Начало и конец

Май

тик так

В череде событий, о которых Драко и подумать не мог, прежде чем связал себя отношениями с Гермионой Грейнджер, он обнаружил, что сидит в доме Гарри Поттера в годовщину битвы за Хогвартс.

Как ни странно, Драко на самом деле однажды уже побывал на площади Гриммо, когда был помладше, сопровождая свою мать к дому после кончины её тёти Вальбурги. Нарцисса посчитала дом непригодным для жизни и была готова вкладывать деньги в новую недвижимость в городе, если они захотят жить в Лондоне. Драко вспомнил её удивление, когда его тётя Беллатриса тоже приняла решение не брать во владение ветхий старый дом, оставив его заброшенным до тех пор, пока Гарри Поттер и праведная группа гриффиндорцев не поселились в нём.

Сидя сейчас в доме, Драко заметил столкновение классического чистокровного аристократического дизайна интерьера и тем, что, как он предположил, было попыткой Уизлетты придать пространству менее кошмарный вид с помощью коллекции чрезмерно пушистых декоративных подушек, явно дезориентирующих присутствующих.

Нервозность разъедала кожу: постоянное покалывающее напоминание о том, что он не вращался в кругу этих людей, особенно в этот день. Гермиона настаивала на том, что это будет небольшая встреча, что им просто нравится проводить время вместе в этот непростой день, поглощая еду и выпивая напитки. Она казалась неспособной понять, что его присутствие должно быть оскорбительным и гротескным; что здесь его не хотят видеть. Его протесты разбивались об оптимизм, который она использовала, как щит.

Он мог бы гордиться тем, что так тщательно очаровал её, заставив забыть о своём ужасном прошлом, если бы не тот факт, что эти чары привели его в гостиную Гарри Поттера, пока Драко стоял в дальнем углу и пытался спрятаться ото всех.

Розововолосое пятно появилось внезапно из-за подлокотника кресла, и крошечные ручки схватились за него, когда Драко услышал запыхавшийся звук. Тедди Люпин взглянул на него, и его розовые волосы плавно стали превращаться в сверхъестественный блонд.

— Почему ты в углу? — спросил Тедди.

— Я прячусь.

Тедди поморщил нос, глядя в дверной проём, как будто ожидал, что Андромеда появится в любой момент, чтобы испортить его веселье.

— Это из-за овощей? Я не смогу съесть сладости, пока не съем овощи. Так говорит бабушка.

Драко вздохнул, притворившись удивлённым.

— Ещё и овощи? Это ещё одна причина спрятаться, не так ли?

— Я хочу поиграть на улице.

— И я тоже, малыш. Игра в квиддич сотворила бы чудо с моим стрессом прямо сейчас.

Тедди оттолкнулся от подлокотника, широко раскрыв глаза от возбуждения.

— Ты играешь в квиддич? Дядя Гарри играет в квиддич. Он лучший...

— Не будем торопиться. Поттер вряд ли лучший. Он талантлив и безумно удачлив.

— Ты... забавный.

Драко вздохнул, морщась.

— Извини, я редко разговариваю с детьми. Я просто хочу сказать, что он не лучший. Я играл против него в школе.

— Ты обыграл его?

— Ну... я... был один раз...

— Был? — спросил Поттер, стоя в дверном проёме, приподняв брови над своими дурацкими очками.

— Да. Был.

— И когда же... ах, это было, когда я был без сознания?

Драко запнулся. Честно говоря, он не был уверен наверняка.

Поттер явно не жаждал получить ответ; он вошёл в комнату и приземлился на ближайший диван.

— Что вы двое здесь делаете? Если ты голоден, внизу на кухне есть еда.

— Мы прячемся, — сказал Тедди, прежде чем броситься в руки Поттера.

Тот издал сдавленный звук, но засмеялся, когда поднял мальчика и опустил его обратно на пол.

— Есть место для ещё одного человека? — спросил Поттер. Тедди с энтузиазмом кивнул. — Я понимаю, почему Малфой прячется, но почему ты здесь, Тедди?

— Ты знал, что Драко — мой двоюродный дядя? — спросил Тедди, полностью игнорируя вопрос Поттера. — Он действительно крутой.

— Дядя, которого никогда не было, — тихо сказал Драко. Он нащупал нить на подлокотнике своего кресла, потёр её двумя пальцами и ожидал худшего. Он не мог предвидеть ничего хорошего от Поттера, решившего добровольно проводить время в одиночестве — ну, в основном в одиночестве — в одной комнате с Драко.

В годовщину битвы за Хогвартс, к тому же.

Поттер даже не взглянул на Драко. Вместо этого он лёг на бок, всё ещё держа Тедди руками.

— Он крутой, да? Что же делает его таким крутым?

— Его волосы.

— Я думал, тебе нравятся мои волосы, — сказал Поттер.

— У него круче.

Вероятно, это не должно было принести столько удовольствия Драко, сколько по итогу принесло.

Поттер, казалось, задумался об этом, прежде чем ткнуть Тедди в живот, заставив ребёнка с пронзительным смехом отскочить подальше от него.

— Что ещё такого крутого в Малфое?

— Он тоже не любит овощи.

Драко услышал, как Поттер подавил смешок. Он прищурился, глядя в сторону Поттера, но не мог хорошо видеть его со своего места в углу. Ему удалось разглядеть только Тедди, оживлённого и взволнованного, который говорил о Драко так, как будто его там не было. Более того, он его расхваливал.

Он предположил, что дети не такие уж плохие. По крайней мере, у них не было предвзятого мнения о нём, его семье или его прошлом. Тедди просто видел в нём дядю с крутыми волосами, который не любил овощи, что, честно говоря, было всем, что нужно было знать, чтобы дать разумную оценку характеру Драко.

— У меня для тебя плохие новости, приятель, — сказал Поттер. — Внизу, на кухне, определенно остались овощи. И я почти уверен, что видел, как твоя бабушка клала их для тебя на тарелку.

Тедди заворчал, отдаляясь от Поттера.

— Я хочу торт, — сказал он, надув нижнюю губу.

Поттер поднял руки, защищаясь.

— Обсуди это со своей бабушкой. Я здесь не главный.

— Но это же твой дом, — сказал Тедди, топнув ногой, как будто владение недвижимостью давало человеку неограниченную власть в его стенах. Хотя формально в поместье Малфоев и в большинстве других чистокровных домов всё было именно так.

Тедди поменял мишень, подскочил обратно к Драко и посмотрел на него умоляющим взглядом.

— Драко, я хочу торт. Скажи дяде Гарри, что я могу съесть торт.

О нет.

О нет.

Драко не мог сказать, было ли это уловкой его способностей метаморфомага или просто даром обольщения, но широкие круглые глаза Тедди метнулись к нему, губы снова надулись, полностью уничтожив любую защиту, которую Драко выстроил против этого.

— Поттер, мальчик хочет торт.

— Малфой... — начал Поттер, садясь. Он казался одновременно ошеломлённым и раздражённым.

Драко пожал плечами, уже зная, что его переманили на свою сторону. Он не стал бы сопротивляться.

— Что? Он сказал, что хочет торт. Я тоже хочу торт. Знаешь что, Тедди? Пойдём поищем торт.

Он встал, жестом показывая Тедди следовать за ним и демонстративно избегая взгляда Поттера, пока они выходили из комнаты.

Поттер засмеялся и крикнул:

— Тогда тебе следует разобраться с Андромедой.

Как выяснилось, Тедди уже съел один кусок торта, и Андромеде не понравилось то, что Драко тайно отдал ему ещё один.

Однако это того стоило. Драко и Тедди прекрасно провели время, уединившись в углу кухни, объевшись сладкого и обсуждая некоторые тонкости квиддича, такие как: «это называется бладжер, а не блядьжер. Это непристойное слово, которое тебе не следует произносить или говорить бабушке... или кому-либо вообще» и нечто, вроде, «нет, квоффл — не самый важный мяч только потому, что он больше остальных».

***

— Ты выглядел более расслабленным, когда Тедди нашёл тебя, — сказала Гермиона, когда они прошли через камин в квартиру Драко.

Поскольку это была пятница, и следующий день был субботой — его днём — Драко возлагал большие надежды на то, что его предложение выпить поздно вечером можно будет превратить в целую ночь вместе. Плотное расписание и множество обязательств заставили Гермиону притормозить и превратить совместную ночёвку в невероятно сложную задачу. Он ещё не удостоился чести и удовольствия провести ночь в постели с ней. Всегда был бранч, который она планировала, или зарубежная лекция, на которую она хотела пойти, прежде чем провести полдень с родителями или что-то ещё — что-нибудь, всё, что угодно, как иногда казалось, — что удерживало, отвлекало её.

Это порождало неуверенность, которую Драко находил явно неприятной и тревожной. Это не выглядело так, будто они не были откровенны друг с другом. Возможно, у них ещё не было такого частого секса — чёртово расписание, — но он знал, как она краснела, когда кончала, как закусывала губу почти до крови, как пыталась что-то бормотать и отчаянно молить о большем... и эти её «да», «сильнее» и «вот так» и множество красивых, неразборчивых звуков, вырывающихся в бессвязном потоке.

И это не выглядело так, как будто она никогда не касалась его члена руками или ртом, как будто он не имел представления о шероховатости её мягкого нёба и отчаянных, опасных вещах, которые она могла делать своим языком. И как Гермиона стремилась, так стремилась узнать все способы, которыми была способна перехватить его дыхание, улыбаясь злобной ухмылкой каждый раз, стоило ей открыть новый.

Однажды они даже принимали душ вместе: мыло, кожа и ленивые поцелуи, разгорячённые тела, прижимающиеся к холодной плитке и нахождение на грани риска получить травму ради награды за секс в душе.

Он даже не хотел, чтобы она ночевала с ним исключительно для секса. Конечно, это было бы хорошо, более чем приятно — умопомрачительно, — подумал он. Но в тех немногих скудных возможностях, которые ему выпадали, чтобы удержать её после одного или нескольких оргазмов, Драко обнаружил новую страсть к тому, чтобы касаться её, зарываться лицом в кудри, прижиматься так близко, что он мог чувствовать биение её сердца против его, и всё остальное, что было вокруг них, казалось совершенно неважным и безмолвным, поскольку он представлял, как их сердца синхронизировались.

Решение пришло ему в виде подарка — предложения показать ей, что она что-то значила для него, что это было чем-то, как бы трудно ни было это сформулировать. Он нашёл прекрасное ожерелье с рубинами в одном из многочисленных хранилищ своей семьи, и оно подходило по цветам её гриффиндорской душе. Он сам проверил его на наличие тёмной магии, просто чтобы убедиться, что его подарок не навредит ей.

Возможно, её и воспитали магглы, возможно, в её мозгу и не укоренились чистокровные методы ухаживания, но она всё ещё была образованной ведьмой. Она бы поняла, что значит дарить и принимать семейные реликвии. По правде говоря, Гермиона должна была знать, что подобный шаг символизировал гораздо более серьёзные намерения, чем обычное времяпровождение.

— Мне нравится Тедди, — сказал он.

— Он действительно славный. Гарри нравится быть его крёстным отцом.

Она расстегнула плащ, сбросив его с плеч. Драко взял его и повесил на крючок у двери, снимая с себя верхнюю одежду. Он подвёл её к дивану и достал два стакана и бутылку огневиски.

— Я не могу остаться надолго, — сказала она ему. — Завтра утром во «Флориш и Блоттс» состоится автограф-сессия. Я знаю, что это твой день, поэтому надеялась зайти пораньше, до того, как мы встретимся за обедом.

Он протянул ей стакан, метнув взгляд на ящик рядом с диваном, где ожидал подарок в виде ожерелья.

— Я мог бы пойти с тобой, — сказал Драко, садясь рядом с ней.

— О, это мило с твоей стороны. Но я хотела пойти, как только они откроются, а потом хотела заняться ещё несколькими делами, пока мне не надо будет...

— Мы могли бы позавтракать, а затем пойти туда, — предложил он, подходя опасно близко к выступу, о котором, казалось, Гермиона и не догадывалась.

— Я бы не хотела, чтобы тебе пришлось вставать так рано, чтобы встретиться со мной...

— Мне бы не пришлось встречаться с тобой, если бы ты была здесь, и мы пошли бы вместе.

Он сделал глоток виски, чтобы подавить нервную волну. Он не должен нервничать. У него не было причин для этого. Он и Гермиона — они были чем-то. Они были близки. Это был простой и лёгкий разговор.

Она замерла, глядя на напиток в руках, прислонив его к ноге. Гермиона несколько раз моргнула и посмотрела на него, слегка приоткрыв рот в форме буквы «О».

— Ты имеешь в виду, что я могла бы остаться здесь? — она казалась искренне сбитой с толку.

Его нервы испарились, сожжённые смехом, вырвавшимся из горла. Он пытался сдержать это; у него не было намерений проявить жестокость или унижение. Но мысль о том, что такая вещь может удивить её, ну... в этом было что-то явно очень весёлое.

— Да, Гермиона. Ты могла бы остаться здесь.

Она нахмурилась и, прищурившись, посмотрела на него, следом сделав глоток огневиски.

— Не надо смеяться. Это не то, что я когда-либо делала раньше.

— Не из-за того, что я не пытался, — сказал Драко в свой бокал, в основном себе под нос, понимая, что то, что он только что сказал, было признаком идиотизма.

— Не пытался? Ты даже не спрашивал, — сказала она, отставив бокал и отпрянув. Гермиона скрестила руки на груди: для него это никогда не было хорошим знаком.

— Я... прошу прощения, но ты имеешь в виду, что, если бы я просто сказал: «Гермиона, не хочешь остаться на ночь?», ты бы согласилась?

— Ну да. Может быть. Я не знаю. Ты впервые заговорил об этом. Я не думала, что ты хочешь, чтобы я...

— Не хочу? Что? Провести вместе ночь? Разделить кровать? Конечно, я хочу.

— Откуда мне это знать? Ты ничего не говорил. Ты просто... целовал меня и всё такое, а потом мы говорим, или читаем, или ещё что-нибудь, а потом... ну, я ухожу домой.

— Ты всегда говорила, что тебе нужно уйти. Ты всё время так занята...

— Это не... Драко. Я... — её возмущение, физическое напряжение, которое крепко сковало её, ослабло: плечи опустились, руки разжались. Она провела рукой по затылку. — Это был долгий день. Для меня годовщина может быть эмоциональной.

— Я знаю, — согласился Драко, и комната показалась странной, незнакомой. Если бы у них было причудливое диагностическое заклинание для странного настроения, он мог бы подумать, что его гостиная будет пропитана красными рунами. Он знал, что нужно перевернуть, исправить этот странный сдвиг между ними.

Драко повернулся, потянувшись к ящику стола. Он вытащил широкую плоскую бархатную шкатулку для драгоценностей.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он. Если это не укажет ей на то, что было у него на уме, Драко тогда понятия не имел, что в состоянии объяснить его чувства к ней.

Она не сразу взяла коробку. Он смотрел, как она сглатывала, не сводя глаз с чёрного бархата. Он приоткрыл её, смакуя звук дыхания Гермионы, когда она наблюдала за его движениями.

Но она не потянулась к ожерелью. Драко поставил коробку между ними, приподняв золотую цепочку с болтающимися рубинами.

— Это принадлежало прабабушке Терезии. Я подумал, рубины тебе понравятся.

Она всё ещё не двигалась. Он начал чувствовать себя немного нелепо, задаваясь вопросом: следует ли ему попросить её повернуться, чтобы он мог помочь ей надеть ожерелье?

— Драко, я не могу это принять.

— Что?

— Это... семейная реликвия? Выглядит, как дорогая историческая ценность. Я не могу принять это.

— Конечно ты можешь. Я хочу, чтобы оно было у тебя.

Гермиона встала с дивана, согнув руки по бокам. Она встряхнула кистями, отошла на несколько шагов, развернулась, затем вернулась и встала рядом с журнальным столиком.

Ожерелье стало тяжёлым, он не был готов выдержать такой вес. Он опустил руки, драгоценность теперь лежала у него на коленях, и Драко взглянул на неё, не понимая, не желая, но также боясь осознать, что это значит.

— Ты не можешь просто... Я не могу. Семейная реликвия? — снова спросила она, как будто это было для неё нечто непостижимое, невероятно непонятное понятие.

Она повторила, и он обнаружил, что делает то же самое.

— Я хочу, чтобы оно было у тебя.

Её рот искривился в чуждую ему форму, которую он не встречал и не запоминал. Она натянуто рассмеялась, чуть нахмурившись: множество конфликтов, порождённых формой её губ.

— Драко, ты не можешь просто подарить мне семейную реликвию...дорогое украшение, будто я твоя... твоя...

— Моя что?

— Твоя девушка.

Если бы её слова были метеором, а его грудь — местом назначения, то они образовали бы кратер, где раньше билось его сердце, а лёгкие дышали.

— Ты моя девушка, — вероятно, ему следовало сделать упор на «моя». Но ни одно из слов не было подчёркнуто. Они отпечатались на языке кислым привкусом.

Её взгляд искреннего, необъяснимого замешательства рассыпался на всё ещё тлеющие края кратера в его груди.

— Я знаю, ты раньше шутил по этому поводу, но...

— Что ты имеешь в виду? Я шутил... Гермиона, я никогда... подожди, — ему пришлось остановиться. Невероятно, но кратер становился глубже, шире, темнее. Горячий страх, смущение и что-то вроде стыда распространились за его пределы: пропитали его, поглотили. — Разве я не твой парень? Разве мы не... что происходит между нами прямо сейчас?

Ожерелье соскользнуло с его колен и с металлическим стуком упало на пол. Драко не предпринял никаких шагов, чтобы поднять его. Рубины не должны были лежать на полу, но ему, похоже, не хотелось беспокоиться об этом.

Драко снова попытался заговорить.

— Тогда как ты это называешь? — спросил он, подавляя неловкость. Она стояла прямо там: в трёх футах от него, но невероятно далеко. — Если это не... отношения, — запнулся он, — то что?

Она не смотрела на него. Он наблюдал, как Гермиона тревожно жевала внутреннюю часть щеки, скручивая и растягивая вязаный джемпер. Она бы растянула его слишком сильно, если бы продолжила; ей снова придётся волшебным образом вернуть вязке пригодный вид, но он всё равно уже не будет прежним. И, если её чары когда-нибудь потерпят неудачу — маловероятно, но всё же возможно — у неё останется тот же кусок растянутой ткани, испорченный из-за стресса, который она испытывала сейчас.

— Ну, ты же впервые спрашиваешь меня об этом, не так ли? Мы... наслаждались обществом друг друга. Я думала, ты не хочешь... а мы с твоими родителями никогда не сможем. Мы никогда не сможем быть полностью откровенными, — её слова звучали прерывисто.

— Ты сказала, что тоже не хотела бы им говорить, — Драко хотел протестовать. Но истощение потянуло его вниз, загнав в ловушку, которую она раскинула перед ним несколько месяцев назад. Эта мысль вызвала волну горячего гнева из-за того, что его обманули.

Наконец Гермиона посмотрела на него, оторвав взгляд от подушки сиденья, которая завладела всем её вниманием. Драко ненавидел то, как сильно ему хотелось утешить её, убрать слёзы с глаз, несмотря на то, что она причинила ему боль.

Почему? У него может быть не большой список удачных свиданий — самые недавние из которых были на другой стороне континента, — но он прекрасно понимал, когда у него с кем-то начинались отношения. У него был день недели. Целый день — часть её жизни. Разве это были не отношения?

— Дело не в том, что мне это не нравится... наоборот, — сказала Гермиона, делая крошечный шаг к нему, но её руки остановились на полпути, будто она хотела дотянуться до него, но передумала. — Это просто... это не по-настоящему. Этого не может быть.

Это, помимо всего прочего, его уничтожило. Не по-настоящему? Тогда притворись.

Всё его тело вспыхнуло от жара, от прилива тепла, именуемого гневом и стыдом, сомнением и смущением. Драко боролся за то, чтобы поселиться в кратере, где раньше была жизнь.

Он встал.

Драко не мог этого сделать. Разобраться с этим. Он даже не чувствовал нужды использовать окклюменцию, чтобы выжить. Ему просто нужно было уйти.

Он смотрел в её лицо достаточно долго, чтобы заметить, что она начала плакать, открывая и закрывая челюсти, как будто искала слова, которыми не знала, как выразить свои чувства.

Гермиона сказала достаточно. Он не хотел больше ничего слышать. Он не мог.

Драко тоже ничего не сказал и, просто подойдя к камину, переместился к Тео, оставив её одну в своей квартире.

***

Драко налил себе ещё, наблюдая, как Тео пытался и снова потерпел неудачу прорваться через серию сложных славянских чар, защищающих дверь в семейное хранилище Ноттов.

Тео издал звук разочарования, на всякий случай пнул дверь и повернулся к Драко.

— Ты уверен, что тебе не нужен собутыльник? Я могу придумать несколько способов получше провести пятничный вечер, чем пытаться ворваться в это неприступное, чертовски раздражающее, хранилище.

Драко покачал головой и откинулся на диван с тяжёлой головой и горячими конечностями после трёх бокалов, которые выпил с тех пор, как ворвался в дом Тео.

— Я хочу, чтобы ты притворился, будто меня здесь нет. Делай, что бы ты делал, если бы я не появился.

Он потягивал виски, переключившись на что-то более дорогое и приятное, достигнув приемлемого уровня опьянения, чтобы просто... существовать в мире, каким он был сейчас.

— Я бы кричал на эту дверь и пытался выучить кириллицу. Почему кто-то из моей семьи подумал, что им нужно позаимствовать чары у славян, чтобы защитить то, что здесь есть? — он снова пнул дверь, морщась. — Ты не научился пользоваться кириллицей, пока проходил обучение?

— Ни капли, — сказал Драко, пытаясь говорить твёрдо, несмотря на ощущение густоты и нечёткости во рту. — Не могу ни читать, ни говорить ни на одном из языков. Я бесполезен.

Тео повернулся к двери, запечатанной охранными чарами, которые пытался взломать на протяжении последнего года.

— Там должно быть что-то, что стоит защищать так усердно, понимаешь? Когда я наконец попаду внутрь... боги, будет лучшее «пошёл ты, отец» за то, что он никогда не показывал мне эти чары.

— Как ты думаешь, что там внутри? — Драко держал свой стакан над подлокотником кушетки. Он был слишком измучен, чтобы удержать его на весу.

— В наших хранилищах Гринготтс полно золота, драгоценных камней и прочего. Итак, я полагаю, что это тёмные артефакты, экспериментальная магия, возможно, какие-то древние семейные гримуары. Честно говоря, я не знаю. Но лучше пусть будет так. Прошло почти пять лет. Из-за этой долбанной картины, — он повернул голову, пристально глядя на картину на петле рядом с ним, — и теперь из-за этой дурацкой двери, я чувствую, что потратил половину своей жизни на то, чтобы взламывать эти чары.

Драко провёл ногтем по замысловато вырезанным узорам на своём стакане, следя за завитками, чтобы сосредоточить на них своё внимание.

— Пять лет. Верно. Потому что годовщина.

Тео не возвращался к разрушению чар. Он стоял там, в противоположной стороне коридора, в окружении книг по теории чар и разрушению проклятий.

— Как прошёл день у Поттера?

— Они в основном игнорировали меня. Я делал то же самое. Какое-то время я болтал с Тедди.

— Ну, как ты думаешь, потому что этот... ну, этот день... мог иметь какое-то отношение к твоей ссоре с Грейнджер, как я полагаю?

Драко рассмеялся.

— Ссора.

Он ещё раз засмеялся. Шум разнёсся по длинному коридору и казался таким же пустым, как и пространство.

— Если ты так называешь то, что, когда тебе говорят, что вы никогда и не были в отношениях с тем, с кем, как ты думал, у вас были отношения... блять, — он не смог закончить мысль.

— Подожди, что она сказала? — Тео неподвижно стоял напротив него, сжимая палочку в руке.

— Как ты думаешь, что? Неужели ей нужно было избавиться от какого-то извращённого притяжения к Пожирателю Смерти? Полагаю, она была разочарована тем, что я каждый день скрываю свою Метку. Я... чёрт, я так расстроен, Тео. Всё это время я... влюблялся в неё... а она только... что? Использовала меня для хорошего времяпрепровождения? Я не понимаю.

Тео направился к дивану, где Драко точно не хотел иметь никакой компании. Ему просто нужно, чтобы Тео... был Тео.

— Просто ворвись в своё грёбаное хранилище, Нотт.

Тео остановился посреди коридора, наблюдая за Драко взглядом, настолько близким к жалости, что ему захотелось закричать, бросить что-то, выплеснуть это на Тео, хотя это не было его виной.

Тео откашлялся и снова отступил.

— Хорошо, хорошо. Я просто буду здесь, пытаясь раскрыть секреты моего семейного наследия, в которые никто не счёл нужным посвятить меня. Может, я и сам немного расстроен, потому что, похоже, это общая атмосфера этого вечера.

Он призвал огневиски и сделал глоток прямо из бутылки.

— Я просто хочу знать, что внутри, — сказал Тео. — И почему мой отец не удосужился показать мне это.

— Я не знаю. Возможно, к лучшему, что он тебе не доверял. Тот счёт, который мне передал Люциус. Официально он теряет деньги. Один счёт, а я облажался.

Тео отправил бутылку обратно через холл.

— Просто проглоти свою гордость, хорошо? — сказал он. — Попроси Блейза о помощи. Ты знаешь, что он зарабатывает на инвестициях.

— Которые находятся у него в собственности. В частности, инвестициях, благодаря которым у него есть вино.

— Ну, он много знает о финансах. Я полагаю, это удел бедных выскочек. Они должны знать о подобном дерьме, потому что в их хранилищах едва ли есть золото для одного поколения.

— Я просто желал проявить себя в том, в чём мой отец действительно хотел, чтобы я был хорош.

— Ты хорошо разбираешься в других вещах, — произнёс Тео. Сказать это было правильным поступком лучшего друга. Это заставило Драко сожалеть о том, что он натравливал на Тео павлинов, когда они были детьми.

— Не в тех вещах.

Шли минуты. Драко не знал, сколько времени уже прошло. Оно начало сливаться и расплываться, пока Тео возился с кириллицей и стеной из сложных чар, о которых Драко и понятия не имел. Время тянулось; оно таяло. Будто покрылось воском. Мгновения превратились в минуты, а может и часы; они утекали, пока Драко сидел на диване и пытался понять, вызвано ли покалывание в пальцах плохим кровообращением или чрезмерным употреблением алкоголя.

Он гадал, сколько времени прошло до того, как Гермиона покинула его квартиру? Как долго она простояла в том беспорядке, который устроила?

Ночью он не вернётся в квартиру. У Тео было огромное количество комнат для гостей, которые мог использовать Драко. У него не было никакого желания застать её там, выслушивать какое-то жалкое оправдание того, насколько он был самонадеянным идиотом, чтобы предположить, что из-за того, что они занимались тем, чем занимаются люди в отношениях, они состояли в них.

Пока Тео боролся с особенно неприятной путаницей чар, Драко закрыл глаза, используя каждую каплю своего самоконтроля, чтобы думать о чём-то, помимо Гермионы. Его попытки с треском провалились.

У него болело в груди. У него болела голова. У него расплывалось перед глазами.

***

На следующей неделе он послал Топси присматривать за Гермионой и следить за тем, чтобы ни единая комната в гостевом крыле не убила её. Помимо этого, он проводил время, переписываясь с Блейзом о своих неудачных инвестиционных потоках и ​​пересматривая идею открытия своего собственного бизнеса по продаже зелий.

Ему нужно было чем-то занять своё время. Что-то, что могло бы занять его голову.

Он забыл попросить Топси хранить секреты. Не то чтобы она когда-либо намеренно раскрывала его тайны Люциусу, но очевидно, что это не казалось ей очевидным, и, когда её спросили, где она была, эльфийка с радостью ответила, что подменяла Драко.

— Эльф не может заменить настоящего человека, Драко, — кратко сказал его отец за обедом. — Эльфийка больше не привязана к имению. Она не предана нам.

Драко, возможно, сказал бы что-то ничтожное в своё оправдание — что ему нужно заняться другой работой. Возможно, защищал бы трудовую этику Гермионы — она не подвергалась сомнению. Грейнджер была никем иным, как непревзойдённым, точным профессионалом, за исключением той части, где она позволяла ему поверить, что он был в отношениях с ней. Драко мог бы даже защищать Топси как нечто большее, чем то, как называл её Люциус. Но он этого не сделал. Он принял его ругань и покинул обеденный стол, как только мать отпустила его.

Люциус совершенно ясно дал понять, что присутствие Драко в процессе вывода из эксплуатации необходимо, независимо от того, хочет он там присутствовать или нет. Это было бремя, которое ему пришлось бы нести ради своей семьи — как и всегда — независимо от того, насколько ему было больно.

Через неделю после того, как всё пошло наперекосяк, Драко ждал Гермиону в гостиной. Она застыла, когда вышла из камина и обнаружила, что он стоит там, как и раньше. Это «до» и «после» сильно отличалось от того, что было у них раньше. В этом «после» снова появились сны и кошмары, а также вера в то, что он был в одной реальности, но проснулся и обнаружил себя в другой.

Она приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, сделав полшага к нему.

— Нет... Гермиона. Пожалуйста, не надо.

Это были самые трудные пять слов, которые ему когда-либо приходилось говорить. Беспокойство скользнуло по его коже, когда он прервал её. Что бы она ни собиралась сказать — банальности, извинения или облегчение — он не хотел этого слышать.

Драко повернулся и ушёл, направляясь в гостевое крыло, где удобно устроился на диване как можно дальше от того места, где она работала. Притворяясь, что её там нет. Притворяясь, что его там нет. Представляя, будто прошлого года, поселившегося в его памяти, никогда и не было.

Примечания:

Што ш... глава вышла эмоциональной:)

Не ругайте Гермиону (хотя, ругайте эту ярчайшую ведьму столетия!). Ну что за дурашка....