Turncoat

Гермиона

Я аппарирую в гостиную и чуть не утыкаюсь носом в его рубашку. Инстинктивно делаю шаг назад и смотрю на него. Похоже, Малфой уже не ожидал меня увидеть.

— Грейнджер, — произносит он.

— Ты как будто не ждал меня. Сам ведь позвал.

Он молча кивает, и я гадаю, что сейчас происходит в его голове. Понятно же, что он не позвал бы меня просто так. Но люди могут начать возвращаться на площадь Гриммо уже с минуты на минуту, и мне нельзя надолго здесь задерживаться.

— Ну? — тороплю я.

Он до сих пор молчит, и у меня складывается впечатление, что он просто не знает, что говорить. Я не могу сдержать улыбки:

— Ну надо же... Никогда не думала, что доживу до того дня, когда Драко Малфою будет нечего сказать.

Всё ещё молчит. Почему он ничего не отвечает? Он отворачивается и усаживается на диван. Я вздыхаю и жду. Он вообще собирается что-нибудь говорить? Вдруг он улыбается, и я понимаю, что нужно его немного расшевелить.

— Что ты хотел? Сражение уже началось, я не могу тратить своё время здесь, если тебе нечего мне сообщить.

— Ты бы не пришла, если бы у тебя не было времени, — отвечает он.

Я пришла только потому, что он сказал: «Сейчас»!

— Обещаю, что надолго тебя не задержу, — говорит он, подняв одну руку, словно сдаваясь.

— Так что ты хотел сказать?

— Просто хотел извиниться за вчерашнее.

Так-так-... так. Я не ослышалась?

— Ты... Ты извиняешься? — спрашиваю я вслух.

— Да, я так и сказал.

— Но... Почему? — спрашиваю я, сбитая с толку.

Он тихо смеётся:

— Что — почему?

Мерлин. Действительно, что именно «почему»? Почему ты извиняешься? Почему ты поцеловал меня в первый раз? А во второй? Почему ты решил перейти на нашу сторону? Почему ты не выходишь из моей головы с того самого момента, как я снова увидела тебя после этих трёх лет? Нужно сесть.

— Я присяду?

— Конечно.

Я обхожу столик и сажусь на диван на безопасном расстоянии от него. Начнём с простых вопросов.

— Почему ты извиняешься? Ты же Малфой.

Он немедленно хмурится, и я понимаю, что вторую часть произнесла вслух. Отрицательно качаю головой, словно отказываясь от своих слов:

— Прости. Это вырвалось случайно.

— Извини за то, что поцеловал тебя, — говорит он. Затем он ухмыляется и продолжает: — Мне было интересно, как ты отреагируешь.

Ах, значит, интересно? Хорёк чёртов!

— Решил устроить эксперимент? Как и тогда, на площади Гриммо? — спрашиваю я.

— Ну да. Что-то вроде того.

Сама беззаботность! Ох, ну...

— Я человек, а не подопытное животное. Ты не можешь просто...

— Я знаю, знаю, — обрывает он, — потому и извиняюсь.

— О, и ты думаешь, что от этого всё сразу станет лучше? — рассерженно спрашиваю я. — Я всю ночь не могла заснуть, гадая, за каким чёртом ты это сделал!

Он внимательно смотрит на меня, и я понимаю, что, возможно, не следовало говорить ему про то, что я не спала всю ночь. Щёки начинают гореть, я быстро отвожу от него взгляд. Ненавижу, что ему так легко удаётся вывести меня из себя.

— Что мне сделать, чтобы искупить свою вину? — мягко спрашивает он.

Я снова ошарашенно смотрю на него, не в силах скрыть своё удивление. Он выглядит таким искренним, ни капли насмешки. Его глаза сейчас особенно красивы, и мне не хочется отводить от него взгляд. Почему он не может быть таким всегда? Хотя нет, если бы он всегда выглядел так, как сейчас, я бы безнадёжно в него влюбилась.

Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Кто ты и что ты сделал с Драко Малфоем?

Он снова тихо смеётся.

— Я серьёзно.

— Светлой стороне понадобится чертовски много времени, чтобы выиграть в этой войне. Сам я умирать пока что не собираюсь, а до тех пор, пока жив, я хочу передавать Ордену полезную информацию, — объясняет он. — Я подумал, что... если уж нам пришлось работать вместе, то мы можем хотя бы попытаться найти общий язык.

Что ж, это резонно. И всё-таки.

— И найти этот общий язык ты решил в...

— Я повёл себя как идиот.

Он такой... ненормальный сегодня. Малфой, которого я знала, никогда бы не признал, что делает что-то идиотское. А этот сам только что назвал себя идиотом и даже глазом не моргнул. Что творится с этим миром?

— Мои извинения, — говорит он, — смотри на это как на символ перемирия.

Теперь ещё и перемирие. Я даже не знаю, как на это реагировать. Наверное, нужно принять извинения? Но это всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вот сейчас, ещё немного, и он скажет, что пошутил и что никогда не стал бы просить прощения у грязнокровки.

— Слушай, Грейнджер. Я сказал, что мне очень жаль. Чего ты ещё от меня хочешь?

А чего я от него хочу? Он только что извинился, а поцелуй... нет, ну, конечно, я чуть с ума не сошла, пытаясь понять, что это значило, но в конечном итоге... Это ведь не нанесло мне никакого вреда. Если такое больше не повторится, то можно и простить.

— Ты прав, Малфой. Будет намного проще, если мы хотя бы попробуем общаться как цивилизованные люди.

Он кивает, и его лицо озаряется облегчённой улыбкой. Уж лучше бы снова фамильярно ухмыльнулся и отпустил какой-нибудь противный комментарий. Но нет, нет. Мы ведь теперь будем нормально общаться, поэтому нужно привыкать к этой... красивой, практически неотразимой улыбке. Даже от вида его рта мои губы начинает покалывать от воспоминаний о поцелуе. Поспешно прерываю этот поток мыслей и напоминаю себе, что члены Ордена до сих пор сражаются, прямо в этот самый момент, пока мы разговариваем.

— Это всё, что ты хотел сказать? — спрашиваю я.

— Да, всё.

— Тогда мне пора идти. Члены Ордена вот-вот начнут возвращаться, им будет нужна моя помощь, — говорю я и встаю.

— Всегда такая альтруистичная, — отзывается он. — Ты хоть когда-нибудь делаешь что-то для себя?

Что за странный вопрос. Я всегда была уверена, что люди необычайно эгоистичные создания, и я не исключение.

— Мы все иногда делаем что-то для себя, разве нет? — отвечаю я.

Поднимаю палочку, собираясь аппарировать, но его голос останавливает меня:

— Грейнджер, стой.

Я поворачиваюсь и замечаю незнакомое выражение на его лице. Я пока не знаю, что оно значит.

— Будь осторожна.

Сердце замерло. Так значит, это — беспокойство. Обеспокоенность. Малфой — он что, он... Нет, этого просто не может быть.

Нужно поскорее уходить.

— Спасибо, Малфой, — бросаю я и аппарирую.

Появившись на крыльце дома двенадцать, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мне просто показалось. На меня просто очень сильно повлияла смена его поведения, и поэтому мне привиделось. Он просто не может беспокоиться обо мне.

Но он сказал быть осторожной. И то, как он это сказал... Его голос был... мягче, чем обычно.

Стараюсь отмахнуться от этих мыслей. Подумаю об этом позже.

Стучу в дверь, и она тут же резко распахивается. Дин Томас направляет на меня палочку:

— Твоё среднее имя?

— Дин, твоя рука!

Его рука повисла сбоку так, словно в ней нет костей.

— Отвечай, — рявкает он. Лицо слишком бледное для его обычного смуглого тона.

— Джин.

— Где...

— Моих родителей зовут Венделл и Моника Уилкинс, они сейчас в Австралии.

После этого я сразу же захожу в дом и закрываю за собой дверь.

— Дай я осмотрю твою руку.

В это время с громким стуком открывается дверь кухни, и на пороге появляется Фред.

— Дин, я же сказал тебе не вставать!

Шторы на портрете миссис Блэк раскрываются, и привычные визги наполняют тишину дома. Я не обращаю на них никакого внимания, отвлечённая абсолютно безнадёжным состоянием руки Дина.

— Кажется, у нас ещё оставалось немного Костероста, идём, — говорю я, слегка подталкивая его в сторону кухни.

За своей спиной я слышу взбешённый крик Фреда:

— Чёрт тебя подери, женщина! Если ты сейчас не заткнёшься, я тебя сожгу!

Я захожу в кухню и вижу, что ещё трое носилок заняты, а Анжелина так и не пришла в себя. Заставляю Дина сесть и призываю бутылку Костероста из чулана с зельями.

— На вкус он ужасный, да? — спрашивает Дин. — Гарри нам рассказывал.

— Сама я никогда не пробовала, — отвечаю я.

Наливаю оставшееся зелье в кружку и передаю ему. Он нюхает его и морщится. Я оглядываюсь и вижу, что слева от Анжелины лежит Колин Криви, а справа — Чарли. И ещё какой-то человек средних лет, которого я не знаю. Все без сознания.

— Фу! — восклицает Дин. — Просто отвратительно!

— Мне жаль, — рассеянно бросаю я. В это время в кухню заходит Фред, и я подхожу к нему, чтобы спросить, кто этот незнакомый человек.

— Маггл, — отвечает он. — Случайно попал под заклинание. Его принёс Дин.

— С одной рукой? — удивлённо спрашиваю я, приподнимая бровь.

— Он ведь умирал, — отвечает Дин. — Блядь, как же больно!

Бормочу заклинание, которое должно немного облегчить его страдания:

— Мне жаль, но это всё, что я могу сделать.

— Всё нормально, Гермиона, — говорит он, слегка морщась, — спасибо тебе.

— Что сказал Малфой? — спрашивает Фред.

Подавляю желание нервно закусить губу. Меня спасает стук во входную дверь.

— Неважно, я открою, — говорит Фред.

Я преграждаю ему дорогу:

— Нет, останься с ними, я сама.

Быстро иду по коридору и открываю дверь. Палочка направлена на Блейза и едва держащегося на ногах человека, опирающегося на него.

— Где... — начинаю я задавать кодовый вопрос.

— Я не захожу, — быстро говорит он. — Просто принёс её.

Я пристальней разглядываю фигуру рядом с ним и понимаю, что это Ханна Эббот. Её кожа приняла нездоровый зелёный оттенок. Блейз передаёт её мне, я зову Фреда на помощь, миссис Блэк снова начинает орать, но мне некогда её успокаивать. Блейз собирается аппарировать, но я останавливаю его.

Фред забирает Ханну, и я выхожу на крыльцо к Блейзу.

— Ты весь кровью истекаешь, — использую невербальное, чтобы остановить кровь из пореза, который расположен в опасной близости к его сонной артерии.

— Всё нормально, — отвечает он, мягко пытаясь заставить меня зайти обратно. Его слегка покачивает.

— Нет, не нормально.

Тогда он резко отталкивает меня, и как только я выпускаю его руку, он аппарирует.

— Чтоб тебя!

Захожу в дом и громко захлопываю входную дверь. Быстро иду в кухню, игнорируя истошные вопли миссис Блэк. Если разбудить её во второй раз за такой короткий промежуток времени, то всяческие попытки успокоить её будут бесполезны. На кухне Фред уже положил Ханну на носилки и смотрит на неё с нескрываемым ужасом. Из её лица, рук и груди уже начали пробиваться растительные усики.

Фред оборачивается ко мне:

— Как?..

Я делаю глубокий вздох.

Ночь будет очень длинной.