Глава 4: Кофе, принтер и амбиции
Я шла домой медленно, будто хотела продлить день — даже такой странный. В ушах были наушники. Город гудел где-то на фоне, а я просто шла, держа пиджак в свободной руке, с почти пустой головой.
Когда свернула с главной улицы, в переулке за зданием компании заметила силуэт. Он стоял в тени, чуть в стороне от фонаря, облокотившись о стену. В руке — сигарета, тлеющая в темноте оранжевым. Успокаивающий ритм движений: вдох, пауза, выдох.
Это был он.
Алек.
Я остановилась на секунду, прячась за припаркованной машиной. Не специально — скорее, инстинктивно. Он выглядел совсем иначе, чем в переговорной. Рубашка расстёгнута на одну пуговицу, пиджак сброшен на плечи, волосы чуть растрепаны ветром.
Он казался... настоящим. Без маски, без холодного взгляда.
Я задержалась, наблюдая. Что-то в этом моменте цепляло — будто я подглядывала в щель чужой жизни. Он вдруг бросил сигарету, наступил на неё носком ботинка и медленно поднял взгляд. Прямо на меня.
Я замерла.
Он сделал шаг вперёд. Потом второй.
Всё внутри сжалось.
— Ты знаешь, — сказал он, подходя ближе, — если уж следить за кем-то — лучше делать это менее очевидно.
Я хотела сказать, что просто шла домой. Что вовсе не следила. Что всё это глупо. Но слова застряли где-то между горлом и гордостью.
Он остановился на расстоянии вытянутой руки. Свет от фонаря падал на его лицо, подчёркивая резкие скулы и внимательные глаза.
— Николь, верно?
Я кивнула.
– Просто, Никки.
— Утром я не представился, Алек. Александр, если официально. Но здесь никто так не говорит.
Он смотрел спокойно, почти безэмоционально — и всё же во взгляде что-то подрагивало, как тлеющий уголёк.
— С завтрашнего дня я буду твоим куратором. Вместе с Томом. Так было изначально запланировано.
— Прекрасно, — выдохнула я. — Один делает замечания по поводу кофе, другой — учит, как правильно следить.
Он усмехнулся.
— Добро пожаловать в корпоративную реальность.
Повернулся, уже собираясь идти прочь, но потом остановился и добавил, не оборачиваясь:
— И да. Серьёзно. В следующий раз — хотя бы притворись, что смотришь в окно. Не на меня.
И ушёл, растворяясь в темноте улицы, оставив после себя тонкий запах табака и что-то ещё — странное, неуловимое...
Предчувствие.
Когда я наконец добралась до дома, в квартире было темно, как и утром. Только слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь щель в занавесках, рисуя на полу блеклую полоску.
Тишина встретила меня, как старый знакомый.
Без вопросов. Без комментариев. Без сочувствия.
Я сняла пиджак, поставила сумку в угол и машинально включила чайник. Пока он гудел, разогрела остатки супа, но не притронулась. Просто сидела за столом, глядя, как пар поднимается в воздухе и исчезает — почти как мысли.
Почти как мама.
Когда я была в онкоцентре на прошлой неделе, психолог — светлая женщина с мягким голосом и тёплыми руками — сказала:
«Вам нужно находить место, где вы можете быть. Просто быть. Без роли дочери, студентки, сестры. Попробуйте писать. Не для кого-то. Для себя.»
Тогда мне это показалось странным.
Сегодня — нет.
Я достала ноутбук, села на диван, подогнула ноги под себя, укрылась пледом. Экран засветился мягким светом. Открыла пустой документ и, немного подумав, написала вверху:
"Записи. Только для себя."
Сначала пальцы колебались над клавишами. Но потом начали двигаться.
3 мая
Сегодня был первый день, когда я почувствовала, что внутри нового мира.
Он шумный, стеклянный, отстранённый. Все уверены, красивы и быстры. Я — нет.
У меня сломался каблук. Я пролила кофе. Меня высмеяли.
Но я написала отчёт, и его приняли.
Том сказал, что надо, чтобы меня «было видно».
Алек — что я слишком открыто слежу за людьми.
Я не знаю, что он за человек. И почему мне хочется понять его.
Мне всё ещё больно за то, что мама лежит там, в другой реальности, где дни — это анализы, трубки и надежда.
Но я здесь.
И я не хочу, чтобы это место было пустым.
Я перечитала написанное. Не исправляла. Просто сохранила файл и закрыла ноутбук. Уложилась на диван, обняв подушку. И впервые за долгое время почувствовала, что не убегаю от себя, а иду навстречу.
Пусть с перекошенным каблуком.
Пусть с разбитым голосом.
Но иду.
На следующие утро я проснулась рано, хотя будильник ещё не прозвенел. В комнате было полутемно, за окнами только начинал сереть рассвет. Воздух пах чем-то знакомым — лавандой и чистотой. Я повернулась на бок, чувствуя лёгкое тепло на плечах... Плед был другой. Толще. И укрыт аккуратнее, чем я это сделала вчера вечером.
Я сразу поняла.
Тётя Эллен была здесь.
Я села, огляделась — всё было как всегда. Только на кухне в кружке стояла уже заваренная ромашка, накрытая блюдцем. А на холодильнике — короткая записка на стикере:
"Ты спала, не стала будить. Я уехала на смену. Заварила тебе чай. Постарайся позавтракать сегодня — Эллен."
Я улыбнулась. Мимолётно, но по-настоящему.
Тётя Эллен работала медсестрой в детской больнице. Последние годы — почти без выходных. Она не говорила об усталости, но я видела её по глазам, по тому, как она иногда засыпала сидя, с книжкой в руках. Она всегда была рядом. Даже если исчезала на двое суток. Даже если не говорила лишнего — просто клала плед, делала чай и оставляла записку.
Я не всегда понимала, как много это значит.
Я сделала пару глотков ещё горячего ромашкового чая, посмотрела в окно. Новый день. Новый этап. Новый куратор — Алек. И я. Та, которая всё ещё боится, но уже идёт.
Я встала, потянулась. Сегодня я надену кроссовки. Но пусть всё остальное будет — по-серьёзному. Утро в офисе встретило меня привычным холодом стеклянных стен и отвратительным запахом кофе из автомата. Я пришла чуть раньше, в удобных кроссовках и с аккуратно собранными волосами — без особых усилий, но уверенно.
Я решила: сегодня начну с чистого листа. Ни капли кофе на чужих рубашках. Ни лишних взглядов.
На месте меня уже ждали три новых письма, пара нечитаных уведомлений и Алек — стоящий у моего стола с чашкой в руке и лениво пролистывающий какой-то отчёт.
— Доброе утро, — сказала я спокойно, подходя.
Он поднял взгляд. На его лице не было ни следа вчерашнего напряжения. Наоборот — он выглядел расслабленным.
— Утро. Рад видеть тебя в обуви, которая не вызывает жалости.
— Стараюсь, — коротко ответила я.
Он отставил чашку и наклонился ближе, будто собирался сообщить что-то важное.
— Слушай, мне нужно, чтобы ты до обеда составила список всех принтеров, сканеров и офисных телефонов на нашем этаже. Модель, серийник, расположение. А ещё — проверить, какие из них подключены к общей сети.
Я замерла, моргнув.
— Прости... чего?
— Всё, что я сказал. Это для внутреннего аудита. Ты справишься. У тебя хорошее внимание к деталям, как я заметил.
Он улыбнулся, но в этой улыбке было что-то... фальшивое. Или просто слишком уверенное.
— Ладно, — сказала я после паузы. — До обеда?
— Лучше даже раньше, — бросил он через плечо и ушёл, оставив после себя лёгкий запах парфюма и странное ощущение: меня только что проверили. Или подставили.
Два часа спустя я всё ещё бродила по этажу с блокнотом и списком. Пыль за принтерами, наклейки с кодами, жалобы сотрудников, что «этим никто не занимается уже сто лет». Я честно писала, сверяла, даже сфотографировала пару серийников — на всякий случай. Когда я вернулась к себе и аккуратно оформила всё в таблицу, стрелки часов показали почти полдень. Я выдохнула, распечатала файл и направилась к Тому, чтобы показать результат.
Он принял листы, быстро пролистал первую страницу и, не поднимая головы, сказал:
— Это что?
— Задание от Алека. Инвентаризация техники на этаже. Я закончила.
Том медленно поднял взгляд.
— Он сам тебе это поручил?
— Да.
Он отложил бумаги и потер переносицу, как человек, которому уже и не хочется ничего объяснять.
— Никки... Это бессмысленно. У нас есть IT-отдел. Всё, что ты сейчас сделала, у них уже в системе. Алек, очевидно, решил поиграться. Он так иногда делает.
Я застыла.
— То есть... это было не нужно?
— Не для тебя. И уж точно не сегодня. — Том помолчал. — Не трать больше время на то, что не соответствует твоим задачам. Он может быть твоим начальником, но ты — не его ассистент. Поняла?
Я кивнула. Горло сжалось. Хотелось сказать, что я просто хотела делать всё правильно. Что я старалась.
— И Никки? — добавил он, уже беря другую папку. — В следующий раз, если задание кажется тебе странным — спроси. Или меня, или Софи.
Я вышла из кабинета с опустошённым чувством. Не злость. Даже не обида.
Просто — глупость.
Ощущение, что ты делала всё честно, пока кто-то играл в свои взрослые игры. Когда я подошла к своему рабочему месту, сердце сделало крошечный скачок.
На моём стуле сидел Алек.
Спокойно раскачиваясь взад-вперёд, крутясь чуть вбок, будто это его личное кресло, а не моё рабочее место. В руках он держал небольшую рамку с фотографией — мамина улыбка, её летнее платье, застывшее в одном из самых счастливых дней.
Я резко подошла ближе.
— Поставь ее на место.
Он лениво перевёл взгляд на меня, не спеша вернуть рамку на стол.
— Красивая женщина. Это твоя мама?
— Да. — Я взяла рамку из его рук и поставила обратно. — И мне не нравится, когда чужие люди трогают её фотографию.
— А кто сказал, что я чужой? — Он приподнял бровь. — Мы же теперь почти коллеги. Или ты уже забыла?
Я вздохнула, стараясь не показать раздражение.
— Если ты хочешь поиграть в авторитетов — выбери кого-нибудь другого.
Алек рассмеялся коротко, почти без звука, и встал, вставляя руки в карманы.
— Знаешь, ты дерзкая. Не уверен, что это поможет тебе тут, но... забавно.
Я уже хотела развернуться, как он добавил с ленивой усмешкой:
— Кстати. Как там моё утреннее задание?
Я замерла.
— Ты серьёзно?
— Вполне. Я же попросил составить инвентарь. Или ты забыла?
— Я не забыла. — Я смотрела на него прямо. — Я потратила всё утро на это. Нашла данные, сравнила, сверила с источниками, оформила графики. Всё, как положенно.
Алек кивнул, но уголок губ дёрнулся.
— Прекрасно. И?
— А потом Том сказал, что это задание — шутка. Что оно не имеет отношения к моей работе и его вообще не должно было быть. — Я сжала губы. — Ты просто решил посмеяться или потянуть время? Или это была проверка?
— Не проверка, Никки. Импровизация. Ты справилась.
— Я потратила три часа рабочего времени на то, что было выдумано тобой «на ходу».
Он пожал плечами:
— Зато теперь ты умеешь строить красивые графики. Не впустую же день провела.
— Для тебя— может, нет. Для меня — впустую. Спасибо.
Он взглянул на меня чуть внимательнее, прищурился.
— И что опять? — Я скрестила руки на груди. — Очередная проверка?
Алек шагнул ближе и наклонился чуть вперёд, голос стал ниже:
— Нет, просто лёгкая компенсация за испорченную рубашку и вчерашнюю сцену. Сегодня после обеда ты будешь моим личным баристой. Чёрный кофе, без сахара, каждые сорок минут. Справишься?
— Ты издеваешься ?
— Я тренирую твою дисциплину. — Он подмигнул. — А ещё — наблюдательность. Угадай, в каком порядке я начну пить — автомат, кухня, капсулы? Будь креативной.
Он уже развернулся, но обернулся на полуслове.
— И, Никки... я правда не хотел трогать рамку. Просто... ты поставила её так, что не заметить невозможно.
Он ушёл, а я осталась стоять с сердцем, гулко бьющимся в груди. В какой-то момент мне захотелось просто схватить ноутбук, фото и уйти. Но я осталась.
Я всегда остаюсь.
После обеда офис снова ожил. Кто-то переговаривался через стол, кто-то печатал, как заведённый, а я просто молча пошла к кофе машине — на этот раз по собственной инициативе. Я могла пойти и рассказать Тому о дурацких поручениях моего второго куратора, но я привыкла решать свои проблемы сама.
Я выбрала капсулу "ванильный латте без кофеина". Именно ту, которую Алек называл «кофейным позором» со слов Софи. Во время обеда, она любезно поделилась со мной, что однажды он сказал, что от такого напитка у него падает продуктивность и вера в человечество. Прекрасно.
Я аккуратно приготовила стаканчик, подписала сбоку маркером — "ЧБС", чтобы выглядело по-деловому. Чёрный, без сахара — как он любит. Ну, почти. Когда я подошла к его кабинету, Алек как раз говорил с двумя мужчинами — явно не из офиса. Оба в костюмах, уверенные, сдержанные. Инвесторы? Похоже на то.
Я постучала в стекло. Он не обернулся, просто махнул рукой: проходи.
Я зашла, поставила кофе прямо перед ним, улыбнулась как полагается «ответственной стажёрке»:
— Твой кофе. Как ты любишь.
Он взял стакан, не прекращая говорить:
— ...и если прогноз подтвердится, рост будет уже к третьему кварталу.
Он сделал глоток. И замер.
На секунду.
А потом... выплюнул кофе обратно в стаканчик.
— Что за... — пробормотал он.
Инвесторы уставились на него. Один даже наклонился ближе, с лёгким прищуром:
— Что-то не так?
Алек быстро выпрямился, как будто проглотил швабру.
— Нет-нет. Всё хорошо. Просто... не тот вкус. Наверное, стажёры путают иногда.
Я стояла, глядя на него с самым спокойным лицом, на которое была способна.
— Извини, возможно, перепутала капсулы. Больше не повторится.
Он ничего не ответил. Только посмотрел. Как будто понял. Но вслух — тишина.
Я вышла, вернулась за стол. Но не села сразу. Я осталась стоять. За стеклом. И просто смотрела, как он продолжает презентацию, делая вид, что не замечает меня. Но замечал. Его взгляд пару раз выскальзывал за рамки. Прямо в мою сторону.
Я села и открыла таблицу. Пальцы медленно набирали текст, но на экране появилась совсем не метрика:
«1 чашка = 1 утро унижений. Считаем, что в расчёте.»
Я улыбнулась. Маленькая победа. Но чертовски вкусная. Даже без сахара.
Принтер снова выдал ошибку. Я постояла, понажимала пару кнопок, как будто это могло помочь, и сдалась. Документы для отчёта срочно нужно было распечатать, поэтому я взяла флешку и отправилась в общий зал — тот, где обычно всё происходит «по-тихому», но при этом как в муравейнике.
В зале было пусто, лишь один парень сидел у второго принтера, закинув одну ногу на другую и жевал жвачку так уверенно, будто это тоже входило в его должностные обязанности. Светлые волосы, зачесанные назад, толстовка под пиджаком и дружелюбная улыбка.
Он посмотрел на меня поверх ноутбука:
— Принтер №3 опять живёт своей жизнью?
— Похоже на то, — вздохнула я. — Или просто мстит.
— Ага, тут техника злопамятная. Привет. Я — Тэо. Стажёр в отделе по клиентским коммуникациям. Второй месяц.
— Никки, — кивнула я. — Замена. Вместо сестры.
Он чуть приподнял брови:
— Клэр? О, я её помню. Умная. Быстрая. Иногда слишком.
Он рассмеялся, но не зло.
Пока распечатывались мои документы, он подошёл ближе и, словно между делом, добавил:
— Здесь все улыбаются. А потом тихо грызут друг друга в коридоре.
Я удивлённо посмотрела на него, а он пожал плечами:
— Стажировка — это всегда про выбор. Кого оставят. Ты милая, правда. Только не рассчитывай, что тут все будут играть по честному .
Он подмигнул, забрал свои бумаги и ушёл, будто ничего особенного не сказал.
А я осталась — с распечатанным отчётом и внезапным ощущением, что на этой «арене» я уже не одна.
