Том Каулитц||Мафия

Ночь отступала лениво, оставляя после себя запах пороха и влажную пыль. В особняке было тихо — слишком тихо для места, где ещё вчера решались чьи‑то судьбы. Люди потихоньку расходились по комнатам, кто‑то лечил раны, кто‑то молча смотрел в стены, пытаясь сложить пазл из последних событий.

Ты сидела у окна в комнате, где недавно лечили Нико. Он лежал на диване, перевязанные плечо и рука — следы боя ещё заметно проступали. В его лице были усталость и облегчение; он то и дело закрывал глаза, словно пытался загнать страх поглубже. Том вошёл без стука — ход его был спокойный, почти церемониальный. Казалось, даже стены притихли, когда он переступал порог.

— Как ты? — спросил он коротко и сел в кресло напротив.

— Живой, — Нико всхлипнул тихо, но в голосе слышалась стальная нота. — И теперь я хочу одного: чтобы всё это закончилось и чтобы те, кто прятался за кулисами, получили по заслугам.

Том молча смотрел на него. В его взгляде не было сразу ни прощения, ни обвинения — было ожидание. Многое зависело от ответов, которые выпадали из уст Нико так же медленно и тяжело, как лечение ран.

— Расскажи, — прохрипел Том, и это слово было как приговор и как шанс одновременно.

Нико глубоко вздохнул, потом начал говорить, словно взвешивая каждое слово. Его голос был тих, но точен.

— Всё началось не вчера, — начал он. — Пару лет назад к нам пришли люди с предложением «партнёрства». Человек по имени Виктор Лазарев — бывший бизнесмен, у которого были связи и деньги. Он обещал крышу, логистику, спокойствие. Мы взяли часть его предложений, потому что нужны были ресурсы, а он давал их за условие — несколько «малых дел», которые выглядели как обычные платежи.

Ты слушала и чувствовала, как нитки прошлого распутываются в одной линии: политические обещания, сделки, знакомства в мэрии, договоры с охраной порта. Всё это складывалось в картину слишком большого игрока, который предпочитал действовать через чужие руки.

— Но позже он начал требовать больше, — продолжил Нико. — Больше информации, больше контроля. Когда мы отказались от чего‑то — он начал шантажировать. Сначала — мелкие угрозы семье, затем — крупные. Он знал людей в полиции, в службах, в порту. И, видимо, у него были свои люди, которые могли подставить любого.

Том слушал, не говоря ни слова. Его лицо было каменным, но в его груди работал счётчик — время, ресурсы, последствия.

— Я пытался уйти, — сказал Нико тихо. — Пытался разорвать связи. Но он не отпустил. Он начал ставить ловушки так, чтобы это выглядело как дело рук наших. Я знал, что если кто‑то узнает, он пойдёт на твою репутацию, на дом, на тех, кто нам дорог. Я думал, что если подставить себя — взять удар на себя — то это утихомирит его. Но он пошёл дальше. Он сделал так, чтобы наши люди погибли. Я понял, что одна моя смерть не остановит машину.

Том сжал кулаки. Ты видела, как под кожей на его шее проступили жёсткие жила — знакомые проявления того, как он готовился к расплате. Его голос был тих и холоден, когда он спросил:

— Почему ты не пришёл сразу?

— Потому что он держал при себе доказательства, которые палили бы тех, кого мы хотели защитить, — ответил Нико. — Он шантажировал семьи. Я пытался играть время, искал способы вывести его на чистую воду. И когда я смог раздобыть след — он устроил ловушку, чтобы выбить меня из игры и подставить.

Пауза растянулась. Каждый в комнате осознавал: перед ними не просто предатель, не просто криминальная схема — перед ними игрок, способный тянуть за нитки людей в мундире и в костюмах. Игрок, чей размах могли почувствовать даже те, кто привык держать власть в кулаке.

Том встал. Он подошёл к окну и, не оборачиваясь, сказал тихо:
— Значит, цель — Лазарев. Он стоял за этой игрой. Если он действительно подтолкнул людей к убийствам и подставам — он платит. Мы найдём его цепочки и порвём их.

Ты почувствовала, как внутри закипает напряжение — не страх, а решимость. Это был тот момент, когда личное и деловое пересекались в одну линию действия. Том повернулся к Нико, и в его взгляде мелькнуло нечто, что можно было принять за признание или приказ.

— Ты сделал шаг, — сказал он. — И заплатил цену. Теперь мы платим вместе.

Нико кивнул, горечь и облегчение переплелись в его лице. Он понимал, что выхода назад нет — есть только путь вперёд, путь, который ведёт к Лазареву и к тем, кто прятался за ширмой «легального» бизнеса.

— Что ты предлагаешь? — тихо спросила ты, и в голосе звучала не только любопытность, но и желание участвовать.

— Мы делаем два удара, — ответил Том. — Первый — информационный: выкроем его связи, выведем на свет тех, кто получает от него выгоду. Второй — физический: если понадобится — мы сократим его ресурсы. Но делать это нужно аккуратно. Он играет публично через закон. Мы должны найти точки, где его люди уязвимы и где он сам не может прикрыться бумажными заслонами.

Том протянул руку и положил пальцы на распечатки, которые лежали на столе. Там были фото, банковские переводы, номера телефонов. Взгляд его был предельно ясным — план как у хирурга, не лишённый жестокости.

— Я не хочу войны в центре города, — сказал он тихо, почти бесшумно. — Я хочу, чтобы он исчез так, чтобы никто не мог в последствии сказать, что это мы. Сделаем это чисто. Быстро. И с минимальными потерями.

Нико закрыл глаза и, кажется, впервые за долгое время, улыбнулся — тихо, с уклоном в разочарование и освобождение:
— Я готов.

Ты почувствовала, как между вами, всеми тремя, словно возник невидимый узел — узел доверия, спаянный кровью и решимостью. Это было больше, чем работа. Это была расплата и обещание.

Том встал и подошёл к двери:
— Утром начнём копать по счетам, по заведениям, по людям, которые получали деньги. Никто не уйдёт без проверок. И (т/и) — будь рядом с Нико. Ты видела его сегодня в бою. Он не просит пощады — он просит помочь закончить то, что начал.

Ты кивнула, ощущая, как холодный рассудок и тёплая причастность сливаются в одно. Ты знала, что завтра будет тяжело, возможно — смертельно. Но уходить не хотелось. Ты уже не могла представить себя вне этой жизни, где любовь и опасность идут рука об руку.

Том задержался на миг, глядя на вас обоих:
— И помните, — добавил он тихо, почти по‑отечески, — у нас свои правила. Мы платим тем, кто заслужил расплаты. Но мы не позволим чужим играть нашими жизнями.

Он вышел, оставив за собой тишину, которая теперь была не пустой, а наполненной предвкушением и готовностью. Нико тихо вздохнул и, глядя в потолок, прошептал:
— Спасибо.

Ты положила ладонь на его плечо — жест простой и человеческий. За окном уже начало светать: новый день нёс с собой новое испытание. Вы все понимали: шрамы, которые получили, не стереть, но можно их использовать — как карту, на которой будут отмечены те, кто должен ответить.

И в этой тишине, перед бурей, вы вместе решили идти до конца.