Начало и конец

Примечания:

Ожидание... господипростите ❤️

Апрель

тик так

По профессиональному мнению Драко, третья комната, к которой они приступили в гостевом крыле, оказалась настоящим кошмаром. На то, чтобы открыть дверь, ушёл почти целый день, и Гермиона была против постоянных — ежечасных — предложений Драко позвать Тео, чтобы он помог им проникнуть внутрь.

Он не был уверен в том, что именно: либо профессиональные границы, либо гордость — вынуждали её настаивать на том, что им не требуется помощь Тео. Драко полагал, что это настоящая удача, что ему удалось заставить её признать что: да, Тео, вероятно, сможет справиться с защитой, если им всё же придётся позвать его. Но они не собирались этого делать.

Драко провёл большую часть времени, пытаясь вызвать Патронус, ожидая, пока Гермиона прорвётся сквозь чары, наложенные на дверь. Он был мучительно — невероятно — оптимистичен, что воспоминаний о её губах, выжженных рациональных мыслях в его голове будет более чем достаточно, чтобы вызвать телесного Патронуса.

Ему удалось вызвать одну жалкую вспышку белого света, которая продержалась столько, сколько потребовалось, чтобы разочарование поглотило все его мысли. Когда Гермиона спросила, о чём он думал, смущение не позволило ему ответить, так как воспоминание было связано с теми прекрасными звуками, которые она издавала, кончая.

В течение двух недель он возвращался к воспоминаниям об их совместном вечере после кино: аперитив на диване, основное блюдо в постели. Они провели несколько часов, переплетая вместе тела друг друга, прежде чем она неохотно отстранилась, с красивой удовлетворённой улыбкой на лице, и, поцеловав его на прощание, вернулась к себе. С тех пор он пытался проводить с ней как можно больше времени при любой возможности, но чаще Драко натыкался на профессиональные барьеры, выстроенные ею.

Ему не хотелось саботировать свои шансы на продолжение интимной близости, признаваясь в том, что он часто думал о её губах — даже в целях вызова Патронуса — пока она выполняла свою работу.

— Ты выглядишь разочарованным, — сказала она, повернувшись к нему спиной.

Конечно. Очередная попытка вызвать Патронус провалилась и умерла в тусклом белом свете.

— И ты тоже, — отрезал Драко, и это прозвучало грубее, чем должно было.

Он услышал щелчок, указывающий на то, что дверь отворилась.

— Уже нет, — сказала она. Триумф изменил её позу: от слегка сгорбленной и напряжённой до гордой и расслабленной. Но дверь была лишь первым шагом из многих.

Когда Драко подошёл к ней, готовясь войти в комнату, Гермиона изогнула бровь.

— Не смей говорить ни слова о том, что Тео мог бы справиться с этим быстрее.

Он ухмыльнулся.

— Даже и не думал об этом. Я только хотел сделать тебе комплимент. Отличная работа, — Драко наклонился и поцеловал её в щеку, несмотря на то, что она закатила глаза и недоверчиво хихикнула.

Они остановились у порога.

— Здесь пусто, — сказал Драко, оглядывая комнату, освобождённую от какой-либо мебели. Беспокойство покалывало кожу, скользя по венам.

Казалось, что пустота, встретившая их, не так сильно тревожила Гермиону.

— Учитывая, сколько здесь пространства, я искренне удивлена, что это первая пустая комната. Сколько спальных гарнитуров и гостиных может принадлежать одной семье?

Она применила чары для вызова своих рун и нахмурилась: они были красными. Драко повторил за ней, чтобы проверить.

— Полагаю, это означает, что мы явно не ищем тёмную магию, которую в себе может содержать диван?

Она выдохнула.

— Нет. Наверное, здесь было просто наложено больше охранных чар. Это, в принципе, ожидаемо, учитывая все те неприятности, которые возникли у меня из-за двери.

У семьи Драко было много мебели. Он обустроил целую квартиру, используя предметы из хранилища. Ему было трудно поверить, что его мать оставила хотя бы одну комнату пустой.

— Ты интуитивно чувствуешь магию? — послышался голос Гермионы рядом с ним, отрывая Драко от состязания с солнечным светом, рассекающим комнату пополам, освещающим пылинки, которые словно объединяли пространство вокруг. Она продолжила: — Мои руны указывают в сторону центра комнаты, притягивая меня к источнику угрозы. Ты тоже это чувствуешь?

Он чувствовал... что-то. Туманный рывок в том направлении — красная руна, которая привлекла его внимание больше, чем другие. Но он не мог отделить это чувство от беспокойства по поводу отсутствия мебели.

Даже книжного шкафа не было.

Или письменного стола.

Или пианино: разве у них в хранилище не было шести или семи штук?

— Я... не могу сказать, — ответил он, пока его внимание разрывалось между светящимися рунами перед ним и пустым пространством за ними. — Что-то в этой комнате...

— Здесь жутковато, да.

— Рад, что не только я это заметил, — начал Драко, когда она подняла ногу, чтобы сделать шаг. — Гермиона, подожди.

Она оглянулась на него.

— Я знаю, — сказала Гермиона. — Но лучшее, что я могу сделать, это следовать за рунами.

— Здесь должна быть мебель.

— Это то, что тебя беспокоит?

— Все комнаты в этом поместье меблированы.

Она приподняла бровь, уголки её губ дёрнулись с намёком в жесте подозрения и некого веселья.

— Ты говоришь это с такой ревностной любовью. Но я искренне сомневаюсь, что ты был во всех комнатах этого поместья.

Он хмуро посмотрел на неё. Конечно, Драко не был в каждой из комнат в этом Поместье. Несколько из них находились в родительском крыле, и у него не было причин туда заходить. Кроме того, это были их личные покои. Но дело было не в этом.

— Я знаю свою мать, Гермиона. Я знаю, как ей важно обустройство дома.

— Тогда прислушайся к своим рунам, — сказала она. — Видишь ли ты какие-то знаки или, может быть, чувствуешь что-то?

Он стиснул челюсти, скрипя зубами.

— Я просто думаю, что нам следует быть осторожными, — сказал Драко, чувствуя себя идиотом, который повторял одно и то же. Он говорил ей это раньше, в первой комнате. Драко сделал подобное предупреждение, когда она впервые захотела работать в этом крыле, и из-за этого Гермиона оказалась в больнице Святого Мунго.

Она улыбнулась ему и взяла его за руку.

— Я очень ценю, что ты беспокоишься обо мне. Риск — это часть моей работы. В определённый момент лучшее, что я могу сделать, это использовать средства, предоставленные Министерством.

— Это не обнадёживает. В Министерстве работают идиоты.

Она решила проигнорировать его оскорбления в адрес своего работодателя. Вместо этого Гермиона сжала его руку, а затем отпустила, наконец сделав шаг к центру комнаты.

Это произошло в одно мгновение: она запуталась в ногах и отпрянула назад — к нему, — и крошечные порезы проступили на её лице и руках: везде, где кожа была обнажена. Как будто стекло взорвалось прямо перед ней, порезав и разорвав кожный покров. Гермиона зашипела, и палочка уже была наготове залечить эти раны. Драко вытащил её из комнаты за плечи.

— Ничего страшного, — поспешно сказала она, перехватив его взгляд.

Он, должно быть, выглядел убийственно-злым. Драко чувствовал, как кровь отлила от его лица, жёсткая линия прорезалась на лбу. Ярость на пустое пространство, которое подвергло её опасности.

— Я говорил тебе, что что-то не так. Я... — Драко заставил себя остановиться, разрываясь между несколькими чувствами: заботой о её благополучии и гневом из-за того, что она подвергает себя риску.

— Ерунда, — повторила Гермиона. — Небольшое отталкивающее проклятие, иллюзорное по своей природе. Иногда они могут сбивать с толку руны, но они почти не несут в себе опасности, — она уже полностью исцелила левую руку, намереваясь перехватить палочку.

Драко остановил её.

— Позволь мне. Нельзя использовать руку, которой ты не привыкла колдовать. Разве ты не в курсе? — он знал, что его слова звучали резко и грубо, но руки буквально были в её крови. Пальцы размазали её по запястьям, удерживая Гермиону на месте, когда он наложил несколько исцеляющих чар, чтобы залечить крошечные порезы. Во рту пересохло, и это лишило его способности глотать, несмотря на жуткую потребность. — Это не ерунда, Гермиона. У тебя кровотечение.

— Это небольшое проклятие, — снова сказала она, успокаиваясь, пока он исцелял её руку, затем лицо; плоть снова срасталась — становилась сначала розовой и огрубевшей, затем белой, потом снова приобретала нормальный оттенок. — Оно не способно сильно навредить. Чаще всего, оно наносит небольшие ранения.

Если раньше он и не хотел психовать, то определённо хотел сделать это сейчас.

— Всё в порядке, — продолжила Гермиона. — Всё могло быть значительно хуже. На самом деле, это проклятие наносит незначительный вред.

Драко не мог оторвать глаз от капель крови, упавших на каменный пол. Он видел, как его правая бледная рука безвольно свисала вдоль тела, как и её, измазанная в крови.

— Мне так жаль, — сказал он. Так жаль.

— Всё в порядке. Драко, это не твоя вина. Я, наверное, должна была быть более осторожной, как ты и говорил.

— Не из-за проклятия. Я имею в виду... да, из-за него тоже. Из-за того, что злился на тебя, потому что ты не послушала меня. Но и из-за того, что было раньше.

Он прислонился к стене и соскользнул на пол. Судя по всему, пара хороших оргазмов могла успокоить его совесть на две недели и не дольше. Реальность, в которой он никогда по-настоящему не извинялся перед ней, дала о себе знать: изменение температуры, тона, способности анализировать происходящее.

Драко вытер руку о брюки, и кровь смешалась с чёрной шерстью. Если бы он не знал, что она была там, то никогда бы не смог разглядеть кровь, впитавшуюся в штанину. Он мог носить эту вещь, никогда не зная, что было вплетено в ткань.

Чувство вины вернулось с рёвом за барабанными перепонками.

Гермиона присела перед ним, попав в его поле зрения. Она опустилась на колени, неуверенно потянувшись к нему рукой, но он отпрянул от неё.

— Пожалуйста, не надо, Гермиона. Я действительно не заслуживаю... никакой доброты от тебя.

— Драко, что ты...

Несмотря на шар размером с золотой снитч в горле, угрожающий перекрыть ему кислород, Драко смог заговорить:

— Я никогда не извинялся перед тобой. За всё, — он резко огляделся по сторонам, скользнул взглядом по каменным стенам, что были наследием его семьи. Драко пожал плечами, откинув голову назад. Всё, что он мог сказать, казалось слишком мелким, слишком запоздалым. — Я просто... мне очень жаль. За то, что ненавидел тебя. За то, что причинил тебе боль. За всё... это. Я должен был сказать это много лет назад. По крайней мере, год назад. Но я этого не сделал. И мне... мне нужно, чтобы ты знала, что мне очень жаль, правда. Я не хочу, чтобы между нами остались недопонимания. Или сомнения, — эти слова чуть не задушили его, так безжизненно и болезненно они застряли у него в горле, царапая и впиваясь в плоть.

Он держал глаза закрытыми, прислонив голову к стене. Его сердце, казалось, могло вырваться из груди и исчезнуть с воспоминаниями о том, что было очень похоже на совместное счастье с Гермионой. То, чего у него никогда не было. Не после того, как она осознала, как долго позволяла ему оставаться безнаказанным злодеем в её собственной истории.

Она позволила ему прикоснуться к себе. Интимно. Он никогда не должен был этого делать... его горло будто могло разорваться в сию секунду.

Гермиона ничего не сказала. Тишина увеличила пространство между ними. За закрытыми глазами казалось, что молчание отвело её куда-то далеко от него.

 Наконец, находясь гораздо ближе, чем он ожидал, она сказала:

— Извинений не всегда бывает достаточно.

Он почувствовал себя так, будто гранитный пол под ним раскололся, образовав яму, чтобы приветствовать его в новой холодной реальности без неё. Сколько минут прошло с тех пор, когда ему удалось вызвать крошечный лучик света, думая о её губах, о том, каково было дотрагиваться до неё, позволить ей касаться его? Этого больше не будет. У него болела грудь, что-то просачивалось между рёбрами.

Затем её рука легла ему на колено.

Он вскинул голову, открыв глаза. Драко не знал, что она может быть жестокой. Если Гермиона хотела это сделать, ей не нужно было мучить его своими прикосновениями.

— Если бы ты извинился тогда, год назад, я не думаю, что этого было бы достаточно.

Она прикусила губу, пока его сердце болезненно билось в груди. Смысл её слов, скрытая в них надежда, ударила его прямо в солнечное сплетение, почти выбив из лёгких воздух. Его диафрагма сжалась. Драко задержал дыхание.

— Ты показал это мне, Драко. Ты должен был это понять. Я уже давно простила тебя.

Она придвинулась ближе, поставив колени между его ног. Когда Гермиона коснулась его подбородка, он всё ещё не верил ей. Ему пришлось несколько раз воспроизвести её слова в своей голове — это было понимание, которое он не заслужил.

— Я знаю, что ты простила, — сказал Драко, понимая, что должен был что-то произнести, даже если это казалось неправильным. — Но это не значит, что я этого заслуживаю. Ты слишком добрая, Гермиона. Слишком снисходительная.

Она вздохнула, и этот звук колебался между печалью и досадой.

— Почему ты размышляешь об этом? — спросила она. — Я думала, мы... наслаждаемся обществом друг друга? Я была счастлива... была...

Гермиона замолчала, проглотив слова. Вместо этого она наклонилась вперёд и поцеловала его.

Она никогда не целовала его в течение рабочего дня.

Она лишь изредка позволяла ему украсть один поцелуй.

И всегда за закрытыми дверями.

Но Гермиона всё равно поцеловала его, посреди коридора. Она поцеловала его так страстно, с таким желанием, что он почти забыл своё имя, своё прошлое и все причины, по которым эти вещи должны быть препятствием для этого.

Когда эта прекрасная невыносимая женщина отстранилась от него, это вырвало его из собственных мыслей, и Гермиона сделала то, что делала очень часто: задала вопрос о расписании.

— Ты же пойдёшь со мной в книжный магазин завтра, верно?

Он сжал её шею рукой, которой скользнул туда во время поцелуя и провёл пальцами вдоль двух позвонков.

Он был виноват. Он испытывал стыд. Он собрал это воедино и развеял, надеясь, что потеряется среди этого праха в попытках забыться.

***

Одним из удивительных побочных эффектов знакомства с Гермионой Грейнджер было количество времени, которое он проводил в мире магглов. Теоретически Драко не имел никаких возражений; он развлекался так, когда жил за границей, но теперь понял, что сталкивается с этим почти каждую неделю. В мире магглов никто не знал, кем они были, никто не осуждал их за то, что они проводят время вместе, за их переплетённые руки или мимолётные поцелуи. Не было ни фотографий, ни газетных статей, которые могли попасть в руки к Люциусу и Нарциссе Малфой.

Они могли просто быть друг с другом, даже если бы это существование подразумевало отказ от магии.

Не говоря уже о том, что обменный курс галлеона на фунт работал невероятно благоприятно в пользу Драко.

По правде говоря, он был не против. Иногда в этом было что-то странное, и ему не нравилось чувствовать себя неподготовленным или невежественным. Но по большей части свидания в мире магглов не отличались от свиданий в мире волшебников — сравнивая время, проведённое с Гермионой и там, и там.

В апрельскую субботу она затащила его в скромный книжный магазин на углу, настаивая, что ему понравится, но Гермиона всё равно выглядела настороженной, знакомя его с этим местом.

— Владельцы «Флориш и Блоттс» знают, что у тебя есть секретный маггловский книжный магазин? — спросил он, прислонившись к полке и наблюдая, как она просматривала раздел научно-популярной литературы.

Драко задавался вопросом, устанет ли он когда-нибудь от выражения её лица: слегка приоткрытых губ, которые иногда шевелились, когда она читала названия; нахмуренных бровей и сглаживающихся от критической оценки того, что она видела.

Он никогда не встречал людей с таким выразительным лицом, как у Гермионы. Каждая мысль. Каждая идея. Они были видны, и она даже не подозревала об этом. Наблюдение за этим стало его новым любимым упражнением в невербальном общении. Это были попытки понять, что может означать каждое подёргивание её бровей и появление морщинок на носу.

— Если «Флориш и Блоттс» заинтересованы в тесных отношениях со мной, тогда мне следует рассказать им об этом, и, возможно, они рассмотрят возможность утолить все мои желания. У них продаются исключительно волшебные книги; я хотела бы почитать что-то помимо них.

Она проскользнула мимо него, сверкнув улыбкой, и повернула за угол в новую секцию. Он последовал за ней, наслаждаясь каждым кокетливым моментом со стороны своей девушки в этом тихом, почти пустом маггловском книжном магазине.

— Кроме того, — сказала она, доставая книгу с полки и просматривая заднюю обложку, каким-то образом будучи в состоянии говорить и читать одновременно, — мне нравится этот маленький книжный магазин. «Флориш и Блоттс» всегда так забит людьми.

— Я не уверен, что владелец вообще находится в сознании, — сказал Драко, забирая у неё книгу и встречая лишь незначительное сопротивление. Она определённо не любила делиться своими книгами, даже когда они ещё не принадлежали ей, но он хотел удовлетворить своё любопытство относительно того, что привлекло её внимание.

 — Он в сознании, — сказала она. — У него просто сонный вид.

Продавец медленно моргнул. Драко закатил глаза. Он перевернул книгу в руках.

— Биография? Кто такая Амелия Эрхарт?

— Маггла, — сказала Гермиона, и Драко не мог понять, хотела ли она шутить, но та лишь продолжила: — Она летала на самолётах... Помнишь, Тео рассказывал тебе о них пару месяцев назад?

— Я думал, вы оба шутите...

— Она пыталась облететь весь мир и исчезла. Я... — Гермиона замолчала, закусив губу, и выражение её лица стало смущённым.

Он придвинулся к ней ближе, выходя из поля зрения продавца, едва находившегося в сознании. Драко солгал бы, если бы притворился, что серия непристойных мыслей о том, чтобы взять Гермиону в книжном магазине, не приходила ему в голову. Наверняка она когда-то думала о чём-то похожем. Ей нравились книги, библиотеки и книжные магазины больше, чем кому-либо из его знакомых.

— Ты... — подсказал он. Гермиона посмотрела на него, и лёгкий румянец выступил на её щеках. Может, она тоже думала о непристойных вещах.

Драко подошёл ещё ближе, одной рукой нащупав её талию, смакуя крохотный вдох, когда он повернул их, поставив Гермиону напротив полок. Она забрала книгу из его руки.

— Я читаю биографии. В алфавитном порядке, — она смотрела мимо него — через него — пока говорила, прижимая книгу к груди. — Эта следующая.

Он почти рассмеялся, но её смущённый взгляд остановил его. Гермиона говорила медленно, прерывисто, как будто ей было действительно трудно заставить себя это произнести. Драко ничего не сказал. Вместо этого его взгляд метнулся к полкам над её головой, отмечая названия, которые он видел, просматривая промежуток, перед которым когда-то стояла Амелия Эрхарт.

— Это... — начал Драко.

— Не смейся надо мной, — заявила она на грани негодования и неуверенности. Значит, Гермиона и не думала о том, чтобы провернуть с ним какие-то откровенные вещи в книжном магазине. Неожиданно её внезапное признание только заставило его захотеть её ещё больше.

— Даже и не думал.

Она закатила глаза, делая нерешительную попытку протиснуться мимо него; Драко не двинулся с места. Он наклонил голову, дыша ей в ухо так, как ей нравится. Он знал это. Драко почувствовал её дрожь, прежде чем произнёс:

— Как много времени ты посвятила этому, Грейнджер?

Ещё одна волна дрожи, более сильная. Одна из её рук упёрлась ему в грудь, а палец скользнул по его рубашке, когда она вздохнула.

— Может, чуть больше года? Я нашла это место вскоре после того, как рассталась с Роном. Это было похоже на хобби, занимающее всё моё свободное время, — Гермиона расслабилась, больше не смущаясь своего любимого хобби. Как будто что-то в ней и её любви к книгам могло смущать. Он давно решил, что это одна из её самых милых черт.

Она слегка наклонила голову и убрала палец с его груди, коснувшись корешка сбоку от лица.

— Я с нетерпением жду этого уже несколько месяцев. Осталось всего трое человек после Эрхарт.

Драко прочитал на корешке:

— А кто такой Т.С. Элиот?

Она вздохнула, будто была возмущена тем, что он не знает.

— Он писатель, поэт. Он пишет... прекрасные вещи.

— И поскольку ты прокладываешь себе путь через эти биографии в алфавитном порядке, ты отказалась читать ту, которую хотела?

— Мне понравились и другие, — сказала Гермиона, слегка покачав головой. — В мире так много интересных магглорождённых, о которых мы ничего не знаем. Но... да, я особенно жду Элиота.

— Как долго? Три книги плюс летающая леди; сколько времени это займёт у тебя?

Она снова вздрогнула, её взгляд приковался к тому месту, где его пальцы скользнули под её джемпер, и большим пальцем он рисовал круги на коже.

Гермиона встретилась с ним взглядом, задумавшись.

— Может быть, две недели... у меня есть ещё кое-что, что необходимо сделать, поэтому я не смогу посвящать своё время исключительно...

Он усмехнулся, оборвав её на полуслове.

— Разве тебе не предстоит иметь дело с, — Драко наклонил голову, чтобы прочитать название, — человеком по фамилии Эйнштейн? Книга в тысячу страниц. Гермиона, ты невероятная волшебница, но даже ты не умеешь читать так много и так быстро.

Она прищурилась, глядя на него:

— А я-то думала, ты хочешь поцеловать меня.

Драко наклонился к ней.

— Да, очень хочу.

— Твои шансы резко снижаются, когда ты меня раздражаешь.

Ещё ближе.

— Ты уверена, что это так? Иногда мне кажется, тебе нравится, когда я тебя злю.

Она облизнула губы, легонько мазнув языком, делая вдох.

— Как ты это делаешь? — спросила Гермиона. Её голос понизился, превратился в шёпот.

— Что делаю?

Его нос коснулся её.

— Выглядишь всегда таким... красивым, и как будто готовым сделать всё, чтобы прикоснуться ко мне.

— Наверное, потому что так и есть.

Она захныкала, запрокинув голову. Он позволил своим губам прикоснуться к её губам, достаточно коротко, чтобы потом отступить.

— Тогда я не могу тебя поцеловать.

— Почему? — спросила Гермиона, голос прозвучал намного громче, чем необходимо.

— Видишь ли, я хочу ещё больше разозлить тебя. И если это означает, что...

Она притянула его к себе, целуя, пока он улыбнулся ей в губы. Он потратил всего мгновение, чтобы обнять её, лишь косвенно осознавая, что они едва скрылись из виду. Драко осторожно прижал её к полкам, чтобы не столкнуть их. Он просунул своё бедро между её ног, прижался к ней, когда она издала почти незаметный звук удовольствия, обжигая дыханием его кожу.

— Это немыслимо, — он оторвался от её губ, нырнув к шее, кусая зубами сухожилиям на горле, — что ты доберёшься до Элиота в следующие две недели.

Около его уха пронёсся порыв разочарованного потока воздуха.

— Ты невыносим. И ведёшь себя, как ребёнок, — голос Гермионы сорвался, когда он погрузил язык в ямку у основания её горла.

Она сказала одно, но её тело изогнулось против него, несмотря ни на что: красивый изгиб её спины, пока она прижималась своей грудью к его, качнувшись — достаточно — к Драко; он знал, что она, должно быть, борется со своим желанием.

— Мне кажется, в этом нет ни намёка на поведение ребёнка, — сказал он, забираясь рукой под джемпер и скользя по её рёбрам.

Она отстранилась. Сначала прижалась к полкам, но, не найдя выхода, наклонилась в сторону и высвободилась из плена его губ и тела. Гермиона откашлялась.

— Мы в общественном месте.

Драко предположил, что ей хотелось казаться возмущённой таким поведением.

Но она только казалась запыхавшейся.

Он отступил, давая ей пространство, и выгнул бровь, скрестив руки на груди, смакуя её волнение.

— Хочешь сделать ставку? — спросил Драко.

— Ставку на что?

— Элиот.

Она рассмеялась.

— Ставку на то, что я не смогу добраться до него за две недели?

— Именно.

Она взяла биографию Эрхарт, которую, очевидно, уронила, и потёрла обложку, как будто сметая с неё слой несуществующей пыли.

— Если ты выиграешь? — она спросила. Её тон стал ровным, как будто Гермиона едва могла заставить вести себя так сдержанно.

Он задумался.

— Ты снимешь мораторий на поцелуи во время работы.

— Нет, Драко. Это непрофессионально.

Стоило попробовать.

— Хорошо, я могу сколько угодно жаловаться на свой прогресс в вызове Патронуса, и ты не сможешь меня остановить, — Гермиона издала невнятный звук. — А если ты выиграешь? — он продолжил. — Чего ты хочешь? Выбирай.

Сначала она не ответила, но мысли ползли по её лицу. Предвкушение закралось по спине Драко, когда Гермиона взглянула на него, и в её глазах вспыхнул весёлый блеск. Она ухмыльнулась.

— Диван.

— Прошу прощения?

— Тот ужасный. Тот кошмарный зелёный бархатный диван. Я испытываю к нему довольно сентиментальные чувства привязанности, несмотря на то, насколько он уродлив.

Он ничего не мог с собой поделать; Драко сделал крошечный шаг к ней.

— Из-за того, как я прикоснулся к тебе на нём?

Она сжала губы, отводя глаза, и её щёки порозовели. Гермиона откашлялась и проигнорировала его.

— Подводя итог, если я доберусь до Элиота в следующие две недели, диван будет моим. Если я этого не сделаю, ты будешь жаловаться и вести себя, как болван, пока я работаю?

Он усмехнулся, протягивая руку.

— Поскольку ты явно не представляешь, во что ввязываешься, споря со слизеринцем, я готов продлить сроки до бесконечности. Когда ты доберёшься до Элиота, диван твой.

Она прищурилась, глядя на него:

— Похоже, тебе даже не нужна победа.

Он указал на себя.

— Слизеринец. И ты уже призналась, что находишь меня очень раздражающим, — пауза, следом улыбка. — Разве не так?

Она сделала вид, что закатила глаза и покачала головой, и кудри подпрыгивали вокруг неё. Но она всё равно взяла его за руку. Драко притянул её к себе, чтобы прижаться губами.

— Такое ощущение, что мы должны скрепить это дело поцелуем, не так ли? — спросил он.

Гермиона снова улыбнулась ему, намекая, что он невозможен, и повела к кассе.

Он с нетерпением ожидал, что, наконец, сможет сколько угодно жаловаться на своё неудавшееся заклинание Патронуса.

На следующий день он вернулся в магазин, использовав невероятно благоприятный обменный курс галлеона на фунт, и щедро заплатил владельцу за то, чтобы тот заполучил как можно больше биографий, которые можно было бы поставить между Эрхарт и Элиотом.