Заплати Перевозчику [Pressure]

Я ненавижу закрытые пространства.

Когда-то. Ещё до того, как это всё началось, я работала в компании. Моим кабинетом был маленький, тесный от всех этих полок архив. С дверью, которая постоянно заедала, и шумом старых, местами поржавевших труб.

Я сортировала документы. Подписывала, отправляла по отделам.

Изредка мне приходилось выходить оттуда, чтобы принести-подать что-то кому-то, и тогда я шла по длинным пустым коридорам, вслушиваясь в эхо своих шагов и далёкое, утробное рычание механизмов, от которых работало буквально всё в этом богом забытом месте.

Ещё реже эти механизмы переставали работать, и оно погружалось в кромешную тьму. И тогда я шла к ближайшему щитку, через который можно было включить аварийные источники света и не сойти с ума. До того, как это всё починят.

Я ненавидела это. Это место, этот архив, эти документы, эту компанию... Тьму, которая делает все те помещения ещё теснее. Создает впечатление, что все проходы — на самом деле очередная стена. Заставляет тебя блуждать, оборачиваться и возвращаться, раз за разом, пока ты наконец не доползёшь до нового места.

Блэксайт был... живым воплощением из всего того, что я ненавидела там. Крики, едва слышимые сквозь эти железные стены. Скрежет и шум труб или воды. Тьма. Это вечное чувство беспомощности. И тот факт, что иногда, стоя прямо посередине помещения, ты мог слышать шаги за собой. Несмотря на то, что в той конкретной секции не было никого, кроме тебя.

Майкл.

Я привыкла работать в одиночестве. Сидишь, выискиваешь всё больше и больше нужной информации, классифицируешь её и отправляешь дальше по отделам. То... место оставило очень глубокий след на мне. Как и то, что происходило после него.

Люди... иногда страшнее одиночества. Особенно если у них есть цель. И если они уже отбывают за неё наказание.

Но Майкл, Микаэль... Вечно болтающий обо всём и ни о чём одновременно. Смеющийся и смотрящий на эти ужасы с удивлением.

За какие такие грехи ты попал сюда как очередной кусок мяса?

Из моего рта вырывается лишь отвратительный хрип. Мне кажется, я потеряла голос. Горло саднит.

Он стоит надо мной, может, даже сидит — мигания красной лампочки не хватает, чтобы понять, сжимает он мою руку или горло, или рот. Я не чувствую точно.

Микаэль.

Моё тело болит. Каждая его часть, грудь, горло, голова и в особенности рука, её внутренняя часть.

— З-Зонда? — голос. Я хмурюсь, пытаясь вспомнить это имя. Личность, стоящую за ним. Майкл хватает меня за руку, тянет, так сильно, что меня аж встряхивает от боли, и я бы пнула его, если бы могла. Он щупает мой пульс и находит его. Его плечи расслабляются, он опускает мою руку, выдыхает, судорожно. Его шёпот, тихое «есть», повторяемое снова и снова, смешивается с шумом воды.

— Господи, Зон, ты... жива. Таки жива.

Мне дискомфортно. Не только из-за темноты и этого отвратительного холода или боли по всему телу, а скорее от того, как тихо звучит его голос. Что-то на грани срыва, когда человек хочет уткнуться куда-нибудь и разрыдаться, но всё равно продолжает держаться из последних сил.

— А ты сомневался? — я практически выкашливаю эти слова, мои губы растягиваются в кривой улыбке.

Он смотрит на меня. А я на него. Нас освещает тусклая красная вспышка и пару зелёных непонятно чего, и даже в этом освещении я вижу, как блестят его глаза.

А потом он смеётся и обнимает меня.

На что я тут же хриплю от боли, и он сразу отстраняется, бормоча извинения вперемешку с ругательствами.

— Прости, прости, просто... — он всё ещё держит меня за руку, потирая костяшки пальцев. — Ты... Твоё сердце не билось. Я думал, что я опоздал, и та тварь, она...

Я хмурюсь, пытаясь вспомнить, о какой именно из всего каталога тварей Блэксайта он говорит, но... просто не могу, будто мой мозг начисто стёр воспоминание о последних секундах моей...

Моя рука медленно тянется к карману, где хранился шприц, я кривлюсь от боли.

И... его нет.

Моё сердце тяжело стучит у меня в груди. Быстрее. Ещё и ещё, в моих ушах, заглушая всё остальное.

Моя рука начинает пульсировать от боли.

— Где... — мой голос тихий, дрожащий, как и всё моё тело. Я не могла потерять его, не могла ведь? В моей голове проносится та самая комната с размытым силуэтом, тем придурком, что обманул меня и дал это.

У тебя только один второй шанс. Используй его с умом.

Я пытаюсь вдохнуть, но не могу. Моё горло сжимается в спазмах, и в итоге я ощущаю себя как рыба, перемазанная в грязи и саже.

Оно... Оно мне нужно, как иначе же я...

— Зи? — Майкл кладёт руку мне на плечо, со всей своей осторожностью, но даже так я не могу не вздрогнуть. — Я...

Я перевожу взгляд на него. Смотрю, ощущая, как вся моя боль закипает внутри в что-то абсолютно нечеловеческое.

— Ты забрал его.

Майкл вздрагивает, будто вместе с этим утверждением я отвесила ему пощёчину. Он напряжён. Отпускает мою руку, немного отползает назад.

— Зонда, прости, пожалуйста, но ты... ты сказала... оно тебя вернёт.

Я смотрю на него расширенными глазами. Не знаю точно, страх это или ярость. Мне плевать, что он говорил. В тот момент, по крайней мере. Я даже не знаю, слышала ли я его слова тогда. Или только стук моего сердца и бесконечную пульсацию по всему телу.

Голос Майкла становился тем временем тише или, скорее, сдавленней. Он то и дело оглядывался в сторону и не мог смотреть мне в глаза.

— Я не мог. Когда оно ушло, я поплыл к тебе, а ты... — из его рта вырывается звук. Тонкий, такой, который заставляет меня стиснуть зубы. — Она... она не прекращала говорить о крови по стенам. Кровь. Океан наполнился трупами. Я просто не мог этого терпеть... Твоё сердце не билось. Ты... Ты...

— У тебя была аптечка.

— Ты была мертва! — Майкл ударяет по чему-то, и в мерцании красной лампы я вижу полувыпотрошенную аптечку. — Я не мог... Я...

— О, ты мог сделать всё что угодно, кроме этого, — я повышаю тон, и моё горло тут же начинает саднить.

— Я-я...

— И какого-то хуя ты решил полезть в мои сраные вещи и—

— З-Зонда, пожалуйста.

Мне плевать на его тон, на то, как он начинает раскачиваться взад-вперёд. Мне плевать.

— И, блять, лишить меня моего второго шанса?!

— Пожалуйста!

Он вскакивает на ноги, так резко, что я аж вздрагиваю, а большинство мыслей, бессвязного бормотания, что бурлили у меня внутри, затихают. В тусклом свете я вижу, как он обхватывает себя руками. Слышу, как тяжело он дышит.

— Пожалуйста... — его голос ломается. — Пожалуйста, не заставляй меня жалеть о том, что я вернул тебя...

Моё сердце замирает на секунду, руки холодеют. Вода шумит вместе с зелёными штыками. Красная лампа жужжит, включаясь, и затихает, отключаясь.

Я смотрю на эту чёрную, абсолютно бездонную дыру, заполненную холодной водой. Моя рука невольно сжимается. Я должна быть мертва. И я бы ничего не могла бы с этим сделать, если бы не Майкл. Неважно, что я думала делать с этим шприцом, когда его использовать или... на ком. Это было бы неважно, ведь я бы умерла. Я бы ничего не смогла бы сделать.

Это приводит меня в себя. Моя ярость... абсолютно неважная, иррациональная, становится тише.

С хрипом я переваливаюсь вперёд и, придерживаясь за стену, подымаюсь на ноги. Моя рука — левая, к счастью, — болит, ужасно сильно болит, но я терплю. Голова кружится.

Майкл дёргается, когда я встаю, и продолжает напряжённо следить за каждым моим движением.

— Я... — я кашляю, — должна была быть мертва. Очень давно.

Майкл сжимается от этих слов, выпускает какой-то звук, что-то между рыком и болезненным стоном.

— Я пыталась выменять свой шанс на свободу с помощью... Монеты Харона. Не знаю, знаешь ли ты, но... — пауза. — Я думала, я смогу выйти из тюрьмы, сбежать от... того, но... меня обманули. И отправили сюда. Тот шприц... Я... — я делаю шаг, очень неуверенный, мои ноги трусятся. Говорить тоже невыносимо сложно, но я стараюсь. — Полагаю, я всегда любила откладывать всё самое «лучшее» на потом. Думать, что... потом будет намного лучшая, более подходящая возможность наконец... использовать то, что я откладывала. А ты...

Майкл смотрит на меня, открывает рот, я вижу, как он что-то говорит, но так тихо, так тихо, что мне кажется, я поняла его слова только прочитав их по губам.

— Океан, полный крови. Кровь... теперь топливо.

Я сжимаю губы.

— Спасибо, что... воспользовался этой возможностью за меня, — отворачиваю голову, — ...не дал мне умереть.

Тишина.

— Я не хотел, чтобы кто-то умирал на моих руках. Снова.

Он сжимает руки вместе, медленно выдыхает. А потом я слышу, как шуршит его костюм и щёлкает пуговка. И в новой вспышке красного замечаю блеск его кольца на верёвке, как он осторожно и мягко-мягко крутит его в руках. Улыбается, немного, почти незаметно, но тем не менее тепло.

— Мой друг подарил его мне. Мы... Знаешь, мы были очень близки, и... — он вдыхает, рвано, резко. — Он мёртв. Его убил мой придурошный отец. Военный ПТСР, алкоголизм, все дела. — Майкл сплёвывает на пол. Я слышу, как скрипят его зубы. — Он пытался защитить её... Мою маму, я имею в виду. Он часто захаживал к нам, и... я не успел предупредить его, что... отец вернулся. В тот вечер... Я не знаю, как это произошло или что было, но... Я вернулся, когда он валялся на полу, его лицо, залитое кровью, из его лба, рта, носа... Я не помню, что произошло потом.

Его голос дрогнул.

— Просто было очень больно. Горячо, — он провёл по шраму на своей щеке. — Мама плакала. А я будто... не мог ничего почувствовать.

Мне становится очень неловко. Так, будто я открыла дверь туда, куда мне совершенно точно не нужно было идти, и там оказалась комната, полная голых людей. Которые смотрят на меня. Я сглатываю, делаю ещё один ещё более неловкий шаг, моя рука трясётся, когда я кладу её ему на плечо.

Майкл делает шаг навстречу, обнимает меня, опуская подбородок мне на плечо. Я стискиваю зубы, стараясь не пискнуть от мимолётной и не очень боли, и вместо этого обнимаю его в ответ. Одной рукой, к сожалению — левая будто отказывается меня слушать.

Майкл ничего не говорит. Я тоже молчу, думая о... всём. О его друге, о том, насколько всё-таки он не даёт себе скатиться в самый низ того пиздеца, куда имеет полное право упасть.

И о...

— Помнишь, я говорила тебе о кристалле? — Майкл отстраняется от меня, напряжённо. — О том, что... было бы круто его забрать и перепродать.

Он кивает. Я продолжаю:

— Я сказала это, потому что у меня... когда я заключила сделку с одним из тех людей там, я аннулировала свой контракт, — я делаю паузу, возвращаясь к той самой, ужасно тёмной комнате. — И скорее всего они это знают. У них нет никаких проблем просто убить меня, если я принесу им кристалл.

— Но ты...

— Я думала оставить кристалл на это время, если я не найду другого выхода отсюда, — я смотрю на него, размышляю пару секунд и в итоге таки продолжаю: — И способа, чтобы обезвредить их механизм.

— Меха—?

— За спиной. Прикреплён примерно у шеи или чего-то такого, — я наклоняю голову влево-вправо. — Я не совсем знаю, как он работает, но, полагаю, от давления он разрывает нам голову или что-то такое.

— О, — пауза. — И я...?

— Не думаю, что она навредит тебе, — по крайней мере, надеюсь. — Если ты не отклоняешься от определённого маршрута, то... думаю, оно и не должно сработать?

— О, — Майкл кивает. — Получается, ты, м...

— Скорее всего, — мы молчим какое-то время. — Поэтому я... Я думала, было бы лучше, если бы мы сбежали вдвоём. Забрали кристалл, перепродали его и... Разошлись дальше.

Майкл вздыхает.

— Я... понимаю, — он крутит в своих руках кольцо. — Просто... Знаешь, как говорят. Ни один кристалл не блестит во тьме?

— Кто-то так говорит?

— Ну, на самом деле нет, во мне просто поэт проснулся, — он усмехнулся, пожимая плечами. — Я имею в виду, э... хорошо, давайте представим, что у нас получилось его забрать и сбежать, и не активировать ничего из того, что Урбанспук-...

— Урбаншейд.

— Неважно. Итак, мы выбираемся отсюда. Живыми. С кристаллом. Что дальше? — я не ответила, но, похоже, мой ответ ему был не нужен. — Мы не знаем, как им пользоваться, мы даже не знаем, что такое этот кристалл! Всё, что мы знаем — это то, что он дохуя важный и дорогой, и, возможно, единственный в своём роде.

— Это и есть причина, по которой ты отказывался и избегал говорить об этом?

Он отворачивается, пожимает плечами, и в красной вспышке я вижу, как его лицо скривилось в какой-то неловкой гримасе.

— Прости, — я киваю. — Я просто не был... и сейчас тоже, не готов к побегу. Моя мама... она скорее всего тяжело переживает расставание. — Майкл вздыхает и вешает кольцо себе на шею вместо того, чтобы сложить в карман, как обычно. — У меня есть подписанный контракт. И... никаких причин не доверять тому, что меня отпустят с моим денежным вознаграждением. Я... просто не могу...

Я поджимаю губы. Я не хочу бросать его. Не хочу, чтобы он был один. Не хочу быть одной. Но...

— Я понимаю, — киваю. — Значит, наши пути рано или поздно разойдутся здесь, как только я... — я запинаюсь, совершенно по-глупому. — Найду способ себя обезвредить или типо того.

Он берёт мою руку — к счастью, ту, которую, блять, не разрывает от боли, — переплетает наши пальцы вместе.

— Спасибо, Зонда...

Я улыбаюсь, смотрю на него. Несколько секунд или минут, вслушиваясь в то, как шумит вода за стенами, вперемешку со скрипом и криками несчастных вдали. Прокручивая в голове всё, что с нами происходило. То, как я думала о нём вначале и... сейчас.

— Знаешь... Хочу признаться, — я вспоминаю о том, как в самом начале он кинулся к шкафу с Z-V06, — из нас двоих я думала, что именно мне придётся увидеть, как ты умираешь.

— Чего? — Майкл спрашивает практически оскорблённо, но по его улыбке я могу понять, что он чуть ли не смеётся. — Что навело тебя на это?

— Ну, просто, из нас двоих, как оказалось, это место я знала лучше. Хотя бы его флору и фауну.

— Ну знаешь, из того, как часто мне приходилось тебя спасать, полагаю, одних знаний недостаточно. Нужна ещё практика.

— Да ладно.

— Да, представляешь? — он протягивает слова наигранно удивлённым тоном. — Удивительно, как такая начитанная девушка могла такого не знать!

Я отпихиваю его от себя и закатываю глаза:

— Завались, — я тру переносицу, вздыхаю. — И давай уже, блять, выйдем из этих потёмков куда-то в место понормальней.

Майкл смеётся. Я вместе с ним, хотя смех и доставляет мне боль. Её можно игнорировать в любом случае.

И после этого мы идём дальше. Так, будто ничего не произошло.