шрамы одной крови

ночь пахла керосином и дождём. холодный ветер трепал подол пальто Розалин, когда она, сжимая паспорт и билет, спешила к выходу на посадку, надеясь на то, что малышке понравится перелет и климат. сердце билось где-то в горле, дыхание рвалось наружу, будто само тело не верило, что она действительно бежит. бежит от него.

от Чонгука.

с каждым шагом её преследовало воспоминание.. как он смотрел на неё, как его пальцы сжимали запястье, как в его взгляде горела смесь боли и власти. он узнал. он понял, что ребёнок его.

— «ты не сбежишь, Розалин», — прозвучал его голос в памяти. — «ты не сможешь поступить со мной так, как твоя сестра».

она крепче сжала ремень сумки и ускорила шаг. вокруг - людское море. голоса, объявления, звонки, а у неё - только один шанс. один билет. внутри всё кричало: «он придёт». когда объявили посадку, она почти побежала. её ладони дрожали, когда она протягивала документы, губы едва шевелились, отвечая сотруднице у стойки. шаг.. ещё шаг.. за стеклом уже виден самолёт, его серебристый бок отражал лунный свет. вдруг.. голос позади. низкий, узнаваемый, ледяной.

— маленькая лгунья..

она обернулась медленно, как во сне. он стоял в нескольких метрах.. в пальто, промокшем от дождя, с мокрыми волосами и глазами, полными чего-то, что нельзя назвать просто злостью. это было предательство, боль, и самое страшное.. любовь.

— отпусти меня, — прошептала она, будто в мольбе. — пожалуйста, Чонгук... я не могу так больше.

он шагнул ближе, взгляд неотрывный.

— а я не могу позволить тебе уйти. не теперь, когда знаю, что часть меня, внутри тебя. — сказал он смотря прямо на неё, не отводя взгляд.

— это мой выбор, — голос её сорвался, в глазах блеснули слёзы. — я не прошу твоего прощения, не прошу твоей помощи, я просто.. хочу исчезнуть.

— ты можешь ненавидеть меня, — сказал он тихо, приближаясь, — но ты не заберёшь то, что принадлежит мне.

он протянул руку, но Розалин отступила шаг назад, другой. люди оборачивались, кто-то что-то говорил, но она слышала только шум крови в ушах. в этот миг, когда между ними оставалось всего несколько шагов, объявили:
«посадка завершена. просим пассажиров немедленно пройти на борт». она повернулась и побежала. Чонгук рванул за ней, но охрана преградила путь.

— простите, сэр, доступ закрыт.

он остался за стеклом, а она - по ту сторону, в коридоре, ведущем на самолёт. их взгляды встретились в последний раз.. между ними было стекло, расстояние, невысказанные слова и тысячи шрамов. она приложила ладонь к стеклу, губы беззвучно шевельнулись:

— прости.

а он лишь закрыл глаза и позволил ей уйти. самолёт взлетал, гул турбин рвал тишину, а за окном полосы света превращались в дождливые росчерки. Розалин сидела у окна, не замечая ни людей рядом, ни звуков, ни голоса стюардессы. ремень безопасности резал по животу, там, где жил её секрет. она бежала от Чонгука, от прошлого, от самой себя, но чем выше поднимался самолёт, тем громче билось сердце, будто напоминавшее: от крови не убежишь.

в груди нарастала тяжесть. перед глазами всё ещё стояло его лицо.. усталое, злое, но живое, в нём столько боли, что становилось страшно.
она вспомнила, как он когда-то случайно дотронулся до её руки и в тот момент мир стал другим, а потом - ночь, путаница, слабость, вина и жизнь, что зародилась внутри неё.. Розалин прижала ладони к лицу, тихо выдохнула и вдруг ощутила, как дрожат плечи. слёзы сами покатились по щекам. тихие, едкие, будто выжигающие кожу.

— простите, мадам, вам что-то нужно? — спросила стюардесса мягко.

— воды, — прошептала она, не поднимая взгляда.

когда стакан коснулся её пальцев, Розалин посмотрела на прозрачную жидкость и вдруг вспомнила его голос, глухой, надломленный:

«ты не заберёшь то, что принадлежит мне».

она не знала, что страшнее.. его слова или то, что где-то внутри она понимала: он прав. этот ребёнок не только её и как бы далеко она ни улетела, часть его будет с ней всегда в сердце, в теле, в будущем. за окном облака разошлись, и на миг показался рассвет бледный, почти серебристый. она выдохнула, утирая слёзы.

— ещё немного.. — шепнула она себе. — я справлюсь.

но где-то внизу, под ними, Чонгук стоял у стекла аэропорта, всё ещё глядя в небо.
его руки были в карманах, а глаза наполнены тем самым светом, что не гаснет, даже когда сердце разбито. он не знал, куда летит Розалин, но он уже решил: он найдёт её. не ради расправы, а ради ребёнка, о существовании которого не сможет забыть никогда. самолёт коснулся земли с мягким толчком.
за окном другое небо, чужой город, бесконечно серый.
женщина встала последней, прижимая к груди сумку, будто внутри сердце, которое может разбиться от любого звука. она шла по терминалу медленно, стараясь не смотреть людям в глаза. её пальцы нащупали телефон.
номер.. старый, почти стёртый из памяти. Мин Юнги. она не видела его несколько лет. когда-то он был тихим другом её семьи, единственным, кто не осуждал Розалин за тень сестры. с ним можно было молчать и это молчание было теплее любых слов. трубка зашуршала и спустя мгновение раздался знакомый голос - хрипловатый, усталый, но живой.

— Розалин?.. боже правый.. я думал, ты умерла.

— нет.. — её голос дрогнул, — просто исчезла.

— где ты? — спросил обеспокоенный Юнги.

— в аэропорту и мне.. некуда идти.

пауза.

а потом - его тихое:

— жди у выхода. я еду.

вечер в его доме был пропитан ароматом старого кофе и теплоты. деревянные стены, потрескавшееся пианино в углу, лампа с мягким светом. Юнги не расспрашивал. только подал ей плед, горячий чай и сказал:

— хочешь остаться- оставайся. никто тебя не тронет.

она не сразу ответила. только села на диван, глядя в пламя свечи и позволила себе выдохнуть так, будто впервые за долгое время. месяцы текли, как вода.
снег сменился дождём, а дождь - весной. Розалин уже почти не выходила - только писала что-то в старом блокноте, гуляла по саду и слушала, как Юнги играет на фортепиано. он редко говорил, но всегда был рядом. иногда она ловила его взгляд, полный тихого понимания - будто он знал всё, но не требовал признаний, а потом пришёл день, когда начались схватки. ночь стояла тихая, звёзды сверкали за окном. Юнги заметил её бледность первым.

— вставай, поехали.

— нет, — прошептала она, — не успеем.

он не спорил. просто помог. среди треска свечей, под тяжёлое дыхание, под шёпот молитв и страх, родился мальчик. тихий, сжимавший кулачки, с таким же упрямым выражением лица, как у отца, которого он никогда не видел. Розалин плакала, прижимая его к себе.

— здравствуй, мой свет... — прошептала она. — ты теперь всё, что у меня есть..

Юнги стоял рядом, глядя на них, и впервые за долгое время улыбнулся.

— он красивый, точно в тебя пошёл. — подойдя к женщине вплотную и гладя новорожденного сказал Мин, с нежностью смотря на новорожденного мальчишку.

— да... — прошептала она.

«только бы ты, мой свет, не был похож на своего отца..»

годы спустя. малыш уже ходил, смеялся, брал её за руку и говорил:

— мама, расскажи про небо.

она рассказывала. о далёких странах, где море пахнет солью и о мужчине, которого когда-то любила и ненавидела одновременно. Юнги тихо слушал из соседней комнаты, не вмешиваясь, но однажды вечером в дверь постучали.

сначала - один раз.
потом - настойчивее.

Розалин замерла. что-то в этом стуке было до боли знакомо. Юнги подошёл первым, но Розалин, будто ведомая инстинктом, прошептала:

— не открывай.

поздно.
щёлкнул замок, дверь медленно распахнулась. на пороге стоял Чонгук. в пальто, припорошенном снегом, с глазами, в которых не было гнева - только усталость, боль и неотступная решимость. он посмотрел на неё.
потом - на мальчика, стоящего рядом, уцепившегося за край её юбки.

— я знал, — тихо сказал он. — я знал, что ты жива.

Розалин не смогла вымолвить ни слова. Юнги опустил взгляд, отступая, словно понимая, что теперь всё решится не здесь, а в их взглядах. между ними снова выросло молчание - как та самая бездна, из которой всё началось, но теперь в этой бездне стоял их ребёнок и потому отступить уже никто не мог. Чонгук стоял в проходе, будто не смел двигаться. он смотрел не на Розалин, не на Юнги, даже не на часы, что висели на стене, где время застыло. он смотрел на мальчика. тот стоял рядом с матерью - босиком, в длинной рубашке, с чуть растрёпанными волосами, как у неё. глаза.. тёплые, карие, с лёгким янтарным отливом, но Чонгук узнал себя по линии подбородка, по изгибу губ, по тому, как мальчик нахмурился, прячась за подол Розалин.

всё стало тихо.

даже огонь в камине будто перестал потрескивать.

Розалин сжала плечи.

— не смотри так, — сказала она тихо. — это не изменит ничего.

Чонгук поднял взгляд на неё не злой, не обвиняющий, просто.. усталый.

— а я не хочу ничего менять, маленькая лгунья, — ответил он глухо. — все это время я лишь хотел взглянуть на него..

он шагнул ближе. ребёнок вцепился в платье матери.

— кто это, мам? — спросил он еле слышно.

Розалин опустилась на колени, провела рукой по его волосам.

— это.. человек из моего прошлого, милый.

но Чонгук, услышав это, лишь шепнул:

— или из твоего будущего.

Розалин подняла на него глаза. в них гнев, страх и дрожащая нежность. она понимала, что всё, что прятала, сейчас рушится.

— ты не имел права искать нас, — произнесла она.

— а ты не имела права решать за меня, — спокойно ответил он. — он мой сын, маленькая лгунья. я чувствовал это, с того самого дня, когда ты ушла.

её дыхание стало рваным.

— если ты пришёл забрать его.. забудь. я не позволю.

Чонгук покачал головой.

— я пришёл не за этим..

Он сделал шаг, потом ещё один. присел, оказавшись на уровне ребёнка, и тихо произнёс:

— ну привет малыш.. меня зовут Чонгук..

мальчик моргнул, потом нерешительно протянул руку, маленькую, тёплую. Чонгук взял её осторожно, словно боялся сломать что-то хрупкое и в этот миг Розалин поняла: всё, что она пыталась прятать, больше не поддаётся.

мир, что она построила, треснул, но не от боли, а от света, который прорвался сквозь щели. он поднял мальчика на руки - неуверенно, почти робко. тот положил голову ему на плечо, как будто знал его всегда. и в комнате стало по-настоящему тихо. Розалин стояла, глядя на них и впервые за долгое время не знала, плачет она или улыбается.

— он похож на тебя, — прошептала она.

— на тебя больше — ответил Чонгук. — в нём есть твоя сила и мой страх.

они оба молчали. Юнги незаметно вышел, оставив их одних - как будто понимал, что этот разговор должен состояться без свидетелей. Чонгук посмотрел на неё поверх детской головы.

— я не буду заставлять тебя прощать, маленькая лгунья, но дай мне шанс быть рядом. хоть немного. хоть как отец.

она хотела сказать «нет», но губы не слушались.
потому что в этом взгляде не было больше власти - только покаяние, боль и бесконечная любовь и впервые за долгое время она позволила себе сделать шаг навстречу. позже, когда мальчик уснул, Чонгук и Розалин стояли у окна. за стеклом падал снег - мягкий, тихий, как память. он взял её ладонь, осторожно, будто спрашивая разрешения. она не отняла.

— знаешь, — сказал он, — я всё это время жил, как будто у меня вырвали часть сердца.

— а теперь?

— теперь оно снова бьётся.

Розалин тихо выдохнула и прижалась лбом к стеклу. снаружи снег плавился, оставляя прозрачные следы - будто шрамы, но теперь эти шрамы были одной крови.