Глава 16. «Следы в бумаге»
Утро началось с запаха крепкого кофе и бумажной пыли. Комната совещаний превратилась в засек — стол усыпан распечатками, ноутбуками и записями от Лары. Каждый документ был стрелой: счета, номера, коды переводов. Вы искали маленькие узлы — те места, где легальные деньги пересекались с тёмными потоками.
Нико работал тихо, но с жёсткой концентрацией: пальцы быстро стучали по клавиатуре, глаза сканировали таблицы. Том стоял над ним, держа в руках распечатки, как хирург масштабный план операции. Ты сидела рядом, сортируя выписки по датам и пометкам: кто платил, кому, за что и какие номера телефонов часто повторялись.
— Вот он, — прошептал Нико, указывая на строку. — Смотри: подряд один и тот же номер выходит в нескольких переводах, но через разных посредников. Он — не транзакция. Это маркер.
Том нахмурился, так, как он мог нахмуриться только в такие моменты: губы сжаты, взгляд острый.
— Это не просто платежи. Это сеть конвертаций. Кто‑то нежелал, чтобы следы были прямыми. Они прятали их через NGOs, через фиктивные фирмы и благотворительные фонды. Лазарев любит имидж мецената.
Ты подняла голову: в списке был адрес — уютный ресторан в центре, где по вечерам появлялись люди в костюмах, уши власти и деньги поручались друг другу с улыбкой.
— У него завтра ужин с чиновниками, — сказала ты почти шёпотом. — Это шанс.
Том молча посмотрел на карту и дал распоряжение:
— План такой: Лара и Нико продолжают выжимать цифровые улики. Я беру отряд на внешнюю маскировку — мы не врываемся в зал. Мы наблюдаем. Если он делает лишнюю ставку — действуем. (т/и) — будешь со мной на обходе: надо понять, кто в зале реальный, а кто — лишь прикрытие.
Ты кивнула. Внутри всё светилось — смесь страха и азартного ожидания. Всё становилось реальным: бумажные следы вели к людям, а люди собирались там, где Лазарев чувствовал себя в безопасности.
⸻
Ночь. Ресторан был роскошен до холодности: столы с белыми скатертями, приглушённый свет, живые цветы, охранники в безупречных костюмах. Вы маскировались под официантов, под персонал, а кто‑то из людей Томовой команды сидел в зале как нормальный посетитель.
Том же появился в коридоре служебных дверей, глядя на входы и выходы, как шахматист. Он кивнул тебе — сигнал начать обход. Ты прошла вдоль стен, прислушиваясь, ловя разговорами фразы и взгляды. К каждому столику подходили люди с надменной улыбкой, но у большинства были следы — не в одежде, а в поведении: те, кто знал цену и кто привык платить.
В центре, у большого окна, сидел он — Виктор Лазарев. В жизни он был ухоженным, спокойным; улыбка без искры. Рядом — люди в костюмах, вежливые, но глаза у многих были холодны.
Ты заметила и другую деталь: один из телефонов у стола был странно обвязан красной ниткой — помет для передачи; рядом — официант с толстым конвертом. Это был не свадебный подарок: это была логистика.
Сигнал. Том тихо подошёл к столу и, сдержанно беседуя, подслушивал. Его ухмывка была профессиональной: собрать информацию, не давать повода. Нико в это время был на связи и передавал детали: номера машин у въезда, разговоры, имена.
— Он не придёт один,— прошептал Нико в рацию. — Там люди, которые никогда не показываются на публике.
И тогда случилось то, что вы искали: один из гостей — тонкий, в сером пиджаке с заметным тиковым движением — говорил по телефону кодом, упоминая очередной «процент» и адрес, который совпал с вашими данными. Это был тот самый маркер.
Том разрешил действовать аккуратно: оттянуть внимание, зафиксировать голос, зафиксировать номер — а затем увести гостя за кулису для «приватного разговора». Нико, Лара и пара опытных людей вышли из тени и мягко, без шума, направили гостя в служебный коридор.
Разговор был коротким и резким. Гость пытался опереться на своё положение, но записи и спокойный напор Тома сделали дело: он выдал имена и цифры, крошечные ниточки, которые привели прямо к Лазареву. Это не был ещё приговор, но это была карта, расписывающая путь.
Вернувшись в зал, Том прошёл мимо тебя и, на секунду посмотрев в твою сторону, сказал тихо:
— Ты сегодня была хороша. Не для меня — для себя.
В твоём горле защемило. Это была первая по-настоящему личная похвала от него — не командная, а именно для тебя.