Начало и конец

Август

тик

Холодная война, о которой Драко узнал от Тео, который, в свою очередь, узнал о ней от Грейнджер во время совместного обеда в Косом переулке, была своего рода войной без каких-либо сражений. Это было одно из маггловских военных действий, связанное как-то с русскими и американцами. Драко почти не обращал внимание на дружбу между Тео и Грейнджер. Как мило, что они встретились в обед в Косом переулке, а после провели остаток дня вместе, совершая покупки и охотясь за парнем.

Последняя часть, разумеется, совсем не беспокоила Драко. И он, конечно же, не почувствовал никакого облегчения, когда Тео объяснил, что парня искали для него, что, как видно, не принесло своих результатов. Драко никак не мог смириться с мыслью, что Гермиона Грейнджер без каких-либо проблем проводит время на людях вместе с Тео Ноттом.

— Разве люди не пялились на тебя? — спросил Драко, приходя в себя, после того, как чуть не расплескал вино по шахматной доске, что лежала между ними.

Тео ткнул своего коня; тот, казалось, не хотел шевелиться, возможно, чувствуя надвигающийся захват ладьёй со стороны Драко.

— Некоторые. Но она сказала, что большая часть пялилась на неё. Не то чтобы на меня никогда прежде не пялились, по крайней мере, когда они понимают, кто я.

Конь наконец двинулся, неохотно направляясь к своей новой клетке.

— И это не было... неловко?

Драко уничтожил коня, поставив короля Тео под шах. Тот вздохнул, но, как только Драко взглянул на него, он склонил голову набок. На его губах появилась ухмылка, когда он постучал осколком своего разбитого коня по доске.

— В этих вопросах ведь нет ничего личного, правда ведь? — спросил Тео, двигая слона для защиты своего короля.

Нет.

— Конечно, нет.

Абсолютный бред.

— Потому что будь оно так, — продолжил Тео, совершенно не обращая внимания на то, что Драко захватил его слона, — я бы только поддержал тебя.

Тео остановился, осознавая искренность своих слов, а затем поморщился.

— Не поранься, — сказал Драко.

Тео бросил осколок своего разбитого слона в Драко:

— Я только что поранился о твою откровенность. Ты мог бы, хотя бы, признать это.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — сказал Драко, но его сердце заколотилось гораздо сильнее; он чувствовал пульс на шее, под одеждой, под воротником рубашки. Он переместил ладью, расчищая путь для своей королевы. Шах и мат.

***

После очистки библиотеки Грейнджер за несколько дней расправилась со всем коридором, ведущим туда из комнаты с камином. Не считая огромной библиотеки и домашних эльфов, постоянно доставляющих ей новые безделушки для изучения, её работа, по-видимому, могла бы быть выполнена в менее тёмных помещениях Поместья гораздо быстрее.

Дело было не в том, что они вернулись к ведению Холодной войны — или каким-то другим маггловским сравнениям, которыми она хотела описать их рабочие отношения, — а в том, что Драко просто не мог решить, как вести себя рядом с ней. Он колебался между применением глубокой окклюменции, чтобы избавиться от всех нежелательных эмоций — значительно меньше раздражения и значительно больше чего-то ещё — и мыслями о попытках совмещать всё это и вести с ней нормальный вежливый диалог.

Это могло бы быть более удобным исходом, который бы приносил значительно меньше хлопот, чем попытки вести себя не как Гермиона Грейнджер и Драко Малфой. Но он понял, что больше не был в состоянии поддерживать иллюзию после того, как она стала носить кофты с длинным рукавом даже в жару, чтобы скрыть свой шрам. Он не мог забыть об этом, когда та же жара заставляла его желать закатать свои рукава, но Драко напоминал себе об отвратительной метке на руке. Но хуже всего было, когда он чувствовал себя совершенно неуместно по отношению к ней, делая привычные любезности просто невозможными. Они снова стали Гермионой Грейнджер и Драко Малфоем.

— Нам нужно перейти в другое крыло, — сказал он, пытаясь перенаправить её, как только она закончила избавлять от тёмной магии бюст Люциуса Малфоя I. Согласно её вездесущим диагностическим рунам, это был последний предмет в коридоре, требующий её внимания.

Сегодня он пробовал не использовать окклюменцию, но долго он не смог бы протянуть, если она будет настаивать на работе в южном крыле.

— Мы отправимся туда сразу после этого, — сказала она, закатывая один из своих рукавов — правый, и остановилась прежде, чем снова потянуть его вниз.

— Это гостевое крыло, — сказал он.

Они стояли лицом к длинному коридору. Каменная лестница в конце вела на два других этажа: один лестничный пролёт вверх, другой — вниз. Несколько дверей и арочных проёмов прокладывали пути, похожие на пустые полосы. При одном взгляде на всё это по телу Драко пробежал рой неприятных мурашек.

— И какое это имеет значение? — Грейнджер бросила свой вопрос через плечо, шагая по коридору и не обращая внимания на его опасения.

— У нас было... — Драко сделал шаг вперёд, радуясь, что его желудок не скрутило в это же мгновение, — много неприятных гостей. Особенно во время войны.

Это остановило её, одна нога замерла, прежде чем опустилась на каменный пол. В нескольких шагах от него она обернулась, тяжело сглотнув.

— Неприятных гостей?

— Он. Его люди.

У Грейнджер хватило ума выглядеть встревоженной. Возможно, именно поэтому Министерство и послало её сюда, но этот зал был чем-то другим — чем-то большим. Никто не пользовался им ни через год, ни в течение многих лет после, ни разу с тех пор. Не было никакой нужды подвергать себя этому.

— Я думаю, что мой отец действительно приложил усилия, чтобы принести тебе многие проклятые артефакты, о которых мы знаем, особенно, из этого зала, — он попытался уточнить. — Но, я полагаю, что это всё равно будет крайне неприятно. На следующем этаже есть, по крайней мере, одна комната, которую мы не смогли открыть со времен войны.

 — Так что ты предлагаешь? — спросила она.

— Есть ещё несколько помещений, которые требуют внимания.

— Это моя работа.

— Да неужели? Какое разочарование. А я уж было начал думать, что это светские визиты.

Она закатила глаза, упёршись руками в бедра.

— Я знаю, что делаю.

— Я знаю... я знаю, что ты знаешь. Я просто... предлагаю быть чуть более осторожными, вероятно, можно отложить исследование этой части поместья ещё на некоторое время.

Она не сдвинулась с места. Ни на дюйм. Грейнджер даже не удостоила его ответом. Она просто стояла, приподняв брови и прищурив глаза, вонзив пальцы ног так глубоко в обувь, как только могла: безумное упрямство.

— Пожалуйста, позволь мне делать свою работу.

Его зубы щёлкнули, когда он с силой сжал челюсти. Упрямая грёбаная ведьма.

— Прекрасно.

Он вздохнул, наколдовал себе стул и попытался похоронить своё беспокойство, размышляя о зельеварении.

***

Проблема заключалась в том, чтобы отделить проклятие от плоти. Просто в теории, ужасно сложно на практике. Если Драко сможет заставить проклятие ослабить свою хватку на коже, то для заживления потребуется лишь немного успокаивающей пасты. Всё, что он пробовал до сих пор, приводило к ожогам и струпьям, и тёмная магия сопротивлялась, оставляя за собой право собственности на покрытую шрамами кожу и бурно реагируя на предложение покинуть это место.

Драко вычеркнул несколько пунктов из своего списка редких ингредиентов для зелий, уже предвидя неприятные реакции с базовым целебным зельем, которое он использовал. Ему придётся сделать несколько специальных заказов, чтобы приобрести те, что могли подействовать; многие из них вряд ли могли бы быть выращены в его семейных теплицах. Возможно, у Тео найдется немного в его Поместье.

— Малфой, — раздался рядом голос Грейнджер.

Не поднимая глаз, он перечеркнул целый абзац исключительно бесполезных трав. Честно говоря, Драко уже несколько часов не слышал от неё вестей. Она была так решительно настроена заставить этот зал подчиниться ей.

— М-м-м? — протянул он, делая паузу, обдумывая последствия приобретения и добавления драконьей крови к текущему циклу его зелья.

— Малфой, — её голос стал мягче. Он вздохнул.

Драко наконец-то приступил к работе после того, как она настояла на том, чтобы заняться этими особенно неприятными комнатами.

— Да? — спросил он, сделав упор на то, чтобы продолжить оценку списка ингредиентов, лежащего перед ним.

— Драко.

Это привлекло его внимание. Он вскинул голову, отрываясь от работы с почти насильственной силой. Он был ошеломлён тем, что она позвала его по имени, а не, как обычно, по фамилии.

Драко уронил список, вскочил на ноги и одним взмахом убрал трансфигурированный стул. Грейнджер обхватила свою правую руку, вены под кожей вспыхнули ярким, зловещим красным светом; они ползли и ползли вверх по предплечью и бицепсу. Её рукав был разрезан, вероятно, она нанесла заклинание, чтобы оценить ущерб. Её пальцы и ладони светились практически полностью рубиновым светом: паутина ярко-красных вен. Желудок Драко сделал кульбит; её пальцы сжались, мышцы не расслаблялись. То, как были напряжены его пальцы, навело его на старые воспоминания о своих собственных, скрюченных в агонии под Круциатусом. Его голова закружилась от внезапной потребности в окклюменции.

Её голос даже не дрогнул, когда она заговорила — тихо и немного с придыханием. Однако он не упустил из виду мутность в её глазах и слёзы, скопившиеся в них.

— Я остановила распространение, — сказала она. — Но я плохо знакома с этим видом проклятия крови, чтобы обратить его вспять.

— Почему ты так спокойна? — спросил Драко, не зная, что ещё делать. Должен ли он прикоснуться к ней? Должен ли он подойти к ней или, наоборот, не вторгаться в её пространство? Всё его тело застыло в панике, в нерешительности. Он ещё глубже погрузился в окклюменцию, пытаясь заморозить жар паники, пытаясь замедлить бешеное биение сердца.

— Я не спокойна. Я действительно чувствую себя очень странно... Ты можешь помочь мне добраться до камина? Мне нужно в больницу Святого Мунго.

Она говорила одно, но действовала совершенно иначе.

— Ты... это ты не спокойна? В чрезвычайной ситуации?

Верно, чрезвычайная ситуация. Он наконец пошевелился, обхватив её здоровой рукой за талию и ненавидя неуместный трепет, от которого напряглись мышцы и по спине пробежал жар. Он окутал её заклинанием, уменьшающим вес, и она тут же обмякла, став лёгкой, как пёрышко, как он и надеялся. Драко вздохнул с облегчением, понимая, что ей больше не придётся выдерживать свой собственный вес.

Она крепко сжала челюсти. Слёзы катились по щекам, но Грейнджер не моргала; решимость была видна в каждом размеренном вдохе, в каждом шаге, который она делала.

Если это была неспокойная Гермиона Грейнджер, то у Тёмного Лорда не было ни единого грёбанного шанса.

***

— Почему ты здесь? — спросила Грейнджер, входя в зал ожидания в Больнице Святого Мунго, где Драко провёл почти три часа, страдая от смертельной скуки. Он сидел, стоял, время от времени расхаживал, раздражая медсестер, которые ни черта ему не говорили. Но Драко также был слишком обеспокоен тем, что ему не удастся встретить её, если он сейчас уйдёт за книгой или чем-то ещё, что могло было бы занять его ум.

Так что вместо этого он погрузился в крайне неприятное ожидание, мысли закручивались по спирали вокруг самых ужасных размышлений о последствиях, которые могли быть после того, как проклятие угодило в руку Грейнджер.

Она выглядела прекрасно. И удивлённо, обнаружив Драко там.

— Я ждал тебя, — сказал он. Драко встал со стула, сопротивляясь порыву дотянуться до её правой руки и осмотреть её. Но с того места, где он стоял, всё выглядело совершенно нормально. Она могла сгибать пальцы, как ему удалось разглядеть. Почему она всё ещё выглядела такой растерянной?

 — Но... зачем ты меня ждал?

По спине Драко пробежал холодок, который не имел ничего общего с действием окклюменции. Он не использовал её с тех пор, как целители увели Грейнджер, позволив ему самостоятельно сосредоточиться на своём дыхании. Таким образом, теперь, стоя перед ней, он был самим собой. Это сохранило возможность для существования того, что издалека напоминало унижение, намекающее, что ему не следовало ждать. Это было неуместно? Неужели он перегнул палку?

Драко засунул руки в карманы, пытаясь подавить желание сжимать и разжимать кулаки или переминаться с ноги на ногу. Он боролся с желанием попросить её закатать рукав рубашки и доказать, что магия его семейного гнезда не искалечила её и не нанесла непоправимого ущерба.

Он прочистил горло.

— Ты пострадала в Поместье моей семьи, Грейнджер. Казалось, будет уместно убедиться, что с тобой все в порядке. Я... прошу прощения, если тебе хотелось, чтобы я ушёл...

— Нет, — она почти протянула руку, по крайней мере, ему так показалось по тому, как её рука чуть дрогнула, но Грейнджер замерла. — Я просто... не ожидала этого.

— Ты... — начал он, — всё нормально? То есть, с тобой всё в порядке?

Она подняла левую руку, чтобы помассировать правое предплечье там, куда всего несколько часов назад угодило проклятье. Но Грейнджер улыбнулась, и в её улыбке было нечто обнадёживающее, нечто тёплое.

— О, да, всё нормально. Это было обычное проклятие, связанное с кровью. Меня излечили и отпоили. Теперь я как новенькая.

— И это всё? — дело было не в том, что он ей не верил, но он хотел — ему было необходимо — убедиться. Всё его тело буквально тряслось от желания преодолеть расстояние в три фута между ними, осмотреть её руку, а затем принести свои глубокие извинения, возможно, даже стоя на коленях. Это была опасная мысль; он взял себя в руки и передумал, немного расслабившись.

— Да. На самом деле всё довольно просто. У меня немного кружится голова из-за того, что прочищали кровь. Для восполнения её запасов нужно время... я уверена, ты знаешь об этом.

Он знал. Это было распространённое лечебное зелье. Лучше всего оно действовало, если восполнить запас энергии едой и питьём.

— Тогда надо достать тебе немного еды, — сказал Драко.

— Что? — она опустила левую руку — вероятно побочный эффект от шока. Её глаза тоже округлились — огромные выразительные глаза практически умоляли его придать больше смысла своим словам.

Ему казалось, что он выразился предельно ясно.

— Еда, Грейнджер. Мы должны пополнить твои силы, помочь этому зелью восполнить твою кровь. Ты выглядишь бледной, как призрак. Ну, давай же.

Он протянул ей руку — это был инстинкт другой версии себя; версии, которой не нужно было думать о том, как Гермиона Грейнджер вообще может идти рука об руку с Драко Малфоем.

И как ни странно, невероятно, необъяснимо: она взяла его за руку. Грейнджер сузила глаза, когда её удивление прошло, и она выглядела так, будто доверяла ему меньше, чем соплохвосту, готовящемуся к атаке, но она взяла его за руку и пошла с ним через холлы больницы, направляясь к выходу.

Он напрягся. Драко ничего не мог с собой поделать; каждая крупица его самосознания была зациклена на давлении её руки, сжимающей его предплечье, и теплоты в районе локтя, проникающей под рукав его рубашки. Он не стал комментировать неуверенность её шагов, и то, что ей понадобилась его твёрдая рука, когда они вышли за двери Больницы.

Он попытался задать свой вопрос как можно более обыденно; меньше всего ему хотелось, чтобы она подумала, что он собирался подшутить над ней. Дважды она пострадала в его Поместье. Он должен был быть невероятно жестоким, пытаясь задеть её оскорблениями — и, возможно, он это делал когда-то, но это было до того, как его окатывала волна жестокости. Драко осознал, что в перспективе между ними может возникнуть магия откровения.

— Как ты думаешь, как далеко сможешь пройти?

Неудобно, что Мунго располагался в самом центре маггловского Лондона.

— Я... — начала она. Хватка на его руке на секунду усилилась, а затем снова ослабла. Драко смотрел вперёд, твердо решив дать ей уединиться в битве со своими мыслями об ограничениях, в которой она нуждалась. — Вряд ли я смогу далеко уйти.

Она имела в виду не это, но, по какой-то причине, эти слова произвели на Драко такой же эффект, как если бы она сказала, что доверяет ему свою жизнь. Грейнджер только что призналась в своей слабости, какой бы незначительной она ни была, и, очевидно, верила, что он не воспользуется ею. Драко почти рассмеялся над тем, насколько невероятным казалось такое доверие всего несколько месяцев назад.

Он обдумывал варианты, которые, по сути, ограничивались тем, что попадалось ему на глаза.

— Ты любишь итальянскую кухню, Грейнджер? Похоже, там на углу есть одно местечко.

Её хватка снова усилилась.

— Это... это же маггловское место, — тихо сказала она.

— Ну... и ладно, — Драко выдавливал из себя слова, потому что знал, что она ему не поверит, а не из-за принципа. Конечно, он мог видеть периферийным зрением, как она чуть наклонила голову, чтобы взглянуть на него, вероятно, ища подтверждения того, что он имел в виду именно то, что сказал.

Драко повернулся и встретился с ней взглядом. Он ожидал увидеть в её глазах подозрение, но увидел нечто большее, что походило на чудо. Ему пришлось проглотить и это, чтобы его не охватило жуткое чувство удовлетворения, которое вплеталось между его мышечных тканей, и, казалось, что они могут расползтись по швам.

— Это... нормально? — спросила Гермиона.

— Да. Я... э-э-э... начал носить с собой больше маггловских денег в Сараево. Там не так сильно разграничиваются магические и маггловские места. Что ж, здесь это тоже пришлось на руку. Ношу это так, на всякий случай, — он полез в карман брюк, чтобы вытащить палочку и бумажник, следом открыв его.

Она могла бы отпустить его, хотя бы на мгновение, чтобы ему было легче наложить чары и достать деньги, но она твёрдо вцепилась в него. Грейнджер сильнее прижалась к нему. Он подозревал, что ей приходится гораздо сложнее, чем она это показывает.

Драко протянул ей банкноты.

— Как думаешь, этого будет достаточно?

Её рука метнулась к маггловским деньгам в попытке спрятать их.

— Мерлин, Малфой. Не надо. Боже, убери это. Ты, наверное, мог бы купить весь ресторан за эти деньги, — засмеялась она, но её замечание переросло в истерику. Грейнджер покачнулась.

Он нахмурился, убрав бумажник обратно в карман и повел их дальше вдоль квартала.

— Ой, не надо дуться, Малфой, — сказала она. Краем глаза Драко видел, как она улыбается ему. Он не смотрел в ответ, не мог. — Разве ты не обратил внимание, пока в Гринготтс конвертировали твои галлеоны? Это огромная сумма.

Он просто приподнял бровь и наклонил к ней голову — ровно настолько, чтобы видеть её, но не настолько, чтобы ему пришлось смотреть ей в глаза. Нельзя было быть так близко.

Грейнджер фыркнула, крепко держась за его руку, когда Драко открыл для неё дверь, ведущую внутрь ресторана.

***

В то мгновение, когда подали закуску, у Драко полностью отказали все системы в организме. Даже без использования окклюменции, были такие моменты, которые он заморозил, оторвал от себя, избавился от них. И те монстры, которых так долго ему удавалось игнорировать — возможно, на протяжении месяцев — выползли из своих укрытий, окрепли и проникли в кровь, пульсирующую по венам.

Это произошло с ним тогда, когда он смотрел на жареные цветки цуккини, которые, вероятно, раздражали его больше, чем следовало бы.

— Иногда их фаршируют сыром, Малфой. Я удивлена, что Блейз не заставил тебя их попробовать. У него итальянские корни, верно? Они восхитительны, — сказала Грейнджер, водя пальцем по бокалу вина.

Драко любил прекрасные вещи: изысканные блюда, изысканные вина, изысканные вечера. И компании прекрасных ведьм. Но это всё разваливалось на глазах: поедание этой совершенно нелепой закуски, потягивание самого дорогого из доступных красных вин — в том, что оказалось недешевым рестораном, согласно протестам Грейнджер, когда она увидела меню — и компания той, кого он просто не мог не назвать прекрасной ведьмой.

Он был на гребаном свидании.

Случайном свидании.

И эта мысль стала ключом, открывшим комнату в его разуме, где хранились все неподобающие вещи, которые он думал о Грейнджер с тех пор, как она начала работать в его доме, наполнив его организм теплом. Жаром от смущения, жаром от похотливых мыслей, что особенно его огорчали.

Все мысли, которые не должны были быть проблемой, которые он изо всех сил старался игнорировать, которые он копил, чтобы разобраться позже, ожили у него в голове, заглушая изящную фортепианную мелодию, звучащую в ресторане. По-видимому, это будет более поздняя дата, конкретное время, когда ему, наконец, придётся справиться с кризисом, вызванным предательскими мыслями: глядя на грёбанные жареные цветки цуккини.

Пока он взглядом испепелял тарелку с закусками, стоящую между ними, Драко пытался и не смог найти часть себя, которую бы отвращала, расстраивала или иным образом отталкивала идея оказаться на свидании с Гермионой Грейнджер. Вместо этого всё, что Драко смог найти, было зерном бунтарского удовольствия и внутреннего упрёка, твердящего, что он не может просто так прекратить думать об этом — он хотел пойти на свидание с Грейнджер.

Он почти извинился перед ней, чтобы встать и найти укромное место, где мог бы стонать из-за собственного идиотизма наедине, возможно, отругать себя за собственную глупость, за то, что был таким бессильным. Очевидно, у него была развита способность к самообману.

Как оказалось, жаренные цветки цуккини были восхитительны. Он не мог удержаться от наблюдения за губами Грейнджер, когда она ела. В свою очередь, она тоже наблюдала за ним с таким же любопытством, которое ему не удалось бы проигнорировать.

— Ты левша, — сказала она.

Он замер, вилка зависла посередине между тарелкой и его ртом.

— Да, — ответил Драко, опуская вилку и не обращая внимания на укус.

— Я не замечала этого раньше.

Он наклонил голову: щёки налились краской, и ему хотелось, чтобы это было из-за каберне.

— Ты видела, как я колдовал на протяжении многих лет.

Она пожала плечами, потягивая вино. Грейнджер снова взглянула на его левую руку, расположившуюся рядом с тарелкой и по-прежнему сжимающую вилку. Он почувствовал тяжесть её взгляда, когда внимание переместилось вверх по его руке, зацепившись за его предплечье, где, как они оба знали, располагалось нечто тёмное, прежде чем продолжить движение взглядом вверх: от бицепса к плечу, до воротника и, наконец, остановился на его лице.

— Я просто никогда не замечала, — Грейнджер казалась почти удивлённой своим собственным признанием.

— Полагаю, у тебя не было в этом нужды.

Когда именно Грейнджер стала такой красивой? Он и раньше замечал, что она изменилась со времён школы, но Драко не так явно замечал эти перемены: её лицо было красивым, глаза сияющими. Мерцание света плясало на её веснушках, подсвечивая их, как звезды на небе. Он хотел протянуть руку и прочертить путь между ними: нарисовать созвездия на её коже.

Ох, он был по уши в дерьме.

Драко никогда и близко не думал об Астории в таком ключе. Фактически, он держался на расстоянии нескольких квиддичных площадок от этой линии размышлений, несмотря на все возможности в течение многочисленных обедов, ужинов и светских мероприятий, на которых он её сопровождал.

Его разговор с Грейнджер зашёл в тупик точно так же, как и заходил с собственной невестой: слова кружились в водовороте неловких взглядов, прежде чем кто-то один отправлялся вниз по течению к водопаду, куда ему было суждено прыгнуть.

Единственный вопрос, который хотел задать Драко, единственный вопрос, который волновал его, был совершенно неуместным и слишком личным, в точности для свидания, или таким, от которого у него сводило желудок.

Ему ужасно хотелось узнать, почему она рассталась с Уизли. Когда он впервые узнал об этом, несколько месяцев назад во время дня рождения Тео, Драко так быстро задвинул эти вопросы подальше, и это было чудом, что он смог контролировать свою окклюменцию, особенно, находясь под воздействием алкоголя.

Другой темой для разговоров, абсолютно не связанной со свиданием, была работа. Это было невыносимо, поскольку он знал о её работе больше, чем кто-либо другой в её жизни. В конце концов, Драко нравилось наблюдать за этим. Поэтому, эта тема поднялась за чёртовым столом.

Он посмотрел на цветки цукини.

Он мог спросить её, чем она любит заниматься в свободное время.

Вот только однажды Грейнджер уже призналась, что у неё мало свободного времени, поскольку она постоянно работает. Кроме того, это было бы жалким началом разговора для не-свидания.

Драко пересмотрел своё желание извиниться перед ней; ему всё же потребуется уединение, чтобы спрыгнуть с самого высокого здания, которое он сможет найти. Как будто он никогда раньше не был на свидании, никогда за всю свою жизнь не разговаривал с этой ведьмой. Драко мог бы встрепенуться, если бы не тот факт, что невероятно выразительные глаза Грейнджер сейчас смотрели на него с любопытством. Это не было свиданием, и он не мог думать об этом ужине, как о свидании.

Это был ужин, нацеленный на восстановление её здоровья. Ей нужна была еда, чтобы помочь усилить действие зелья для восполнения крови, и, поскольку Грейнджер пострадала в его доме, он чувствовал ответственность перед ней.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, наконец откусив кусок от давно забытой закуски.

— Лучше, — сказала она. — Еда помогает. Я чувствую себя немного менее одурманенной. Так что, спасибо тебе. Это была хорошая идея.

Она подняла бокал с вином, остановившись перед тем, как бокал коснулся её губ. Драко обнаружил, что завидует изогнутому краю стекла, ведь он был так близко к её рту, когда Грейнджер заговорила:

— Возможно, вино было не самым лучшим выбором с медицинской точки зрения, — продолжила она. — Но это был долгий день.

Он поднял свой стакан:

— Иногда мне на ум приходят хорошие идеи.

Она смеялась.

— Ты только что преуменьшил свою значимость, Драко Малфой?

Скорее всего, да. Но его мозг застопорился, совершенно сбитый с толку от того, как легко прозвучало его имя, сорвавшееся с её губ. Фактически, это произошло уже второй раз за день. Более того, она дразнила его. Это было похоже на искру огня в его груди, охватывающую нервы, вены и целые группы мышц, опаляющую кончики его пальцев.

Он прочистил горло.

— Почему тёмные артефакты? — спросил Драко.

Она оторвала взгляд от того места, где рисовала узоры на белой скатерти, видимо, тоже переживая из-за ситуации, в которую попала.

— Ох, ну, я просто... — заволновалась Грейнджер, и за веснушками проступил румянец. Она вздохнула и положила руки на стол, меняя тон. — Я будто застряла... чувствовала, что стояла на месте. Застряла в отделе магических существ, застряла с... Роном. Многие вещи шли не так, как я хотела. Когда я рассталась с Роном, — Драко зафиксировал этот факт с помощью удара кувалдой внутри своего черепа, — я поняла, что хочу работать более эффективно. И это стало выходом.

— И тебе это нравится?

Это был один из самых глупых, идиотских, тупых вопросов, которые он мог бы задать. Драко решил начать с того, чтобы спросить, нравится ли ей её работа, из-за которой она застряла в Поместье, где её когда-то пытали, а теперь она получила травму всего несколько часов назад.

— Очень.

Он мог бы подавиться вином, если бы пил его.

— О, — сказал Драко, и этот звук недоверия слетел с его губ, прежде чем он смог остановить себя.

Им подали их блюда: ей — сливочное ризотто с шафраном, а ему — блюдо из баранины в винном соусе. Перед ними поставили тарелки с новыми блюдами, а за ними остались лишь неловкие разговоры и нависшая атмосфера нелепого свидания.

Они ели в тишине, иногда совершая скромные попытки восхищаться своей вкусной едой. Пока, наконец, Грейнджер не придумала что-то ещё:

— Почему ты решил переехать из Поместья?

Он закончил резать кусок баранины и положил вилку и нож, глядя на Грейнджер.

— Я привык жить самостоятельно. Пока я был за границей, я... — Драко замолчал, поморщился и снова начал: — Это не... прости. Это не совсем так. Я просто не мог больше жить там. Не после того, что там происходило.

Он ожидал, что почувствует себя обнажённым после такой искренности. Но, вместо этого, это было схоже с глотком воздуха после долгого нахождения под водой.

— Находясь за границей, — продолжил Драко. — Это пошло мне на пользу, — и он попытался заставить её понять, насколько сильно. Как Драко, наконец, смог быть кем-то, не имеющим отношения к наследию своей семьи. С момента возвращения он притворялся, будто чистота крови для него ничего не значит, а вера погибла в нём после того, что он видел, делал и переживал во время войны и в течение двух лет, находясь под домашним арестом.

И как в какой-то момент Драко перестал притворяться. И это было чудесное чувство.

— А теперь ты вернулся, — сказала Грейнджер, возможно, понимая его точку зрения, а может, и нет.

— Да.

— И ты помолвлен.

Крещендо по поводу того, что он, наконец, может стать собой, загремело слишком рано, загрохотал у него в голове: не по нотам, не по темпу, не по стилистике.

— Я... сосватан.

— Это что-то меняет? — спросила Грейнджер. Её тон стал резким, перестал быть таким тёплым и приветливым.

Он не должен этого говорить. Он не хотел этого говорить.

Но Драко всё равно сказал: будь он проклят.

— Для меня — да.