Начало и конец

Июнь

тик так

— Ты хоть представляешь, насколько сложно избегать встречи с тем, за кем ты должен следить весь день? — спросил Драко, войдя в поместье Ноттов задолго до конца рабочего дня. Он полностью отказался притворяться, что приглядывает за Гермионой в течение дня. Его кипящее разочарование стало невыносимым.

— Привет, и с днём ​​рождения. Я так понимаю, мы сегодня рано начнём отмечать?

Тео сидел на полу в гостиной с раскрытой книгой на коленях. На журнальном столике перед ним лежало несколько ключей, выглядящих очень древними, с аккуратными точёными краями. Он не отрывался от работы, когда говорил.

Прошло больше месяца с тех пор, как Драко всё ещё не до конца мог осознать ссору — не считая того момента, когда он разрушил то скудное счастье, которое сумел построить для себя, — и они с Гермионой едва ли обменялись несколькими словами за всё это время. Атмосфера между ними вибрировала от напряжения, отягощённого неловкими, грустными взглядами, которые болезненно касались мест внутри груди Драко.

Иногда ему так сильно хотелось поцеловать её, что это вводило в ступор: желание росло в его разуме.

Более того — что тоже тревожно — он хотел поговорить с ней, послушать о её расписании на этой неделе, узнать, как продвигается её путь к биографии Элиота теперь, когда в магазине появилось ещё пятнадцать книг, которые ей придётся прочесть. Он хотел услышать рассказы о её дне. Хотел рассказать ей обо всём. Он хотел посмеяться над её волосами, а затем зарыться в них лицом.

Он был чертовски жалким придурком.

— Она пыталась сделать мне подарок на день рождения.

Тео, наконец, поднял голову: внимание переключилось с ключей и того странного эксперимента, который он хотел провести над ними.

— И как прошло?

— Я просто... ушёл.

Тео поправил один ключ с помощью магии.

— Я буду честен с тобой и скажу, что это не похоже на лучший способ справиться с собой.

— Я, чёрт возьми, знаю, Тео. Я почти не могу смотреть на неё. Как будто она даже не беспокоится; она просто выполняет свою работу в этом проклятом гостевом крыле. Я всё время злюсь. И к тому же я параноик, постоянно переживаю, что она пострадает. Но это не значит, что я хочу получить от неё подарок на день рождения.

Тео издал жужжащий звук, который звучал так, словно это было согласием, но в нём было что-то ещё. Драко мог бы не заметить этого, если бы он не знал Тео с детства. Но этот гул не был просто признанием. Это было предупреждением. Это было чем-то ещё.

— Что? — спросил Драко напряжённым от раздражения голосом, забираясь в кресло. Он понял, что оставил праздничные ириски в гостиной. Если бы Грейнджер съела хоть одну из них, он бы её уволил. Он нашёл способ. Драко взглянул на камин, задаваясь вопросом, стоит ли пытаться вернуться за ними. Но это было связано с риском столкнуться с ней лицом к лицу, поскольку Гермиона почти наверняка хотела последовать за ним, когда он сбежал.

— Что что? — спросил Тео, как будто понятия не имел, что Драко имел в виду, задавая вопрос.

— Что ты мне не рассказываешь? Или что ты действительно хочешь сказать? Надо поработать над жестами.

Тео ткнул палочкой в другой ключ на столе.

— Она, кажется, тоже не в себе.

Драко вжался в кресло. Он пожалел, что сел за спиной Тео. Всё, что он мог видеть, это затылок, а ему нужно было видеть лицо друга. Драко нужно было увидеть, какая степень вины обнаружится в его глазах.

— И ты знаешь, потому что... ты виделся с ней?

— Я встречаюсь с молодым человеком, которого встретил, когда мы с ней охотились на парней пару месяцев назад. Мы уже договорились встретиться, и... ну, это казалось хорошей возможностью узнать, как у неё дела. Она тоже мой друг.

— Но не друг, которого ты знаешь всю сознательную жизнь, она не твоя подруга. И она знает о каком-то парне, с которым ты встречаешься, а я нет?

Тео резко повернулся, поджав губы, несмотря на то, что он, казалось, отчаянно пытался изобразить небрежность, прислонившись к столу.

— Я не говорю, что предпочёл бы её тебе, если бы мне пришлось выбирать. Ты мой лучший друг, когда ты не в таком настроении. Так что технически я бы сегодня предпочёл Блейза тебе. Но судя по тому, как ты ведёшь себя, я волновался и о ней.

Драко поддался искушению. Он чувствовал, как вопрос зародился внутри его черепа, сливаясь во что-то, на что хотел и одновременно не хотел получать ответ, но Драко не мог успокоиться, не спросив. Каким жалким он был.

— Она... говорила что-нибудь о нас? И о том, что произошло?

— Нет. И поверь, я пробовал. Но она определённо не хотела говорить.

— Не знаю почему. Очевидно, она не состояла в отношениях. Не то чтобы она что-то потеряла.

Драко увидел, как на лице Тео промелькнула печаль, прежде чем он скрыл её, сделав атмосферу в комнате чуть менее удручающей.

— Это твой день рождения. Сейчас не время для таких разговоров. Что ты хочешь выпить по такому случаю?

Драко уклончиво пожал плечами, не желая повышать уровень энтузиазма, который, как он знал, потребует от него Тео.

— Милли, — сказал Тео, призывая одного из своих эльфов.

Треск.

— Что Милли может для вас сделать, хозяин Тео? — спросил эльф, появившись почти на уровне глаз с Тео, где он сидел.

— Нам нужна коллекция лучших напитков, а также закуски. У Драко день рождения, так что мы готовы потратить много денег, — он подмигнул эльфу, как будто они были вовлечены в какую-то весёлую карикатуру об алкоголе. — Драко, ты хочешь поделиться какими-нибудь новостями от Тилли?

— Ах, да, Милли... Тилли передаёт тебе привет по случаю приближающегося солнцестояния.

Уши Милли покраснели до тёмно-бордового цвета. Её огромные круглые глаза покрылись туманной дымкой, когда она поблагодарила его и исчезла, чтобы принести алкоголь.

***

Пятая комната в гостевом крыле и последняя на этаже представляла достаточно проблем, поэтому паранойя Драко заставила его держаться немного ближе, чем обычно. Не рядом, но достаточно близко, чтобы, если что-то ещё нападёт на Гермиону — как тот конкретный зал, который уже продемонстрировал склонность к этому — он мог помочь, даже если это подразумевало под собой взаимодействие с ней.

Гермиона часто раздражённо фыркала, громко вздыхала и топала ногами. Она много шумела, постоянно прерывая попытки Драко неторопливо читать или разбираться в инвестиционных рекомендациях Блейза.

Он захлопнул свой блокнот. Если Гермиона планировала оставить дверь настежь открытой и во время работы производить столько шума, то Драко поступит так же.

Он поднялся на ноги, вытащил волшебную палочку и попытался вызвать Патронуса.

За исключением того, что он не мог придумать воспоминание, которое могло бы ему помочь.

Сначала он подумал о губах Гермионы, как ему нравилось целовать их, прикасаться к ним, наблюдать за ними, пока она думала или говорила. Он подумал о том, как её нижняя губа была сначала белой, а потом становилась розовой после того, как она выпускала её из хватки зубов, которые постоянно теребили её, пока она что-то обдумывала.

Он не мог использовать эти воспоминания.

Затем он подумал о её волосах. Какими бы абсурдными, нелепыми, растрёпанными они ни были. Ему нравилось замедленное движение её кудрей, подстраивающееся под её шаги, когда инерция закручивала их вокруг неё всякий раз, стоило ей повернуться или покачать головой. Они были мягкими, и их так легко было наматывать на пальцы.

Но и те воспоминания не стоило использовать.

Он копнул глубже, попробовал что-то другое.

Драко вспомнил день, когда его выпустили из Азкабана после трёх месяцев ожидания суда. Он отпраздновал там своё восемнадцатилетие, размышляя, проведёт ли он и остаток жизни там, запертый посреди бушующего океана. Но Министерство вытащило его, судило и отправило в Поместье, чтобы Драко отбыл два года под домашним арестом, назвав его своенравным, заблуждающимся, неудачливым, но никогда не считая его злым.

Он считал себя злым.

Это облегчение наполнило его, но оно не было таким же или почти таким же мощным, как его другие попытки вызвать Патронус.

— Экспекто Патронум.

Ничего не произошло, не было даже вспышки света.

Он увидел Гермиону, стоящую в ближайшем дверном проёме и наблюдающую за ним.

— Я знаю, что ты справишься, — сказала она, и эти редкие слова были обращены к нему, а не к работе.

Он посмеялся. Впервые у него не было инстинкта скрыться. Но вместо этого ему захотелось ответить:

— Скорее всего, нет. Ты испортила все воспоминания, которые я мог бы использовать.

Она отшатнулась, возможно, от удивления, что он действительно грубо ответил ей, или от физической силы его слов — резких и раздражённых. Она поднесла руку к дверному косяку, удерживая себя на месте. Драко понятия не имел, что это было.

— Я... — она начала, но остановилась, сглотнув. — Ты думал обо мне?

Это не должно было его смущать. По крайней мере, он думал, что так и будет. Но тёплое чувство стыда пробежало по горлу.

Драко понял, что его палочка была всё ещё поднята, как будто магия могла вырваться из неё чуть позже. Он опустил руку, расслабив плечи.

— Ты же должен думать о своих самых счастливых воспоминаниях, не так ли? — Драко смотрел на её руку на дверном косяке. Пальцы напряглись, костяшки побелели от усилившегося давления.

— Ты не можешь связывать всё своё счастье со мной, — сказала она тихим, почти беззвучным голосом.

Это снова было похоже на кошмар, как будто ничего из этого не было настоящим. Или, возможно, это был первый раз, когда что-либо из этого было реальным, и всё, что привело к этому, было причудливым вихрем мечты. Время странным образом скользило сквозь прорехи между словами. Он не мог сказать, двигалось ли оно слишком быстро или недостаточно быстро. Драко почти забыл, что она сказала.

Он снова засмеялся, но на этот раз это был пустой смех. Его взгляд не отрывался от её руки, по-прежнему упирающейся в дверной косяк, удерживая её на месте дольше, чем надо.

— Ну, а ты не могла позволять мужчине думать, что он состоял с тобой в отношениях почти полгода. Так что, я полагаю, мы оба делаем то, чего не должны.

В тот момент он больше всего на свете желал вызвать Патронус благодаря злости. Этого у него было в избытке. Драко мог бы заставить того пронестись по кругу, и у него осталось бы ещё немного, чтобы вызвать сложную магию ещё раз.

Она сильно нервничала. Ему нельзя было вступать с ней в отношения, во всяком случае, настоящие. И, очевидно, даже когда Драко думал, что всё так и должно быть, ему не следовало использовать счастливые воспоминания, которые эти отношения принесли ему.

Что ещё было под запретом? Что ещё она хотела у него отнять?

Он сунул палочку в карман, отказываясь смотреть ей в лицо. У него болело в груди. У него болели кости.

Ему нужно было выпить.

Ему нужно больше свободного пространства.

Ему нужно было очнуться от этого долбанного кошмара.

***

— Тео, мне всё равно, что у тебя день рождения. Я убью тебя.

Драко схватил Тео за плечо и выдернул его из кабинки, где они сидели с Блейзом и крепко выпивали, отмечая день рождения Тео.

Тео выскочил из кабинки, балансируя на ватных ногах, поскольку его координация ухудшалась под тяжестью выпитого. Он вытащил Тео через чёрный ход «Дырявого котла», рядом со входом в Косой переулок, и подавил желание проклясть этого парня в его собственный день рождения.

— Какого хрена здесь делает Грейнджер?

К чести Тео, он выглядел потрясённым, а затем достаточно злым.

— Я пригласил её задолго до этого, наверное, два месяца назад. Я не знал, что она всё-таки придёт, — сказал Тео, заглядывая в паб.

— Ну, она здесь, ты, полный дебил. Ты и не подумал отозвать приглашение, потому что она... ты же знаешь... — Драко показал на себя, желая раствориться в кирпичной стене позади него.

— Откуда ты знаешь, что она здесь? — спросил Тео, икая. Он покачнулся. — Я даже не видел её.

— Она здесь. Я видел, как она вошла. Её трудно не заметить.

— Тебе, может, и трудно... о, да. Вот она.

Она стояла прямо перед окном, через которое Тео пытался заглянуть внутрь. Гермиона распахнула дверь и остановилась на пороге, приветствуя Тео лёгкой улыбкой, играющей на губах, которую Драко столько времени пытался стереть из своей памяти.

— Привет, Тео. С днём ​​рождения.

Она протянула небольшой свёрток. Тео искоса взглянул на Драко, как будто ему нужно было разрешение, чтобы взять его. После паузы Тео всё равно вытянул руку, принимая подарок.

— Спасибо, Грейнджер, — сказал он. Тео наклонился, быстро поцеловал её в щеку, а затем проскользнул мимо неё, бормоча что-то о выпивке.

Он покинул корабль прежде, чем Драко получил возможность осознать глубину своего падения.

— Я пришла, чтобы отдать Тео подарок, — сказала Гермиона, сделав небольшой шаг вперёд, а затем остановившись, когда Драко напрягся. Его загнали в угол в чёртовом закоулке. — Я надеялась, что увижу тебя... вне работы. Если бы мы могли поговорить...

— Мерлин, чёрт возьми, Грейнджер. Нет, мы, блять, не можем поговорить. Нам не о чем разговаривать.

Он развернулся, вытащил палочку и постучал по соответствующим кирпичам, чтобы открыть проход в Косой переулок. Драко проскользнул внутрь, как только пространство стало достаточно широким, чтобы позволить ему пройти. Так поздно вечером магазины будут закрыты, и он надеялся, что сможет ускользнуть в какой-нибудь пустой переулок, вырвать себе волосы и спокойно восстановить контроль над своим сердцебиением.

Позади него он услышал стук её туфель по мощёной мостовой. Она пошла за ним. Конечно, она последовала за ним. Грейнджер была упорной и настырной и явно хотела помучить его. Был ли садизм чертой гриффиндорца?

Он не оглядывался.

— Уйди, Грейнджер.

— Перестань меня так называть. Ты ведёшь себя, как болван, — крикнула она ему вслед, слегка запыхавшись. У него были длинные ноги; он вообразил, что ей трудно за ним поспевать. Его это порадовало.

— Это твоя фамилия, — Драко перебросил слова через плечо, не глядя на неё.

— Ты перестал называть меня так много лет назад.

— Неправда.

— Ладно, — смягчилась она, и в её тоне было что-то побеждённое и раздражённое. — Ты перестал так говорить давным-давно.

Он остановился, глубоко вздохнул и ущипнул себя за переносицу. Драко повернулся к ней лицом, когда она остановилась слишком близко к нему.

— Почему ты преследуешь меня, Грейнджер?

— Не мог бы ты вести себя как взрослый и просто поговорить со мной? — спросила она, сжав губы в тонкую линию и скрестив руки на груди.

Драко так и не осознал, насколько темно было в Косом переулке после того, как все магазины закрывались после рабочего дня. Уличных фонарей было не так много, как он предполагал, и даже они давали слишком тусклый и мерцающий свет. Он остановился посередине между двумя из них, прямо перед торговым центром «Совы». Широкие совиные глаза моргали в тёмном окне. Он слышал шум из другого паба за углом. И всё же он был с ней наедине. Драко действительно, отчаянно не хотел оставаться с ней наедине.

Всё его избегание, всё его игнорирование сменилось гневом на её негодование.

— Как взрослый? Отвали, Грейнджер. Ты не имеешь права говорить, что я не веду себя как взрослый, потому что я не хочу, чтобы ты постоянно мучила меня. Я и так должен проводить с тобой большую часть времени. Разве мало того, что я не могу просто избегать тебя?

Он повернулся, намереваясь броситься прочь, но остановился. Драко согнул руки, стиснул челюсть и чуть не зарычал, когда услышал, как она начала возражать чем-то, несомненно, умным, жестоким и ненужным.

— А знаешь, что ещё, Грейнджер? — сказал он, снова повернувшись к ней. Драко почувствовал, как яростный поток просачивается между его рёбрами, и это было прекрасное, оправдывающее чувство. — Ты сумасшедшая. Ты знаешь, что сделала? Ты познакомила меня со своими друзьями. Ты пригласила меня на одну из самых знаменитых свадеб.

Он двинулся на неё; она не получила достаточно, находясь на расстоянии. Драко бы увидел её реакцию на правду, которую она так старалась забыть.

— Ты позволила мне обнимать тебя, — продолжил он. — Касаться тебя, спать с тобой. Заставлять тебя кончать снова и снова. Ты проводила со мной свободное время. Ты выделила для меня целый день недели в твоём безумном графике. Ты сказала, что я сделал достаточно, чтобы показать тебе, что мне очень жаль, и что мне не нужно извиняться.

Теперь он стоял слишком близко, чувствуя себя хищником, который будто поймал её в ловушку. Её челюсть напряглась, брови яростно и чётко изобразили раздражение и уверенность. Но Драко видел каждый удар, который он наносил, разрушая всё, что было её версией ментальных оберегов. Не окклюменционный щит, ведь она не знала этого особого вида магии. Но кое-что ещё, столь же упрямое.

— Я разорвал свою грёбаную помолвку из-за тебя. Я не понимаю, как ты могла думать, что у нас не было отношений. Ты слишком умна для этого. Так вот чего я не понимаю, так это того, почему ты ведёшь себя как сука из-за того, что уже успела испортить. Просто позволь мне спокойно залечить моё разбитое грёбаное сердце.

Он возненавидел себя в тот момент, когда сказал это. Слишком много, слишком грубо, слишком холодно. Драко был слишком зол и слишком уязвим одновременно. Он был зол на неё, да, очень сильно. И он хотел причинить ей боль: немного, чуть-чуть. Но... боги, теперь он только чувствовал усталость. Измученный сказанными словами в её адрес. Он повысил голос, всё ещё чувствуя, как слова эхом разносились вокруг, движимые гневной магией, несущей в себе больше печали, чем ему казалось.

Она в ярости стиснула челюсти. Потом это чувство померкло, сменившись чем-то более грустным.

— Ты жесток. Но... кое в чём ты не заблуждался.

Он только что назвал её сукой. Она не имела права соглашаться с ним.

— Я запуталась, — сказала она. — Честно говоря, я не была уверена, чего ты хотел... от меня, от нас... потому что мы никогда не говорили об этом, а потом это украшение... я не вынесла это, ладно? Это напугало меня, и всё, о чем я могла думать, это о твоих родителях и о том, что они никогда не одобрят меня, и всё это казалось таким бессмысленным.

Драко буквально прикусил язык, чтобы не перебить её. Она смотрела на воротник его рубашки, тусклый уличный фонарь превращал её обычно тёмно-карие глаза в ярко-медные: остекленевшие.

— Я уже была в некотором смысле взвинчена... празднование годовщины и всё такое. А потом я поняла, что причинила тебе боль, и не знала, как это исправить. И ты просто ушёл; ты бы не стал со мной разговаривать. Тогда я ещё больше огорчилась и...

Она провела рукой по локонам, издав приглушённый звук разочарования, когда её пальцы запутались в них. В любой другой ситуации он подумал бы, что это восхитительно, и избавил бы её от раздражения. Но пока Драко стоял, он просто хотел, чтобы в его груди перестала пульсировать боль, а этот разговор закончился.

— Я никогда раньше не получала таких украшений, понимаешь? Мне даже в голову не приходило, что это может мне понравиться. И я никогда не принимала и не просила ничего от Рона. Но мне было страшно, потому что я не... была против получить что-то от тебя. Я боялась, что это значит, что, если ты предлагаешь, то я обязана принять. Возможно, неопределённость или все возможные исходы. Всё это так давит. У моих родителей просто идеальные отношения. Даже отношения твоих родителей кажутся такими. Молли и Артур, Джеймс и Лили Поттер, Гарри и Джинни... у них у всех всё так хорошо...

— Ты сделала с Уизли то же самое?

Вопрос сорвался с его губ так же внезапно, стоило ему только подумать об этом. Сначала она, кажется, даже не заметила, что он заговорил, всё ещё листая свой список идеальных отношений. Намёк на понимание заструился по его венам.

— Что? — сказала она, наконец проанализировав его вопрос. — Нет, мы с Роном были не совсем совместимы...

— Ты так боишься неудачи, что даже не хочешь попробовать?

Её глаза округлились. Несмотря на этот всплеск подтверждения, Драко смог почувствовать только тяжесть лицемерия, нависшую над ним. Сколько разговоров со своими близкими он избегал из-за боязни ответа?

В голове возник вопрос о чистоте крови.

Он знал такой механизм выживания. Он это понимал. Он скрывал это понимание намного дольше, чем ему следовало бы. И у него всё ещё были проблемы с этим.

Это было не совсем то же самое, что смотреть на жареные цветы цукини и чувствовать, как рушится его щит окклюменции. Это было больше похоже на то, что он наконец позволил себе признать невысказанную вещь, парящую на границе разума; позволил увидеть тень, которая скрывается из виду.

Её отказ причинял ему боль, потому что он был влюблён в Гермиону Грейнджер.

Влюблён в неё.

Он никогда раньше не был влюблён.

Было больнее, чем он ожидал. И было больше страха. Но уровень уверенности, спокойствия, который пришёл с принятием этого, повысился.

Кошмар резко превратился в сон: стало лучше, но это всё ещё казалось нереальным и пугающе повторяющимся. Он бывал здесь раньше, делал это раньше. В другой день рождения — её день рождения — но место было то же самое. В знак признания этого сходства, при воспоминании о том, что произошло в прошлый раз, когда они стояли там, на него снизошло нечто вроде успокоения, подавляющего гнев, притупляющего боль.

Она всё ещё не ответила ему. Он представил, что она не знает, как это сделать. Она была женщиной, сотканной из противоречий, даже он это видел. Конечно, она тоже. С гриффиндорской склонностью прыгнуть в омут с головой, но с парализующим страхом неудачи, с которым она справлялась благодаря усилиям, дисциплине и графику, не оставляющим места для ошибок; неудивительно, что они оказались здесь.

— Ты помнишь, что сказала, что твоей дружбы хватит на нас обоих, пока я буду разбираться в себе? — Драко смягчил плечи, голос, душу. Она вспомнила об этом, и напряжение спало, смертельная хватка ослабла.

Гермиона кивнула, очевидно, погрузившись слишком глубоко в свои мысли, чтобы говорить.

— Полагаю, моей любви хватит на нас обоих, пока ты не разберёшься в себе.

Они стояли там, в тишине, пока Тео не пришёл, спотыкаясь от опьянения, чтобы найти их. Это нарушило сформировавшееся у них безмолвное понимание.

Она ждала его.

Он мог подождать её.