Сочетай

Так все начиналось, я опускалась,

Знаю, плохо, но я же твой солдат.

И когда я закончу, мы будем ночью

Еще больше, просто иди в такт.
Серебро, Угар©

Последний блок анализов сдан, и Том получил выписку с результатами: сифилис – отрицательный, ВИЧ – отрицательный, гепатит B – отрицательный, гепатит C – положительный. Как гром среди ясного неба. Маленькая смерть. Том несколько минут кряду смотрел в справку не в силах поверить. Как? Ему же всегда везло? Ему же... Инфекциями, передающимися половым путём, болеют лишь аморальные люди, которые за жизнь не трёх партнёров сменили, а сто трёх. Том верил в это неосознанно, потому сейчас стоял бледный, не зная, на каком он свете и как дальше жить. Как?.. Это навсегда, клеймо и затаившаяся в теле смерть? Том не знал, убивает ли гепатит, не знал даже, в чём выражается его поражающее действие, ему никогда не приходило в голову интересоваться болезнями, которые его не касаются.

- Месье, вы в порядке? – спросил сидящий за столом эскулап.

Том поднял к нему потерянный, испуганный взгляд и неопределённо кивнул. Не спросив о лечении, скомкано попрощавшись из-за порога, он покинул кабинет. Сев на скамейку во дворе клиники, долго смотрел в журнал вызовов на экране телефона и, не найдя в себе моральных сил для звонка, написал Оскару сообщение, в котором признался, что допрыгался, подцепил заразу. Понимал, что из-за этого Оскар его не бросит, наверное, даже не удивится, но сердце всё равно заходилось бьющейся в клетке птичкой в ожидании ответа. А если?.. Как он мог так подвести Оскара? Мало того, что в принципе не самый шикарный вариант, так теперь ещё и заразный.

- Что теперь будет? – тихим голосом спросил Том во время встречи.

- Лечение, иначе печень отвалится, - отозвался Шулейман, которого плохая новость и вправду совсем не удивила.

- Отвалится? – испуганно переспросил Том.

- Ладно, не отвалится – разложится. Пущенный на самотёк гепатит C чреват циррозом и раком печени.

- И что... что-то можно сделать? Оно лечится? Или это навсегда, можно только сдерживать болезнь препаратами?

- В девяноста пяти процентах случаев гепатит C успешно полностью излечивается противовирусной терапией, - ответил Оскар и завёл двигатель. – Не читай о вирусе, хуже будет, ты восприимчивый.

Том рассеянно кивнул, соглашаясь с ним. Свидание началось нестандартно: Оскар отвёз Тома в клинику на приём к доктору, который провёл консультацию по лечению заболевания, выписал и выдал препараты вместе с подробным расписанием приёма. За весь приём Том не сказал ни слова, сидел ссутулившись, кажась меньше и только кивал. Три коробки с таблетками он распихал по карманам, поскольку сумку сегодня не брал с собой.

- Оскар, прости, - не глядя на него, заговорил Том, когда они вернулись в машину. – Я конченый идиот. Я не знал... Я не думал, что могу чем-то заразиться. Что было бы, если бы я уговорил тебя заняться сексом и мы не предохранялись?

- Вдвоём лечились бы, - ответил Шулейман, проявляя железобетонное спокойствие.

Прерывисто вздохнув, Том обтёр ладонями лицо, повторил:

- Прости... Я бы с ума сошёл, если бы заразил тебя. Ты правильно сделал, что решил подождать, ты как всегда прав. А я как всегда совершаю действия, которые мне выходят боком.

- В данном случае буквально боком, печень же сбоку находится, - многозначительно заметил Оскар.

Том невесело приподнял уголок губ. Повернулся в кресле всем телом, посмотрел на Оскара:

- Ты будто не удивлён, что я заболел. Ты ожидал, что я заражусь чем-то таким?

- Я этого определённо не ждал. Но предполагал, что рано или поздно это может произойти, ты не самый удачливый человек и всевозможная зараза к тебе охотно липнет. Заразиться гепатитом C половым путём не так-то просто, вероятность всего пять процентов, но ты смог.

Том грустно вздохнул, опустил голову, сникая совсем. Оскар сказал не больше, чем чистую правду, но тем неприятнее получать подтверждение того, о чём сам думаешь – что недоделанный, человек-косяк, причём по собственной вине. Как с тем огурцом, из-за которого страдал летом – надо было всего лишь хорошо помыть перед употреблением. Так и сейчас. Не будь огрех в работе той части тела, что на плечах, головой зовётся, не было бы проблем ниже. Всё время странности мышления толкают его на глупые поступки, которые потом аукаются. Последний хуже всех. Наверное, потому, что остальные уже в прошлом, а с последствиями этого только начал жить, ещё даже толком не осознал свой новый статус, только то прочувствовал, что бесконечно подвёл Оскара. Оскар же говорил – думай головой, не побрезговал, когда он не подумал, а он что? А он подцепил постыдную заразу – наказание за умалишённое распутство.

Том снова взглянул на Шулеймана, исподволь, несмело, прибитый грузом того, что натворил, а Оскар это вместе с ним расхлёбывает. Спросил:

- Оскар, а целоваться можно?

- Можно, - ответил Шулейман и перегнулся к нему, чтобы подтвердить слова действием, а то на Томе совсем уж лица нет.

Том подался навстречу, разомкнул губы, но не коснулся. Сомнения ударили в грудь, останавливая.

- Точно можно? – уточнил он.

- Точно. Гепатит C не передаётся через слюну.

Том почти убедился. Почти. В последний момент отвернул лицо. Безумно любил целоваться, но сильнее этой страсти в нём был страх подвергнуть Оскара угрозе, у него ведь печень и так слабое место, он столько лет пил в огромных количествах. Том готов на неопределённый срок отказаться от того, что так любит, в чём нуждается, только бы не причинить вред. Эта тревога парализовала мышцы, исключая возможность активного поцелуя, заставляла дёргаться, уворачиваясь от самых желанных губ.

- Оскар, я доверяю твоим знаниям, но ты психиатр, а не венеролог. Пусть специалист в данной области подтвердит, что можно, чтобы я успокоился, и тогда будем, как раньше? – на последних словах Том поднял взгляд к Оскару, надеясь на понимание.

- Мы множество раз целовались, - напомнил Шулейман. – Если бы вирус передавался таким путём, я бы уже заразился и предосторожности были бессмысленны.

- Оскар, а ты проверялся? – встревожился Том.

Как он мог не подумать о том, что если можно заразить через поцелуй, то уже инфицировал Оскара?

- Нет, но мы договорились обменяться справками, так что в ближайшее время проверюсь. Сомнительных половых контактов у меня не было, выжидать инкубационный период не нужно, сдам все анализы в один день.

- Что если ты тоже заразился?

Тревога переходила в панику, медленно поднимающийся стылый ужас осознания. Дай Тому повод, и его тревожность перейдёт все разумные пределы. Неразумные тоже.

- Каким местом ты меня слушаешь? – одёрнул его Оскар. – Я же сказал – нельзя так заразиться.

- Но вдруг?

Шулейман красноречиво вздохнул, закатив глаза, и, сказав, что сейчас всё и выяснят, у него есть номер доктора, вытащил из кармана телефон.

- Здравствуйте, доктор, вас беспокоит Оскар Шулейман, я приводил на приём пациента Тома Каулица. Расскажите, пожалуйста, как передаётся гепатит C – и как не передаётся.

Эскулап на связи перечислил пути передачи вируса, подробно объяснил, какими способами вероятность заражения ничтожно мала, а какими заразиться невозможно. Терпеливо повторял сказанное, когда Том переспрашивал, боясь поверить слишком быстро. И по просьбе Шулеймана акцентировать внимание на данных пунктах выделил, что - через поцелуи заразиться невозможно и во время проведения успешной противовирусной терапии половым путём вирус тоже не передаётся.

- Хорошо, - наконец кивнул Том.

Попрощавшись с доктором, Шулейман отключился и глянул на Тома:

- Убедился?

Причин не доверять словам доктора Том не имел, потому снова кивнул, подтверждая, что ему стало значительно спокойнее. Улыбнулся растерянно:

- Получается, можно целоваться?

Том потянулся исполнить отсроченный поцелуй, ровно на половину разделяющего их расстояния, чтобы Оскар тоже наклонился к нему и взял инициативу. Хотел, чтобы Оскар его поцеловал. Но теперь Шулейман отвернулся:

- Всё, я передумал.

- Всё-таки брезгуешь? – произнёс Том с горьким смирением в голосе.

Конечно. Том и сам бы побрезговал целовать того, кто не только обмарался сторонней связью, но и болезнь от неё понёс. Это естественное отторжение перед больными. Побрезговал бы поцеловать кого-то другого, не Оскара, с ним инстинкт самосохранения работает слабее желания быть рядом. Но Оскар куда более брезгливый и чистоплотный.

- Не пристёгивайся, - сказал в ответ Шулейман, выруливая с парковки. – Тебе необходим целебный удар лбом об приборную панель, чтобы мозги на место встали.

- Обычно швыряет из стороны в сторону, об дверцу.

- Я постараюсь резко тормознуть, чтобы тебя вперёд бросило.

Том пристегнулся, решив не искушать судьбу. Мало ли Оскар сделает то, что сказал.

- Ты не брезгуешь, да? – спросил Том спустя пять минут пути. – Ты разозлился, когда я засомневался, значит, ты так не думаешь.

- Браво, ты сделал верное умозаключение, - несмотря на саркастичный тон, высказывание Шулеймана не было сарказмом.

- Оскар, прости. Просто я...

- За что ты на этот раз извиняешься? – перебив, Оскар бросил на Тома взгляд.

- За себя, - Том опустил глаза. – Ты простил меня за того парня, спокойно воспринял новость, что я по собственной глупости заразился, слова плохого мне не сказал, взялся за моё лечение, так ещё и выслушиваешь моё нытьё и успокаиваешь. Ты не должен, но делаешь.

Отстегнув ремень безопасности, Том опустился и лёг щекой Оскару на бедро, легонько погладил по джинсам.

- Я больше никогда не буду делать глупостей, - пообещал негромко из-под руля, искренне сожалея о последней глупости, что совершил.

- Не зарекайся, - хмыкнул Шулейман.

- Такие точно не буду. Больше никого, только ты.

Не самая удобная поза, и Оскару, возможно, мешает управлять машиной, но Том не вставал. Нуждался в тепле, чтобы быть в порядке, в контакте, чтобы не почувствовать себя отверженным. Шулейман свернул к обочине и положил ладонь на его голову, перебрал пряди волос.

- Что, если лечение не подействует? – тихо спросил Том. – Так ведь бывает.

- Подействует, - ответил Оскар без тени сомнений.

- Но вдруг? Это... смертельно?

- Может быть смертельно при отсутствии лечения. Но для меня не проблема купить тебе новую печень. Так что ты в любом случае будешь жить, с родными запчастями или заменой.

Том вздохнул носом, прикрыл глаза, фокусируясь на тепле, что впитывал кожей. Не хотелось ни в ресторан, ни куда-либо ещё, даже есть не хотелось.

- Поехали домой? – предложил Том, по тону попросил. – Поужинаем у меня, я приготовлю что-нибудь. Не хочу никуда идти.

- Началась «депрессия больного»? – Шулейман скосил к нему глаза.

- Нет, я буду в порядке. Просто хочу сегодня побыть только с тобой, а не там, где много людей.

Том не лгал, не утаивал своё истинное состояние. Нет у него депрессии и ощущения, что жизнь закончена, тоже нет. Просто хотел скрыться на время от мира, чтобы прожить чувства, привыкнуть к ситуации. Побыть с тем, с кем можно быть на сто процентов собой, и там, где не нужно соблюдать приличия, можно обнимать сколько вздумается, сложиться клубочком под боком и замереть на часы. Так и поступили, услышав – и поверив – что Том не впал в меланхолию, а просто хочет сегодня побыть с ним дома, Шулейман согласился.

Щенок встретил их у порога – грязный, лапы и морда в земле, вывернул тот цветок в горшке, который Шулейман грозился использовать в качестве пепельницы. Том убрал землю и осколки, переселив растение в пол-литровую чашку, помыл полы под взглядом Оскара. Помыл малыша, заодно и развеселился, поскольку щенок пытался выпрыгнуть из ванны и отряхивался. Оскар наблюдал за ними, привалившись плечом к дверному косяку. По окончанию водных процедур не только щенок, но и Том оказался мокрый. Обтерев малыша полотенцем, он повернулся к Оскару, попытался сдуть с лица прядь волос, что не получилось, потому что мокрая и прилипла к коже. Улыбнулся немного рассеянной, открытой улыбкой.

- Теперь я тебя должен помыть? – приподняв бровь, осведомился Шулейман. – По возрастающей.

- Думаю, можно и без этого обойтись, - Том опустил взгляд к своей футболке, насквозь мокрой на животе, хоть выжимай. Оттянул ткань от тела. – Я просто переоденусь.

Оскар упёрся рукой в противоположный дверной откос, преграждая путь подошедшему Тому, в глазах которого застыл немой вопрос. Захватил его той рукой, притягивая к себе с намерением наконец-то поцеловать, но вдохнул воздух у его лица и выдал:

- От тебя псиной воняет.

- У тебя тоже есть собака, - не обидевшись, напомнил Том.

- Я в курсе. Но от меня ею не пахнет.

В спальню Шулейман тоже пошёл за Томом, вальяжно уселся на кровати, созерцая не слишком искусное шоу его переодевания. Том спиной чувствовал его взгляд, блуждающий по позвоночнику, упирающийся между лопаток. Раздевшись до трусов, Том украдкой оглянулся через плечо.

- Трусы тоже смени, мокрые, - порекомендовал Оскар.

- Это не я, - на автомате отговорился Том.

- Знаю, это собака.

А вот и собака – толкнул лапой не защёлкнутую дверь, встал на пороге, одновременно виноватый и любопытный.

- Малыш, сейчас я переоденусь и покормлю тебя, - сказал Том.

На кухне он насыпал щенку корма и встал к плите, переговариваясь с Оскаром за приготовлением. А после ужина, как и хотел, на диване устроился компактным клубком у Оскара под боком, подогнув ноги и руки, и наслаждался тёплым присутствием того, с кем рядом весь остальной мир не нужен.

Оказалось, не так уж страшно быть заражённым, как показалось сначала. В течении недели Том полностью привык, перестал думать о болезни как о чём-то страшном, меняющем всё. Его жизнь изменилась лишь в том, что по расписанию принимал лекарства, каждый день по одной таблетке трёх препаратов, что уже делал на автомате и исправно, ответственно, не пропускал и не забывал. Больше Том не боялся, что может не победить вирус и останется с ним в хронической форме. Оскар сказал, что он выздоровеет, значит, так и будет. Доктор, к которому его Оскар привёл, без сомнений выписал ему лучшую терапию, какую только может предложить современная медицина.

Но, несмотря на лёгкость бессимптомного протекания болезни и лечения, Том учился на этом всё равно негативном опыте. Выдавливая из блистера на ладонь очередную таблетку, он вспоминал, что ныне в его теле живёт не только Джерри, но и болезнь иного толка, заработанная исключительно по собственной глупости. Том больше никогда не хотел вынужденно жить на таблетках. Достаточно того, сколько выпил их в центре и психиатрической клинике. Потому навсегда запомнит этот урок, он откладывался на подкорке, чего не могли добиться слова.

***

Том держал в голове дату, когда истекает двухмесячный срок, и следил за временем, но не отсчитывал дни, не настолько помешанный и не был уверен, что всё случится день в день. Потому заявление Оскара застигло его врасплох.

- Сегодня мы переспим, - между делом сообщил Шулейман. – Ко мне поедем.

Только он может сказать подобное безо всяких предпосылок посреди ужина. Повезло, что Том нарезал мясо, а не жевал, стоило бы неимоверных усилий протолкнуть пищу в горло после такой новости. Том поднял взгляд от тарелки, как-то растерянно переспросил:

- Сегодня?

- Да. Два месяца прошли, причин откладывать секс и дальше я не наблюдаю, мы движемся в верном направлении и можем перейти на следующий этап. Неужели ты не считал и не знал, когда иссекает срок? – Оскар усмехнулся и сощурился на Тома.

- Я не отсчитывал дни, не думал, что ты строго в срок согласишься, - честно ответил Том.

Повёл себя правильно, не как сумасшедший, зацикленный на одном, а всё равно реакция получилась неправильной, что смущало. Что с собой делать?

- Что-то ты не выглядишь счастливым, - заметил Шулейман.

- Я рад. Просто... неожиданно. Мне казалось, к сексу надо подводить как-то по-другому, а не огорошивать посреди ужина, когда речь ни о чём таком вообще не шла.

- Хождениям вокруг да около я предпочитаю прямоту, - спокойно парировал Оскар. - Да и в первый раз к сексу мы пришли именно так – ты пришёл ко мне и сказал: «Оскар, я готов, учи меня».

Том потупился в тарелку, смущённо улыбаясь под нос уголками губ. То, как настаивал, чтобы Оскар его обучил, так дико, если подумать. Сейчас казалось диким, потому что ума и понимания прибавилось, но, конечно, ни на секунду не жалел, что к нему обратился.

- Я рад, - повторил Том. – Просто когда чего-то очень ждёшь, потом не верится, что дождался.

- Дождался, - подтвердил Шулейман и сделал глоток из бокала. – Так что не наедайся. Хотя... - задумчиво прищурился. - Насколько я помню, полный желудок никогда не мешал тебе самозабвенно трахаться.

Сегодня. Сегодня они останутся вдвоём в квартире Оскара. Сегодня Оскар войдёт в него, возьмёт, произойдёт то, чего так долго жаждал, изнемогая. Волнительно в первый раз, неважно, сколько раз было в прошлом, этот раз первый в их новых отношениях, они долго к нему шли. Он долго ждал, смиряясь с тем, что Оскар знает, как лучше, и всё равно не мог ничего изменить. Вкусный ужин отошёл на далёкий второй план.

Том думал о том, что между ними будет, весь остаток ужина, и в машине, и в лифте, которым поднимались на двадцать первый этаж. Кусал губы. Оскар к нему не прикасался, у них не приступ необузданной страсти, в котором пара начинает раздеваться ещё в лифте, а осознанный шаг. Дверь в квартиру – последний рубеж, за которым начинается новая долгожданная глава.

- Оскар, можно мне в ванную? – попросился Том, чувствуя, как начинают полыхать щёки, поскольку он-то знал для чего.

Не единожды бывало, что он не готовился перед близостью и не переживал по поводу чистоты/не чистоты, но хотел, чтобы сегодняшний вечер прошёл идеально, чему могла сильно помешать естественная, но постыдная проблема. Потому хотел подготовиться, чего не сделал дома по простой причине незнания, что это необходимо.

- Где ванная, ты помнишь, - разрешил Шулейман.

Кивнув в знак того, что помнит, Том знакомым маршрутом прошёл по коридору к ванной комнате. Включил свет, притворил за собой дверь и прошёл раковине, чтобы заглянуть в зеркало. Из отражения на него смотрели большие карие глаза на бледном лице. От волнения сердце стучало быстрее и быстрее.

Дверь за спиной открылась, и Том вздрогнул так, словно Оскар застал его непосредственно в неприглядный момент очистки кишечника, хотя даже не успел раздеться.

- После развода я демонтировал анальный душ за ненадобностью, - сказал Шулейман, подходя к Тому с коробкой в руках. – Сегодня купил портативный. Разберёшься, как пользоваться?

- Да, - кивнул Том и забрал коробку.

Хорошо, что Оскар позаботился об этом, поскольку сам Том не подумал, как будет проводить чистку, если в ванной Оскара не окажется специальных приспособлений.

- Смазка внутри, - подсказал Шулейман.

Том удивлённо посмотрел на коробку и снова на него:

- Ты хочешь, чтобы я сам смазался и растянулся?

- О нет, не лишай меня этого удовольствия, - усмехнулся Оскар и пояснил: – В идеале смазку необходимо использовать при введении в задний проход любого предмета, к коим и наконечник душа относится. Будет не очень, если ты придёшь ко мне уже с ноющей жопой.

С ним сложно не согласиться, хотя Том слабо себе представлял, как нечто столь незначительных размеров, как наконечник, может причинить ему боль. Ему никогда не приходило в голову использовать смазку во время чистки, и ничего, но спорить не стал. Проводив Оскара взглядом, Том перевёл его к рисунку и надписям на коробке. Инструкция простейшая: открутить наконечник, заполнить ёмкость чистой тёплой водой, прикрутить наконечник на место, нанести смазку и ввести в анус, медленно впрыскивая жидкость внутрь. Повторить необходимое количество раз, пока выходящая вода не будет прозрачной. Что ж...

Том разделся догола, ополоснул портативный душ, как тоже было сказано в инструкции, и наполнил водой, после чего взял миниатюрный флакон смазки и встал в поддон душевой кабины, что изменилась с тех пор, как он здесь жил. Изменился также цвет и материал пола и многое другое в ванной комнате и за её пределами, на что в прошлый раз не обратил внимания, поскольку был занят мыслями, что Оскар его или убьёт, или изобьёт, или морально уничтожит, что сам жить расхочет. Сейчас тоже не особо обратил – лишь мимоходом отметил, что раньше была другая.

Послушно смазав наконечник прибора, пусть и не видел в том нужды, Том завёл руку за спину и приступил к делу. Стационарный анальный душ, подключённый к водопроводу, лучше, этот прибор похож на клизму, а их Том ненавидел. Но выбора нет. Выдавив всю воду, Том поставил душ на полочку. Теперь остаётся ждать, пока организм не даст знать, что пора избавляться от воды. Чем скоротать время? Раньше ждать было проще, со стационарным душем во всём было проще. Том посмотрел на дверь, вспомнил, что не запер её, что обдало ощущением тревожной неуютности. Вдруг Оскар снова зайдёт? Том стеснялся – всегда – даже говорить о естественном или спровоцированном очищении кишечника, а от мысли, что Оскар застанет его в такой момент, когда у него полный живот воды, которая в любой момент может попроситься наружу, в ужасе каменел. А ведь от эмоций мышцы могут сократиться, и вода потечёт, не факт, что чистая...

На всякий случай Том перешёл поближе к унитазу. Пару раз настороженно, пугливо оглянулся к двери и, оценив ощущения в животе и время, что у него осталось, сбегал к двери. Защёлкнул замок и вернулся к унитазу. Второй подход промывания прошёл как первый. Как и третий. В четвёртом не было нужды, но Том, преследуя совершенство, его сделал. Хуже от лишней порции воды не будет. Закончив с очистительной процедурой, Том включил воду и встал под душ. Мыться полностью тоже не было нужды, он принимал душ дома перед свиданием, но и это не будет лишним. Волнение усиливалось по мере уменьшения количества шагов до того, как они окажутся в спальне.

В конце Том ещё раз ополоснулся ниже пояса, перекрыл воду и вздохнул, задерживаясь в душевой кабине. Потом открыл стеклянную дверцу и ступил на пол. Жаль, дезодоранта нет, секс довольно активное занятие, а запах пота никого не красит. Том взял с полки дезодорант Оскара, понюхал, но ему не понравился запах, для него слишком резкий. Интересно, что от Оскара никогда не чувствовал этого аромата, хотя куда только не тыкался ему носом. Наверное, он смешивался с другими в тот уникальный гармоничный коктейль индивидуального запаха. Поставив дезодорант на место, Том провёл пальцами по влажной, естественным путём высыхающей коже, задрал руку и понюхал подмышку – это уже паранойя, невозможно вспотеть так быстро.

Отчего же так колотится сердце? Он же столь сильно этого хотел... В том-то и дело. Случайно сказал Оскару пророческую правду – «когда чего-то очень сильно ждёшь, потом не верится, что дождался», но недооценил, насколько сильным может быть волнение. Том вдохнул и выдохнул, силясь успокоить в себе то-не-знаю-что, и наконец-то снял с держателя полотенце, начиная вытираться. И, повесив его обратно, остановился в замешательстве раздумий. Ему одеться? Прийти к Оскару голышом? В полотенце? Только трусы надеть? Последнее точно нет, у него не та фигура, что эффектно смотрится в одном белье.

Том оделся полностью и покинул ванную комнату. Коридор такой длинный... Осилив всего два шага, Том остановился, заламывал руки, глядя в полумрак коридора, изламывающегося поворотом впереди. Такой длинный... Телефон лежал в кармане. Том вытянул его и набрал сообщение:

«Оскар, встреть меня».

Отправил. Очень стыдно, но пусть лучше будет стыдно. Телефон зазвонил через пять секунд, вопросил голосом Оскара:

- Я не понял, ты что, из квартиры ушёл?

- Нет, я около ванной. Забери меня, пожалуйста, - опустив голову, ответил Том.

Шулейман ни черта не понял, что это за номер, но поднялся с кровати, на которой развалился в ожидании Тома, и пошёл за ним. Нашёл его, как Том и сказал, около ванной комнаты. Предвидя вопросы, на которые не имел ответа, Том покачал головой:

- Не спрашивай.

- Нет уж, объясни, - оставшись глухим к его просьбе, сказал Шулейман, сложив руки на груди. – Что это было? Ты забыл, где спальня?

- Нет, я помню. Я не могу объяснить, - Том снова покачал головой. – Потому что... я не знаю, в чём дело. Мне стало некомфортно, и я решил, что лучше не бороться с собой, а попросить тебя прийти.

Шулейман вопросительно приподнял брови. Обманывал ли он себя надеждами, что сегодняшний вечер пройдёт гладко, как у нормальных людей? Нет, но он и не думал, что произойдёт нечто подобное, что непонятно как назвать.

- Ладно, в принципе, ничего нового: ты странный, я тебя спасаю, - изрёк Оскар и подошёл к Тому, обнял его за плечи. – Пойдём. Или ты передумал? – посмотрел пытливо, забираясь взглядом под кожу.

- Нет, я хочу этого, - Том не побоялся посмотреть в глаза, был честен перед ним и перед собой.

Оскар повёл его по коридору, в спальне обвёл рукой комнату:

- Светло, кровать, мы собираемся переспать, всё, как ты хотел.

Взглянул на Тома с ухмылкой, отпустил, отошёл к кровати и поманил его пальцем:

- Иди сюда.

А у Тома сердце снова набирало обороты, вибрируя в грудину. Но это нормально, да? Нормально волноваться перед первой близостью. Том подошёл к Оскару, к большой королевской кровати, дрогнул губами в растерянной улыбке. Шулейман убрал волосы от его лица, заправив пряди за уши, обхватил щёки ладонями и поцеловал, не глубоко, снимая пробу начинающегося интимного вечера, сминая губы губами. И толкнул мягко, но уверенно, директивно, заваливая на кровать, сам забрался сверху, навис над Томом с блуждающей ухмылкой на губах. Том тоже улыбался, всё так же растерянно, по-детски незащищено. Оскар наклонился и поцеловал его уже основательно, забираясь языком в рот, прижимая собой к поистине царской перине постели. Том отвечал, закрыл глаза, но отставал. Что-то не позволяло раствориться в любимом приятнейшем действе и быть неимоверно счастливым от того, что они зайдут дальше. До конца.

Оторвавшись от губ, Шулейман целовал Тома под челюстью. Приятно, вправду приятно, очень-очень, но пульс стучал в виски не от возбуждения. Сейчас всё произойдёт. Не прямо сейчас, через минуту, но они разденутся и соединятся, кожа к коже, проникновением в нутро, движениями, гарантированно сулящими наслаждение до крика и искр из глаз. Том ждал этого момента, изнемогая от желания, ластился к Оскару похотливым животным, не в силах себя контролировать, просил хоть каким-то способом подарить ему ласку и удовольствие. Но теперь накатили переживания, не отпускали, растекались по телу усиливающимися волнами в такт ударам нездорово частящего сердце. Том цеплялся пальцами за плечи Оскара. Тревога перерастала в панику.

Всё должно быть не так... Не так... Как?.. Никакого возбуждения вопреки вызревавшему два с половиной месяца желанию и умелым прикосновениям и поцелуям Оскара. Ничего, внизу полный штиль, а в голове тучи, гром и ураган. Том с ужасом поймал себя на мысли, что больше всего хочет встать и уйти. Убежать из комнаты. Чтобы не сейчас, не сегодня. Из-за старых травм? Из-за того, что инфицирован и ещё не завершил лечение? Нет – из-за того, что знал заранее, думал, готовился и, когда дошло до дела, не знал, что делать. Лучше не знать заранее. Ситуация с Себастьяном повторялась – запланированная близость превращалась в пытку с полным отторжением. До слёз обидно, что это Оскар, его Оскар! А тело гудит от напряжения, противится, а чувства сущий ад. Том не мог так. Можно не надо? Сердце оглушительно колотилось в горле, причиняя дискомфорт, мутило от токсичного переизбытка переживаний.

- Чего ты такой деревянный? – произнёс Шулейман. – Так-то я рассчитывал, что после того, как активно ты на меня лез, ты будешь проявлять больший энтузиазм.

Том отвернул от него лицо, зажмурился, на ресницы просочились слёзы досады, что такой неправильный, всё портит. Уже испортил.

- Ты что, плачешь? – удивился Оскар.

Ко многому его годы жизни с Томом подготовили, но не к тому, что во время прелюдии Том заплачет. Судя по всему, не от счастья. Том не переставал удивлять.

Даже хуже, чем в прошлый раз. С Себастьяном Том мог бы заставить себя перетерпеть, но не захотел, потому что потом почувствовал бы себя отвратительно. А сейчас не мог. Паника – не страх, а ужас иного толка – свела с ума сердце, парализовала тело. Казалось, он вот-вот может лишиться чувств. Уйти. Сбежать. Вот, что неосознаваемое его тревожило, заставив остановиться, не суметь самостоятельно преодолеть расстояние до спальни и обратиться за помощью к Оскару. Он не может по плану, не может. Сходит с ума от волнения, утратившего всякую рациональность.

- Оскар, я не могу, - Том сел.

- В смысле не можешь? – не понял Шулейман.

- Не могу заняться сексом, - сказал Том, отодвигаясь к краю кровати. – Прости, я просто не могу сегодня. Я переволновался, не могу. Давай как-нибудь в другой раз. Давай завтра? – он с надеждой взглянул на Оскара нездорово мечущимся взглядом.

- Чего ты переволновался?

Понять Тома сложно на грани невозможности, но можно попытаться.

- Потому что я знал, что мы это сделаем, - ответил Том, голос его звучал неровно от переживаний. – Мне нельзя знать заранее, иначе я думаю об этом и слишком волнуюсь.

- А завтра, значит, ты будешь спокоен? – скептически вопросил Оскар. – Ты знаешь заранее, что завтра, только не знаешь точное время. Не будешь ли ты ещё сильнее волноваться от неопределённой определённости?

Том задумался, сказал через паузу:

- Можно не завтра, а через несколько дней... Не говори мне, когда решишь, что пора, просто начни. Так будет лучше.

Какие же у него беды с башкой...

- Предлагаешь не спрашивать тебя и завалить? – приподняв брови, осведомился Шулейман.

Том всё-таки встал, отошёл от кровати, готовый буквально сбежать, потому что эмоции продолжали зашкаливать вместе с пульсом.

- Как вариант, - ответил он. – Я же хочу с тобой, просто очень волнуюсь, а если ты меня не спросишь, у меня не будет времени начать переживать.

Шулейман тоже поднялся на ноги, и Том отступил от него, хотя тот и не успел приблизиться. Том увернулся, пытался не даться в руки, но со второй попытки Оскар схватил его за запястье:

- Эй, - Шулейман сжал пальцы на его руке, несильно потянул к себе, перехватывая взгляд. Случайно надавил на артерию, и клокочущий в ней пульс ударил по нервным окончаниям. – Да у тебя сейчас сердце разорвётся!

Даже отдельные удары не различить, настолько быстро и мощно у Тома колотилось сердце. В ребёрной клетке растекалась не боль, но давящий дискомфорт. Перехватывало дыхание. Просто паника перерождалась в паническую атаку, в которой опасно зашкаливают все физические показатели. Шулейман повёл Тома обратно к кровати:

- Сядь.

Том упёрся, что-то неразборчиво возразил, но Оскар всё равно усадил его и сам сел у него за спиной.

- Иди сюда. Дыши.

- Оскар, я не... - Том нервно дёрнул плечом.

- Тихо, - Шулейман приложил палец к его губам. – Дыши. Тебе нужно успокоиться. Между прочим, сердечные приступы и у молодых бывают, не доводи. Давай, вдох, выдох, - он положил ладонь Тому на грудь, где сердце.

- Оскар, я...

- Повторяй, - перебив, чётко повторил Оскар. – Вдох, выдох. Вдох...

- Вдох, - сдавшись, повторил за ним Том; глубокий вдох получился прерывистым, почти судорожным.

- Выдох.

- Выдох, - воздух выходил из лёгких долго, едва не со свистом.

- Вдох.

- Вдох...

Между вдохом и выдохом Шулейман выдерживал интервал в семь секунд – минимальный интервал в дыхательном цикле здорового человека в нормальном состоянии. Сначала от кислородного голодания, вызванного принудительно сниженной частотой дыхания, у Тома закружилась голова, он закрыл глаза. Но уже в этот момент сердцебиение начало замедляться.

- Выдох.

- Выдох, - повторил Том и ещё раз выдохнул, начиная дышать без подсказок.

Сердце билось ещё ускоренно, но уже незначительно, в голове прояснилось. Больше не было паники. Оскар считывал его пульс ладонью и остался удовлетворён достигнутым эффектом.

- За что я тебе? – спросил Том с усмешкой, за которой прятал неуверенность и растерянность от своей ненормальности.

Снова довёл себя до того, что ему понадобилась помощь. Не дурак ли? Как Оскар его, психованного на всю голову, терпит?

- Лучше спроси: «На что?».

- На что? – Том повторил за ним, не поняв смысла вопроса.

Но Шулейман и так ответил:

- На всю жизнь. Опыт показывает, что иначе не получается, - говорил он Тому в затылок. – Знал бы я за день до знакомства с тобой, что вот-вот моя жизнь изменится навсегда.

- На всю жизнь? – переспросил Том с глупой улыбкой.

Сам желал именно так, не видел другого варианта жизни. И хотел снова и снова слышать, что Оскар тоже хочет навсегда.

- Да, - ответил Шулейман, задев его волосы губами, и усмехнулся. – А теперь продолжим.

Оскар коснулся губами его уха, кончиком языка обвёл изгиб внешнего края раковины. Том хихикнул, дёрнувшись, инстинктивно поднял плечо, прижав к нему склонённую набок голову.

- Щекотно.

В прошлом Оскар никогда особо не уделял внимание его ушам, и это действительно щекотно, неконтролируемо дёргает от ощущений.

- Не мешай, - ухмыльнувшись, сказал Шулейман.

- Мне выйти? – Том оглянулся к нему, сияя нежно-игривой улыбкой.

- Мне будет сложно без тебя заниматься с тобой сексом.

Улыбка ушла с губ Тома, лицо приобрело серьёзное выражение, а в глазах блеснула тревога.

- Оскар, я не думаю...

Не думает, что это удачная идея, но договорить не успел, Шулейман накрыл его губы ладонью, шикнул, призывая к тишине. Учтя ошибку – что Тому щекотно от нежной ласки в той области, Оскар прикусил хрящик его уха. А это приятно. Том замер, прислушиваясь к новым ощущениям. Теперь и возбуждение пошло, уже. Потекло теплом вниз от одного прикуса. Только тело оставалось настороженно-напряжённым. Шулейман провёл ладонью по правому из его сжатых бедёр и силой заставил их развести:

- Расслабься.

Том повиновался, и напряжение действительно начало покидать мускулатуру. Метод обратной связи работает в обе стороны – тело отвечает на психическое состояние, но и на психическое состояние можно повлиять через тело. Шулейман это, конечно же, знал и использовал, о чём Том не догадался. Ладонью по внутренней стороне бедра, чувствительно, медленно, без нажима, но и не настолько невесомо, чтобы сердце не зачастило снова по другой причине. Том дышал чаще, глубже, чувствовал, как кровь бежит быстрее и приливает. Оскар не касался его между ног, лишь по бёдрам гладил, распаляя, и целовал в шею. Добрался до точки под косточкой нижней челюсти, верхней шейной точки сонной артерии, куда поцелуи Том больше всего обожал, особенно влажные, такие, как сейчас. Том запрокидывал голову, открывая горло под ласку.

Том немного пропустил тот момент, когда Оскар начал ненавязчиво гладить его живот пальцами поверх кофты, рисуя простые завитки, но отчётливо почувствовал приязнь от прикосновений. Они растекались по телу теплом, тем самым, от которого не только расслабляешься, нежась, но и томит внизу живота. Желания свести ноги больше не возникало, Том сам развёл их немного шире. Улыбнувшись с прикрытыми глазами, он повернул голову и попал в чувственный поцелуй, инициаторами которого оба выступили, Том дал зелёный свет и показал готовность, а Оскар с удовольствием поддержал его желание. Перестав искусно иметь его рот, Шулейман провёл языком к уху, прихватил губами мочку, царапнул зубами тонкую кожу под ухом.

Его рука забралась Тому под водолазку, пальцами по голой коже вверх, вниз, до кромки трусов, немного под них, где кожа горячая, вспаренная. Прижатый бельём и сверху джинсами член намеренно не задел и кончиком пальца.

- Уже потёк? Или ещё нет? – усмешка в ухо, поцелуй туда же.

Шулейман обхватил Тома рукой поперёк груди, массировал слева, дёрнул сосок. Том выгнулся в его руках от импульса боли, что прекрасно вплёлся в наслаждение.

- Сними штаны, - сказал Оскар, отпуская его, чтобы исполнил команду.

Том избавился от джинсов, бросив их на пол, и вернулся в прежнюю позу, опёршись спиной о его грудь. Шулейман легко коснулся его голой коленки, острой, узкой.

- Урок номер неизвестно какой – когда снимаешь штаны, носки тоже нужно снять, - наставил Оскар.

Смутившись, что сам не догадался, Том быстренько стянул носки и сбросил их с кровати. Шулейман притянул его обратно и снова поцеловал в шею, вылизывая горячую кожу. Гладил теперь по голой коже от колена до штанин трусов, сильно ниже не дотягивался. Такие тоненькие, трогательные, совсем не мужские колени... и гладкие, идеальной формы стройные ноги, ни единого лишнего изгиба. Руку из-под его водолазки Оскар уже не убирал.

- Оскар, я всё равно не уверен, что... - сбитым голосом проговорил Том.

Не думал, что и как будет дальше, не пытался нарисовать в голове, но не был уверен, что сможет отдаться Оскару, раз один раз сегодня уже дошёл до паники.

- Тише, - Шулейман шикнул на него и потянул за плечо. – Ложись.

Том сомневался в себе, но послушался и опустился лопатками на постель, согнув ноги в коленях, смотрел на Оскара. Шулейман подобрался к нему, скользнув пальцами по колену и вверх по ноге, наклонился к лицу, вовлекая в поцелуй. Том отвечал активно, но в остальном лежал бревном. Оскар задрал на нём водолазку, обвёл взглядом торс, огладил ладонью впалый живот, рёбра, грудную клетку, цепляя твёрдые соски.

- Я рассчитывал на похотливого котика в моей постели, но вынужден снова раскрепощать испуганную деревяшку, - усмехнулся Оскар, не отрываясь от тела Тома.

- Прости, - пискнул Том, устыдившись того, что вправду домогался его всё это время, но обманул все ожидания и в решающий момент перенервничал и оцепенел.

К прошлому нет вопросов, тогда он и был невинным, наивным и не умеющим и не знающим ничего не только о плотских утехах, но и своём собственном теле. Но почему сегодня ситуация повторилась при совершенно разных исходных данных? Нормально вести себя так, когда в твоём сексуальном опыте лишь изнасилование, но очень странно, когда тебе двадцать восемь, имеешь море опыта и очень хотел.

Шулейман поцеловал Тома чуть ниже солнечного сплетения. Поцеловал соски, поиграл языком с напряжённой верхушкой, облизал, прикусил по очереди оба. Том шумно дышал от этой стимуляции и ёрзал, выгибаясь под его губами и руками. Оскар стянул с него водолазку и отбросил в сторону.

- Трусы уже тоже не нужны, - сказал он.

Трусы тоже отправились на пол. Том приподнял бёдра, помогая снять с себя последний клочок одежды. Прикусил губу от той самой неловкости, когда ты обнажён, а второй человек одет. Оскар и в одежде такой красивый...

- Сними с меня рубашку, - Шулейман словно прочёл его мысли.

Том послушно поднял руки, берясь за первую застёгнутую пуговицу. Точно всё как в первый раз, который без принуждения и таблеток, тогда Оскар тоже подсказал растерянному Тому раздеть его в качестве того, что он может сделать. Когда Том справился с пуговицами и спустил рубашку с его плеч, Шулейман сбросил её и сам снял джинсы, звякнувшие пряжкой ремня.

- Похоже, это уже традиция – наш первый раз должен быть таким, - усмехнулся Оскар и извлёк из ящика тумбочки флакон смазки.

Отщёлкнул крышку. Том следил за его движениями. Выдавив гель на пальцы, Шулейман чистой рукой расставил ноги Тома шире, устраиваясь удобнее для проведения растяжки.

- Не смотри, - сказал Том.

Оскар и не смотрел туда, куда Тому не нравилось, и строго посмотрел ему в лицо:

- Началось?

И, ухмыльнувшись, ловко одной рукой перехватил ноги Тома под коленями, задрал вверх, открывая полный обзор на задницу. Том закрыл ладонями лицо и неожиданно для себя засмеялся. Потому что нервничал-смущался, и вправду забавный момент получился и одновременно милый.

- Всё, я понял, - Том убрал руки, улыбнулся. – Отпускай.

- Нет, мне вполне удобно, - отозвался Оскар и закинул его ноги себе на плечо.

Направил руку вниз, провёл пальцами между ягодиц, распределяя смазку. Подушечкой указательного коснулся сжатого колечка сфинктера.

- Есть рекомендация, что от чистки кишечника до анального секса нужно выждать сорок пять минут, чтобы там всё успокоилось, - произнёс Шулейман. – Своеобразным подходом, но ты соблюл правило.

Том вновь смутился, вновь улыбнулся, фоном дивясь, что Оскар всё-всё от него сносит, сохраняет позитивный настрой и с юмором подходит к ситуации. Кто бы ещё его, нервно-припадочного, стал терпеть? Том видел только два варианта реакции. Первый тип послал бы его куда подальше, а второй не послушал бы его подступающую истерику и сделал то, что хотел. А Оскар не только терпел его – ещё успокаивал, расслаблял, делал приятно, чтобы он захотел и смог.

Оскар протолкнул в него первый палец на две фаланги, повернул кисть. Наклонился вперёд, сгибая Тома пополам, и сдвинул его ноги с плеча:

- Поставь ноги так, чтобы мне не пришлось вынимать из тебя палец.

Как было велено, Том аккуратно поставил разведённые, согнутые ноги, чувствуя, как Оскар двигает у него внутри пальцем, касается толстых, сильных стенок внутреннего сфинктера и тонких, гладких стенок дальше. Оскар не ложился на него, расположился сбоку и орудовал рукой у него между ног. Добавил второй палец, объём двух был очень ощутим, тело ещё не привыкло, не вспомнило.

Ещё один неловкий момент – растяжка. Когда секс происходит регулярно, тело привыкает и легко откликается, раскрываясь, подготовка нужна для галочки, а если не первый раз за день, то можно и без неё обойтись. Но после долгого перерыва нужно постараться, чтобы мышцы расслабились и раскрылись. Том закусил губы, отвёл взгляд. Шулейман положил ладонь на его щёку, побуждая вернуть взгляд, посмотреть на него.

- Почему я просил тебя поласкать меня пальцами, но стесняюсь того, что ты сейчас делаешь ими у меня внутри? – произнёс Том.

- Потому что это ты – странный, двинутый, тревожный человек с патологической двойственностью мышления, - авторитетно и спокойно ответил Шулейман. – Но я знаю, что делать с этими твоими характеристиками, - ухмыльнулся и, сдвинув кисть, повёл ею вперёд, с нажимом проводя по простате.

Том весь натянулся, выгнулся, упираясь в постель пятками и затылком. Оскар продолжал до тех пор, пока обхватывающие его пальцы мышцы не стали мягкими и податливыми и Том не начал беспрерывно стонать, явно близясь оргазму.

- Э нет, кончать рано, - усмехнулся Шулейман, издеваясь, вытащив из Тома пальцы, навис над ним, опёршись на руки. – У меня на тебя большие планы.

Вспорхнув ресницами, Том открыл помутнённые удовольствием глаза, посмотрел на него. Зрачки огромные, глаза кажутся чёрными, масляно блестят. Шулейман тащился от глаз Тома в моменты возбуждения, как и от него целиком. Удивительно, весь его сексуальный опыт составляли активные и умелые партнёрши и партнёры, готовые исполнить любое желание, но нравилось ему бревно, весьма темпераментное при правильном подходе. Оскару нравилось думать, что при правильном, а не со всеми Том такой. В принципе, Том сам это сказал – только с тобой, с тобой не так, как со всеми. Оскара ничуть не смущало, что сегодня от секс-куклы Тома отличало лишь сердцебиение, он с огнём в глазах смотрел на него, ласкал и вёл к обоюдному наслаждению.

Шулейман снова опустил руку Тому между ног, но с другой целью: гладил мошонку, перебирал яички, мягко и упруго сжимал, одновременно целуя в губы. К стимуляции члена Том относился равнодушно, насколько это возможно, но остро балдел от ласк яичек. Всё-таки в чём-то он был настоящим мужчиной. Выпав из поцелуя, Том приязненно жмурился, снова и снова искренне забывая, что по-хорошему тоже должен что-то делать, а не только лежать на спине, хотя бы рукам дело найти. Он и хотел делать, делал бы, но сегодня он вновь тревожное бревно, как в первый раз. Невинность и связанная с ней пугливость, оказывается, восстанавливается. В самый неподходящий момент. Но понимание, что делает что-то не так – ничего не делает – ничего не меняло.

Ласку яичек Оскар тоже прекратил, чтобы Том не кайфовал слишком сильно раньше времени, вновь провёл пальцами между его ягодиц. Том открыл глаза, положил подрагивающие руки ему на плечи.

- Оскар, может быть, мы сегодня не до конца? Без проникновения? А завтра по-настоящему.

Вернулись не эмоции, доведшие до приступа паники, но тревога, что они могут вернуться. Том думал о том, как Оскар в него войдёт, и опасался, что его психика может как-то неправильно отреагировать. Очень не хотелось испортить сегодняшний важный вечер, не хотелось потом вспоминать и грустить, что всё прошло не так, как мечтал.

- Нравится тебе это или нет, но секс у нас сегодня будет вне зависимости от твоего желания, - непоколебимо сказал Шулейман.

- Против моей воли? – Том изломил брови, не испугавшись ничуть – удивившись.

- Против воли тараканов в твоей голове. Ты хочешь, - ответил Оскар с ровной железобетонной уверенностью.

Том улыбнулся, успокоенный тем, что с него сняли ответственность, от него ничего не зависит, и озвученной Оскаром меткой правдой, ведь вправду – он хочет, это всё тараканы подбивают тревожиться, пугаться и отказываться. Не нужно идти у них на поводу.

- Правильно, не слушай их, - улыбаясь самую чуточку несмело, Том обнял Оскара за шею.

- Я всегда прав.

С ухмылкой на губах Шулейман провёл указательным пальцем по его скуле и разом вогнал в его тело три пальца. Том дёрнулся, зажмурился, выгнулся. Третий лишний, Оскар сам знал, он всегда готовил Тома двумя пальцами, но захотел посмотреть, как он отреагирует на такое количество. Согнул пальцы в направлении к паху. Том распахнул глаза, изумлённый ощущениями. Не понимал, куда там Оскар ему давит, но это было очень чувствительно. Вытащив немного пальцы, Шулейман развёл их, сильно растягивая анус. Том снова закрыл глаза, смущённый тем, что происходит у него внизу.

- Думаю, достаточно. Да?

- Да, - подтвердил Том.

- Не боишься? – Оскар сел на пятки между его ног, гладил по бёдрам.

Том отрицательно покачал головой. Шулейман пробрался ладонью выше, обхватывая пальцами его член, потёр подушечкой большого уздечку, заставив Тома вновь приязненно зажмуриться. И взял флакон смазки, нанёс на Тома ещё геля, протолкнул внутрь, распределил по себе и направил в него член. Том испуганно упёрся ладонями в его плечи:

- Оскар, а презерватив?

- Зачем?

- Чтобы ты не заразился.

- Во время лечения вирус не передаётся половым путём, забыл, что доктор говорил? У меня сейчас нет ни малейшего желания звонить ему, чтобы он повторил. Расслабься, беспокоиться не о чем.

- А вдруг? – Том продолжал упираться в его плечи, не пуская ближе, смотрел тревожно.

- Я готов рискнуть, - ухмыльнулся Шулейман и всё же опустился на него.

Том запротестовал, завертелся, вырываясь:

- Оскар, нет, пожалуйста!.. – кое-как Том смог его оттолкнул, заглянул в глаза. – Прошу, надень презерватив. Даже одна сотая процента вероятности может сработать. Я никогда не прощу себе, если заражу тебя.

Шулейман закатил глаза, чертыхнулся, выражая отношение к его тревожности, но выудил из тумбочки презерватив и надорвал индивидуальную упаковку. Том наблюдал за тем, как он раскатывает по себе латекс.

- Подожди, - попросил Том, когда Оскар вновь подался к нему.

- Что ещё? – Шулейман взглянул раздражённо.

Словами Том не ответил, но сделал то, что вдруг захотелось: протянул руку и осторожно обхватил ладонью его член, провёл пару раз по длине, примеряясь к весу, толщине. Попытался заглянуть себе между ног, чтобы оценить соразмерность отверстия и того, что в него войдёт. Не получилось, чтобы увидеть, нужно загнуться в лучших традициях йоги, а он лишь чуть приподнялся. Отпустив, Том откинулся на постель, сильнее развёл согнутые ноги и приподнял для удобства. Но в последний момент снова подал голос:

- Оскар, почему упаковка презервативов вскрыта?

- Что? Ты серьёзно предъявляешь мне, что я начал её с кем-то другим? – усмехнулся Шулейман, не зная, то ли ему смеяться, то ли плакать, то ли придушить Тома, чтобы наконец-то умолк и не мешал.

- Оскар, почему? – повторил Том.

Не предъявлял, но в мозгу заклинил этот вопрос, смысла которого не сознавал в полной мере, потому не испытывал эмоций, только проявлял интерес.

- Я купил её вскоре после того, как мы начали встречаться, и примерно тогда же вскрыл, - отвечал Оскар. – Удобнее, когда презервативы лежат россыпью, чем ковыряться со слюдой и упаковкой, когда дойдёт до дела.

- Но ты сам говорил, что секса раньше времени у нас не будет. Зачем ты купил и подготовил их так рано?

- А вдруг бы я не удержался? – Шулейман обворожительно, искусительно ухмыльнулся, накручивая на палец прядь волос Тома. – Необходимо позаботиться о защите, если неизвестно, что у партнёра со здоровьем.

Том не удержался и улыбнулся в ответ, забывая о глупом сомнении. Прикрыл глаза, говоря:

- Прости... Я не подозреваю тебя в измене, просто интересно стало.

- Может быть, мы уже трахаться начнём?

- Тебе только этого от меня надо? – Том тонко улыбнулся с игривой укоризной в глазах и чуть склонил голову набок.

- Ну всё... - Шулейман опасно и тоже не всерьёз сузил глаза и вздёрнул его ноги вверх, подтягивая к себе.

Том раскрыл рот в немом звуке, когда головка напористо раздвинула мышцы, проникая внутрь. Закрыл глаза, чтобы не пропустить ни крупицы ощущений. Схватился за лопатки Оскара. Медленнее, медленнее, он хотел почувствовать!

- Подожди, - попросил Том шёпотом, когда Оскар полностью вошёл в него, заполнил.

- Больно? – Шулейман заглянул ему в лицо.

- Нет, хорошо. Я хочу прочувствовать этот момент. Тебя. Пожалуйста.

Оскар вопросительно, скептически повёл бровью, но прислушался к его просьбе, замер, за что Том был очень благодарен – за ещё одну порция понимания. Том не ожидал, что вступит в первый секс предельно осознанно. Но лучше так, чем задыхаясь от страсти, когда потом можешь вспомнить лишь отдельные моменты и взрывное удовольствие. Намного лучше осмысленно чувствовать и проживать. Всё чувствовать: проникновение, давление внутри, запахи, жар кожи. Видеть и осязать. Проживать в мельчайших гранях момент, к которому шёл почти два бесконечно долгих года. Те разы, что были в Париже и по дороге в Ниццу, Том не считал, поскольку это не то, неправильно, он тогда сходил с ума, ослеплённый больной влюблённостью, а Оскар некрасиво с ним поступал. Почти два года от дня после развода, когда осознал, что потерял и насколько хочет вернуть, до сегодняшнего дня. Два года мечтаний, борьбы, слёз, лживых перед собой попыток врозь, криков, обидных слов, боли физической и душевной, крови на его белье и у Оскара на теле, равнодушия, безысходности, привыкания заново. Том чувствовал остро, впитывая момент единения кожей, нутром, фибрами естества. Теперь по-настоящему. Путь, оказавшийся долгим и тернистым сверх всех планов, пройден. Он всё-таки дошёл до того, о чём мечтал, и уже неважно, что там было, какие сложности и боли.

Том лежал безмолвно и тихо, смотрел в глаза, обводил взглядом и кончиками пальцев невесомо черты лица Оскара, линии шеи, плеч. Пронзительно чувствовал счастье, то, от которого не заплачешь, не закричишь, оно есть и обещает быть до последнего вдоха, светить внутри солнцем. Потому что у него есть персональное солнце, он обрёл его вновь и больше не потеряет. Они всё-таки смогли, вопреки всем бедам вычеркнули печальную частицу «не».

- Не могу больше, - хрипло сказал Шулейман и, почти накрыв Тома собой, двинул бёдрами.

От первого толчка Тома пробрало волной ощущений. Что же будет дальше? До крика? До истомы? До потери сознания? Откинув голову, Том зажмурился и ещё шире развёл колени, открываясь движениям Оскара, отдаваясь. Ещё больше, ещё глубже. Сердцебиение набирало обороты в геометрической прогрессии, дыхание срывалось. Как же хорошо... Том вцепился пальцами в лопатки Оскара, царапая кожу.

- Зараза!

Шулейман перехватил его запястья, прижал над головой. Том коротко вскрикнул, завертел руками в попытке освободиться, быстро успокаиваясь, улыбнулся с лихорадочным блеском в глазах. Напросился котёнок. С дьявольским огоньком во взгляде Оскар прижал обе его руки одной своей, и перехватил левую ногу Тома под коленом, загнул к подмышке, начиная двигаться быстрее, сильнее, глубже, врезаясь в тело.

- Оскар, нет! Нет, нет, нет!.. – Том замотал головой, размётывая волосы, извивался от чрезмерных ощущений. – Да, да, да!..

Недолго прожил его отказ. Закричал от удовольствия раньше, чем ожидал. Шулейман с довольством отметил оба момента – и тут же выбросил прочь из головы. В разгар долгожданного секса мысли не к месту. То, что заставило Тома твердить на повторе одно слово и кричать, ещё совсем не конец. В голове Оскара имелось множество вариантов того, как довести его до забытья, и он намеревался пустить в ход если не все, то многие.

Бросив руки Тома, Шулейман выпрямился, встал на коленях, удерживая его бёдра на нужном уровне, подвесив вниз головой. В прошлый раз такая поза свела Тома с ума. В этот раз тоже. Том метался, стонал, вскрикивал, стискивал в кулаках простыни, пытался схватиться за Оскара, то за руку, то за бедро, чтобы замедлился, чтобы немного снизить накал ощущений. Оскар его не щадил, он обещал оторваться, когда придёт время, и он отрывался, дальше только больше. Член долбил к брюшине.

- О, господи...

- Лучше по имени, - ухмыльнулся Шулейман.

Том открыл глаза, взглянул на него, улыбнувшись:

- Твоё самомнение не знает границ.

- Что поделать, если у меня адекватная самооценка.

Странно болтать и улыбаться на отвлечённую тему в постели? Более чем. Но это особый вид удовольствия. Двойное удовольствие, для тела и для души. Том раскрыл рот, но не успел ничего ответить, от особенно точного толчка выгнулся так круто, что встал на макушку.

- Позвать для тебя экзорциста? – осведомился Оскар, лишь чуть сбавив темп.

Том засмеялся – насколько странно смеяться во время секса? – закрыл ладонями лицо и сразу опустил руки, спросил:

- Нормально ли смеяться во время секса?

Улыбался, снова лучисто улыбался, прекрасно чувствуя, как Оскар двигается в нём. Взрыв мозга.

- Если ты смеёшься не надо мной, ничего не имею против, - сказал Шулейман. – Если бы ты смеялся надо мной, значит, ты псих.

- Так я и есть... Ау!.. – Том не договорил, сорвался на гулкий, протяжный стон, выгнув горло, зажмурившись.

От одного такого откровенного стона можно обкончаться. Оскар ощутил первую предвещающую волну, но опыт победил, позволив продержаться дольше.

Чувственный секс в первый раз согласно правилам романтики? Пройденный этап. Они жёстко трахались. Вырвались на волю изголодавшиеся звери. Оскар был очень голодный. С девятого июля – запомнил дату, с которой началось его запланированное, но неожиданно затянувшееся воздержание. А ныне на дворе декабрь, он побил собственный рекорд. Потому держал данное слово и без ограничений наслаждался Томом и тем, что мог сделать с его телом.

- Я бы хотел, чтобы ты в меня кончил. Чтобы сделал своим, - сбито выговорил Том, трепетно касаясь ладонью шеи Оскара, когда тот опустил его спиной на кровать.

Очень, очень этого хотел. Хотел принадлежать ему безоговорочно. Быть меченным, чтобы Оскар стёр следы всех прочих, заклеймил собой, подчинил. Чтобы больше не имел права посмотреть ни на кого другого, чтобы перестали иметь значение все, кто были до. Хотел принадлежать и получить некий символ этой принадлежности. Очень хотел забыть, что был кто-то ещё, переписать себя только для него.

- Я тоже этого хочу, - ответил Шулейман, нависая над Томом на согнутых руках. – Но ты сам настоял на использовании защиты. Ничего, твоё лечение закончится.

Оскар полностью лёг на него, просунул руки под спину, обхватывая крепкими, тесными объятиями. Сложно двигаться в таком положении, без опоры и с заваленным центром тяжести, но у него получалось. Том перестал дышать от запредельной близости, утонул в моменте. Близость внутри, снаружи. Везде. Самая тёплая, самая желанная. Они потеряли почти два года. Но больше никогда.

- Никогда... - шёпотом повторил Том.

- Ты с кем разговариваешь? – поинтересовался Оскар.

Том посмотрел на него блестящими глазами, пронзительно серьёзным взглядом:

- Больше никогда я тебя не потеряю. Больше никогда... я...

Слова спутались, мысль смазалась, растворяясь. Утратив самообладание, Том выгнулся, жмуря глаза, стиснув зубы, из-за которых вырывался почти жалобный стон. Шулейман поцеловал его в горло над кадыком, вылизывая и прикусывая тонкую кожу. Снова приподнял Тома над кроватью, вбиваясь в тонкое тело. Внутри он такой горячий, гладкий, узкий, но не сжимается. Хочет, он хочет его в себе.

Первый оргазм пришёл сотрясающейся взрывной волной. Том чувствовал почти боль от перегруза нервных проводов. Как безотчётно сладко у него сокращались мышцы, на исходе экстаза он начал поднывать, потому что Оскар не давал ему покоя.

- Оскар... Оскар... - то шептал, то скулил Том.

Как часто у него бывало, если не прекращать стимуляцию, за первым оргазмом у Тома очень скоро, в течение пары минут, последовал второй. Шулейман тоже кончил, но даже минуту не передохнул, не остановился. Член также не заметил, что была разрядка, и продолжал крепко стоять. Стянув презерватив, Оскар отшвырнул его и рывком перевернул Тома, ставя на четвереньки. Провёл пальцами по скользкой от смазки коже между его ягодиц, по покрасневшему, припухшему, расслабленному отверстию.

- Как долго я этого ждал...

Том не успел толком смутиться того, что Оскар разглядывает его зад и разговаривает с ним. Не успел осознать, поскольку в голове ещё шумело после двух подряд оргазмов. Оскар ворвался в него без предупреждения, до упора, сразу беря резкий и чёткий темп. У Тома ноги разъезжались, руки дрожали и подгибались, но Шулейман заставлял его стоять под сносящими ударами.

Шулейман с нажимом провёл ладонью по спине Тома, надавил на загривок, опуская его, уткнув лицом в постель. Ему нравилось так. В прошлом он предпочитал позы лицом к лицу и давил в себе грубые порывы, поскольку с Томом так нельзя, но с некоторых пор полюбил ставить его раком. Злость и желание отыграться за всё, которые двигали им в Париже, прошли, но осталось желание брать его жёстко, по-животному. Почему нельзя одновременно нежно любить и заботиться по жизни и драть в спальне, как последнюю сучку? Можно. Судя по реакции, Тому тоже нравилось, когда его опускали.

- Тебе нравится. Нравится... - Оскар снова провёл рукой по спине Тома, накрыл его собой. – Нравится? – спросил с озорным лукавством в голосе.

- Да... - протянул Том на одной протяжной ноте, сотрясаясь под его толчками, едва не распластываясь под его тяжестью, но Оскар не позволял упасть.

Шулейман сжал его член у основания, когда стоны Тома стали чаще и громче, чтобы не кончал слишком быстро.

- Оскар!

Том вскрикнул, замолотил по его руке, пытаясь спасти прерванный оргазм. Не вышло. Шулейман дёрнул его за волосы, поднимая, выпрямил, обхватив рукой поперёк торса, продолжая вбиваться в жаркое нутро. Том прогибал спину и цеплялся пальцами за держащую его руку, получая поцелуи в скулу, щёку, ухо, шею. Оскар повернул его лицо к себе, впиваясь в рот поцелуем. Кончая, Том расцарапал его руку, едва не поломался в спине, так изогнулся.

Не дав ему времени на роздых, Оскар пихнул Тома вперёд и сам лёг на спину, потянул его на себя:

- Теперь давай ты сверху.

- Оскар, я не могу... - Том жалобно изломил брови, сидя на его бёдрах.

У него сил на дыхание едва хватает. Какие скачки верхом? Шулейман пихнул его в плечи, заставляя выпрямить спину, и Тому ничего не осталось, кроме как повиноваться: изогнуться, завести руку за спину, приподняться и сесть на член, чувствуя, как воспалённое пережитым удовольствием нутро натягивается на толстый ствол. Зажмурился, упёрся руками в грудь Оскара, двигался не вверх-вниз, а вперёд-назад. Медленно. Объективно нормально, но очень вяло для Шулеймана.

- Не могу, - в конце концов Том упал Оскару на грудь, опаляя кожу хриплым, сорванным дыханием.

Не может так не может, Шулейман сам уже хотел взять дело в свои руки. Ухватив Тома за бёдра, он согнул ноги, упёршись пятками в матрас, и начал трахать его снизу. Сильно растянул Тому ягодицы в стороны, чтобы входить глубже. Том чувствовал, как глубоко бьёт головка. Очень-очень, словно где-то в середине живота. В кой-то веки Том не вырывался после пары разрядок, всё больше терял силы, но продолжал принимать Оскара. Ему и не требовалось ничего делать: Оскар валял его, как куклу, складывал, переворачивал, Том подчинялся его силе. Обоих устраивал такой расклад: Том забывал своё имя, а Шулейман отрывался.

Они слиплись животами, спермой Тома. Лёжа на Оскаре, Том просил подождать, дать ему время. Шулейман дал, сам немножко устал от взрывной активности. Ключевое слово «немножко». Закончили на боку со счётом четыре-три в пользу Тома. Ни в чём Том не отличался выдержкой, особенно когда Оскар делал всё, чтобы он не выдержал.

Осмысленно от начала и до конца всё-таки не получилось. Упав, как Оскар его оставил, Том дышал как загнанный зверь и, если бы ему сейчас устроили опрос, не смог бы без заминки назвать ни дату рождения, ни место, ни ещё какую-нибудь информацию. Лишь усилиями Оскар Том повернулся к нему лицом – Оскар его перевернул, убрал с лица волосы, зацепившиеся за ресницы. Том был взмокший, ужасно растрёпанный, измождённый, липкий от смазки и спермы и счастливый.

- Ты точно бог, - Том улыбнулся, даже не пытаясь восстановить дыхание.

- Бог секса? – с ухмылкой поинтересовался Шулейман, подперев голову кулаком.

- В нём тоже.

Оскар непонимающе, заинтригованно прищурился:

- В чём ещё?

- Во всём, - Том вновь улыбнулся, довольный, что заинтересовал его. – Ты по жизни царь и бог и постоянно доказываешь, что достоин этого звания.

Том помолчал, нахмурил брови, оглянулся мельком через плечо.

- Похоже, последний раз был лишним. У меня такое ощущение, что... у меня там очень широко и мокро.

Шулейман притянул его, смятённого, к себе, скользнул рукой по пояснице, пальцами в ложбинку между ягодиц, проник двумя внутрь, отчего Том смущённо засопел.

- Неправда, - сказал Оскар. – Вполне аккуратная дырка.

Том дёрнулся, протестуя против таких пошло-прямых выражений. Шулейман перехватил его за затылок и поцеловал, и не отпускал, и спустя время завалил на спину, нацелившись на четвёртый заход.