40
Выпив из треугольного бокала, лысый мужчина в очках в толстой оправе кивает на длинное, будто целиком сделанное из бриллиантов, платье, которое аккуратно висит на манекене без головы. Мужчина проводит пальцами с двумя золотыми кольцами по платью, и оно переливается разноцветной волной.
— Я тогда мечтал, какой великолепной она в нем будет, когда мы его закончим, — вздыхает он. — Не по душе мне рассказывать такую грязь.
— Расскажи, — отвечает мужской голос, — а если не захочешь, удалим.
— О'кей, — мужчина привычным жестом отряхивает лацкан мятно-зеленого пиджака. — Однажды мы почти стали эксклюзивными костюмерами Мелани Алдерман, — он кивает на платье. — Так увлеклись, что придумали концепцию еще до первой встречи.
— И очень зря, — смеется голос, — но предложение было великолепное.
— Просто замечательное, — мужчина смотрит в сторону, где на таких же манекенах аккуратно висят фиолетовые и золотые, короткие и длинные платья, — от таких не отказываются.
— Но ты отказался, — и рука с белым манжетом гладит его по плечу. — Мой герой.
— Стефано, — хмурится мужчина, — ты издеваешься?
— Немножко, — усмехается Стефано. — Мне до сих пор жаль, ведь Мелани была просто мечтой дизайнера.
— О да, — мужчина закатывает глаза, — такая красивая, что с ума сойти можно. Еще и ценительница искусства. Стефано и я неделю ночевали в студии, пока готовились к встрече. Мы изучили ее лицо, пересмотрели по сотне раз клипы, чтобы понять пластику ее тела и манеру двигаться. Ко дню встречи казалось, что мы очень хорошо ее знаем, — он пьет из бокала. — Такая надменная, немного вульгарная и обожающая секс.
— Пару дней я совершенно точно был влюблен в нее.
— А потом встретил, — кивает мужчина.
— А потом встретил, — вздыхает Стефано за кадром. — С такими клиентами Доменико и я работаем сами. Мы подготовили студию к приему, даже заказали новую мебель. И в полдень, немного принарядившись...
— Немного, — смеется Доменико. — В общем, Мелани появилась на четыре часа позже. Неприлично пьяная, в компании своего красавца брата, у которого была с собой... — он хмурится, — как это называется?
— Медуза. Тайлер был в затертой косухе, которая ему бесконечно к лицу, просто ни убавить, ни прибавить. И держал под мышкой эту зеленую медузу.
— Точно, — кивает Доменико. — Меня потрясли манеры Мелани, а точнее, полное их отсутствие. Первым, что она сказала, войдя в студию, было... — вздохнув, он поджимает губы.
— Какой ты неженка, — усмехается Стефано. — Она сказала: «Тай, они же пидорасы». А не успел я открыть рта, добавила: «Давай посмотрим, как они друг другу сосут, и съебемся».
— Слово в слово, — качает головой Доменико. — А Тайлер тут же попросил прощения за ее слова и сказал, что у нее выдался очень тяжелый день, поэтому я не придумал ничего лучше, чем продолжить встречу. По традиции мы начали с небольшого рассказа о модном доме и нашем подходе к работе. Мелани сразу попросила виски, а когда ей его принесли, сказала... — он вздыхает.
— Сказала: «Продолжай, пидор».
— Я немного опешил и продолжил рассказ, — хмурится Доменико. — Сейчас, конечно, я так не поступил бы. Но тогда я не понимал, как себя вести.
— А через секунду ее стошнило, — смеется Стефано из-за кадра. — На наш японский дуб.
Доменико удивленно поднял брови.
— Это кажется тебе смешным?
— Боже, ты же знаешь, что я неделю не мог спать нормально после этой встречи. Думаю, двенадцать лет достаточно, чтобы начать смеяться над этим. Помню, у нее все туфли были в блевотине, а она подошла к этому платью и сказала, чтобы ты его надел, а потом встал на четвереньки, и я трахнул тебя.
— Не забудь почистить зубы после этого разговора, — морщится Доменико. — К этому времени я уже понял, что ничем хорошим это не кончится. А Тайлер, будто обкуренный, все совал ей под нос эту идиотскую медузу.
— И извинялся за каждое ее слово, — усмехается Стефано. — Такой милаха.
— Нашей работе Мелани больше не уделила внимания, — Доменико смотрит, как платье переливается голубым и золотым, — и продолжила говорить эти мерзости. От нее несло блевотиной и каким-то невероятным перегаром, и она говорила... — опустив лицо, он морщится.
— Говорила, например, что если не увидит, как мы трахаемся, никакого контракта не будет.
— Да, — грустно усмехается Доменико, — а этот контракт тогда был невероятно важен для нас. Но, разумеется, он не стоил унижения, поэтому я вежливо...
— Правда вежливо.
— ...попросил их с Тайлером уйти. Тайлер что-то говорил ей на ухо, будто пытаясь успокоить, а Мелани увидела фото Маттео, усыновление которого как раз подходило к завершению. Стефано сказал ей, что это наш сын.
— И ее это добило, — смеется Стефано. — Она вытащила из сумочки пакет кокса, снюхала, должно быть, грамм за раз и заявила, что не позволит таким, как мы, иметь детей.
— Это было отвратительно, — кивает Доменико. — Ужасно пахнет, ноги и туфли в блевотине, лицо в кокаине. И говорит мне, что я не могу усыновить любимого ребенка.
— Потом сказала, чтобы мы сейчас же его привели, а ты ответил, как сейчас помню, — ладонь Стефано гладит Доменико по щеке: — «Тайлер, прошу вас, уведите свою сестру и больше никогда не возвращайтесь».
— Мне хотелось... — Доменико хмуро смотрит на свои ногти, — вмазать ей.
— И совершенно справедливо, — усмехается Стефано. — А эта дрянь запустила в тебя стаканом, который разбил шкаф со Сваровски.
— Небольшая потеря, — кивает Доменико. — Тайлер, еще раз извинившись, увел ее. Мне казалось, он сгорает от стыда, но точно сказать не могу. И больше мы не встречались с ними.
— Мне, знаешь, грустно от того, что за теми отвратительными комментариями она все эти годы скрывала собственную бисексуальность.
— Ты еще пожалей ее, — усмехается Доменико. — А платье осталось, и, несмотря на то что с ним связаны такие неприятные воспоминания, это все же наша работа и идея Стефано. Поэтому оно ждало своего часа двенадцать лет, и вот он настал, — он опустошает бокал. — Наш модный дом выставляет платье, сделанное для Мелани Алдерман в единственном экземпляре, на аукцион, — проводит ладонью по голубым камням, и по ним бежит разноцветная волна. — Стартовая цена один цент.