Начало и конец

Февраль

тик так тик так

Завтрак с родителями был похож на повторяющийся кошмар. И это, на удивление, было в действительности похоже на сон. Каждый день казался сюрреалистичным; его родители были по-прежнему отстранены, так же не заинтересованы в каких-либо разговорах на важные темы, как и с тех пор, как он вернулся в Поместье для выполнения своих повседневных обязанностей в январе.

В то утро, за яйцом вкрутую и питахайей, специально отобранными Нарциссой, чтобы добавить разнообразия и чего-то новенького для завтрака, Люциус говорил свободно, открыто и с лёгким намёком на презрение.

— Внимательно отслеживая динамику на азиатских рынках, можно проследить за тенденцией нарушения климата, что может повлиять на импорт. С таким количеством зон выращивания редких волшебных трав и растений, их ценность для экспериментальных зелий особенно высока.

Люциус срезал зелёную верхушку клубники, прежде чем проткнуть её вилкой. Драко сглотнул и попытался избавиться от кома из-за страха в горле. Это были вещи, которые он хотел знать, это было то, что он должен был знать задолго до того, как ему бесцеремонно вручили — и, в конечном итоге, отобрали — счёт Малфоев.

— А были ли... соответствующие климатические нарушения? — рискнул он, отказавшись от поедания экзотического фрукта, чтобы продолжить разговор.

Люциус одобрительно хмыкнул.

— Только в Тибете в этом году. Но цены выросли из-за нехватки предложения.

Драко знал это. Он действительно знал это. Он не думал о дефиците, несмотря на советы Блейза и нескольких сов, улетающих в сторону Гринготтса и возвращающихся обратно, относительно валютных курсов, в которых он не разбирался. Он знал, что цены резко выросли, а его активы пострадали, потому что предложение больше не могло удовлетворить спрос.

Очарование от этого разговора испарилось, и для Драко это теперь больше походило на упрёк, нежели чем на урок.

— В этом году в теплицах всё очень хорошо растёт, Драко. Ты давно был там?

— Давно, мама. Очень давно.

— Тебе следовало бы, милый. Зимний урожай был очень богат. Тилли проделала прекрасную работу. Я уверена, что есть ряд ингредиентов, которые тебе могут понадобиться для твоих зелий.

Топси поставила на стол новый поднос, один из которых был заполнен угощениями: сливочным маслом, сахарными кубиками, заварными пирожными, конфитюром, шоколадом и другими сладостями. Желудок Драко, набитый до отвала яйцами, тостами и джемами, сжался. Но эльфы продолжали приносить ещё больше еды — заваливать стол перед ним — и его родители продолжали вести себя так, как будто такой пир был совершенно нормальным повседневным явлением, а не очередной странной версией их новой реальности.

Драко издал сдавленный звук — легчайшее признание того, что он услышал предложение матери, оглядывая еду. Когда-то он отчаянно нуждался в чём-то, что напоминало обычный разговор с родителями. Сейчас же он не знал, действительно ли это было ему так необходимо.

— А как поживают твои экспериментальные зелья, милый? — спросила Нарцисса, едва уловимо для слуха звеня ложкой о края чашки. — У тебя такой яркий, живой интеллект. Я уверена, что ты добьёшься огромных высот в том, к чему стремишься.

Драко замер. Его мать выглядела так, как будто она действительно хотела сказать это как комплимент, в её глазах светилась неоспоримая гордыня. Это заставило Драко задержать дыхание.

— В последнее время я мало экспериментировал, — он очистил скорлупу от сваренного вкрутую яйца. — В последнее время я был... довольно занят.

Это был его момент, его возможность, одна из многих, упомянуть Гермиону в разговоре. Это была возможность для того, чтобы задать вопросы, которые нужно было спросить и на которые нужно было ответить. Почему же он был занят? Что ж, Гермиона переехала к нему, и они стали жить вместе.

Но вместо вопроса заявление Драко вызвало за столом гробовое молчание. Разговор заморозился. Люциус откашлялся. Нарцисса отпила чай.

Драко подумал, как ещё он мог бы поднять эту тему, но воздух застоялся: как выпечка, оставленная слишком надолго, которая из-за этого становится твёрдой и невкусной. Это был промах, и настроение за завтраком сменилось на нечто неприятное.

Нарцисса первой нарушила затянувшееся беспокойство.

— А как насчёт того, что ты уже сделал, милый? Оно ведь сработало, не так ли?

Она многозначительно взглянула на шею Драко.

Он подавил желание дёрнуть за воротник, внезапно сжавшись, задыхаясь. Конечно, она заметила. Шрам, который когда-то выглядывал из-под воротника и медленно подкрадывался к его левому уху, исчез. И хотя он не афишировал и не говорил им об этом, Нарцисса наверняка заметила такое изменение в его внешности. Увидев шрамы впервые, она пришла в ужас, и если бы в то время она не находилась на грани жизни и смерти, Нарцисса выступала бы за исключение Гарри Поттера.

Но учитывая, что Тёмный Лорд переехал в её дом в том же году, исключение, вероятно, казалось незначительным перед лицом спланированного убийства.

— Я... — начал он. — Да, оно сработало. Оно отлично сработало.

Он хотел сказать ей, насколько отлично это сработало. Драко хотел рассказать своим родителям, что Гермионе больше не нужно было прикрывать то слово, которое тётя Белла вырезала на её коже. Он был уверен, что они помнят — в конце концов, это произошло в этом доме, произошло, когда Гермиона кричала, умоляла и корчилась на полу в их гостиной, произошло не так давно и, конечно же, они не могли забыть об этом.

За выпечкой и порцией неудачи в разговоре между родителями о Гермионе, Драко силился представить, как вновь упомянуть о ней. Он временно отложил эту тему вместе со всеми остальными нелепыми деликатесами, которые были перед ним. Он мог вернуться к этому позже.

— Ты не думал начать продавать его? — спросила Нарцисса.

— Моё зелье?

Она кивнула.

Что ж, теперь он вряд ли мог не упомянуть Гермиону в этом разговоре. Возможно, это был его шанс, и он хотел воспользоваться им.

— Это был подарок, — сказал Драко, не отрывая глаз от очищенного яйца, от которого ещё не откусил ни единого кусочка.

Краем глаза Драко заметил, как напряглась мать. Люциус взял газету.

Нарцисса глубоко втянула воздух через нос, прежде чем заговорить.

— И рецепт тоже? Ты мог бы опубликовать его или продать для использования в Святом Мунго?

Мышцы на щеках Драко задёргались; он никогда не думал об этом.

Это было неправильно. Он никогда не хотел извлекать из этого прибыль. Это всегда подразумевалось как подарок. Для Гермионы. И ни для кого другого.

Чувство вины свежевало его кости.

Потому что наверняка были и другие? У скольких людей были шрамы от проклятий, от которых они хотели избавиться?

Он слишком долго молчал; Нарцисса откашлялась. Он не знал, что ответить ей, поэтому ничего не сказал. Драко нарезал сваренное вкрутую яйцо, съел шоколадный круассан и, в конце концов, прекратил есть, хмуря брови, чувствуя усталость и ощущая, как морщины стягивали лицо от напряжения.

***

— Не мог бы ты сесть рядом со мной?

Драко поднял глаза, сидя на диване — ему наконец-то удалось убедить сердитый лохматый рыжий клубок шерсти, который стал его вынужденным соседом по комнате, разделять место рядом с ним. Он взглянул на Гермиону, сидящую за кухонным столом: вокруг неё были разложены ежедневник, книги и пергаменты. Он вскинул бровь, но не стал шевелиться. Драко не собирался уступать место, которое он отвоевал у Живоглота, без крайней необходимости.

— Нам нужно поговорить.

Небольшая волна холодного беспокойства затрепетала где-то в его лёгких, когда он встал, брови изогнулись в тревоге, как только Драко подошёл к столу.

— О чём? — спросил он как можно более безразлично. Стул заскрипел по деревянному полу, как только он его отодвинул и сел. Драко задался вопросом: заметила ли она со своего наблюдательного пункта, как колотилось его сердце? Конечно, она могла это заметить, судя по тому, как его биение эхом отдавалось в голове, а каждый удар болезненно ощущался под рёбрами. Её слова — её тон — зловеще звенели, отскакивая от прекрасных сводчатых потолков.

— Ох, пожалуйста, не смотри на меня так, — сказала она с лёгким раздражением в голосе. Грейнджер закатила глаза, прежде чем продолжить: — Я только-только переехала к тебе. Вряд ли я собираюсь сообщать о том, что это не для меня.

В этом оказалось больше смысла, как только она это озвучила.

— Ты жестока, знаешь об этом, да? Ты должна была понимать, как прозвучит эта фраза.

— Это прозвучало как деловое предложение.

— В таком случае, я уверен, что на деловой встрече ты ни разу не была.

— О, а ты был? И кто из нас работает, не покладая рук?

— Туше, моя жестокая ведьма.

Она бросила невесёлый взгляд в его сторону, борясь с улыбкой, которая начинала растягиваться в уголках её губ.

— Нам нужно перестать работать вместе.

Чувство дежавю поразило странным образом.

— Мы... ведь уже перестали? Мы уже говорили об этом. Не так ли?

Она вздохнула, сохраняя невозмутимое выражение лица. Драко откинулся на спинку стула, наконец расслабившись, теперь, когда он был уверен в том, что его сердце не будет разбито. Он положил руку на спинку стула рядом с собой и закинул одну ногу на другую, полностью готовый ко всему, что Гермионе было необходимо обсудить с ним.

— Итак, ты уже сказал родителям о том, что не будешь присматривать за мной? И ещё... Я не хочу, чтобы Топси приходилось это делать. Это несправедливо по отношению к ней.

— Мне нужно, чтобы кто-то присматривал за тобой на случай, если что-то произойдёт.

Нарастающая, дрожащая улыбка в уголках её губ исчезла, сменившись искренним недовольством.

— Не следует приказывать ей приглядывать за мной. В любом случае, очевидно, что от меня ждут, что свою работу я буду выполнять в одиночку.

Драко насмешливо хмыкнул, уронив руку со спинки соседнего стула, и он наклонился вперёд, упираясь локтями в стол, чтобы сдержать порыв дикой жестикуляции, которая бы подкрепила его точку зрения.

— А что, если бы в тот день в гостевом крыле, ты была бы одна?

От одной мысли об этом его ноздри раздулись, а челюсти сжались. Она могла умереть.

— Я бы вызвала Патронуса, чтобы позвать на помощь, или что-то в этом роде. Добралась бы до камина.

— Гермиона.

— Я бы не пострадала, если бы тебя там не было, и я бы не отвлекалась... — она сделала неопределённый жест через стол в его сторону, — на тебя.

— Тебя. Ты обвиняешь меня в проклятии крови?

— Нет. Не обвиняю. Я просто... пожалуйста, не приказывай Топси приглядывать за мной.

— Ей никто не приказывал. Просто вежливо попросили.

— И она склонна отвечать «да». Ты же знаешь об этом.

— Ну, я ничего не могу с этим поделать, Гермиона.

— Ты мог бы, если бы просто не просил её.

Драко подумал о том, чтобы сказать что-то ещё, но вместо этого сжал челюсти так, что зубы сомкнулись с почти болезненной силой. Уверенность в том, что его сердце не будет разбито, пошатнулась. Неужели ей всё время нужно быть такой чертовски упрямой? Неужели она ничего не понимает? Опасность преследовала её каждую минуту, проведённую в Поместье. Если ему не разрешили быть там, чтобы защитить её, или, по крайней мере, помочь ей защитить себя, то, будь он проклят, если бы у него не было хотя бы ещё одной пары глаз, чтобы убедиться, что ничего катастрофического не произошло.

От одной только мысли об этом, от страха, сжимающего в тисках позвоночник, что однажды она может столкнуться с чем-то, что застанет её врасплох настолько — в нужный момент — что случится что-то ужасное, молоко, добавленное в утренний чай, едва не вышло наружу.

— Ты сказал своим родителям, что больше не присматриваешь за мной? — спросила она снова, более прямо. Чёрт бы её побрал.

— Ещё нет, — он попытался сдержать недовольство. — Завтрак прошёл... странно. Я не совсем понимаю, что происходит. Но они, как ни странно, были довольно любезны. Думаю, я смогу аккуратно подвести их к этому.

— К чему? К тому, что я не нуждаюсь в присмотре? — она начала раздражённо постукивать по обложке своего ежедневника.

Драко заставил себя сделать глубокий вдох, прежде чем ответить. Всё шло по спирали, противоположные точки зрения сталкивались друг с другом, вместо того, чтобы встретиться лицом к лицу. Они не могли решить проблему, если не видели её. И он, конечно, не видел проблемы в том, чтобы беспокоиться о её благополучии или пытаться не подорвать и без того шаткое мнение его родителей о ней, свернув не туда в лабиринте сложных разговоров.

— Нет. Только о тебе. В целом. Я бы хотел подготовить их к мыслям о тебе.

Выражение её лица изменилось, застыв между нежностью и разочарованием. Драко чувствовал то же самое, изо всех сил стараясь не раздражаться из-за её упрямства и желая, чтобы она оценила то, что он делает для неё. Она слишком оптимистично смотрела на исход этих разговоров, которые ожидала от него. Слишком верила в то, что всё как-то разрешится.

Она моргнула. Сделала вдох. Драко расслабился.

— Мы скоро должны быть у Гарри и Джинни, — сказала она.

— Должны.

Он отодвинул стул, но остановился, когда Гермиона снова заговорила:

— Я также хотела поговорить ещё кое о чём.

Какую лепту она ещё захотела вложить в этот и без того трагичный разговор?

Он выдохнул, выгнув бровь дугой, как бы призывая её продолжить. Он наблюдал, как на её челюсти напрягался каждый мускул.

— Я тут подумала... — сказала она. — Так как это твоя квартира и ты не платишь арендную плату, я не могу разделить с тобой эти расходы...

— Как будто бы я это позволил...

— Перестань. Это неприлично. Я планирую, по крайней мере, оплачивать продукты.

— Планируешь? Мы действительно собираемся это обсуждать?

— Мы вообще-то обсуждаем это сейчас.

— Гермиона, я не плачу за продукты. Топси снабжает меня едой из Мэнора.

Мускулы её челюсти снова напряглись.

— Это просто смешно.

— Этот разговор смешон. Тебе не за что платить. Я предложил тебе жить со мной, а не платить мне.

Он выдвинул стул, встал с места и проигнорировал протестующий вопль Живоглота — он даже не заметил, как тот оказался возле его ног.

Драко взглянул на часы в гостиной.

— Нам нужно идти.

Гермиона спокойно собрала свои пергаменты, сложила их и засунула между страниц ежедневника. Она не смотрела на него, опустив глаза в стол. Гермиона закусила нижнюю губу и передёрнула плечами.

У него защемило в груди при виде её разочарования, от того, что он был тому причиной, и потому, что он чувствовал то же самое. Драко провёл рукой по волосам; желание, чтобы она взглянула на него, превзошло все остальные, что атаковали его.

Когда она это сделала, часть его разочарования рассеялась. Он наблюдал за тем, как то же самое происходит в её глазах, в уголках которых слабеет напряжение.

Она встала.

— Мы поговорим об этом завтра.

— С нетерпением жду этого.

Она закатила глаза, борясь с улыбкой. Когда Гермиона обошла стол, он предложил ей руку. Она приняла её. Они вместе прошли в камин, и разногласия уладились под чарами стазиса.

***

Это было просто разногласие, а не ссора. Они не ссорились; это было не про них. Иногда они не соглашались друг с другом. Они подшучивали и оскорбляли друг друга ради азарта, но не ссорились. Не всерьёз. С тех пор, как они поссорились, стоило Гермионе сказать ему, что у них нет отношений. И это была не столько ссора, сколько публичная казнь, потрошение, которое ему каким-то образом удалось пережить.

Когда они, взявшись за руки, шагнули через камин на Площади Гриммо, им удалось игнорировать мелочи, которые были не так уж важны, ради хорошего вечера в компании друзей Гермионы.

— Мы здесь, — позвала Гермиона.

Она сжала его руку, когда они стояли в гостиной Поттера, ожидая хозяев.

— Ты нервничаешь? — спросила она. — Ты немного напряжён, — Гермиона снова сжала его руку.

— Нервничаю? Из-за ужина с двумя твоими лучшими друзьями детства? Которые когда-то были моими заклятыми врагами? И в компании того, кто видел тебя обнажённой? Нисколько.

Она повернула голову, наклонив ту достаточно, чтобы её висок упирался в его плечо.

— Это звучит немного драматично. Значит ли это, что я тоже была твоим заклятым врагом?

— О, конечно. Возможно, даже больше, чем они, — Гермиона взглянула на него яркими глазами, требуя деталей. — Я не боюсь проводить с ними время. Я просто не делал этого раньше в такой интимной обстановке. Риск аллергической реакции достаточно высок.

— Джинни и Лаванда тоже здесь, — она ухмыльнулась ему, на мгновение, прежде чем улыбка испарилась.

Уизлетта вошла в гостиную, за ней проследовал и Поттер. Гермиона с энтузиазмом обняла его, а Драко пожал Поттеру руку и пошутил над Джинни по поводу количества веснушек на её коже, на что она ответила столь же едким комментарием по поводу цвета его волос.

Он протянул Поттеру бутылку огневиски, и тот принял её с благодарностью, недостаточной для такого редкого экземпляра. Но чего же он на самом деле ожидал от Поттера?

Вздохнув, Драко последовал за Гермионой и её друзьями на кухню, оплакивая дни, когда он мог использовать окклюменцию, чтобы избежать такого рода общения. Но если Драко хотел твёрдо закрепиться на территории, где не происходили боевые действия, окклюменция как социальный щит не входила в список подходящих механизмов выживания. Гермионе это бы не понравилось. Если бы он сам себе в этом признался, то испытал бы подобные чувства.

Он предпочёл бы страдать от проведения времени с такими, как Гарри Поттер и Рональд Уизли, если бы это означало избежать сильной головной боли и гнева Гермионы. Ему нравился её гнев только в малых дозах, и когда это приводило к избавлению от одежды.

Драко потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы пересмотреть свою точку зрения — как раз тогда, когда Уизли в третий раз упомянул предсезонный состав «Пушек Педдл», прежде чем Драко попробовал удивительно вкусные закуски, которые подавала Уизлетта.

Драко начал вести учёт упоминаний Пушек, встречаясь взглядом с Джинни и замечая, как она закатывает глаза.

— У вас не сходятся мнения, Уизлетта?

— Мой брат ничего не знает о преданности, — тихо сказала она, наливая воду и делая большой глоток. Драко чувствовал, что Гермиона, находящаяся справа от него, парит между разговором с Роном и Лавандой на одном конце стола и подслушиванием разговора Драко, в который он только что добровольно вступил. Поттер усмехнулся, сидя напротив него.

— То, что ты играешь за Гарпий, не означает, что он должен болеть за них, — сказал Поттер, вздрогнув почти сразу же, как только слова сорвались с его губ. У Драко сложилось отчётливое впечатление, что Уизлетта ударила его ногой под столом или послала в него заклятие. В любом случае, Драко не смог сдержать смех, когда Поттер поморщился.

— Это именно это и означает, он не знает, что такое быть преданным.

Драко потянулся за своим вином левой рукой, опустив правую на бедро Гермионы под столом. Она по-прежнему храбро притворялась, будто её интересуют возбуждённые россказни Рона об отборах в квиддичные команды. Но когда её рука нашла его и сжала, Драко понял, кто на самом деле владеет всем её вниманием.

***

Драко взял чашку чая из рук Гермионы с улыбкой, граничащей с гримасой, и сжал челюсти, пытаясь избавиться от этого выражения. Гермиона, похоже, не заметила этого или, по крайней мере, не прокомментировала это, устраиваясь на диване рядом с ним. Он взглянул на свою чашку и задумался, как такая яркая, красивая, изысканная ведьма могла прожить двадцать четыре года жизни и по-прежнему готовить такой ужасный чай. Он знал, что она понимает, что существует ситечко для чая. Он несколько раз показывал их на кухне.

Я подумал, что будет лучше переложить ситечки для чая сюда, поближе к кружкам.

Купил сегодня новое ситечко, добавил к остальным.

Не могла бы ты передать мне ситечко для чая, любовь моя?

И всё же: листья кружились и плавали на поверхности. Это напомнило ему турецкий кофе в Сараево, немного мутноватый, слишком густой; он хотел, чтобы жидкость была жидкой. Очевидно, у Гермионы не было ни времени, ни желания заниматься чем-то таким простым, как процеживать чай.

— Ты снова выглядишь немного напряжённым, — сказала она, наклоняясь к нему и делая глоток собственного чая без каких-либо недовольств. — Я думала, что ужин прошёл хорошо. Похоже, вы с Джинни много говорили о квиддиче, — конец прозвучал как вопрос. Он обнял её за плечи и молча наблюдал, как Лаванда садилась в кресло рядом с ним, а Уизли, как невоспитанный дикарь, уселся на кофейном столике напротив неё.

Он взглянул на Гермиону, тёплую и мягкую, прижатую к нему, возможно, в самом уютном и интимном проявлении близости, которое они могли проявить в присутствии посторонних. Он ухмыльнулся ей, пытаясь успокоить.

— У Уизлетты приемлемое мнение о квиддичных командах. И приличные навыки в приготовлении еды. Закуски были довольно сносными.

Гермиона улыбнулась, сияя, как будто он только что выразил бурную похвалу, а не умеренное проявление терпимости.

Уизли рассмеялся над чем-то, что сказала Лаванда, откинувшись назад, всё ещё сидя так беспечно — прямо посреди комнаты — на кофейном столике.

— Не думаю, что меня волнует мысль, что он видел тебя обнажённой, — прошептал Драко, когда эта мысль пришла ему в голову.

Гермиона задрожала от смеха, пытаясь заглушить звук, уткнувшись ему в плечо. В другом конце комнаты Поттер выгнул бровь. Когда смех Гермионы стих, она положила руку ему на бедро, всегда чуть-чуть выше, слишком близко к внутренней стороне его бедра.

— Я думала, ты сказал, что не ревнуешь, — она наклонилась ближе, ласково посмотрела на него невинным и нежным взглядом.

Она точно знала, что делала, сжимая пальцами его ногу.

— Я не ревную. Хотя, я бы не сказал, что не хотел бы трахнуть тебя на столе, на котором он сидит, что я нахожу очень раздражающим, — её хватка на его бедре усилилась. Она поджала губы, нахмурившись, когда по коже на груди пополз красный цвет, выглядывающий из-за выреза рубашки. — Думаю, мне не нравится мысль о том, что я не единственный мужчина в этой комнате, который знает, как чертовски красиво ты выглядишь голой.

— Я думаю, ты путаешь ревность с собственничеством. Не уверена, что эти качества мне кажутся особенно привлекательными.

— Нет? — спросил он, глядя, как она держится за его ногу. Разговор в комнате вокруг них мог бы прекратиться, и он не был уверен, что кто-то из них заметил это. Он внезапно осознал, что все его внимание сузилось до ощущения, что она прижата к его торсу, а её рука сжимает его бедро.

— Нет.

— Ты уверена? Ты выглядишь так, как будто тебе это нравится. Тебе идёт румянец.

Она глубоко вздохнула.

— Перестань заставлять меня краснеть.

Драко улыбнулся. Он веселился. Он поцеловал её в висок, намереваясь расслабиться на диване, послушно потягивая свой ужасный чай и игнорируя любые дальнейшие комментарии о Пушках Педдл. Гермиона удивила его, наклонившись к его уху.

— С рациональной точки зрения мне не нравится. Думаю, что очень неприлично испытывать чувство собственничества или ревности по отношению к человеку. Но с иррациональной точки зрения, — её дыхание обдало его челюсть и ухо горячим потоком воздуха, — думаю, я пойду в туалет. Вверх по лестнице. И ты должен проследовать за мной через две минуты.

Рот Драко приоткрылся, когда несколько коварных, но вполне желанных мыслей пронеслись в его мозгу, в конечном итоге остановившись на самом важном: он чертовски любил эту ведьму.

Гарри Поттер всё испортил.

Поттер откашлялся. На какое-то безумное мгновение Драко подумал, не застали ли они их. Поттер и Уизлетта поднялись со своего дивана в другом конце комнаты и обменялись застенчивыми, нервными взглядами, прежде чем он снова откашлялся, как будто ещё не привлёк внимание присутствующих

— Мы хотели, чтобы вы были все в сборе сегодня вечером по определённой причине. Для нас было важно сказать вам лично... — он замолчал, массируя шею сзади, а его рот несколько раз беззвучно открывался и закрывался. Уизлетта наклонилась к нему с довольно тошнотворной улыбкой.

За секунды, прошедшие между тем, как Поттер не смог проявить себя должным образом, и тем, что его жена в конечном итоге взяла всё в свои руки, нервное тепло пробежало по позвоночнику Драко: оно поднималось по его позвонкам к голове и к ушам, чтобы породить в голове плохие мысли. У него было отчётливое ощущение, что он собирается стать свидетелем чего-то личного, чего-то особенного — и это не было связано с ним. Как ни странно, это наполнило его чем-то, очень похожим на смущение.

— Я беременна, — сказала Джинни.

В мгновение ока воцарилась тишина, и Драко понял, что был прав; он был разрушителем интимного момента между всеми этими друзьями. А затем тишина взорвалась воплем, когда Гермиона спрыгнула с дивана, проливая тёплый чай на них обоих.

И всё, что Драко мог сказать — возмущённым тоном, когда его глаза встретились с Поттером — было:

— Ты позволил мне оскорблять твою беременную жену?

***

Когда пролитый чай быстро убрали и Гермиона плакала тихими слезами от радости, обнимая Поттера, Уизлетту или Уизли не более тридцати секунд или около того, Драко оставался с Лавандой Браун, которая была единственной его компанией.

Он не мог достоверно вспомнить, разговаривал ли он с ней один на один раньше. Он почувствовал странное родство, когда они оба стали свидетелями близости перед ними. Лаванда казалась достаточно счастливой; Драко был почти безразличен. Они оба были посторонними, случайно присутствовавшими на ошеломляюще важном моменте в чьей-то жизни.

— Должно быть, приятно иметь таких друзей, — сказала Лаванда, начиная разговор, который, как почувствовал Драко, ему не удалось бы избежать. Они не могут просто сидеть в тишине рядом друг с другом. Но разговор не являлся обязательным требованием.

Драко пожал плечами. Он предполагал.

Он воображал, что Тео и Блейз были такими друзьями, хотя он не мог представить себе, как разрыдается, если кто-либо из них решит обременить мир своим потомством. Он поставил пустую чашку чая на маленький столик между диваном и креслом Лаванды.

Она проследила за этим движением, взглянув на его чашку, затем снова на него. Она моргнула и снова посмотрела на чай. Моргнула ещё раз. Вернув внимание к Драко, она округлила глаза.

— Это интересно, — сказала Лаванда, подавшись к нему корпусом.

О боги.

Прорицания. Он знал, что она интересуется этим; Гермиона несколько раз упоминала своё отвращение к этому предмету и то, что ей приходилось постоянно слушать в школе гудение Лаванды и Парвати.

У Драко было два варианта: завязать разговор о прорицании, которое, по общему признанию, тоже не было его любимой темой для беседы, или продолжить наблюдать, как золотое трио плюс один (теперь, как он полагал, двое) участвовали во всеобщих объятьях.

Он постучал пальцами по подлокотнику и сделал вдох.

— Что интересно?

— Листья о многом говорят, — Лаванда прищурилась, комично поднося чашку к глазам и вращая ею.

— Они бы сказали гораздо меньше, если бы Гермиона знала, как пользоваться заварочным устройством для чая. Она варварски заваривает чай.

Лаванда улыбнулась, глядя в дно чашки.

— Я полагаю, что приятно знать, что она не идеальна во всём.

Драко фыркнул.

— Ладно. Это почти единственное, в чём она не преуспела, поэтому мы должны хвататься за шанс одержать победу, когда он маячит на горизонте.

Зубы Лаванды на мгновение сверкнули, и её улыбка стала шире.

— Она не очень хороша в чарах для укладки волос.

Драко взглянул на Гермиону, чувствуя, как на его лице расплылась нежная улыбка при виде огромного беспорядочного пучка, в который она собрала свои волосы в тот день. Она не часто его делала; она жаловалась, что он сильно путается, и в итоге доставляет больше хлопот, чем оно того стоило. И хотя он в целом любил дикие, необузданные кудри, Драко не возражал против возможности полюбоваться линией её шеи.

— Это круто, — сказала Лаванда, возвращая его к, в основном, непроизвольному разговору о прорицаниях. — Так много путей, таких извилистых. Формы, которые могут означать одно, становятся совершенно другими, если я поверну чашу именно так. Как будто всё меняется. Или изменится. Или уже изменилось? Разве будущее не увлекательно?

В горле Драко пересохло, он отчаянно нуждался в чём-нибудь, чтобы утолить жажду.

— Увлекательно, — ответил он, поскольку любое возможное продолжение разговора умирало на его губах.