Начало и конец

Июль

так

Грейнджер явно отчаянно сражалась и, всё же, в конечном итоге проиграла войну со своими волосами до прибытия в Поместье. Она перешагнула через камин, разочарованно фыркая и выглядя измученной, когда её волосы распушились и увеличились в объёме. Хуже того, она продолжала бороться с ними, пытаясь разгладить, скручивая, проводя по ним пальцами и разочарованно фыркая каждый раз, когда натыкалась на очередной выбившийся завиток или непослушный локон.

Её невероятная энергия странным образом успокоила Драко; это было приятным напоминанием о нормальности. Он слишком привык к нежелательным проявлениям нежности, а иногда и к чему-то ещё, что поселилось в тех местах в его голове, которые раньше были предназначены только для оскорблений и раздражения.

— Твоя копна сегодня не поддаётся тебе? — спросил он вместо своего обычного приветствия. Драко прислонился к дверному косяку, с нескрываемым восхищением наблюдая за её попытками.

Она равнодушно посмотрела в его сторону, пытаясь собрать волосы в пучок.

— Знаешь, Грейнджер. Если ты дашь отрасти им чуть больше, то их вес потянет кудряшки вниз.

Он подавил желание вздрогнуть. Драко слишком поздно осознал, что такое заявление косвенно хвалило её волосы. А косвенная похвала, по его мнению, казалась слишком близка к проявлению нежности.

Она изумлённо уставилась на него, замерев с руками на затылке, когда она практически закончила сражаться со своими кудрями. Он не мог вынести её взгляда или смятения, смешанного с тенью любопытства на её лице. Драко вытащил свою палочку.

— Может быть, мне стоит наколдовать ещё одну ленту и спасти нас всех? — спросил он. Драко пытался игнорировать неловкость, покалывающую кожу; он, по-видимому, удвоил внимание к её волосам, испытав потенциальное облегчение, когда она решила ответить:

— Малфой, у меня и так много волос. Я не могу дать им отрасти ещё длиннее.

Значит, она его слышала. Его охватило ещё большее удивление из-за её обеспокоенного вида.

Драко пожал плечами, снова сунул палочку в карман и скрестил руки на груди.

— Мне кажется, что, чем больше волос, тем меньше забот. Это общеизвестный факт, Грейнджер.

Она нахмурилась, очевидно, остановившись беспорядочно укладывать волосы.

— Кажется странным, что ты знаешь об этом, хотя расхаживаешь с прямыми волосами цвета слоновой кости.

— У меня не прямые волосы, — ему был необходим маховик Тео. Ему необходимо было забрать эти слова, стереть их навсегда из памяти.

Он застонал, увидев ликование, которое вспыхнуло в её глазах, когда она подошла ближе, вторгшись в его личное пространство и глядя на него. Грейнджер была всего в футе от него.

— Мы знаем о разглаживающих средствах и чарах для укладки, но выпрямление, Малфой? — Грейнджер улыбнулась, поддразнивая его. На мгновение ему показалось, что она может протянуть руку и коснуться его волос. Он почти — почти — надеялся, что она сделает это. — По сути, ты карикатура на самого себя. Ты такой тщеславный. Тебе ведь об этом известно, да? Насколько у тебя кудрявые волосы?

Драко осторожно положил руки ей на плечи и медленно оттолкнул её, выводя её из своего личного пространства. Веселье Грейнджер только возросло, когда он отодвинул её от себя.

— Слегка волнистые, не более. И я знаю об этих вещах, потому что в семье Блэк распространены пышные волосы. Я часто слышал, как моя мать недовольно бормочет на эту тему.

К счастью, этот ответ, похоже, удовлетворил её. Он был рад, что она решила уложить волосы вверх; это избавило его от мыслей о том, как они могли бы выглядеть, если бы были длиннее, на что они были бы похожи и как бы ему хотелось прикоснуться к ним. Драко моргнул, осознавая ошибочность этих мыслей. Он заморозил их, оторвал от себя и собрался воедино вновь. Это ничего не значило.

В конечном итоге эти мысли появились в его голове из-за ошибки Рональда Уизли. Если бы этому рыжеволосому идиоту удалось удерживать интерес Грейнджер, то неправильное влечение Драко сдерживалось бы неуверенными границами. Вдобавок к этому Тео вынудил Грейнджер остаться праздновать его день рождения. Кто бы мог подумать, что она может быть такой веселой?

Что ж, Драко и раньше догадывался об этом. Но увидеть доказательства — с пьяным хихиканьем и лекциями о королеве Елизавете I, которые Тео теперь постоянно цитировал — было чем-то неожиданным.

— Где диван? — спросила Грейнджер, с подозрением осматривая комнату, вытянув шею, как будто при лучшем обзоре большого открытого пространства можно было внезапно обнаружить бархатное чудовище, скрытое из виду.

Он не думал, что это ускользнет от её внимания, но и не ожидал, что она будет так... обеспокоена?

— Я... я забрал его с собой, — Драко потёр затылок, вероятно, выглядя очень смущенным в этот момент.

Она моргнула, анализируя услышанное.

— Забрал с собой куда?

— В свою квартиру. У меня... теперь есть своё жилище.

— Ох.

— Я не хотел, ну... по правде говоря, не мог жить здесь больше.

Драко хотел вырвать собственный язык изо рта и поджечь его. Под пристальным взглядом Грейнджер он превратился в невнятного идиота. А из-за чего? Из-за дивана, который в своё время стал странным третьим участником в их беседах?

— Что ж, обидно, — сказала она. Это его сбило с толку. Драко подумал на какое-то мгновение, что она могла иметь в виду, что ей жаль, что он не хотел больше жить в Поместье, будто вообще мог хотеть этого в здравом уме. Но затем она продолжила: — Мне очень нравился этот диван.

Она ухмыльнулась ему, проскользнув мимо него к двери и привычно отправившись в библиотеку.

— Возможно, нам следует обсудить вопрос об опеке, — добавила Грейнджер.

Очевидно, её нервозность из-за собственных волос превратилось в своего рода игривость по поводу дивана. Драко не был к этому готов. В некоторых случаях, когда их разговоры искажались таким образом — немного в весёлую сторону, немного в игривую — он каждый раз удивлялся тому, насколько легко это могло быть — не противиться общению с Гермионой Грейнджер. Это была опасная зыбкая почва на краю обрыва; он не должен заходить слишком далеко.

— Я не знаю, целесообразно ли это, Грейнджер. Я использую его значительно чаще, чем ты.

— Это вряд ли моя вина. Я работаю целый день, а по выходным у меня нет доступа к нему.

Они вошли в библиотеку, и он чуть не сказал что-то ещё, чувствуя предательские слова, застрявшие в горле — как сбитое дыхание от прыжка со скалы, откуда не было возврата. Вместо этого он промолчал. И она тоже.

В результате неловкого окончания разговора из-за их шуток воздух в комнате стал сгущаться, тяжелеть, закипать. Может, Драко недостаточно уважал Грейнджер. Может быть, она поняла, что его невысказанное приглашение «ты можешь приходить, когда захочешь», стало умирать в горле. Или, может быть, Грейнджер не могла. Он понятия не имел.

— Тебе она нравится? — спросила она.

— Что?

— Твоя квартира?

— О, да. Она отличная.

— Твои родители... не были против твоего отъезда?

Драко засмеялся, занимая своё обычное место за большим читальным столом в центре комнаты. Вместо того, чтобы сразу приняться за работу, Грейнджер пошла за ним. Она наклонилась над столом — достаточно низко, чтобы отвлечь его — намереваясь получить ответ.

— Я не сказал им, — ответил он, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. Драко скрестил руки и приподнял бровь, ожидая...

— Что ты имеешь в виду под «не сказал им»? Наверняка они заметили...

— Я обедаю с ними и провожу здесь большую часть дня. Но, вместо того, чтобы по вечерам уединяться в своем крыле, я уезжаю. И я плачу из своего трастового фонда, который теперь у меня под контролем с тех пор, как я достиг совершеннолетия. Они не обязаны знать об этом.

Она с подозрением сканировала его взглядом, постукивая короткими ногтями по столу. Драко не убедил её своим объяснением.

— Значит, они просто... не замечают, что тебя не было всю ночь?

— Мы не встречаемся в полночь, чтобы обсуждать ночные кошмары, как бы часто они нам не снились.

Выражение её лица смягчилось; рука, которая была на бедре, превратив её позу в требовательное положение, вместо этого скользнула вниз.

— Что ж, я рада за тебя.

Драко оторвал взгляд от того, как её пальцы теребили край блузки, оборачивая ткань вокруг указательного пальца так, что, при одном неловком движении, вероятно, можно было бы оголить кожу.

Он мысленно содрогнулся. Когда-то Драко был настолько одержим тем, что она была лучше его, умнее его, недостойной успеха, который, как он думал, должен был достичь он сам, и поэтому никогда не замечал в ней ничего другого. А теперь Драко не удавалось справиться с той новой реальностью, в которой он не только хотел пригласить Грейнджер взглянуть на его новую квартиру, но и в которой он хотел пригласить её туда в других целях, провести время на диване или, может, невесть что другое. Обладая достаточным контролем над своим разумом, Драко мог притвориться, что этих мыслей не существовало в его голове. И всё же они продолжали просачиваться сквозь трещины, которые ему не удавалось полностью залатать.

Драко не мог думать ни о чем подобном, связывая это с Грейнджер, не мог даже подумать о том, чтобы размышлять об этом по множеству причин. Прежде всего потому, что эти мысли делали из него мерзкого развратника, извращенца и кого бы то ни было ещё; того, кто был втянут в соглашение о помолвке, и того, кто внезапно оказался очарован своим бывшим школьным врагом, который в настоящее время работал более сорока часов в неделю в его же доме.

На самом деле он знал, что, вероятно, существовало только одно определение, сопряжённое с именем, для такого конкретного стечения обстоятельств: Драко Люциус Малфой.

***

По спине Драко катился пот. Раздраженный и злой, он в отчаянии подумывал о том, чтобы запустить котёл в ближайшее окно. Драко давно снял верхнюю одежду, в которой был на завтраке с Асторией, и, если бы не Чёрная Метка, выжженная на его левой руке, он бы закатал рукава.

Шесть булькающих котлов — этого было слишком много, чтобы уделять им время. «Пять тоже много», — подумал он. Три — тоже перебор. Но, чем больше котлов он использовал одновременно, тем больше вариаций зелья Драко мог проверить за один сеанс варки и тем быстрее мог определить, какие ингредиенты будут действовать так, как ему хотелось, чтобы очистить проклятые шрамы от тёмной магии.

Ему также отчаянно хотелось перенести лабораторию в новую квартиру. Но он так и не додумался, как объяснить отсутствие лаборатории, которую он создал в Поместье, несмотря на насмешки отца над ручным трудом и разговорами о том, что Малфоям не нужно работать.

Один из котлов переполнился, ранее яркий бирюзовый цвет зелья стал мерзко-зелёным, и из посуды брызнула жидкость, пролившись на стол.

Использовав эванеско, Драко избавился от беспорядка до того, как зелье успело повредить столешницу или распространиться дальше. Он смачно выругался цепочкой очень злобных проклятий; Драко возлагал большие надежды на это зелье. Котёл очистился, он вытер пот со лба и откинул волосы назад, пребывая в ярости из-за того, что его заклинания для волос, вдобавок ко всему, были неудачно наложены сегодня.

— Какой творческий подход к использованию языка, дорогой.

Драко поднял глаза. Его мать стояла у двери, одной рукой опираясь на косяк, будто дверная рама не позволяла ей войти внутрь — не давала вторгнуться в его пространство.

Несмотря на то, что Драко покраснел от жара различных паров зелий, он почувствовал смущение, которое, вероятно, сделало его щёки ещё более пунцовыми, что резко контрастировало с его обычно бледной кожей.

— Мама, — сказал он. — Я прошу прощения...

— Ты не знал, что я здесь. Всё в порядке, Драко, — она убрала руку с дверного косяка. — Могу ли я к тебе присоединиться? В последнее время мы мало виделись с тобой.

— Конечно, да, — он превратил пустой ящик в стул. — Вот, садись, пожалуйста.

Она подошла, но осталась стоять, вместо этого сосредоточившись на магии, которую он только что сотворил, и на палочке, которую он использовал для этого.

— Это твоя палочка из боярышника? — спросила Нарцисса. Она протянула руку, словно хотела рассмотреть её поближе. Драко быстро наложил несколько стазисных чар на свои зелья, избавляя воздух от запаха испарений, а также сотворил себе стул. Нарцисса опустила руку. Драко не очень нравилась идея, что кто-то другой хочет взять его палочку, даже если это и была его мать.

— Грейнджер отдала её мне... забрала у Поттера.

Он наблюдал, как губы Нарциссы медленно стали искривляться, как только она услышала эти имена, а затем она резко застыла, выражая смесь между неудовольствием и растущим уважением. Драко сомневался, что когда-нибудь сможет понять, как его мать относилась к Гарри Поттеру. Казалось, что у всех должны быть какие-то напряженные отношения с Мальчиком-Который-Никогда-Не-Умрёт, включая его мать.

— Это... — она села на стул, аккуратно сложив руки на коленях, — довольно мило со стороны этой девушки.

Эта девушка звучало определённо лучше, чем грязнокровка. По крайней мере, Нарцисса имела благосклонность избегать употребления таких терминов в непринужденной беседе.

— Я попросил вернуть её мне.

Напряжение в её позе уменьшилось, плечи расслабились и Драко не мог понять, почему. Она улыбнулась ему, а затем окинула взглядом его лабораторию, будто изучая её. Её улыбка превратилась в ухмылку — Драко заметил это только потому, что умел подмечать детали, — прежде чем она очнулась и вновь ласково улыбнулась.

— Драко, дорогой, почему ты проводишь здесь так много времени? Мы с твоим отцом очень рады, что ты получил степень, но, всё же, это должно быть хобби, милый, не более того.

Её комментарий и взгляд, оценивший ряд из шести котлов, с которыми он работал, ясно показали, что она знала, что это всё вышло за рамки хобби. И мать не ошиблась. Это не было ни хобби, ни профессией. Это было навязчивой идеей, и Драко прекрасно осознавал это.

Это было всем, о чём он мог думать.

Драко предпочитал думать о том, что его мать не то, чтобы не одобряла такую работу, она просто не понимала её. Пропасть между тем, чего Нарцисса не понимала в своём сыне, и его готовностью показать ей, была слишком огромной, чтобы пытаться преодолеть её. Драко устал.

Должно быть, она восприняла его молчание как возможность уточнить:

— Тебе не нужно ничего делать самостоятельно, дорогой. Такого рода практические навыки — конечно, твоё образование на достойном уровне, — но тебе не нужно использовать руки для работы. Такая работа недостойна тебя, ведь ты — Малфой.

Драко положил палочку на столешницу, разжал руки и сделал всё, что было в его силах, чтобы оставаться рассудительным и спокойным. Потому что, каким бы изнурённым он ни был, перепрыгнуть через пропасть насмешек, непреднамеренных или нет, которые вошли ему под кожу и болезненно жалили, было выше его сил.

— Мама, я бы хотел самостоятельно, своими руками, сделать что-нибудь стоящее. Что-нибудь полезное.

Ведь он мог это сделать. Он мог бы поговорить об этом со своей матерью. Она не была Люциусом. Ей был знаком привкус сострадания, даже если она не часто вкушала его. И она любила его, Драко знал это. В то время как в большинстве случаев Драко верил, что Люциусу хотелось, чтобы из его сына вырос кто-то более важный, чем тот, кем он теперь являлся на самом деле.

Печальная улыбка, которой его одарила мать, заставила живот Драко скрутиться. Она протянула руку, чтобы положить её поверх его ладони. Хотя он понимал, что поместил все свои зелья под чары стазиса, Драко мог поклясться, что почувствовал запах чего-то кислого, чего-то гниющего.

— Ты мог бы сделать гораздо больше, если бы подумал о семейных интересах.

— Не могу сказать, что разделяю многие из них.

Он сказал это ещё до того, как понял, что успел подумать об этом. Драко был идиотом; он должен был закрыть рот в тот момент, когда она вошла в комнату.

Но вместо того, чтобы усмехнуться, Нарцисса хмуро улыбнулась. Она сжала его руку.

— Мы — семья, — сказала мать, будто это могло быть объяснением для чего угодно.

Драко любил её. Он действительно любил. И она любила его. Но они понятия не имели, как существовать тогда, когда между ними образовывалась такая огромная пропасть, которую никто не хотел преодолевать.

Драко отпрянул от её прикосновения.

— Над чем ты работаешь? — спросила она, складывая руки на коленях, словно ничего не произошло.

Над зельем, — хотела сказать его ехидная часть.

— Я экспериментирую.

— Над чем?

— Целительное зелье, — он колебался, не зная, следовало ли продолжать говорить. — Я бы хотел удалить шрамы, которые были пропитаны проклятьями.

Он увидел, как в тот момент её глаза метнулись к его груди, задерживаясь на линиях, которые, как она знала, прятались под его рубашкой; след от одного из них высовывался из-под воротника и полз вверх по шее. Ему стало не по себе, когда Драко осознал, что она думала, что он имел в виду себя и свои шрамы.

Драко даже не подумал об этом. Ничего из этого никогда не было из-за мыслей о самом себе.

Заставлять её передумать было слишком сложно, поэтому он позволил ей думать именно так.

***

Драко не следовало испытывать свои зелья на собственных шрамах. Это стало понятно, когда он во второй раз получил такой сильный ожог, что ему пришлось изготовить зелье для регенерации кожи в нижней части живота, где почти не осталось живого места.

Каждое утро Драко вздрагивал от боли, застёгивая рубашку и стараясь сделать так, чтобы ткань не прикасалась к торсу, где его шрамы от сектумсемпры всё ещё казались свежими. Некоторые были розовыми и болезненными, другие — багровыми и пятнистыми; один над его бедром приобрёл неприятно зелёный оттенок и пульсировал каждый раз, когда Драко делал слишком глубокий вздох. Заправлять рубашку в брюки стало упражнением в выносливости: не издавать болезненного шипения, хотя никто бы не услышал, если бы это произошло.

Он взглянул на часы — один из многих предметов, которые Грейнджер очистила от тёмной магии в гостиной. Той ночью Драко спал всего четыре часа, и его почти не тревожили кошмары, но он засиделся слишком допоздна, варя зелья, и ускользнул из Поместья где-то около половины второго ночи.

Завтрак был назначен на восемь утра, и сегодня на нём должна была присутствовать Астория, что предвещало возможность обсудить образцы тканей, рассадку или какие-нибудь другие нюансы по поводу свадьбы, мысли о которой забивали ему голову. Ходили ли они на настоящее свидание? Ему пришла в голову мысль, что это то, что ему, вероятно, следовало бы сделать, и, тем не менее, Драко хотел отложить эту идею в дальний ящик.

Раннее утро в Поместье имело свои отчётливые признаки. Лёгкий туман, прилипший к каменным стенам, даже изнутри, поглощал звуки, который обычно откликались эхом в этом мрачном месте. Утренний свет тоже был иным: чётким, ярким, почти несущим в себе надежду.

Ему нравилось встречать утро в Поместье. Это значило, что он пережил ночь.

А это не всегда было само собой разумеющимся событием.

Драко поздоровался со своей матерью, отцом и невестой в саду, где, нарушая рутинное протекание жизни, они решили позавтракать и обсудить свадьбу. Договорились об этом, конечно, Астория и Нарцисса. Люциус же держал перед собой экземпляр «Ежедневного пророка» и сидел во главе небольшого столика, явно не желая принимать в этом участие. У Драко, однако, и вовсе не было выбора.

Он поцеловал свою мать и Асторию в щеки, едва ли понимая, почему этот факт был так важен.

— Дорогой, ты выглядишь усталым. Тебе не следует проводить так много времени за своими экспериментами.

Глаза Астории нашли его, любопытство истинной когтевранки блеснуло в её радужках.

— Эксперименты? — спросила она.

Люциус сложил газету, привлекая внимание Драко. Он никак это не прокомментировал, но его разочарованный вид сказал за него достаточно.

Драко хотелось закатить глаза и покачать головой от предсказуемости этого поведения. Иногда по утрам, когда он вспоминал свою радость, что ему удалось пережить очередную ночь, Драко думал, что отвращение отца было почти забавным. Как же это должно быть утомительно — так сильно что-то ненавидеть, так мало что-то ценить?

Он откинул мысли и снова повернулся к Астории.

— С зельями. Это моё хобби.

Она улыбнулась, сделав небольшой глоток чая.

— Звучит интересно, — сказала Астория.

— Скорее, разочаровывающе. Количество моих неудач намного превосходит количество моих успехов.

Астория приоткрыла губы, словно намереваясь задать вопрос. Похоже, они действительно могли вести относительно непринуждённый разговор о чём-то, что не заставляло Драко теряться в собственных мыслях.

Его мать перебила её. У неё на губах растянулась безмятежная улыбка, но Драко видел намерение сменить тему на что-нибудь более приятное. Её брови не сдвинулись даже на миллиметр, когда она заговорила:

— Не будем отвлекаться. В конце концов, это деловой завтрак.

Астория вежливо рассмеялась, ставя чашку с чаем обратно на блюдце своими прекрасными нежными руками. Вдалеке слышалось щебетание птиц, напоминая ему о клетках и когтях. Какой бы незначительный интерес он ни испытывал к ней, он рассеялся при звуке этого смеха. Светский, вежливый смех, который даже не являлся таковым по сути. Это был особый вид общения, созданный женщинами для женщин, чтобы говорить о самых разных вещах, в которые Драко не хотел даже вникать. Ему было известно только то, что ему удалось услышать: как его мать и все её подруги делали так, что было до тошноты странным, почти на каждом светском мероприятии, которое ему приходилось посещать на протяжении всей своей жизни.

— ...список гостей.

Голос матери вывел Драко из раздражающих размышлений. Планирование собственной свадьбы мало интересовало его, но вот список гостей — да.

— Вы же получили совиную почту со списком гостей, да? — спросила Астория.

Его мать издала сдержанный звук в знак признательности:

— Спасибо, милая. И он не такой большой. Мы можем позволить себе отпраздновать с размахом. Мы надеемся, что ваша свадьба станет самым ярким и пышным светским событием года.

Года. Какого года? Конечно, не этого года. Должно быть, она имела в виду следующий год.

— Драко, было решено, что Пэнси Паркинсон тоже будет приглашена, — сказала его мать.

«Нет», — прозвучало в его голове. Это будет неловко, неудобно. Если бы он мог озвучить эти три буквы, то разговор стал бы намного проще.

— Мама, я почти не разговаривал с ней после окончания Хогвартса.

— И я не понимаю, почему, дорогой. Когда-то она была твоей очень близкой подругой, — его мать не смотрела на Асторию, когда говорила.

На мгновение мышцы Драко напряглись, когда он мысленно приносил извинения девушке, сидящей здесь с ними, за тот намёк, что вместо неё могла быть другая. Потому что это было именно тем, что имела в виду Нарцисса. Были разговоры, они велись редко, но, тем не менее, между Паркинсонами и Малфоями проскальзывала эта тема.

— Моя социальная жизнь под домашним арестом не была слишком захватывающей, — Драко проигнорировал потрясённый взгляд матери. Очевидно, тема об испытательном сроке была табу за этим столом. — Мы перестали быть друзьями.

— Она всё ещё близко общается с моей сестрой, — сказала Астория, и Драко уловил, что под этим заявлением скрывалось нечто ещё, когда она смотрела на него своими красивыми голубыми глазами, которые были так похожи на глаза его матери.

— Мы встречались, — сказал он ей, устав от того, что они избегали произносить это вслух.

Чашка его матери с громким звуком приземлилась на блюдце, звякнув с силой, что источало разочарование. Скорее всего, она упрекнёт его за грубость и некрасивое поведение перед невестой, когда в следующий раз они останутся одни.

— Малфои были близки с семьей Паркинсон на протяжении многих поколений. Мы даже поддержали Симеона во время скандала, царившего вокруг его жены-иностранки.

— Мать Пэнси из Японии, а не с Луны.

Губы Нарциссы скривились, хотя она довольно мило сказала:

— Сакура — прекрасная чистокровная волшебница.

Драко слышал голос Пэнси в ушах, который исправлял его мать в произношении имени её матери, что было любимым занятием на светских приёмах.

— Я не имею ничего против того, что вы встречались, — ласково улыбнулась Астория. Милая Астория, которая изо всех сил старалась для них обоих.

Она не хотела жизни без любви, и он видел это в аккуратных жестах, в каждой её попытке наладить контакт. Драко тоже этого не хотел. Но это не значило, что он хотел этого с ней. Боги, это сбивало его с толку. Всё могло быть намного проще, если бы он действительно что-то чувствовал к ней. Подошло бы даже раздражение или досада. Но всё, что Драко чувствовал, — это непонятная субстанция, как каша с печеньем и кремом или недопитый чай.

Он потянулся к её руке через стол, одолеваемый желанием возразить: Драко так давно не видел Пэнси, но свадьба не место для такого рода встреч, тем более, его злость на сестру Астории за то, что она предложила Пэнси держаться от него подальше и перестать быть его другом, была ещё слишком яркой.

Оглядываясь назад, он мог бы признать, насколько многое в его собственной жизни было связано с Пэнси и насколько его ужасала идея противиться этой правде.

— Дамы, я доверяю вам принятие решений, — сказал Драко вместо того, что действительно было у него на уме.

Астория улыбнулась, но Нарцисса приподняла бровь.

— Ты не хочешь принимать участие в подготовке собственной свадьбы? — спросила она.

Люциус что-то хмыкнул себе под нос из-за своей газеты, но больше ничего не добавил. Драко не смог не заметить грозный взгляд Нарциссы, который она послала в сторону его отца, несмотря на то, что Люциус не мог даже увидеть его из-за заголовка о подвигах Поттера в Отделе магического правопорядка.

— Я доверяю твоему мнению, — сказал он ей, делая глоток своего чая, чтобы утопить то, что он хотел бы сказать.

В частности, Драко желал сказать ей, что ему бы хотелось, чтобы его мнение учитывалось в отношении собственной свадьбы. У него было много, очень много замечаний. Особенно по поводу выбора невесты. Но какой бы смысл был во всём этом без неё?

***

— Ты в плохом расположении духа, — сказала Грейнджер — небрежно, просто, слишком легко — и поставила стопку книг на стол.

Драко считал вдохи, глядя на слова «против часовой стрелки», что были написаны на обложке книги перед ним, прежде чем взглянуть на неё. Конечно, он был в отвратительном настроении; ему пришлось обсуждать предстоящую свадьбу за завтраком. Более того, несколько шрамов на его туловище не переставали болезненно жечь.

— И что? — спросил Драко, серьёзно размышляя над использованием окклюменции. Это могло стоить ему тошноты и затуманенной головы.

— Простое наблюдение, — сказала она, пожав плечами.

— Я сомневаюсь, что это так. Ты не умеешь притворяться.

Драко попытался вернуться к своей книге, слова «против часовой стрелки» застряли у него в голове, и, казалось, ему никак не удавалось избавиться от них, как бы он ни пытался. Она хотела снова что-то сказать; он чувствовал потрескивание в тишине вокруг них.

— Могу я одолжить это? — спросила она.

Драко приподнял бровь и просмотрел книгу.

— Конечно, Грейнджер.

Она не вернулась к своей работе, всё ещё стоя напротив него, вероятно, глядя на его неудачные попытки прочесть хотя бы строчку. Тяжело вздохнув, он уступил и закрыл книгу.

— Да?

— Я закончила.

— Закончила?

— С библиотекой.

Драко нахмурил брови. Он позволил себе пройтись взглядом по огромному пространству. Это казалось невозможным.

— Ты уверена? — спросил Драко.

Она уперлась руками в бока, и негодование отразилось на её лице.

— Конечно, да. Я работала над этой комнатой почти три месяца.

Его брови подскочили, но не в жесте презрения, а больше от смущения.

— Это было так долго?

— Да.

Он хмыкнул.

— Ты ведь не используешь окклюменцию сейчас, верно? — спросила она, прижимаясь руками к столешнице и наклоняясь над ней. И это было слишком похоже на то действие, когда она чуть не залезла на него, шепча что-то об оседлании дракона.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь посмотреть в твои глаза. В них мне всегда лучше всего видно, так ли это.

Драко моргнул. Быстро. Ощущение незащищенности и обнаженности стали скрести изнутри: свежая кожа, кровоточащие раны и серое вещество.

— Я не использую окклюменцию, — он посмотрел в окно, игнорируя её раздражение из-за его нежелания говорить.

— Тогда что происходит с тобой сегодня?

— Я пытаюсь читать.

— Ты молчалив. Ты ни разу не пошутил над моими волосами. И я споткнулась, когда пришла, а ты никак не прокомментировал отсутствие у меня изящества. Я думала, ну... не знаю. Что мы уже покончили с холодной войной.

— Грейнджер, с чего вообще войну могли назвать холодной?

Она покачала головой:

— Я не это имела в виду...

— Это не светский приём, — сказал он, прерывая её. — Ты здесь для того, чтобы работать. Я здесь для того, чтобы контролировать, как ты это делаешь, — и, если Драко повторит это достаточно часто, возможно, это станет похоже на правду.

Она выглядела привлекательно, когда он выводил её из себя. И Драко не должен был замечать таких вещей.

Грейнджер снова упёрлась руками в бока. Она пошатнулась, будто он сказал что-то ужасное. Он хотел только, чтобы это было правдой.

— Ну, я закончила. Библиотека очищена.

— Тогда я полагаю, ты можешь идти, — он оттолкнул её словами, требуя дистанции. Она была слишком близко.

— Сейчас только три часа дня...

Драко надавил сильнее:

— Отдохни оставшееся время.

Он даже не потрудился объясниться или оправдаться. Драко попытался сделать так, чтобы это выглядело как приказ работодателя своему сотруднику, что технически не могло быть частью их отношений, но это было единственное, что ему удалось придумать.

Грейнджер поджала губы, сминая их зубами, будто она проглатывала то, что хотела сказать.

Он приготовился снова оттолкнуть её, слишком увлечённо наблюдая за её губами. Драко провёл всё утро, планируя свою грёбаную свадьбу. Его не могли привлекать губы Гермионы Грейнджер.

Вместо этого она оттолкнула его.

— Ладно, — выдавила Грейнджер сквозь стиснутые зубы. И, когда она уходила, то забыла книги, которые хотела одолжить.