Turncoat

Гермиона

До сих пор холодно.

Чёрт.

Если я чувствую холод, значит, ещё жива.

Как долго я была без сознания?

Немного шевелюсь, перенося вес на ноги, и руки просто сводит от боли. Смотрю вверх и вижу на них ручейки запёкшейся крови, начинающиеся от запястий и спускающиеся вниз к лицу. Широко открываю рот и чувствую, как на щеках начинают трескаться корочки засохшей крови.

Малфой.

Меня пытал Малфой, пришедший сюда вместе с Волдемортом. Но... Чем я могу быть настолько ценна как пленник? Теперь я понимаю, что Малфой представляет собой угрозу. Что, если он только притворяется, будто он на нашей стороне? Что, если он делает это по приказу Волдеморта?

Но ведь он ничего не сказал пожирателям о наших планах напасть на них в Ноттингеме. Хотя это могла быть всего лишь уловка, чтобы завоевать доверие.

Меня передёргивает от воспоминания о нашем поцелуе. Мне ведь ещё сны о нём снились...

Мерлин, а я думала, что могу начать ему доверять.

Вдруг дверь темницы распахивается, и в неё входят четыре пожирателя. Глядя на них, я делаю глубокий вдох, готовясь к ещё одной сессии пыток Круциатусом, — скорее всего, они уже знают, что моему кулону не под силу защитить меня от этого заклинания.

Но вдруг в голову приходит ещё один аргумент, который все только запутывает: Малфой дал кулон, чтобы защитить меня. Зачем ему это делать, если он работает на Волдеморта? Им было бы чертовски сложно поймать меня с этим кулоном. Уверена, что смогла бы сбежать из того места, где мы допрашивали Роули, если бы они не поймали Люпина и не угрожали бы убить его, если я не сдамся.

— Так-так, похоже, что грязнокровке Грейнджер наконец-то пришёл конец, — говорит один. Он кажется главным среди них, потому что остальные стоят немного позади.

— Вам всем тоже придёт конец, когда я выберусь из этих цепей, — огрызаюсь я.

— Ой-ой, теперь я так боюсь, — насмешливо тянет он.

Я узнаю его голос. Я уже слышала, как он дразнит людей. Это...

— Монтэгю?

— Ты помнишь меня? — удивляется он. — Ну, тогда нет никакого смысла в этой дурацкой маске, так ведь?

Он снимает маску, и все трое повторяют за ним. Я плохо помню их имена, но знаю, что все они когда-то были в команде Слизерина по квиддичу. Двое громил были загонщиками, кажется, Деррек и Боул. Имя третьего я не помню, как и того, кем он был в команде. Зато хорошо помню их всех в зелёной спортивной форме.

— Начинай уже, — говорю я.

Монтэгю ухмыляется:

— Так что, ты хочешь избавиться от этих оков?

Я ничего не отвечаю.

— Ну, хорошо, — он направляет на меня палочку. — Империо.

На меня находит лёгкое озарение, и я с интересом осматриваю темницу. Оковы на моих запястьях и щиколотках раскрываются, и руки свободно падают вниз. Я смотрю на четырёх парней, преграждающих мне путь к двери. Я бы всё равно не смогла сбежать без палочки. Да и не нужно мне убегать. Я могу остаться здесь навсегда.

Нет. Я не могу здесь остаться. Мне нужно выбираться. Нужно найти выход отсюда.

Вдруг слышу голос у себя в голове: «Снимай свою мантию».

Сначала тянусь к пуговицам, но останавливаюсь и опускаю руки. Почему я должна её снимать? Нет. Нет, я не хочу этого делать. У меня под ней ничего нет. Я под Империусом. Я смогу побороть его.

Но было бы намного легче просто покориться. Мне так нравится это одурманивающее чувство беззаботности.

Нет! Не стану я покоряться этим слизеринским шутам!

«Просто сними её», — настаивает голос.

Мои руки снова тянутся к пуговицам, и я почти не могу остановиться.

Я уже делала это. Я могу побороть Империус.

Чувство лёгкости медленно исчезает, и вдруг всё, что я чувствовала до него, — невозможный холод, боль в запястьях, слабость в теле после вчерашней пытки, — возвращается и становится пугающе реальным.

Я отчаянно бросаюсь к двери, но Деррек и Боул толкают меня, и я падаю на пол. Чувствую ужасную слабость. Как долго я была закована в цепи?

— Круцио!

В тело со всех сторон вонзаются ножи.

Я не знаю, кто послал заклинание, но сейчас это совершенно не имеет смысла.

Боль.

Катаюсь по земле от невыносимой боли.

Сколько ещё таких пыток мне придётся вынести?

Боль.

Почему они не убьют меня?

Вдруг боль прекращается, и я ощущаю прилив гордости за саму себя. Я не издала ни звука.

Сворачиваюсь в клубок, слыша, как они смеются.

Боль возвращается так же резко, как прекратилась, и я снова начинаю извиваться на полу темницы. Сжимаю зубы, не давая крикам слететь с губ. Молюсь, чтобы эти ублюдки не умели фокусировать боль в одном месте, как Малфой. Не знаю, сколько ещё таких пыток я вынесу.

Каждая секунда длится год.

Пожалуйста, хоть бы это скорее закончилось.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Боль прекращается.

Резко выдыхаю и жадно глотаю воздух.

— Вы даже... не сказали... что вам нужно... от меня.

Монтэгю смеётся:

— Ничего, кроме безропотного подчинения.

И затем я опять слышу проклятое слово.

— Империо.

На меня снова находит чувство беззаботности, и кажется, что боль просто испарилась, оставляя меня расслабленной и удовлетворённой. Я поднимаюсь, принимаю сидячее положение и смотрю на парней. Они смеются. Они смеются надо мной?

Конечно надо мной. Я их марионетка. Я должна бороться с этим.

Его голос снова в моей голове: «Посмотри на меня, Грейнджер. Я — твой хозяин. Теперь будь хорошей девочкой. Встань и сними свою мантию».

Я хочу сопротивляться, но совершенно измотана. Намного, намного проще будет просто сдаться и делать так, как мне приказывают.

К тому же это порадует моего хозяина. Я ведь хочу, чтобы он был счастлив?

Нет, нет, нет, нет! Он не мой хозяин!

Но тело, кажется, теперь двигается без моего согласия, и вот я уже на ногах, расстёгиваю пуговицу мантии, которая держит её полы закрытыми. Лёгкая ткань соскальзывает с плеч и мягко падает на пол.

Они жадно пялятся на меня, но почему-то это меня совершенно не беспокоит.

Как это может меня не беспокоить? Пытаюсь заставить себя двигаться, но тело больше не слушается. Назад. Я хочу отойти назад. Почему я не двигаюсь?

Монтэгю создаёт кресло и садится в него.

Мерлин, нет. Пожалуйста.

«Иди ко мне, маленькая львица. Иди сюда и расстегни мой ремень».

Мне удаётся отрицательно покачать головой и остаться там, где я стою. На его лице появляется недовольство, и он направляет на меня палочку.

Дёргаюсь от Круциатуса и падаю на колени, наклоняясь вперёд до тех пор, пока лоб не коснётся пола. Крепко сжимаю челюсти, попутно удивляясь, как я ещё не стёрла зубы до самых корней. Заваливаюсь на бок и сворачиваюсь клубком, будто это поможет спрятаться от боли, раздирающей меня изнутри.

Боль отступает, и знакомое приятное чувство снова наполняет мои разум и тело.

Покориться — это так просто.

«Если будешь слушаться, я больше так не сделаю. Ты ведь не хочешь, чтобы я сделал это снова?»

Инстинктивно мотаю головой. Под влиянием заклинания или нет — я не хочу пыток.

«Теперь будь хорошей девочкой и иди ко мне».

Ноги сами несут меня к нему. Мозг почти ничего не соображает.

Его намерения ясны без прямых приказов, так что я подхожу и сажусь верхом к нему на колени.

Чёрт. Что я творю? В ужасе начинаю подниматься, но его рука обхватывает талию, прижимая меня к нему. Я отворачиваюсь.

«Расслабься».

Тело расслабляется в его руках без моего согласия.

Нет! Нет, нет, нет! Я застряла в собственной голове! Мне хочется оттолкнуть его, брыкаться, но тело просто не слушается.

Пальцы тянутся к его ширинке и расстёгивают замок. Выпуклость в его штанах уже очень заметная, я приподнимаюсь, чтобы спустить его штаны с трусами, оголяя возбуждённый член.

О Мерлин. Меня сейчас стошнит.

Но даже это я не могу контролировать. Тело не отзывается на сигналы мозга так, как должно. Блядь!

Я более чем чётко осознаю, что за мной наблюдает ещё три пары глаз, и пытаюсь встать.

Этого не случится. Я не буду участвовать в своём изнасиловании.

Мне всё только кажется. Мерлин, скажи, что мне всё это снится.

«Опускайся, маленькая львица. Медленно и нежно. Ты трахнешь меня, и тебе это понравится. Разве ты не чувствуешь, как уже становишься мокрой? Такой мокрой для меня... Ты будешь выкрикивать моё имя как маленькая грязная шлюшка, которой ты и являешься».

Несмотря на мои усилия, тело само начинает опускаться, а температура подскакивает, отзываясь на приказ ублюдка.

Становится тяжело дышать. Пытаюсь сжать ноги, чувствуя, как по внутренней стороне бедра скатываются капли влаги. Я не шевельнусь. Он не сможет заставить меня. Он не сможет.

Кончиком палочки он поднимает мой подбородок.

— Тебе нужен ещё один урок послушания, Грейнджер? — злобно цедит он.

Вдруг дверь темницы резко распахивается, и все четверо отвлекаются. Я пытаюсь встать, но Монтэгю тут же реагирует, крепко прижимая к себе.

Затем кресло исчезает.

Монтэгю падает на пол, но я остаюсь висеть в воздухе. Мягкая тонкая ткань оборачивает тело, и я понимаю, что мантия, которую я сняла с себя, снова на мне. Меня аккуратно опускают, позволяя встать на ноги, и я пячусь назад.

— Какого чёрта вы тут делаете?

Никогда не думала, что буду так рада слышать голос Малфоя.

— М... Малфой, мы просто... — начинает Боул.

Монтэгю уже поднялся и надел штаны:

— Какое право ты имеешь тут находиться? — рявкает он.

Малфой смотрит на него и спокойно отвечает:

— Грейнджер — моя заключённая. Никто не трогает моих заключённых без моего разрешения. Это ясно, Грэхэм?

— С каких это пор она твоя?

— Я был здесь вчера с Тёмным Лордом. Стража не предупредила тебя об этом? А, точно. Я забыл. Ты ведь закусился с ними пару дней назад, да? Похоже, они решили ничего не говорить, чтобы подставить тебя, — Малфой цокает языком. — Веди себя хорошо, Грэхэм. Дурное поведение однажды доведёт тебя до беды.

— Хватит звать меня по имени. Ты не имеешь права.

— Ну, а я имею, Грэхэм, и ты будешь уважать моего племянника.

Этому голосу я никогда рада не буду. Беллатриса Лестрейндж входит в темницу, и четверо пожирателей слегка съёживаются. Ну, полагаю, что за такой эффект я могу быть ей благодарна.

— Я не знал, что вы тоже здесь, мэм, — говорит Монтэгю.

— Разве моё отсутствие оправдывает твои действия?

— Нет, мэм.

Малфой кивает ему на дверь:

— Проваливай отсюда.

По лицу Монтэгю ясно, что он очень хочет его убить, но всё же выходит из темницы, не произнося ни слова, и его друзья следуют за ним.

Затем Малфой обращается ко мне:

— Не против вернуться на своё место, грязнокровка?

В какой-то момент я подумываю сделать безумную попытку сбежать, но с Малфоем и Беллатрисой у меня всё равно нет шансов.

Отхожу на пару шагов назад и помещаю ноги обратно в оковы. Малфой взмахивает палочкой, и они захлопываются вокруг щиколоток. Затем он жестом приказывает поднять руки, я молча повинуюсь. Взмах палочки, и запястья снова закованы в цепи. Меня охватывает бесконечное отчаяние.

Мне никогда отсюда не выбраться?

— Вот это да, Драко, с тобой она так послушна, — удивлённо комментирует Беллатриса.

Вместо того чтобы ответить ей, он подходит ко мне поближе.

— Готова ко дню номер два? — спрашивает он, ухмыляясь.

— Так же, как и ты, — отвечаю я.

Сегодня нет маски, так что я буду видеть его лицо. И всё-таки я не могу прочитать его. Не могу понять, на чьей он стороне.

— Начинай уже, Драко, я не хочу торчать здесь весь день, — нетерпеливо бросает Беллатриса.

Он отходит на шаг, долю секунды в его глазах мелькает раскаяние, а затем они снова становятся равнодушными, тогда я готовлюсь к худшему.

На этот раз он сразу начинает с головы, и все мои мысли немедленно разбегаются.

Ослепляющая боль.

Умопомрачительная.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Кто-то кричит. Очень, очень громко.

Осознаю, что невыносимая боль наконец прекратилась и что оглушительные вопли исходили от меня. Зрение постепенно восстанавливается. Я вижу Малфоя, а затем Беллатрису. Она что-то говорит ему, но всё звучит очень невнятно. Огромными усилиями мне всё-таки удаётся разобрать слова.

— Я видела это в твоих глазах, Драко. Не отрицай.

— Посмотри на меня, тётя Белла. Загляни мне в глаза — прочитай мысли. Мне плевать на грязнокровку.

Малфой пытается убедить свою тётю в том... что не заботится обо мне? Но это значит, что Беллатриса уверена в обратном. Почему? Он ведь только что пытал меня!

— Я знаю, что очень хорошо тебя обучила, Драко, — говорит она с лёгкой улыбкой.

Выражение кажется абсолютно неподходящим для её лица.

— Если ты захочешь что-то скрыть от меня, — продолжает она, — я уверена, у тебя это непременно получится.

— Отлично. Если ты так уверена, что мне до неё есть какое-то дело, то почему не зовёшь Тёмного Лорда?

— Потому что ты мой племянник и любимый ученик. И всё ещё есть один способ исправить ситуацию.

— Какой?

Она смотрит на меня:

— Убей девчонку.

Что? Нет, пожалуйста, не надо. Но, с другой стороны, если бы у меня был выбор между пытками и смертью, я бы с радостью выбрала второе. Всё, что делает со мной Малфой, — невыносимо.

— Если она умрёт в мой дозор, Тёмный Лорд лишит меня головы.

— А говоришь, тебе плевать, — мягко замечает Беллатриса.

Она резко поворачивается ко мне, поднимая палочку, в её глазах уже нет и следа нежности, которая звучала в голосе.

— Что ж, если тебе до неё нет никакого дела, я полагаю, ты не будешь против этого. Сектумваскулус!

Чувствую жгучую боль в горле.

Последнее, что я слышу перед тем, как потерять сознание, это крик Малфоя.

— Не-е-е-ет!