Начало и конец

Декабрь

тик

«После», по всей видимости, не имело привязки к точному графику. Время и ожидание разговора, связанного с разорванным соглашением о помолвке Драко, только усугубляли ситуацию. Каждый прошедший день, перетекающий в недели, которые приближались к декабрю и к празднику, казался ещё одной упущенной возможностью что-то сделать с этим новым состоянием реальности, в котором он пребывал.

То, что могло быть изобилием свободы, которую Драко теперь использовал в целях проведения большего времени в своей лаборатории, превратилось в постоянную проверку счёта, который ему доверил отец. Его доход резко упал, и это произошло из-за проблем с поставками особенно редкого ингредиента. Драко с трудом обнаружил это в массе писем, которые доставляли совы и днём, и ночью: сообщения об изменении цен, нехватке мощностей для поставки и перевороте в стране, о которой он никогда не слышал, но которая, очевидно, имела некоторое отношение к его счетам.

Он ненавидел всё это. По-настоящему, кристально чисто и со всей душой ненавидел. Это отняло контроль, лишило его изящества, которое давало ему зельеварение. В лучшем случае это было похоже на догадки, а в худшем — блуждание в тумане с закрытыми глазами в надежде, что ему удастся наткнуться на пункт назначения. Ему дали доступ всего к одному счёту. Одному крошечному кусочку ответственности. И, когда у него, наконец, появилось время посвятить этому частичку себя, он, вероятно, тешил себя надеждами, что было бы легче, если бы его сова сама принимала решения. Или Топси. Возможно, ей кое-что было известно об импорте редких трав.

— Я взяла несколько выходных, — сказала Гермиона.

Её слова прозвучали совершенно неожиданно посреди ещё одного долгого неловкого разговора друг с другом, будто между ними не было чего-то глобального, неловкого и желаемого, парящего в пространстве между словами, морганиями и вздохами. Она только что закончила с очередной комнатой, над которой работала большую часть недели — неприятной комнатой с особенно неприятным набором для игры в «Плюй-камни».

— О, — сказал Драко, не придумав другого ответа.

— На самом деле, я планировала сегодня поработать только полдня. Министерство уже одобрило это. Я бы взяла целый день, но я хотела закончить, — она кивнула головой в сторону двери, из которой только что вышла, — поскольку это последняя комната в этом крыле.

— Кто бы мог подумать, что «Плюй-камни» могут доставить столько хлопот, — сказал он.

Она засмеялась: тихо, но искренне, заполняя неловкое, необъяснимо неловкое молчание между ними.

— Любой, кто когда-либо играл с набором розыгрышей от Уизли. Хотя этот был определённо труднее, чем их.

— Честно говоря, я даже не знал, что у нас вообще есть этот набор.

Она закатила глаза и отошла от двери — стала ближе и к нему, и к своей сумке, взять которую, скорее всего, и было её целью. Однако это не остановило волну удивления: навязчивый лёгкий трепет, появившийся от того, что она, как будто, искала с ним близости.

— Ты живёшь в таком огромном доме, что у тебя даже нет возможности точно знать, что есть в комнатах.

— Я здесь больше не живу, — напомнил он ей, слегка поддразнивая, когда она убрала палочку в сумку. — Раньше семья Малфоев была гораздо больше. Но сейчас нас осталось только трое. Вряд ли нам нужно использовать все эти комнаты.

Повисла пауза в тревожной тишине.

— Так ты не против? — спросила Гермиона, нарушая молчание. — Что я уйду немного пораньше?

— Как бы увлекательно ни звучала такая перспектива, но на самом деле я не твой работодатель. Ты можешь делать всё, что хочешь.

— Если, конечно, это не навредит твоему Поместью.

— Конечно.

Она не двинулась с места, перекинув сумочку через плечо и теребя локон, застрявший под лямкой. Драко почти потянулся рукой, чтобы помочь ей.

Но и он не двинулся с места.

Когда Драко снова заметил повисшую тишину, такую громкую в своём ничтожестве, его грудь сжалась от неудобства.

— Планы? — спросил Драко. — Извини, я имею в виду, ты что-то планировала делать в свободное время?

— О, не особо. Я просто немного расслаблюсь.

— Мне нужно послать Топси, чтобы спасти тебя от твоей версии проведения выходных?

— Я, возможно, увижусь с родителями, — сказала Гермиона, наконец освободив свои локоны из-под ремня сумки.

— Возможно?

— Мы... пытаемся решить этот вопрос. После...

Гермиона замолчала, всё ещё глядя на него, но её взгляд был расфокусирован, сосредоточен на той мысли, которая пронзила её разум. Он понятия не имел, что она имела в виду, и чувствовал, что ему не следовало спрашивать об этом. Что-то в хрупкости её голоса и отстранённом взгляде говорило ему, что это нечто глубоко личное.

И действительно, какое право имел Драко знать что-то личное о ней? За исключением его очень личного желания прикоснуться к ней, поцеловать и трахнуть. Но это было... нечто иное. Это было очарование, влечение, но ничего большего и быть не могло.

В наши дни самообман казался кислым на вкус.

— Ох, прости, — сказала Гермиона. — Иногда я забываю. У меня не очень много друзей, и все они знают о произошедшем. Я забыла, что ты, наверное, не в курсе.

Это было похоже на открытие, трещину в двери, через которую он мог пройти.

— В курсе... чего? — спросил он, колеблясь.

Она судорожно сглотнула. Её улыбка выглядела натянутой, щека подёргивалась ровно настолько, чтобы Драко задавался вопросом: как сильно она боролась с тем, чтобы удержать ту на месте?

— Я применила Обливиэйт к ним. Во время войны.

 Шок парализовал тело, сковал мышцы и заморозил их. Изумление охватило всё тело, и, пока он пытался найти смысл в том, что она только что сказала, его разум буквально взорвался, выходя из-под контроля.

— Я отправила их в Австралию, — продолжила Гермиона. — Было безопаснее, если бы они не знали меня... иначе они никогда бы не поняли, — Драко подумал, сколько раз она говорила себе это, пытаясь убедить своё сознание в том, что всё это правда. Он хорошо знал, каково это. Он просто почувствовал это: так больше не могло продолжаться. — Я попыталась исправить всё в прошлом году. Они... ну, всё было очень напряжённо. Мы стараемся видеться каждый месяц или около того.

Драко не мог этого вообразить. Какими бы сложными, натянутыми и дико нездоровыми ни были его отношения с родителями, он обедал с ними по крайней мере два раза в день, каждый день. У них был распорядок дня — основа единения, существовавшая вне любого конфликта. Даже когда его мать, вероятно, хотела дать ему пощёчину за разрыв его помолвки, или когда отец был вынужден отчитывать его за то, что он перебивал или проявлял неуважение, они всё равно постоянно виделись. Каждое утро и каждый вечер; они были семьей, а это означало, что они держались вместе.

— Я... — Драко попытался что-то сказать. Он одновременно мог и не мог понять, как это, должно быть, ужасно иметь такую ​​неуверенность в отношении своей семьи. Он почти сказал это, но не знал, улучшит ли это её состояние или ухудшит. Что-то внутри него подсказывало, что всё станет хуже.

Гермиона, казалось, не испугалась, продолжив, несмотря на то, что он не смог сказать ей ничего в ответ. Возможно, ей нужно было выговориться, и слова превратились в поток признаний:

— Я предала их доверие. Я знаю это. Они не понимают... в полной мере. Но всё налаживается. Думаю, на Рождество мы с ними встретимся.

Грудь Драко сжалась от столь печального, убитого горем зрелища перед ним. От осознания, что она сомневалась, что может провести праздник со своими родителями. Даже учитывая, что ему самому не всегда хотелось проводить время со своей семьей, у Драко хотя бы всегда был выбор.

Он абсолютно точно был недостоин этой женщины. Как вообще мог существовать такой человек, как она? Казалось невероятным, что сила, решимость и храбрость, подобные её, могут содержаться в теле одного человека. Несомненно, её магия вспыхнула, или взорвалась, или раскололась бы под этой тяжестью.

— В любом случае, — сказала Гермиона, продолжая думать, будто это была не самая захватывающая история, которую ему когда-либо рассказывали. — У меня есть для тебя подарок. Надеюсь, ты не подумаешь, что это слишком, — она ​​покраснела, став довольно розовой, — ну, в любом случае, это не совсем подарок. Ты не можешь оставить это навсегда.

Драко приподнял бровь. То, что она подумала отдать ему что-то, вырвало его из меланхоличных мыслей о её родителях.

Она полезла в сумку и вытащила небольшую коробочку, подозрительно напоминающую по своей форме книгу.

— Гермиона, если ты пытаешься вернуть мне тот экземпляр «Истории Хогвартса»...

— Я не... нет, — однако она ухмыльнулась, будто думала об этом. — Это моя любимая книга. Мой личный экземпляр, который был у меня целую вечность. Я люблю его, поэтому хотела бы, чтобы ты вернул книгу обратно. Но... я хотела поделиться этим с тобой, — Гермиона покраснела сильнее, розовый румянец становился краснее по мере того, как она говорила всё быстрее и быстрее. — Ты сказал, что ничего не имеешь против маггловской литературы... Я люблю эту книгу.

— Чтобы не осталось сомнений, — сказал он, улыбаясь от чувства, напоминающего искреннюю благодарность. — Тебе нравится эта книга?

Она засмеялась, но отвела взгляд, явно смутившись. Это дорогого стоило.

— Не веди себя как дурак.

— Спасибо, — как можно искренне ответил Драко. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя неловко, и это было так же весело, как дразнить и раздражать её. Мерлин, Гермиона думала о нём, хотела поделиться с ним чем-то таким личным. Ему пришлось пресечь эту мысль: не обязательно полностью избавляться от неё, а лучше отложить на потом, когда ему не придётся принимать активного участия в разговоре. — У меня... для тебя тоже есть подарок.

Когда он заговорил, она оторвала взгляд от каменной кладки на полу, и в уголках её глаз заискрился интерес, маскируя собой то, что было очень похоже на удивление. Боги, это могло убить его, ведь она думала, что он ничего не подарит ей.

— Я не знал, что ты возьмёшь выходные, — сказал Драко. — Я не завернул его... но он готов. Он в моей квартире.

— Ох, — её лицо исказилось, когда она закусила губу. — Ну, я уверена, это может подождать. Может, после праздников.

Это прозвучало как вопрос.

Может быть это и был вопрос?

— Нет, я бы хотел, чтобы он был у тебя... может... ты могла бы пойти со мной, чтобы я отдал его тебе?

Он понимал, что это была плохая идея. Он мог сам переместиться за ним и отдать его ей. Он мог послать его по почте. Он мог придумать кучу способов, чтобы Гермиона Грейнджер больше не оказывалась в его квартире. Но, Боги, всё было бы так, если бы он не хотел, чтобы она очутилась там. Ему понравилась идея снова увидеть её в своём доме. Чтобы она была там, с ним.

Она улыбнулась, и он осознал, что ему конец.

— Да, ладно. Это было бы замечательно.

***

Неловко переминаясь с ноги на ногу в гостиной, Драко потребовалось меньше десяти секунд, чтобы пожалеть о своём импульсивном решении пригласить Гермиону. Проблемой было не столько осознание, что она была в его доме, а то, что она была именно в его доме — собственном доме, который не был омрачён семейным прошлым и холодом аристократического Поместья.

Полы в его квартире были из дерева. Они были живыми. И это давало совершенно иное ощущение.

— Просто дай мне минутку, — сказал он, указывая на зелёный бархатный диван, на который она могла сесть.

 Ему требовалось время, чтобы передохнуть, когда он вошёл в лабораторию. Во-первых, Драко испытал облегчение от того, что он приготовил довольно большую партию зелья, постоянно подбирая ингредиенты и улучшая эффект, чтобы оно не только действовало, но и работало быстро и безболезненно; Драко не мог дать ей что-то, что не было сделано идеально. И, во-вторых, ему пришлось отдышаться, поскольку ужас едва не охватил его полностью.

Он грозил расколоть Драко — такого хрупкого и готового сломаться, будто кости могли раскрошиться.

О чём он думал?

Паника ощущалась замёрзшим льдом в венах, по которым текло противоречие.

Она не стыдилась своего шрама. Она буквально сказала это ему в лицо. Ей не нужно было скрывать его, она делала это только из-за него; Драко знал это. Потому что кто угодно мог заметить, как жалко он вёл себя каждый раз, когда видел ту метку, вырезанную на её руке, и как его одолевало чувство вины.

Насколько отвратительно самонадеянно это было с его стороны? Он прижал ладонь к груди, к сердцу, словно давление и тепло могли остановить его. Гермиона могла подумать, что он — абсолютный засранец, одержимый имиджем. Поверхностный. Пустой. Она уже однажды называла его таким.

В самом деле, о чём он думал?

Блять.

Он просто хотел, чтобы у неё был выбор. Вот и всё. Так и было. Она может и не брать его. Может не пользоваться. Но тогда его подарок будет бутылкой с какой-то жидкостью, которая ей не нужна, и будет являться потраченными месяцами работы, и, если Гермиона узнает о них, то будет огорчена.

Когда он наконец налил зелье в флакон и покинул лабораторию, он почувствовал, что его лоб покрыл липкий, холодный пот. Он снова почувствовал себя неуверенным подростком, трясущимся от нервов.

Двадцать два года казались тем возрастом, когда не стоило так сильно нервничать. Он вернулся в гостиную и обнаружил, что она сидела на диване, подогнув под себя ноги, и листала журнал по зельям, который был оставлен на столе. Боги, он столько времени боролся с самим собой и мыслями, что ей могло стать скучно.

Когда Гермиона взглянула на него, он увидел складку между её бровями, нависшую над широко раскрытыми от любопытства глазами. Признак её собственной нервозности.

Его пальцы, обхватившие пузырёк в кармане, задрожали.

Драко не мог этого сделать. Ещё нет. Ему нужно было... больше времени. Отвлечение. Чёрт возьми, нужно было успокоиться.

— Хочешь чаю? — спросил он.

Она явно ожидала, что произойдёт ещё что-то... что он скажет что-то ещё. Гермиона наклонила голову. Складка между ее бровями углубилась.

— Да, пожалуйста. Спасибо. Было бы здорово.

Это звучало так формально, будто собственные слова сбивали её с толку, будто она не могла решить, какую формальную фразу стоило произнести, чтобы удачнее спрятать эмоции.

— Я завариваю отличный чай.

Она закатила глаза из-за его хвастовства, расслабив плечи. Драко сделал то же самое.

— Я удивлена, — сказала Гермиона. — Я думала, что Топси делала это за тебя.

— Мама не поощряла этого. Некоторые вещи священны и всё такое, — он взмахнул палочкой, чтобы призвать всё необходимое.

Приготовление чая длилось недостаточно долго, чтобы дать ему полностью успокоиться. Когда Драко предложил ей чашечку, его мысли были сосредоточены на пузырьке в кармане брюк: либо это было очень плохим решением, либо очень хорошим. Он ожидал, что это будет первый вариант, но надеялся на второй.

Драко сел рядом с ней на диван, между ними оставалось расстояние в одну подушку. Гермиона сделала глоток чая, добродушно улыбаясь. Это было признаком того, что ей понравилось.

Честно говоря, он ожидал немного другой реакции. Драко приготовил превосходный чай. Объективно. Она не выглядела достаточно впечатлённой. Он отпил из своей чашки. Для уточнения, варево было идеально.

Варево. Блять.

— Итак, — сказал он, отставляя чай в сторону. Драко полез в карман и вытащил маленький пузырёк. Зелье в его текущей версии имело прекрасный оттенок лаванды, который напомнил ему о цветах, глубоком дыхании и покое. Этот цвет так сильно отличался от пурпурного, который нёс в себе тёмную магию. Он протянул ей пузырёк.

Драко разглядел любопытство, интерес в широко распахнутых глазах, когда она потянулась за ним. Он задавался вопросом: догадалась ли она? В конце концов, Гермиона была великолепна. И до этого он говорил ей, что экспериментировал с зельями для удаления проклятых шрамов.

Конечно, она соберёт всё воедино.

— Я полагал, что тебе это может не понравиться, — сказал он. Его настигла горячая, неприятная тревога. Драко мог бы назвать это умерщвлением, но корень этого слова подразумевал под собой смерть, и, поскольку он, к сожалению, всё ещё был в состоянии дышать, несмотря на смущение, умерщвление определенно не могло быть подходящим термином для этого. Хотя он был бы не против выброситься из окна: смерть от дефенестрации.

— Почему? — спросила она. Гермиона ничего не сказала о том, что, должно быть, служило причиной появления ярко-красного румянца на его шее. Казалось, что к его коже прижали тлеющие угли, поднимая вверх, что откололись от его сердца и приближались к конечности. — Ты что-то сварил для меня?

Она поднесла флакон к свету, покачивая головой, исследуя его свойства. Гермиона не могла найти никаких ответов ни в его прозрачности, ни в его цвете, ни в каких-либо плавающих частицах. Она не смогла бы обнаружить никаких признаков, которые помогли бы ей идентифицировать жидкость. И, очевидно, Гермиона не связала то, что он сказал ей два месяца назад, с пузырьком в руках.

— Да. Что ж, я изобрёл для тебя зелье.

Она застыла, моргая. Затем её рука и пузырек в ней упали ей на колени, когда Гермиона снова посмотрела на него. Он наблюдал за тем, как её пальцы сжали стекло, словно защищая его, храня его.

  — Это... ох. Это то зелье, над которым, как я сказал тебе, работал пару месяцев назад, помнишь? — она должна была вспомнить. Как она могла не вспомнить? Вместе они чуть не скатились в чёрную дыру. — Как я уже сказал, это от шрамов от проклятий. Собственно, я нашёл способ связать это с твоими чарами. Оно... ну, оно вытягивает тёмную магию, чтобы можно было вылечить шрам. Это было для тебя, — ему было необходимо, чтобы она знала это. И ничего больше. Она должна была знать. — Я пробовал его только на себе. Но я делал это для тебя. Только для тебя. В случае, если ты...

Он так старался не смотреть на её руку. Но его взгляд метнулся туда, в основном это было инстинктом, отсылкой к тому, что он упомянул. Драко действительно, отчаянно не хотел смотреть. Потому что тогда она тоже посмотрела, проследив за его взглядом.

Она возненавидит его.

Он был полным идиотом.

Но она не накричала на него. Ничего не сказала. Гермиона смотрела на свою руку на несколько секунд дольше, чем он, и теперь его внимание было приковано к её лицу, пока Драко наблюдал, как медленно дотлевал этот глупый поступок.

Её костяшки побелели, и на мгновение он забеспокоился, что она может разбить стекло.

— Оно... — начала она, затем остановилась, следом сглотнула. Гермиона посмотрела на него. Боги, она выглядела так, будто вот-вот заплачет. Он действительно облажался. — Оно может... убрать это? — спросила Гермиона. Она подняла руку, прикрытую рукавом, но они оба знали, что имелось в виду, ведь ничего другого не имело смысла.

— Да. Прости, я не имел в виду, что это необходимо. Я знаю, что ты...

Он замолчал, наблюдая, как дрожали её руки, пока она ставила пузырёк на стол. Тот звякнул, столкнувшись с мраморной столешницей, когда Гермиона изо всех сил пыталась поставить его в вертикальное положение. Она снова прижала руку к коленям, сжимая и разжимая кулаки. Она не взяла палочку. Внутри таилась надежда, это означало, что она не собиралась проклясть его.

Гермиона посмотрела на Драко, и его агония стала ещё жарче. Он услышал прилив дыхания, грубый, сдавленный звук, а затем она расплакалась, уронив лицо в свои ладони.

***

Драко не двигался почти целую минуту. Он знал это, потому что следил за секундной стрелкой на часах позади неё, отсчитывая каждое мгновение. Драко абсолютно ничего не делал, поскольку самая превосходная ведьма, которую он когда-либо встречал, сидела на небольшом расстоянии от него и рыдала.

Затем, когда секундная стрелка показала двенадцать во второй раз, он наконец двинулся. От своего края до подушки между ними, сокращая расстояние. Она не смотрела на него, пока он двигался, но её рыдания, казалось, начали утихать. Драко осторожно протянул руку и положил её на колено девушки, предлагая ей какое-то утешение, какое-то извинение, при этом понимая, что, если бы он что-то сказал, этого бы не было достаточно.

Она вздрогнула от его прикосновения, и он тут же убрал руку. Конечно, зачем ей утешение от него? В конце концов, он стал причиной её слёз.

Драко не был готов к тому, что она бросится в его объятия, практически заползёт к нему на колени и обхватит руками шею, уткнувшись лицом в грудь.

Его дыхание прерывалось, замешательство смешалось с желанием, которое он не мог контролировать, каким бы неуместным и несвоевременным оно ни было. Он практически машинально обнял её в ответ, обхватив рукой за талию, а другой пригладив волосы — кудри уже угрожали задушить его. Он не мог придумать ничего лучше.

Драко ничего не мог с собой поделать; он прислонился к её макушке, прижался щекой к локонам, которые, как он и подозревал, оказались именно такими — мягкими, несмотря на волнистость, безумие и потрескивающую магию, которая жила внутри неё.

Тогда он понял, что она рыдает и извиняется.

— Прости, я не хотела, прости. Я знаю, что эта рубашка, наверное, идиотски дорогая. Я...

Гермиона хотела отодвинуться, но он усилил хватку, положив руку ей на спину и рисуя круги на ткани её рубашки. Она снова растворилась в нем.

Он смотрел на часы. Она плакала ещё пять минут, то всхлипывая, то с горечью скуля от агонии, или смущения, или меланхолии, или чего-то ещё, что он вызвал в ней. Когда промежуток между вздохами и свежими слезами стал достаточно широким, а дыхание постепенно стало выравниваться, он позволил себе убрать руку с её спины, оставив ей выбор: отодвинуться или нет.

Она чуть отклонилась назад, глядя на него. Её колени подпирали его бёдра, она буквально оседлала его. В любых других обстоятельствах это осознание могло заставить его возбудиться от пьянящей похоти. Но чувство вины преобладало над этим плотским инстинктом, каким бы сильным оно ни было.

— Мне очень жаль, — снова сказала она, и он не мог этого понять. — Это было просто... так эмоционально, прости...

— Почему ты извиняешься передо мной? — его слова прозвучали резко и почти грубо. Драко почувствовал, как она напряглась, как её бёдра сжались, и в этом не было ничего сексуального. Какой ужас.

Она вытерла слёзы и махнула в его сторону.

— За рубашку, — сказала Гермиона, будто это было очевидно. — Я залила её слезами.

Он задавался вопросом: почему она не отстранилась от него? Однако когда он посмотрел вниз, он увидел, что его руки лежали на верхней части её бёдер, близко к изгибам, в одном плавном движении от ягодиц. Драко не осознавал, что сделал это, но теперь едва мог двигать руками, чтобы это не привлекло к себе внимания и не стало признаком сближения, которое они старались избегать.

— Я не хотела плакать. Я чаще... плачу, когда расстроена, а не счастлива. Я никогда не думала, что у меня появится такая возможность, — Гермиона посмотрела на свою левую руку. — Я приняла это. Меня это устраивало. На самом деле, я так думала. Ты понял, о чём я говорю. Ты это видел. Ты, наверное, понимаешь это лучше, чем Гарри и Рон. Но, ладно... Ты даёшь мне право выбирать.

— Значит, ты на меня не злишься?

— Злюсь? Почему я должна злиться?

 — Это было довольно самонадеянно.

Казалось, она поняла это, прочла его. Одна из её рук накрыла его ладонь на бедре. Она улыбнулась.

— Вряд ли это твоё худшее качество. Например, твоя склонность к выпрямлению волос очаровательна...

Игривого напряжения мышц на бедре было достаточным, чтобы улыбка расплылась на его губах, когда он прижал её ближе к себе. Драко сделал это до того, как подумал о последствиях такой близости. Но Гермиона продолжала улыбаться ему, и слабая розовая окраска залила её щёки.

— Я хотел, чтобы у тебя была возможность, — сказал Драко хриплым голосом. Он мог говорить тихо; они были так близко, что громкость была не нужна. — Когда в апреле я увидел, что ты стоишь в гостиной и принимаешь это. Это была... честно говоря, самая невероятная вещь, которую я когда-либо видел. Той ночью я начал варить зелье.

Она была так близко, что, когда её глаза расширились, он увидел не только глубокий выразительный карий цвет, но и красное дерево, смешанное с умброй, выжженной из каштана, медью, красновато-коричневые и бронзовые оттенки. Этот цвет был таким же сложным и запутанным, как ведьма, которая была обладательницей этих глаз.

— Ты экспериментировал с зельями... — сдавленный глоток слюны, — с апреля?

— Я правда хотел, чтобы у тебя был выбор.

— Почему?

Её голос почти не было слышно.

— Я думаю, что, если кто-то и заслуживает того, чтобы двигаться дальше, по-настоящему двигаться дальше, то это Гермиона Грейнджер, не так ли?

Она прижалась достаточно близко, чтобы, когда её взгляд переместился на этот раз к его собственной руке — левой руке, — он не отпрянул. Спустя долю секунды Гермиона снова посмотрела на него, и сожаление просачивалось между полосками меди и бронзы в её глазах. Он не возражал, не остановил её. Он тоже ненавидел эту Метку.

— Спасибо, Драко, — сказала она. — Честно. У меня нет слов.

Он ухмыльнулся, пытаясь сделать так, чтобы ситуация, когда Гермиона Грейнджер сидела у него на коленях на старинном диване в его квартире, казалась нормальной. Он дрочил на гораздо менее яркие фантазии, чем эта.

— Нет слов? Никогда не думал, что доживу до этого дня.

Она закатила глаза и улыбнулась.

Все моменты до этого. Все навязчивые порывы прикоснуться к ней, попробовать её на вкус или поцеловать. Все они меркли по сравнению с этим. Эти моменты хранили в себе лишь частичку желания, пронизывающего его от близости к этим губам, растянутым в красивой улыбке. Это всё закрутилось внутри него, разрывая по швам, уничтожая каждую нить самоконтроля, которые, как ему казалось, он ещё мог удержать.

— Грейнджер, — сказал Драко.

— Гермиона.

— Что?

— Если ты собираешься поцеловать меня, тебе следует называть меня Гермионой.

Он сглотнул, его душила паника. Она просто... сказала это? Он бы посмеялся над её гриффиндорскими наклонностями, если бы эти слова не парализовали его.

— Ты же собираешься, да? — спросила она, и в её голосе послышались нотки неловкости.

— Да, собираюсь, — сумел выдавить Драко. Он чувствовал биение сердца, которое глухо отдавалось по задней стенке горла.

Гермиона провела рукой по его шее к затылку. Он прикрыл глаза всего на мгновение, предотвращая сенсорную перегрузку.

Она прошептала его имя по слогам, которые он мог расслышать. Драко открыл глаза настолько, чтобы сориентироваться, и соединил их губы в том, что он мог бы назвать импульсом, о котором так долго фантазировал и мечтал.

Драко притянул её ближе, наслаждаясь кратким, но ошеломляющим ощущением того, что они, наконец, пересекли горизонт и полетели вместе в чёрную дыру. Поцелуй был подобен вспышке, которая мимолётно загорелась и быстро погасла. Тёплые, мягкие губы, разряды электричества в крови, рельеф на поверхности кожи. Он притянул её к своей груди, прижавшись лбом к её собственному.

— Мерлин, — выдохнул он, снова коснувшись губ, и заметил, как затрепетали её веки.

Она откинулась назад, отстранилась и встала.

У него была эрекция, и она должна была это заметить. Но Гермиона продолжала смотреть ему в глаза. Он не двигался, буквально растаяв на диване из-за огненной бури по имени Гермиона Грейнджер.

— Мне нужно идти, — сказала она.

И он согласился. Хотя бы по той простой причине, что его самообладание уже было разорвано в клочья из-за непреодолимой нужды в ней. Она просто плакала несколько минут, а потом позволила ему поцеловать себя. Эти вещи не должны были произойти в одночасье, не должны были следовать одно за другим. Драко не хотел знать, каково это — целовать её — если перед этим следовали печальные события. Но это мгновение было таким красивым и коротким, что его необходимо было запомнить.

Гермиона потянулась за зельем и сумкой, остановившись у камина. Он мог слышать, как тяжело она дышала.

— Я планировала пойти туда одна, — сказала она. — Но... если ты свободен. Я подумала... Мы могли бы совместить свидание и свадьбу Гарри...

— Да.

Он бы пошёл на свадьбу Гарри Поттера десять раз подряд, если бы это означало провести время с ней.

Она улыбнулась.

— Хорошо. Ладно. Да, отлично. Это будет сразу после Нового года. Я... эм... Я потом сообщу тебе все детали.

И прежде, чем кто-либо из них успел сказать — или сделать — что-нибудь ещё, Гермиона исчезла в камине.

Драко не был полностью уверен, что прекрасно понимал реальность происходящего в течение нескольких секунд после её ухода. Но он был уверен, что теперь у него будет свидание с Гермионой Грейнджер.

Он снова посмотрел на секундную стрелку на часах. Это казалось нереальным, словно если бы он наткнулся на ранее неизвестную версию будущего, где Гермиона только что оседлала его и поцеловала в губы, прежде чем пригласила на свидание.

Он призвал книгу, которую она дала ему и о которой он почти напрочь забыл из-за паники по поводу своего зелья. Он сорвал упаковку и осмотрел обложку.

Граф Монте-Кристо.

Он никогда не слышал об этой книге. И это было неудивительно; она сказала, что это маггловская литература. Пожав плечами, Драко открыл книгу и обнаружил, что на обложке было написано её имя. Это был детский почерк, грубоватый и мелкий, но явно это было написано с трепетом и осторожностью. Драко мог вообразить её — более молодую версию девушки, которая только что была в его доме, которая пометила бы эту книгу как свою собственную, заявив права на вещь, написав своё имя.

Он задавался вопросом: где она могла написать своё имя на его теле? Ибо, должно быть, именно это и произошло. Она, по-видимому, должна была это сделать — где-то спрятать своё имя, а трепетание, раздававшееся в его грудной клетке, было тому доказательством.

Примечания:

Вы ждали главу? Я тоже нет! Но вот так, хахахаха

Вы ждали поцелуй? И я - да:)