Заплати Перевозчику [Pressure]

От стен отбиваются звуки моих шагов, эхом уходя всё дальше и дальше.

За стенами в лабиринте этих непонятных, до отвращения одинаковых коридоров слышатся стоны и крики тысячи, десяти тысяч, сотни несчастных. Громче, чем когда-либо.

Слышится рёв тех самых чудовищ, выстрелы. И каждый из них будто взывал к моей собственной смерти.

И слышатся шаги.

От которых моё сердце замирает. Которые оборачивают меня назад, практически заставляя ожидать увидеть знакомое лицо со шрамом вдоль щеки, но... Никого нет.

Мои губы дрожат, я иду дальше.

Мои руки перепачканы кровью. За столько времени я должна была к этому привыкнуть, но, похоже, когда эта кровь оказывается той, что недавно текла в теле того, кто был тебе дорог...

Я помню этот тусклый свет ламп, отбивающийся от металлических поверхностей. Они напоминают мне о месте, что порой вытряхивало меня из сна в поту и с колотящимся сердцем.

Он был жив, когда, спотыкаясь, я кралась перед ним на коленях, несмотря на боль. Адреналин делал своё дело. Хоть и не долго.

Он был жив и посмотрел на меня бегающим, полным страха взглядом, пока его грудная клетка судорожно подымалась и опускалась, когда я переворачивала его на спину. Когда схватила его руку, резче, чем должна была, ведь он тут же скривился, слабо, зашипел.

У меня не было аптечки. Не было ничего, что могло бы остановить кровотечение.

Он посмотрел на меня, тяжело дыша, его глаза, блестящие, кое-как сфокусировались на мне.

А потом он улыбнулся, так широко, что я увидела кровь на его зубах, густую, тёмную. Его рука дрогнула в неловкой попытке подняться.

— П-поймал... — он усмехнулся, голос хриплый, дрожащий. — ...поймал.

Его глаза закрылись. Улыбка сползла с его лица, теперь какого-то спокойного, настолько по-отвратительному спокойного, будто он в момент принял... Его глаза остекленели. Он не дышал.

...

Я трясла его тело ещё долго после того, как его сердце перестало биться. Ощупывала, пыталась... помочь, но уже было поздно.

Мои руки, костюм, лицо, всё было заляпано в его крови, она липла между пальцев, оставляла следы на ручках дверей, а запах чуть было не сводил с ума. И двигаясь дальше по этим нескончаемым и бесконечно одинаковым коридорам, меня тошнило не только от неё. Но и от своего отражения, такого, будто я была его убийцей.

Я останавливаюсь перед отражающей поверхностью, окном, за которым таилась тьма. А на меня смотрит моё грязное, перемазанное отражение.

Я действительно его убила. Я... если бы я тогда согласилась с ним и пробежала под турелями к отключателю—

Боже, да если бы я просто отдала ему тот шприц—

Или-Или—...

Я смотрю на свои руки, кровь на них уже засохла, а мне так и не попалось ничего, где можно было бы её смыть. Их вид возвращает меня туда. Как я держу тело Майкла, пытаюсь оттащить в другую комнату с собой, шепча бессвязные молитвы, желания, пока моё сердце разрывалось от боли. Моя рука...

В итоге я сложила его в один из опрокинутых железных шкафов, сложив его руки крестом на груди. Туда же я положила его кольцо. Я просто... Возможно, это даже было бессмысленно, но я не могла себе позволить оставить его лежать там. Посреди комнаты, как дурацкую вещь.

На съедение здешних тварей.

Так он хотя бы... останется нетронутым.

Из моего рта вырывается звук. Резкий, настолько, что почти что разрывает горло изнутри. Моё отражение кривит лицо в отвратительной гримасе, и я отворачиваюсь. Бегу дальше, просто чтобы убежать. Не видеть. Не слышать. Уйти.

Я открываю дверь, резче, чем следовало, её скрежет проносится вглубь помещения, и я иду дальше. Бегу дальше.

Пока вместе с моими шагами по помещению не слышится громкий стук и оно всё не окрашивается в зелёный, а мою голову наполняет треск.

— Посмотри мне в глаза, — она настойчива. Она голодна. Я жмурюсь, закрываю глаза, на ощупь продвигаясь вперёд. — Посмотри мне в глаза. В глаза. В глаза посмотри.

Слышен ещё стук, будто акула ударила своим плавником о стекло, это заставляет меня вздрогнуть и чуть ли не упасть.

— Глаза. Глаза. Глаза, — шум усиливается, становится невыносимым, я руками тянусь к маяку у меня за поясом и продолжаю идти, вперёд, вперёд, пока не...

— Эй.

Звучит голос. Ясно, но в тоже время так... далеко. Так слабо, что я-я—

Маяк чуть было не вываливается из моих рук. Мои внутренности холодеют. А перед глазами, зажмуренными, встаёт то самое воспоминание о нём. Последнее, то, как его руки тянутся, слабо сжимают мои в ответ. Это тихое-тихое...

— Эй, ну посмотри на меня. Ну пожалуйста, посмотри, — голос переливается у меня в голове, звонкий, до ужаса знакомый, что я чуть ли не теряю самообладание. — Посмотри на меня.

Я сглатываю. Треск в моей голове, этот голос, всецело смешивается с Майклом. Его улыбка, его улыбка, его смех и шутки, улыбка, последняя, кровавая.

— Посмотри... — выдыхаю. Яркий разряд света даст мне выиграть несколько секунд. Заставит её утихнуть, ЗАМОЛЧАТЬ. Я надеюсь.

— Давай же, или никогда больше меня не увидишь.

Шаг. Щелчок. Вдох.

— Или ты никогда больше не хочешь меня видеть? — моя рука дрогнула. — Не хочешь? Я для тебя ничего не стою? Как и все те люди, которых ты нагло предала и бросила? Я всего лишь один из них?

— Посмотри...

Я прицеливаюсь, и с громким визгом, вперемешку с звоном, всё помещение освещает вспышка света. Она не настолько эффективна, как если бы я находилась в темноте, но тем не менее на несколько секунд... наступает тишина.

А я приспускаюсь по коридору, сжимая маяк в руке так крепко, что мне кажется — он сейчас треснет. Коридор окрашивается в кроваво-красный цвет, а треск ударяет по голове ещё больше. Я врезаюсь в дверь и бегу дальше, а она гонится за мной вслед, паля своими лучами.

Её голос, намного более искажённый теперь, в таком состоянии, давит в виски, и мне кажется, что моя голова сейчас лопнет, если я... не посмотрю... на...

Моё сердце колотится в груди, я жмурюсь, хватаясь за ручку двери, дёргаю на себя, и...

Меня встречает тусклый холодный свет стоячих ламп. Здесь нет окон. Только металлические стены, и, Господи, как же я им...

Акула стучит по стеклу, но треск радиации в моей голове утихает. Точно так же, как сердцебиение. Ноги трясутся. А. Вот и закончилось действие адреналина. Эта мысль заставляет меня смеяться, но мой смех выходит глухим. Почти что беззвучным.

Спиной врезаюсь в стену позади, выкидываю перегоревший маяк. Мои зубы скрепят от того, насколько крепко я их стиснула. Я могла умереть. Снова. И в этот раз Майкл не смог бы меня вытащить. Он уже ничего не сможет, просто потому что я банально не смогла—

Я зажимаю свой рот рукой, сгибаюсь пополам, зажмуриваю глаза, пока не вижу звёздочки. И я слышу, как Айфестейшн продолжает стучать. Хотя, как будто уже тише.

...

Я могла бы выйти обратно. Простоять достаточно долго, чтобы мой мозг, расплавившись, вытек вместе с глазами. Я...

Возможно, я заслуживаю этого.

Я открываю глаза, смотрю в пол, моя рука всё ещё на моём лице, ногти впиваются в кожу.

Возможно...

В моей голове проносится то самое смытое воспоминание, когда мы сидели в одной из комнат, друг напротив друга, смотря в глаза.

Голос Майкла, тихий, произносит, что...

Я бы не хотел, чтобы кто-то умирал у меня на руках снова.

Нет. Ты не увидишь моей смерти. Возможно, ты даже не увидишь меня после неё.

Ведь из нас двоих, моя дорога лежит в ад.

Я усмехаюсь. Горько. Что-то отвратительно мокрое течёт из моего глаза, и я тут же отпускаю свой рот, чтобы вытереть это.

Как будто Хадал Блэксайт и та компания не были самой преисподней.

Эта мысль напоминает мне о тех днях и ночах, проведённых в полном одиночестве, в окружении документов, мерцающей лампы и ничего более.

О несчастных, которым я по крупицам отдавала информацию только чтобы меня упекли в тюрьму за фальсификацию и иммиграционное мошенничество.

О тёмной комнате и размытом силуэте. Об украденной Монете Харона, которую я обменяла на какой-то шприц, яд из которого теперь течёт по моим венам.

Об этом...

...

Он рассказал им. Что я была там, и что у меня есть методы достать Монеты. До этого не так сложно додуматься, на самом деле это лучший исход для них, если я дойду до конца. Кристалл будет у них. Вместе с крысой, у которой нет ни единой юридически закреплённой причины быть живой после того, как она добежала до сыра.

Майкл мёртв. Как и сотни других расходников. Моё сердце сжимается, а дышать снова становится практически невозможно. Я хватаюсь за стену, сжимаю второй рукой горло, принося ей ещё больше боли, бью себя в грудь, заставляя дышать. Майкл. Микаэль. Микаэль.

Я чуть было не сползаю по стене на пол. Мои ноги ощущаются ужасно слабыми, голова, баллоны за спиной — тяжёлыми донельзя.

Но я не могу. Я не могу остаться здесь. Не могу дать им победить.

Лампочки мигают.

Я кидаюсь к ближайшему шкафу, но в последний момент замечаю свечение оттуда, и мой мозг тут же заставляет мои ноги отпрыгнуть от него. Не фиолетовое, а... красное? Оранжевое?

Почему...

Нет времени!

Я в панике оглядываюсь по сторонам и замечаю отвалившуюся решётку от вентиляционной шахты. За моей спиной нарастает визг, почти как гудок поезда, и недолго думая я залезаю туда.

Настолько резко, что моя голова начинает кружиться, а в глазах темнеет. Моя рука и в целом тело горят от боли, но я ползу, пока наконец не оказываюсь в более широком пространстве.

Я слышу какой-то шум, что-то, что отдалённо напоминает мне голос. Почти как у Майкла, но он тонет в этом отвратительном визге. Моё тело немеет, голова становится слишком тяжёлой. Что, чёрт возьми—?

...