали за каждым приёмом пищи вместе.

Драко глубоко вздохнул, задерживая воздух в лёгких, собираясь с силами. Он мог это сделать; он должен был это сделать. Возможностей, которых он так долго ждал — безупречных, необходимых — похоже не существовало. Ему нужно было создать их.

Он положил тост, наполовину смазанный маслом, к остаткам несъеденной еды.

— Мама, ты могла заметить...

Что я стал счастливее.

Что моя манжета расстёгнута.

Я так много могу сказать, но не решаюсь это сделать.

Но всё, что он мог сказать, умерло где-то в горле, когда с треском появилась Тилли, объявив о прибытии представителя Министерства. Драко сглотнул, глядя на часы. У Гермионы не было причин приходить на пятнадцать минут раньше. Конечно, она не станет являться так бесцеремонно и заявлять о себе после того времени и усилий, которые он потратил на поиски верного способа правильно представить её своим родителям.

Вместо этого через несколько секунд после объявления Тилли в столовую вошёл мужчина. В дешёвой мантии и с мерзким характером. Представитель Люциуса прибыл, прервав завтрак, как это часто бывало.

Драко не мог сделать это снова, не мог стоять рядом со своими родителями, когда они предстали перед Министерством, не раскаиваясь ни в чём, лишь бы не ударить в грязь лицом. От всего этого Драко слегка подташнивало. Он бросил салфетку на тарелку и быстро встал, объявив о своём уходе, и покинул комнату прежде, чем один из родителей смог приказать ему остаться.

***

Блейз положил ноги на край стола, и Драко это совсем не волновало. Тео проделал отличную работу, борясь за то, чтобы Блейз аккуратно относился к мебели. В отсутствие Тео Драко просто закатил глаза, позволяя Блейзу делать то, что ему заблагорассудится.

— Мы могли бы попробовать заниматься этим здесь, — сказал Драко, разглядывая пергамент перед собой. — Нам не обязательно нужно отдельное место, и я всё равно буду заниматься зельеварением. Если ты вкладываешь деньги и оплачиваешь рекламу, мы можем договориться о делении прибыли.

Блейз вытащил портсигар из нагрудного кармана и вопросительно тряхнул им перед Драко. Тот отказался.

— Гермиона ненавидит сигареты. Кури, если хочешь. Я проветрю комнату позже.

Блейз вытащил сигарету из портсигара и закурил. С лёгкой ухмылкой он сказал:

— Тео настаивает, что это не помогает на все сто процентов.

— Ладно. Тео слишком педантичен относительно чистоты.

— И ты заблуждаешься, думая, что мы получим какую-то прибыль, если просто купим несколько ингредиентов для зелий, сварим что-то и потратим немного денег на рекламу.

— Разве не так можно начать бизнес по продаже зелий по почте?

Блейз усмехнулся, чем заставил Драко поволноваться.

— Какая мотивация будет у клиента сменить поход в магазины в Косом переулке на получение зелий по почте, особенно сделанными тобой? Привлечь клиентов будет непросто.

Несмотря на это суровое высказывание, Блейз выглядел совершенно безразличным: его голова запрокинулась назад, когда он затянулся сигаретой. Слегка приоткрытая дверь кабинета открылась полностью, и у Драко остановилось сердце от мысли, что Гермиона обнаружит Блейза, курящего в их квартире, несмотря на то, что это была середина её рабочего дня. Вместо этого в комнату прошёл Живоглот.

Блейз выпустил кольцо дыма и уронил одну руку, чтобы та болталась рядом со стулом. Кот подошёл вплотную к ладони Блейза и уткнулся головой в неё.

Драко прищурился, сначала посмотрев на кота, затем на Блейза.

— Он любит всех.

Блейз приподнял бровь.

— Точно.

— Кроме того, мотивацией может являться то, что им вообще не придётся ходить в Косой переулок. Покупатель может просто отправить заказ по почте, не выходя из дома.

— Аппарация не требует усилий, и они могут получить то, чего хотят, не дожидаясь, пока это доставит сова.

Драко нахмурился, крепко сжав губы. Он сложил пергамент пополам, затем снова пополам, и снова, и снова, пока не смог загнуть его ещё раз. Только тогда он заговорил:

— Почему ты пытаешься отговорить меня от нашего бизнес-плана? Ты отступаешь?

Драко чуть не перепрыгнул через стол и не задушил своего почти-возможно-бывшего-друга, когда Блейз закатил глаза.

— Конечно, нет. Это просто очевидные вещи, которые следует учитывать при открытии бизнеса...

Дверь снова скрипнула — на этот раз громко — и Гермиона переступила через порог. Живоглот сорвался с места, проскользнув под щелью под столом, и остановился у ног Драко. Учитывая выражение лица Гермионы, Драко, вероятно, не стоило терять время, чтобы радоваться тому, что кот прибежал к нему.

И это взгляд? Выражение лица Гермионы?

Ярость.

— Ты им не сказал.

Это прозвучало как чётко сформулированное утверждение, а не вопрос. Она стояла в дверном проёме, уперев руки в бока. Блейз не сдвинулся со своего места, но выглядел умеренно встревоженным, что было на него не похоже.

Он опустил ноги со стола и встал.

Драко покачал головой и поднял палец, чтобы помешать Блейзу уйти.

— Мне может понадобиться свидетель.

Он не видел такой бешеной, душераздирающей ярости на лице Гермионы с тех пор, как они называли друг друга по фамилии — честно говоря, наверное, с тех пор, как она ударила его.

— Да, тебе может понадобиться свидетель, Драко Малфой. Ты им не сказал.

Он не мог решить, в гневе она выглядела ещё более очаровательной или ужасающей — румянец, крадущийся по её шее, и явное усилие, которое она предприняла, чтобы не топнуть ногой. Учитывая впечатляющую магию, на которую, как он знал, она была способна, Драко решил, что всё же она выглядела ужасающе.

— Наш завтрак сегодня прервали, — сказал он, вставая со своего места, и его взгляд метался между Гермионой, чтобы выразить своё раскаяние, и Блейзом, чтобы показать, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять его наедине с такой разъярённой женщиной. — Ты была права, идеального времени не существует. Я скажу им завтра, обещаю.

Он пытался казаться рассудительным; он был таким. Это может быть нормальный, разумный разговор. Он слишком долго искал подходящее время, он знал это, но это не значило, что он не пробовал. Она должна это знать.

Её смех отозвался эхом в его голове — резкий, быстрый и тревожный. Блейз сделал шаг к двери, но она встала у него на пути и, казалось, даже не заметила его.

— О, нет смысла говорить им об этом сейчас, Драко. Они знают.

— Они знают?

Язык тела выдавал его, тревога била по рёбрам. Ему не следовало так сильно волноваться, он так боялся последствий.

Блейз медленно подошёл к дверному проёму, его поза была напряжена, и он, казалось, рассматривал пространство, необходимое для того, чтобы просто проскользнуть мимо.

— Я выводила предметы из эксплуатации в крыле твоих родителей на прошлой неделе. Они должны держаться подальше, но... ну, я столкнулась с твоей матерью.

Драко сглотнул, желая, чтобы его мозг не превратился в кашу внутри черепа, не потерял способность к формулированию сложных мыслей и связной речи.

Гермиона продолжила, сердито выдохнув. Но это было хуже гнева; он видел разочарование, почти заледеневшее в её глазах.

— Она казалась очень сбитой с толку из-за того, что тебя не было рядом. Было, — она ​​запнулась, поднимая и опуская руки, как будто говоря, что она не знает, как это донести, — трудно объяснить, почему Топси была там. Итак, я... я объяснила, что мы пришли к выводу, что нам нужно более чёткое разделение между домом и работой, так как мы съехались. Можешь представить, как это было.

Гермиона наконец, казалось, заметила, что Блейз стоит рядом с ней, методично проверяя каждый из своих карманов, упорно отказываясь смотреть на одного из них.

— А что она... моя мать... что она сказала? — Драко откашлялся. Он почувствовал себя нелепо, когда понял, что всё ещё стоит около стола. Он сделал шаг в обход, к ней, но замер, когда Гермиона подняла руку, чтобы призвать его остановиться.

— Драко, — ему никогда не было настолько противно слышать своё имя, как тогда, когда его произносили с такой злобой, с таким разочарованием, с такой яростью. — Ты не сказал им, что мы живём вместе, — часть её гнева, казалось, вытекала из её пор.

Он открыл рот, снова закрыл его, открыл, но ничего не сказал.

— Я думала, они знают эту часть, — сказала она тише. — Я думала, когда ты сказал, что рассказал им, что мы вместе провели Рождество.

— Тогда я ещё не предложил тебе переехать. Так что я не подумал... ведь этого тогда ещё не было.

— Да, и спустя три месяца тоже.

Пространство между столом и дверью, между ними двумя, стало шире, глубже, чем он когда-либо видел. Он не мог этого вынести и в два широких шага оказался перед ней. Как бы Драко ни хотел протянуть руку и прикоснуться к ней, намотать локон вокруг своих пальцев или прочертить линии созвездия между её веснушками, он остановился.

— Мне было интересно, почему тебе так трудно сказать о том, что ты больше не присматриваешь за мной, — сказала она. Похоже, Гермиона смотрела на одну из пуговиц его рубашки, прямо под его воротником. — Но теперь это имеет больше смысла. Ты не сказал им нечто более серьёзное.

Хуже всего было чувство, которое так прочно укоренилось у него в животе, что он даже не осознавал эту конкретную ошибку. Он был настолько сосредоточен на проблеме надзора за ней, что принял упущение о его личной жизни как нечто само собой разумеющееся. И всё это время она думала, что они знают.

— Я не знаю, что сказать, — признался он, ненавидя то, как грубо прозвучал его голос. — Я пытался найти подходящее время.

Блейз облегчённо фыркнул, вытаскивая ключ из внутреннего нагрудного кармана своего пальто. В следующий момент давление воздуха в комнате изменилось, лёгкий порыв ветра закружился вокруг того места, где мгновение назад стоял Блейз.

— Ох, — сказал Драко. — Это один из портключей Тео.

Гермиона сузила глаза, глядя на то место, где только что стоял Блейз, замешательство и удивление отразились на её лице. Она покачала головой, чтобы отвлечься, и повернулась к Драко.

Её гнев, казалось, удвоился, по шее снова начал подкрадываться румянец, и это был не тот румянец, который ему нравилось видеть.

— Ты вообще собирался рассказывать им об этом?

Его желудок сжался. Это казалось несправедливым, ненужным, проклятым вопросом, который, как она знала, собьёт его с ног.

— Ты действительно задаёшь мне этот вопрос? Конечно. Я сказал тебе, что сделаю это. Я обещал, что сделаю.

Возможно, это была просто отсроченная реакция на такой выпад — или то, что гриффиндорец мог бы назвать праведным негодованием, или защитным механизмом, — но гнев разрывал его грудь.

— Я сказал тебе, что это всё по-настоящему, для меня это всегда было по-настоящему. И я рассказал им о тебе, не так ли? Но не всё должно соответствовать установленным срокам, Гермиона. Это не может происходить по расписанию, — он сунул руку в карман, надеясь, что она не заметит, как сильно его трясло. — Я не могу просто грубо сказать родителям нечто подобное. Это просто... это требует времени, изящества.

— А я сделала это не изящно?

— Откровенно говоря? Нет, совсем нет. И мне это в тебе и нравится, — Драко не мог вынести того крохотного шага, который она сделала от него, разочарования на её лице, войны, которую гнев вёл с отчаянием в её глазах. — Нравится. Ты — открытая книга, и я никогда не сомневаюсь в твоих мотивах. Я доверяю тебе. Ты хоть представляешь, какое это облегчение?

Его гнев быстро улетучился, испарился из крови. Её лицо смягчилось, когда они стояли так близко, но по-прежнему так далеко друг от друга.

— Ничто в моей жизни не похоже на это, Гермиона. Они не такие, как ты. Но обещаю, я пытаюсь. Даже если мне это не так хорошо удаётся.

Её руки, наконец, упали с боков и безвольно обмякли.

— Ну, — вздох, — теперь они знают.

***

Они стояли молча ровно столько, чтобы раздражение Драко, которое ранее было воплощением чистого гнева, смешалось с чувством вины, неудачи, разочарования из-за того, что это огорчило её. Наконец, Гермиона тяжело вздохнула, опустив глаза, уголки губ и бровей, обдумывая всё, что они только что наговорили друг другу — слишком много, если от Драко требовалось поставить этому оценку. Она дала ему немного личного пространства, отстранилась сама, бормоча что-то о том, что ей нужно найти книгу для чтения.

Драко просидел в своём кабинете следующие два часа, безуспешно пытаясь пересмотреть бизнес-план, который Блейз тщательно разрабатывал до того, как Гермиона ворвалась и помешала ему. Дело не в том, что это был плохой план; Драко знал это, но Блейз, казалось, пытался указать ему на каждую потенциальную ошибку, показать каждый пункт, где они могли потерпеть неудачу. Он проигнорировал попытку Драко оставаться оптимистом, подавляя его рвение каждым словом. Стратегия под другим названием выглядела как обличие пессимизма. Как бы Драко ни ценил деловую хватку Блейза, иногда он был необходим ему в качестве друга, а не в качестве потенциального делового партнёра.

Он сунул несколько пергаментов, исписанных списками ингредиентов и зелий, в ящик стола и встал. Солнце начало садиться, залив его кабинет тёплым оранжевым светом, который — если Драко позволял себе блуждать в своих мыслях — отстранённо напоминал ему о времени, проведённом с Гермионой в Поместье: свечение жёлтого, оранжевого, красного и пурпурного цветов. Так много воспоминаний о ней.

Он встал и задёрнул занавески.

Драко нашёл её в гостиной с задёрнутыми шторами на окнах, выходящих на восток. Он скучал по встрече заката с ней. Отсутствие таких моментов было тяжёлым грузом для него.

Она сидела на зелёном бархатном диване — если перед ней был выбор, она всегда садилась на него. Это была глупая цель; настойчивое желание полюбить эту штуку, заявить свои права на неё, даже несмотря на прошлое, так как это было семейной реликвией Малфоев. Живоглот спал рядом с ней, а она сидела, скрестив ноги, с раскрытой книгой на коленях.

— Я отправил сову своим родителям, — сказал Драко, чтобы обозначить своё присутствие в гостиной. Он прислонился к стене, не выходя из коридора. — Я сказал им, что меня не будет на ужине сегодня.

Гермиона оторвалась от книги с нейтральным выражением лица, не двигаясь.

— Разве не нужно уведомить их об этом лично? — если бы Драко не знал её лучше, он мог бы подумать, что она применила окклюменцию, несмотря на её неприязнь к этому конкретному виду магии. Её слова прозвучали ровно, без обвинения в голосе, но всё равно смогли ужалить его.

— Я думаю, что в свете последних событий, такого уведомления вполне достаточно.

Мышцы на её лице дрогнули, на губах появилась улыбка, которая всё равно была признаком присутствия напряжения между ними.

— Могу я пригласить тебя куда-нибудь вечером? — спросил Драко. — Может, есть фильм, который ты хочешь посмотреть?

— Ты ненавидишь фильмы.

— Что ж, я хочу извиниться. Я хочу порадовать тебя.

— Тебя тошнит от фильмов.

— Я могу и не смотреть их. Мне нравится наблюдать за тобой.

— Нам не обязательно всё время гулять в маггловской части Лондона. Твои родители узнали обо мне, — пауза, она откашлялась, — по крайней мере, сейчас они уже в курсе. Знаешь, мы могли бы провести время вместе в волшебном мире.

— Да. Конечно, можем пойти куда угодно.

Страшная, навязчивая мысль витала в голове: думала ли она, что он хотел скрывать отношения с ней? Это определённо выглядело так, если Драко погружался в размышления. Он не спешил в попытках рассказать родителям об их отношениях и о границах, которые они провели. Он водил её на свидания исключительно в маггловскую часть Лондона, но только потому, что именно там они и начали проводить время вместе. Это было легко, просто. Не было ни осуждающих взглядов, ни невежливых намёков на то, что он использовал Непростительное на выдающейся, неподражаемой Гермионе Грейнджер.

Она закрыла книгу.

Он ненавидел ссоры, не знал, что делать и что говорить. Но это была явно ссора, а не разногласия. У него болело в груди. Отчаянное желание убедить её в том, как много она для него значила, ломало кости, разрывало мышцы на куски. Он пытался. Отчаянно пытался. Терпел неудачу. Но продолжал пытаться. Ему нужно было, чтобы она тоже пыталась. Они могли сделать это вместе.

Он выгнул бровь, глядя на неё так, как обычно делал.

— Что за книга? — спросил Драко, чувствуя себя в безопасности, возвращаясь к старым темам.

— Эйнштейн. Я пытаюсь прочесть её уже целую вечность, — она отложила книгу, почесала Живоглота за ухом и погладила по спине. — Мой мозг повернулся на магии. Я совсем забыла основы маггловской науки. А это нельзя назвать сокращённой версией.

Драко издал задумчивый звук, скрестив лодыжки, прислонившись к стене, очарованный её прекрасным лицом в самый неподходящий момент.

— Интересно, почему в твоём книжном магазине вообще появилось нечто подобное.

Тот факт, что она засмеялась, почти подарил ему облегчение. Он никогда не подозревал, что звук человеческого смеха может быть так тесно связан с его лёгкими, сердцем, душой.

— Ха-ха, ты очень смешной, — сказала она, закатив глаза. — Но, если помнишь, эта книга уже была у них, когда мы были там впервые. До твоего вмешательства.

— Вмешательства? Какого вмешательства? Тем не менее, я не помню. Меня немного отвлекла очаровательная ведьма.

Весь разговор между строк был похож на двустороннее извинение. Обходной способ встретиться посередине после нескольких болезненных остановок по пути. Но в этом и была надежда — встретиться в центре. Ему не нужно было идти в одиночку, тянуться к ней, чтобы встретиться с человеком на другом берегу. То, что было между ними, казалось слишком тёплым, слишком успокаивающим, слишком чудесным, чтобы не предпринимать попытки найти равновесие в моменты потери контроля над балансом.

Это желание обрести покой не избавляло его от беспокойства, не могло убрать всё напряжение в плечах. Он видел то же самое и в ней.

Гермиона вздохнула, почёсывая Живоглота за ухом.

— Что, если мы попытаемся поладить? — спросила она, не сводя глаз с кота.

Драко остался стоять у стены, осторожно наблюдая за ней, ища штиль в неспокойном море.

— Поладить?

— С твоими родителями. Мы могли бы... я не знаю. Мы могли бы пообедать или что-то в этом роде? Постараться вести себя вежливо друг с другом?

Она посмотрела на него, сдвинув брови, пока дедушкины часы в углу комнаты отсчитывали секунды между её вопросом и его ответом. Вместо этого она продолжила:

— Я просто... Драко. Я чувствую, что мы... ну, мы вроде как привязаны друг к другу. Разве нет?

Его руки, скрещённые на груди, вероятно, откровенно выдавали оборонительную позу — он буквально удерживал себя на месте, затаив дыхание, ища правильные слова, если они вообще существовали.

Ему стало теплее, выброс адреналина пробежался по венам, когда непреодолимая нежность обрушилась на него, погрузив под воду. Бушующее море, накатывающие волны, размытые берега. Он поплыл к земле и нашёл её там, с такой чистой, восхитительной невинностью предположив, что они теперь связаны. И ему не хотелось притворяться кем-то другим.

 Драко слышал, как у неё перехватило дыхание, когда она вдохнула; Гермиона должна была заметить перемену в его позе. Он не был уверен, что когда-либо хотел её больше, чем в этот в момент. Из-за её наглости, неподдельной дерзости, вмешательства в его жизнь. Это сжигало мозг.

— Иди сюда, — сказал он, обнаружив, что его голос звучал очень низко, тихо, серьёзно — что-то среднее между просьбой и приказом.

Тихо, осторожно она встала. Гермиона остановилась перед ним, и Драко ничего не мог с собой поделать и запустил руки в её волосы, закрутил кудри вокруг пальцев, склонил голову и прижался лбом к её.

— Мы очень, очень привязаны друг к другу, — её руки замерли на его поясе, пальцы зацепились за петли, поскольку они стояли достаточно близко, чтобы он мог почувствовать тепло, исходящее от её кожи. Тепло звезды, принадлежащее только ему одному.

— Фактически, — продолжил Драко, совершенно потеряв контроль, поскольку она была так близко. Он мог сосчитать её веснушки и перечислить цвета в её радужке: все оттенки земли, какие только можно вообразить. — Я мог бы сказать, что я принадлежу тебе, готов на все твои прихоти, пока я нужен тебе, — он наклонился ближе, нашёл её губы, и это было сродни возвращению домой.

Это не было ответом на её вопрос. В нём не шло речи о том, смогут ли они найти способ мирного сосуществования. Но это говорило о его ценностях — самых важных из них.

— Я не хочу идти в кино, — сказала она, выдыхая слова ему в губы. Я не хочу ссориться, вот что она имела в виду. Он знал, потому что мог прочесть это между строк. Он изучал её лицо, анализировал слова и пытался поглотить всё, что она хотела донести. Драко знал, что Гермиона хотела сказать, и то, что она сказала, были двумя совершенно разными вещами. И он осознал оба смысла, вложенные в это.

— Я тоже не хочу.

Он поддержал обе идеи, которые подвели их к центру.

Примечания:

Ох, Драко-Драко

Увы, эта история кажется чуть более трагичной, нежели «Ждать и Надеяться», но и более глубокой, ёмкой и нежной ❤️