Начало и конец

Март

так

Драко сидел, погрузившись в беспамятство, на мягком, обтянутом зелёным бархатом, диване, который наконец был очищен от тёмной магии.

Грейнджер работала в другом конце комнаты, время от времени недовольно фыркая, и это могло бы вывести его из себя, если бы он не сузил к минимуму эмоциональный диапазон и не обрёл пугающее спокойствие. Она застряла на фортепиано, пытаясь справиться с тёмной магией, таящейся в нём, в течение трёх долгих недель. Каждый день Грейнджер являлась к нему домой и работала без остановки вплоть до момента ухода. Драко сидел, читал, бездельничал или делал вид, что ему не было скучно, потому что следил за тем, чтобы тёмная магия, кроющаяся в фортепиано цвета слоновой кости, не нанесла ей вред.

Драко чувствовал себя не в своей тарелке: у него скрутило живот из-за затуманившегося рассудка, будто ему дали выпить Умиротворяющий бальзам и одновременно с этим наложили конфундус. Тот факт, что Грейнджер не бесила его, вообще не вызывала никаких чувств, был весьма странным. Она так долго была причиной его раздражения, что он и представить не мог, что сможет находиться с ней в одной комнате на протяжении нескольких недель и у него не возникнет желания оскорбить её или завязать спор. Вместо этого Драко проводил много времени, глядя на её затылок и восхищаясь способностью тёмных волос существовать в таком виде, а иногда он экспериментировал с тем, чтобы не применять окклюменцию, и мгновенно чувствовал, как вспыхивал гнев.

Это чувство отрешённости по отношению к ней могло существовать только тогда, когда другие эмоции находились словно в замороженном состоянии. Но окклюменция утомила его в прямом и переносном смысле. Драко вновь попытался немного расслабиться, позволяя щиту стать менее прочным, менее ледяным.

Вздох разочарования Грейнджер пронзил его насквозь, будто холод пустили по венам. Он не видел её шрам, но Драко знал, что он был на её руке, и чувствовал, как эта магия насмехалась над ним. По крайней мере, сегодня Грейнджер надела кофту с длинным рукавом и не обнажала кожу.

Они почти не обмолвились и словом за те недели, что провели вместе в этой гостиной. По причине того, что Драко молчал, и из-за её нежелания смотреть в его сторону, у них почти не было тем для разговора.

Он вздохнул, откинувшись на спинку дивана, и позволил себе насладиться крошечным облегчением, которое ощутил после того, как немного ослабил окклюменцию.

— Знаешь, — сказал Драко, прощупывая почву. Скука лишила его мозг контроля над эмоциями. Как и следовало ожидать, её плечи напряглись как только он заговорил. Она не повернулась к нему, а просто продолжала вглядываться в жёлтые и красные руны диагностических чар, плавающие вокруг неё, пока магия обволакивала фортепиано. — Если тебе когда-либо удастся очистить этот инструмент от тёмной магии, то могу предложить для работы мой письменный стол — в нём есть ящик, к которому я даже прикоснуться не могу, не говоря уже о том, чтобы открыть.

Плечи Грейнджер заметно расслабились. Она не обернулась, но удивила его, ответив:

— Я уверена, что в конце концов доберусь и до него, Малфой.

— Просто... — начал он и не позволил себе ухмыльнуться, заметив, что она испустила вздох раздражения. Драко уставился ей в спину, в основном глядя на ореол из пышных волос. Он позволил себе ещё немного ослабить чары окклюменции. — Я почти уверен, что в нём осталось нечто личное. Мне хотелось бы вернуть это.

Наконец она повернулась к нему. Он ошибался; она задрала рукава ровно настолько, чтобы продемонстрировать чёртов шрам. Драко вздохнул, а в горле неприятно заклокотало. Он вновь заморозил эмоции, покрыв их коркой льда и заблокировав попытки для продолжения диалога.

— Что именно? — спросила Грейнджер.

— Не твоё дело.

— Что ж, я всё равно узнаю, если мне придётся открыть ящик.

— Это не даёт тебе права лезть в это, Грейнджер.

Он хотел, чтобы его слова прозвучали более резко и раздражённо. Под стать тому состоянию, в котором он пребывал, видя этот грёбаный шрам, который она продолжала выставлять напоказ. Но вместо этого всё вышло иначе, поскольку эмоции были притуплены окклюменцией. Она прищурилась; он повторил за ней.

— Тебе не обязательно присутствовать здесь, если ты меня не выносишь, — сказала Грейнджер.

— Ты хочешь быть здесь с моим отцом? Он не доверяет Министерству и тому, что они не заберут последнее, что у нас осталось. И тебе он тем более ни капли не доверяет.

Грейнджер вздрогнула, стоило ей нажать указательным пальцем на клавишу. Она поморщилась, поднесла палец ко рту, слегка пососав его кончик, чтобы избавиться от боли, и издала тихий всхлип.

Взгляд Драко задержался на ней, и на том, что она делает, и это было слишком долго — он знал, что это было так, — но ему не хватало сил, чтобы оторваться. Раздражённый, он избавился от осколка разочарования, от этого всплеска нежелательной похоти, погрузившись в ещё более закрытое состояние.

Она вытащила палец изо рта.

— Это моя работа, Малфой. Мне жаль, что твоему отцу это не по душе. Но мне тоже неприятно находиться здесь.

— А мне не нравится, что я обязан присматривать за тобой, — сказал он, но его слова снова не прозвучали достаточно резко из-за льда, окутавшего сознание.

Она издала сдавленный, недоверчивый звук, который напомнил Драко смех. Грейнджер почти сразу прикрыла рот рукой. Он попробовал ещё раз. Скука могла быть предпочтительнее гнева, но словесная перепалка была в разы лучше скуки.

— Как это вообще стало твоей работой? Я думал, тебе суждено бороться за свободу эльфов, или приручать оборотней, или притворяться спасителем ещё чьих-либо душ, — Драко надеялся, что в его тоне или в глубине голоса будут слышны нотки раздражения. Но до него эти слова донеслись почти с вежливой подоплёкой.

Она вздохнула, прекратив накладывать диагностические чары, которые кружили вокруг её лица. Грейнджер взмахнула рукой, чтобы рассеять их остатки. Это показалось ему странным и немного нелепым; именно поэтому было видно, что она магглорождённая и, видимо, даже не подозревала об этом.

 — Мне нужны были перемены, — сказала Грейнджер.

Драко пришлось копнуть глубже в своём сознании, чтобы вспомнить, что он только что у неё спросил. Работа.

Драко избавился от щита окклюменции, пытаясь прийти в себя, но, когда он скользнул взглядом по её руке, стресс вновь охватил его.

— С Уизли было слишком скучно? Тебе нужно было привнести немного остроты в свою жизнь, и ты выбрала это?

Это прозвучало значительно лучше. Она нахмурилась; он явно был на правильном пути. Потерявшись в собственных мыслях, Драко задавался вопросом: почему ему так хотелось её рассердить?

— Хорошо, Малфой. Очень здорово. Я думала, тебе были привиты аристократические манеры, ты ведь чистокровный. Разве не в этом меня обвинял твой отец?

— У меня есть манеры. Причем великолепные.

— Только не тогда, когда дело касается грязнокровок? — Грейнджер дёрнула предплечьем, будто это было её оружием, и он прикрыл глаза, когда горячая волна дискомфорта утянула на дно его контроль. Драко заморозил эмоции ещё сильнее — лёд проник глубже, — пока вовсе не перестал что-либо чувствовать.

Драко поднял голову, больше не ощущая ни грамма спокойствия. Он сидел, глядя на неё и не сводя глаз, пока задавался вопросом: что же пошло не так? Какое испытание ему не удалось пережить, что Драко не смог провести вежливый разговор со своим собеседником, несмотря на то, что им являлась Гермиона Грейнджер? Он должен был быть в состоянии сделать это. Его мать хотела, чтобы он вёл себя подобающе. А его отцу, вероятнее всего, было бы плевать. Но Драко... он не знал, чего ожидать от самого себя.

— Я не... — начал он, но потерпел неудачу. — Я не... — Драко сдался.

Его голос звучал ровно, кисло, почти безжизненно, и на этот раз он не был уверен, что в этом замешана окклюменция. Его кожа покрылась мурашками; Драко почувствовал себя обнажённым, словно его застали врасплох. Он хотел вскочить на ноги и желал ухватиться за свою провалившуюся попытку заговорить, прежде чем Грейнджер перехватила бы инициативу.

Она опустила руку, больше не размахивая ей перед ним.

— Я знаю, — ответила Грейнджер тихо, будто поняла, что он имел в виду. — В конце концов, я свидетельствовала в твою защиту.

И в это мгновение он испытывал благодарность. И ему следовало сказать ей об этом. Его челюсти были сомкнуты, словно кто-то применил к ним Склеивающие чары.

День уже подходил к концу, и оставшийся час она могла побыть здесь одна.

Драко стоял, чувствуя себя потерянным и уставшим.

Он ушёл, не произнеся больше ни слова.

***

Этой ночью он засыпал с мыслями о Грейнджер. И Драко думал о ней не в том смысле, как о симпатичной ведьме, с которой он мог бы переспать. Скорее наоборот. Память воскресила в сознании её крик, разрывающий горло и лёгкие.

Он не мог применять окклюменцию во снах, и именно в них его и настигли эти воспоминания.

Драко больше не пытался уснуть после того, как во второй раз очнулся из-за кошмара. Его щёки вспыхнули, кожа накалилась, а губы распахнулись в немом крике. Он сел, свесив ноги с кровати и уронил голову на руки. Драко массировал виски, провёл руками по волосам, покачал головой. Он ненавидел просыпаться так и чувствовать, что ему едва удалось не попасть в ловушку, созданную собственными мыслями.

Драко выпрямился, пытаясь игнорировать пламя, которое растеклось под кожей. Он попытался не обращать внимания на сухость в горле. Драко отчаянно хотел, чтобы его магия помогла ему преодолеть это и избавила от подобного чувства. Он поднялся на ноги, стараясь не закрывать сознание слишком сильно. Ему казалось, что какая-то часть страха утихла и приятное ощущение тепла коснулось нервов.

Несмотря на холод, который источал мраморный пол, Драко, не надев ничего на ноги, побрёл по дому.

Тьма не пугала его, ведь в стенах этого Поместья жило нечто, что было гораздо страшнее тьмы, но это ни капли его не успокаивало. Неприятное покалывание вновь коснулось пальцев, когда он прошёл в столовую, даже не заметив, куда его принесли ноги. Он не мог позволить себе остановиться возле этой комнаты. Только не снова.

Наконец Драко замер у входа в гостиную, где провёл последние три недели. Он проскользнул внутрь и удобно устроился на диване с необычайно странным ощущением лёгкости.

Ему казалось, что он вновь смог свободно дышать. Будто какая-то невидимая магия, которая давила на него и сжимала воздух вокруг, исчезла, позволив его ментальному щиту свободно выстроиться вокруг мыслей. Драко медленно стал избавляться от окклюменции, приготовившись попасть под накатывающую волну паники, но ничего подобного он не испытал.

Комната казалась другой. Она ощущалась иначе. Как бы ему ни была противна мысль об этом, но, видимо, Министерство действительно направляло свои силы на то, чтобы очистить его дом от следов тёмной магии.

Он больше не мог жить в Поместье Малфоев. В стенах этого дома атмосфера была болезненной, ядовитой, отравленной. Из-за проведённого года вне стен его родового гнезда Драко отвык от ощущения перманентной тревожности, которое испытывал, находясь здесь. Эта мысль пронзила его перед тем, как он встал, заметив на письменном столе какой-то предмет.

Драко простонал, взяв в руки карманные часы.

Грейнджер открыла ящик. Он лишь отчасти серьезно говорил ей об этом, поскольку не был уверен, что она действительно сможет открыть его так быстро и с такой легкостью. Часы принадлежали его деду Абраксасу. Ему подарили их на его тринадцатилетие, а вскоре тётя Белла, находясь в ярости, раздавила стекло своим каблуком, когда Драко не смог наложить убивающее проклятие на павлина. Она сложила все осколки в ящик и наложила на стол несколько охраняющих заклинаний, лишая его возможности «проявлять сантименты», именно так она это называла.

Но карманные часы в его руке тикали, и лёгкое дребезжание шестерёнок вибрировало в ладони. Он снова опустился на диван, разглядывая предмет.

Она достала их и починила, а Драко вёл себя отвратительно и, как бы выразился Тео — подобно ослу, — потому что хотел оскорбить её на рефлекторном уровне из-за присущего ему презрения к ней.

Драко провёл подушечкой пальца по выгравированным инициалам — напоминание о том, кем был его дед; фанатичным человеком в отношении чистоты крови, преследующим безумные, но бессмысленные идеи. Его живот снова скрутило от мыслей о родстве с такими людьми и от чувства отвращения.

Драко вновь откинулся на спинку дивана, слегка подогнул руку и положил на неё свою голову. Он желал наконец уснуть без кошмаров, не просыпаясь от собственных криков.

***

Драко сделал всё возможное, чтобы не смотреть на Грейнджер, не разговаривать с ней и не замечать её на следующий день. Она прошла через камин в девять утра, как делала это обычно, но вместо того, чтобы подождать и кивнуть головой в знак приветствия, как он обычно делал, Драко сразу сел на диван и открыл книгу, предварительно применив окклюменцию.

Он задержал дыхание, и воздух опалил нижнюю часть лёгких, когда Драко попытался подавить желание взглянуть на Грейнджер поверх книги о зельях. Он хотел узнать, заметила ли она изменения в его поведении, если это вообще имело для неё хоть какое-то значение. Делало ли это его эгоистом? Одержимым самим собой? Нарциссом, отчаянно нуждавшимся узнать, было ли отмечено изменение в его действиях?

Тёплый оранжевый свет озарил комнату. Драко посмотрел вниз, на пол, где лучи стали касаться его ботинок, что значило — Грейнджер начала выполнять свою работу.

Он прочёл одну и ту же главу шесть раз, прежде чем наконец отложил книгу в сторону, демонстративно не глядя в сторону Грейнджер, потёр переносицу, пытаясь избавиться от головной боли, вызванной окклюменцией, и пожалел, что проспал завтрак. Драко едва смог продрать глаза, чтобы принять душ, переодеться, спуститься вниз и делать вид, что его не волновал приход Грейнджер. Он прижал пальцы к вискам, закрыв глаза, и стал медленно массировать голову.

— У тебя болит голова?

Он поднял глаза, несмотря на все попытки игнорировать её голос.

— У меня постоянно болит голова, — голос звучал глухо. Без каких-либо эмоций. Словно у него была пустота внутри.

Она приподняла брови, словно оценивая серьёзность его заявления.

— Ты высыпаешься? — пропустив руку сквозь диагностические чары, развеивая их, спросила Грейнджер.

— Ты здесь для того, чтобы выяснять, что не так с моим домом, а не со мной, — Драко провёл рукой по лицу, пытаясь ослабить окклюменцию настолько, чтобы узел в животе чуть распустился и давление в голове слегка уменьшилось, не осознавая при этом тот факт, что он, возможно, признал только что, что с ним явно не всё в порядке.

— Выяснять, что с тобой, определённо не входит в круг моих обязанностей. Я просто... иногда у меня тоже появляются проблемы со сном, и это часто приводит к головной боли.

Если бы его мысленный щит не был в состоянии ему препятствовать, Драко мог бы закричать на неё, заставить её услышать, что его недосыпание в последнее время напрямую связано с тем словом, что она из раза в раз демонстрировала ему, закатывая рукава. Конечно, часто ему мешали спать старые воспоминания: встречи лицом к лицу с Тёмным Лордом, Астрономическая башня, Адское пламя, весь седьмой год обучения. Но чаще всего, с тех самых пор, как Грейнджер вторглась в его жизнь, заставив его постоянно переживать один из самых худших моментов в его жизни, мысли отныне имели обыкновение возвращать его в эту гостиную.

Вместо того, чтобы закричать, вместо того, чтобы почувствовать эти эмоции, он позволил окклюменции охладить его пыл, заморозить то, что могло стать огнём, струящимся по его венам.

Он знал, что она старалась быть милой. Драко вынудил себя кивнуть, признаваясь в том, чего раньше старался избегать.

В голове пульсировала боль; его живот скрутило. Он не хотел так сильно зажмуриваться. Но, даже когда Грейнджер попыталась проявить вежливость, он почувствовал, что ему хотелось сорваться. Он взял книгу, борясь с болью в глазах и голове, и попытался сосредоточиться на тексте; седьмая попытка прочесть эту главу.

Он считал вдохи вместо того, чтобы внимать словам перед глазами. Когда Драко добрался до трехсот, он остановился.

— Спасибо за попытку, Грейнджер, — сказал Драко и больше не поднимал глаз до того момента, пока она не закончила работу на сегодня и не исчезла в камине.

***

Спустя неделю Грейнджер объявила, что гостиная полностью чиста от тёмной магии. Вместо того, чтобы позволить ей перебраться в другую комнату, Люциус приказал домашним эльфам, на которых Грейнджер, конечно, не могла перестать смотреть без жалкой смеси сочувствия и горечи, принести ему экспонаты, заслуживающие того, чтобы находиться в музее.

Драко пришлось заставить себя не захихикать; сцена была настолько комичной, что он позволил своему окклюменционному щиту немного ослабнуть. Он наблюдал, как глаза Грейнджер едва не задёргались от ярости, когда домовики стали приносить коллекционные предметы семьи Малфой: проклятые, защищённые, заколдованные и зачарованные — настоящий набор мерзких артефактов.

К тому времени, когда последний эльф исчез — после того, как принёс поистине жуткую шкатулку с драгоценностями, когда-то принадлежавшую кому-то, кто являлся для Драко пра-пра... кем-то, — Грейнджер опустила руки, и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.

Она распахнула веки, услышав смех Драко, который он не смог сдержать. Её окружали всевозможные потенциально опасные безделушки.

Грейнджер прищурилась, глядя на него, что позабавило его ещё больше.

— Как бы я хотел остаться, чтобы увидеть, как ты будешь пытаться разобраться со всем этим, — сказал он.

Грейнджер выпучила глаза ещё сильнее, наклонив голову.

— Неужели мне наконец доверили самостоятельно выполнять свою работу? — она скрестила руки на груди, не пытаясь даже отойти подальше от предметов, пронизанных тёмной магией.

Драко фыркнул, вставая.

— Вряд ли. Но сегодня вечером у Астории не получится пойти на ужин, поэтому мы перенесли встречу на обед.

Она, казалось, смягчилась, чуть расслабив руки на груди. Без тумана, который заслонял обзор из-за окклюменции, Драко действительно мог видеть её, оценивать её. Редко бывало такое, что Грейнджер была повёрнута к нему лицом и намеренно смотрела на него.

Волосы казались такими же, как и всегда, но всё остальное — нет.

Он вспомнил, что её глаза казались ему обычными, невыразительными и имели грязный цвет, как её кровь, которая, по мнению его семьи, текла в её венах. Но этот оттенок был богаче: он напоминал тёмный шоколад, его любимый сорт трюфелей. Эти глаза были почти оскорбительно невероятными, когда смотрели на него с открытым любопытством.

Он вспомнил её рот только из-за зубов. Где-то в глубине своих воспоминаний он подозревал, что она исправила их после инцидента в школе, который Драко и устроил. Если бы его попросили воскресить в голове образ Грейнджер, то зубы он бы точно вспомнил. Но теперь её губы, слегка приоткрытые, выглядели совершенно нормально — даже объективно привлекательными.

Он вспомнил, что выражение её лица раздражало его, злило, заставляло чувствовать себя неполноценным, но это никогда не казалось ему чем-то правильным. У него не было причин, чтобы чувствовать себя, будто он был хуже неё.

Любопытство на её лице сменилось подозрением. Он был пойман на том, что смотрел, но, откровенно говоря, она смотрела на него с не меньшим интересом.

— Астория — твоя девушка? — спросила Грейнджер. Обычный, простой и, возможно, первый личный вопрос, который прозвучал в их диалоге за всё время.

Драко постарался не закатить глаза и, что было ещё труднее, не рассмеяться.

— Астория — это моя наречённая.

Она должна знать, что это значит, ведь он не использовал непонятный чистокровный термин, но Грейнджер всё равно поморщилась.

— Наречённая?

— Будущая супруга. Невеста. Девушка, предназначенная мне в качестве жены посредством заключения брачного соглашения между нашими семьями, — раздражение, вспыхнувшее в груди, должно было обеспокоить его. Вместо этого Драко было приятно почувствовать что-либо помимо холода окклюменции, который блокировал гнев или отвращение.

— Ох.

— Так что — да, ты будешь работать в одиночестве пару часов. Пока мой отец всё ещё подчиняется приказам Министерства и не трогает тебя, он не должен узнать, что я отсутствовал, — не обращая внимания на напольные часы в углу комнаты, Драко вытащил карманные часики, вспомнив с опозданием, что ничего не сказал ей об этом. Ни слов благодарности, ни даже признания в том, что он нашёл их. Драко прочистил горло.

— Он не знает?

— Он не знает, Грейнджер, — ухмыльнулся он. Эта эмоция была лёгкой и желанной. — Так что, если ты пообещаешь мне не разрушать мой дом и не воплощать в жизнь какие-либо другие гнусные планы, которые ты хранишь в своём волосяном гнезде, я должен быть у Флориана Фортескью через четыре минуты.

Она не выглядела обиженной. Мерлин, она выглядела почти воодушевлённой. Он мог сработаться с такой Грейнджер. Если бы такая Грейнджер просто опустила этот чёртов рукав рубашки, то, возможно, ему бы не пришлось постоянно отводить глаза. Возможно, им даже удалось бы попробовать поговорить или проявить каплю вежливости друг к другу.

— Ох. Ну, развлекайся, — сказала она, бросив взгляд на коллекцию окружающих её предметов.

Драко взял горсть пороха и бросил его в камин, но её голос донёсся до него прежде, чем он исчез.

— У них появился новый вкус — яблочная карамель. Ты обязан попробовать, если тебе выпадет такой шанс. Это действительно очень вкусно.

Он не знал, как на это реагировать и что об этом думать. Драко наклонил голову. Грейнджер сделала то же самое.

Он исчез в мгновение ока.

***

Драко встретился с Асторией у Флориана Фортескью. Она выглядела, как и всегда, прекрасно. Он чувствовал, что аромат красоты исходил от каждой клеточки её аристократической осанки. Гладкие волосы были удивительно блестящими, несмотря на их тёмный оттенок. Честно говоря, это было смехотворно по сравнению с тем гнездом, которое было на голове у Грейнджер. Астория улыбнулась, увидев его, и это было приятно. Это было мило.

Она была милой.

Он взял руку, что она протянула ему, и поднёс к губам. Эти формальности казались такими неуместными, настолько глупыми и неестественными в реальном мире, что Драко безумно хотелось рассмеяться от происходящего. Нужно ли вместо этого поцеловать Асторию в щёку? Или обнять её? Он не имел понятия, что ему делать; всё между ними выглядело каким-то устаревшим и ненужным, каким-то неправильным.

Она покраснела, и даже это казалось вполне симпатичным. Между ними что-то могло бы вспыхнуть, должно было. Он повторял эти слова каждый раз, когда видел её. У него не было другого выбора.

И всё же, пока они ели мороженое — Грейнджер была права: яблочная карамель оказалась невероятной по вкусу — Драко не мог вспомнить ни одной вещи, которую они обсудили за последний час.

— У твоей мамы столько идей по поводу цветочных композиций. Я боюсь, что скоро мои родители проклянут её, если они так и не смогут прийти к общему соглашению.

Драко натянул улыбку, продолжая есть мороженое. Вся сцена пребывания в кафе Фортескью — на свидании с Асторией Гринграсс посреди Косого переулка — казалась такой неестественной вкупе со всеми этими взглядами, направленными в его сторону.

— Я уверен, что бы они не выбрали — всё будет смотреться замечательно, — сказал он, внимательно следя за своим тоном, словами, за всем.

Астория вытащила ложку изо рта своими аккуратными пальцами, что едва удерживали её. Она слегка нахмурилась, и Драко понял, что она ждала, пока он скажет что-нибудь ещё.

— Но, — добавил он, — я думаю, что, если бы у тебя было особое мнение на этот счёт, ты бы обязательно высказала его? — Драко не хотел, чтобы это прозвучало как вопрос; он хотел, чтобы это звучало с той уверенностью и авторитетом, которые, как он полагал, у него имелись.

Астория опустила ложку, и та быстро погрузилась в остатки ванильного мороженого, что она заказала.

— Мне... плевать на цветы.

— Тогда может тебя волнует цветовая гамма? — по правде говоря, Драко забывал почти каждый разговор касательно планировки свадьбы, в котором он когда-либо поучаствовал.

— Мы можем чем-нибудь заняться? — спросила Астория вместо того, чтобы ответить на вопрос. Она поджала губы, посмотрев на него.

— И что ты хотела бы сделать?

— Ты мог бы поцеловать меня?

Драко не позволил ни единой эмоции промелькнуть на своём лице. Он ужасно хотел остановиться, застыть. Дело было не в том, что ему не хотелось поцеловать красивую волшебницу. На самом деле, он безумно истосковался по прикосновениям подобного рода. Но идея поцеловать эту волшебницу? Он просто знал, хотя ещё ничего и не сделал, что всё пойдёт не так. Это казалось зловещим, убийственным, ощущалось как неизбежность, которую он старался отложить.

— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя?

Она провела рукой по гладким волосам у виска, успокаивая растрёпанные пряди, которых там и не было.

— В какой-то степени — да. Думаю, это будет логичным.

Он потянулся к её руке.

— Я бы хотел, — начал он, обнаружив, что подошёл слишком близко к краю, чтобы озвучить правду. — Я хотел бы, чтобы это был особенный момент... если у меня получится.

Это казалось подходящим ответом. Её взгляд расслабился, и до конца свидания они беседовали о том, что он мог бы назвать в какой-то степени интересным. Интересным, если бы ему не пришлось всё утро наблюдать, как Грейнджер боролась с желанием освободить всех эльфов из его поместья даже против их воли.

***

Только тогда, когда Драко вернулся назад через камин, он осознал, что произошло. Он попрощался с Асторией, небрежно поцеловав её в щеку, после чего ушёл от Фортескью, легонько постукивая пальцами по карманным часам в брюках.

Грейнджер расставила все артефакты и предметы антиквариата вдоль дальней стены в гостиной по размеру. Честно говоря, организованность этой девушки впечатляла, учитывая, что Драко ушёл меньше чем два часа назад. Она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, когда он вернулся, продолжая всё также наблюдать за светящейся красной руной перед своим лицом.

Драко шагнул к ней. Звук туфель по каменному полу, должно быть, привлек её внимание, поскольку она вздрогнула — ровно настолько, чтобы выдать своё удивление.

Он протянул ей яблочно-карамельное мороженое в стаканчике, которое принёс специально для неё.

— Ты починила карманные часы моего деда.

Она моргнула, после чего осторожно протянула руку, чтобы взять чашу, охлажденную специальным заклинанием, которое не позволяло мороженому растаять.

— И ты, — она взглянула на стаканчик в его руках, — решил принести мне мороженое, которое, как я говорила, мне понравилось?

Да уж, прозвучало совершенно глупо, когда она произнесла это вслух. Он взглянул на её левую руку, которая сегодня, к счастью, была прикрыта рукавом кофты. Ему пришлось прекратить попытки найти глазами это слово; будто при виде всего этого у него могла быть другая реакция, помимо жалкого ужаса.

Вместо этого он практически сломал свои зубы, стараясь крепче стиснуть челюсти. Драко кивнул.

Она прекратила использовать диагностическое заклинание и подошла к дивану — к его дивану, на котором он сидел буквально каждый божий день, притворяясь, что Гермионе Грейнджер нужен присмотр. Словно её навязчивое отношение к праведности позволило бы ей сделать что-нибудь незаконное с его домом.

Драко постоял посреди комнаты, засунув руки в карманы, прежде чем сесть в кресло напротив неё.

Грейнджер съела немного мороженого, издав радостный писк, который, по сути своей, не должен был вообще привлекать внимание Драко. Потом она засмеялась.

— Оно вкуснее, чем было, когда я его пробовала в первый раз, — сказала она, хихикая. Драко не понимал, что было в этом забавного.

— Должно быть, ты голодна. Ты никогда не делаешь перерыв, чтобы поесть.

Она подавила смех, на мгновение нахмурившись. Грейнджер постучала ложкой по краю стаканчика.

— Так это... что-то вроде слизеринской услуги за услугу или что-то в этом роде?

— Прошу прощения?

— Я починила часы, и взамен ты купил мне мороженое?

Драко явно был недоволен, наблюдая, как работал мозг Грейнджер на протяжении долгих лет в школе. Её мысли, как правило, отражались почти на физическом уровне в выражении её лица, словно мозг делал прыжки через все кольца для квиддича, чтобы, в конце концов, попасть в цель.

Она казалась совершенно спокойной, когда смотрела на него с мороженым в руках.

— Можешь называть это, как хочешь, — произнёс Драко. — По сути, всё это — услуга за услугу.

Грейнджер кисло рассмеялась, и смех был искажён то ли икотой, то ли фырканьем, то ли ещё каким-то в равной степени неприличным звуком.

— Ты не можешь платить за доброту, Малфой.

Вызов, значит? Драко самодовольно улыбнулся.

— Конечно, могу.

Грейнджер закатила глаза и устроилась поудобнее, поджав под себя ноги и намереваясь доесть мороженое.

— Думаю, мне нужно будет выделять время для обеда.

Драко приподнял бровь, запоздало осознав, что практически не использовал окклюменцию на протяжении всего дня.