Старшая дочь

            Следующий день, гнетущий и скорбный, будто сама природа оплакивала покойного наследника престола, начался с мокрого снега. Влажные хлопья липли к оконным стеклам, а затем растекались по ним слезами. Анастасия держалась изо всех сил. Суета и нервозность, связанная с приготовлениями к церемонии, помогали ей сохранять деловитое спокойствие. Анна нашла ее в одной из гостиных. Великая княгиня давала распоряжения слугам.

- Боже мой, Анечка, почему ты еще не одета? - был ее первый вопрос.

- Разве я еду? - Анна нахмурилась. Из слов государя, сказанных вчера за обедом было ясно - он не желает видеть Анну на похоронах Кости.

- Ну конечно же, - княгиня глядела так, будто не понимала, в чем проблема, - Скорее иди и переоденься. Твой наряд никуда не годен.

На Анне было надето ее единственное траурное платье. Оно было очень старым, и не пригождалось Анне уже пару лет - к счастью, на ее жизнь не выпало много похорон. За это время она заметно подросла.

- Но мне не во что переодеться, - произнесла она, краснея.

- Как это, не во что?

Анна пожала плечами. В пансионе ей не часто приходилось надевать что-то кроме форменного платья, поэтому ее гардероб был в высшей степени скромен. Не тратя время попусту, Анастасия взяла дочь под руку и повела в свои комнаты.

- Сказала бы раньше, я бы распорядилась, чтобы для тебя пошили что-нибудь новое. Теперь времени уже нет, поэтому придется выбирать из того, что есть. - Анастасия нервно возилась в гардеробной, размеры которой были воистину впечатляющими. Наконец она подала Анне богатое черное платье, накидку из меха чернобурки, такую же шапочку и пару перчаток.

- Зря все это. Государь рассердится, что я пришла, - Анна смотрела на происходящее скептически.

- Наденешь густую вуаль и будешь держаться чуть поодаль от меня, вот и все.

Анне не нравились замыслы Анастасии, да и угнетающая перспектива присутствовать на похоронах ее печалила, но протестовать смысла не было. Присутствие Анны было стратегически важно для княгини - этакий жест неповиновения, утонченный уже только потому, что его трудно заметить.

В полдень началась церемония прощания. Собрался весь государев двор. Процессия была огромна, и к ней присоединялись все новые и новые люди, простые горожане. Военные в целях безопасности обрамляли ее с обеих сторон колоннами в несколько рядов. Высокие, тонкие и красивые как на подбор офицеры в парадных шинелях подняли тело наследника на плечи и под безнадежные звуки оркестра отправились прочь от Регенсхолла. Крохотный гробик бедного Кости был так помпезно украшен цветами, что его самого было совсем не видно. Анна смешалась с толпой и шла, потупив голову. Она немного нервничала, что ее могут узнать и донести об этом Павлу Николаевичу, но страхи были напрасны - в дорогом наряде и с сокрытым лицом, ее совершенно нельзя было узнать и отличить от фрейлин и придворных дам. Государя, Анастасии и князя Разумова нигде не было видно, но она знала, что они идут где-то впереди. Путь до Собора, где должно было состояться отпевание, предстоял неблизкий, и все это расстояние они должны были пройти пешком в знак скорби.

Воздух в Соборе был тяжелый от благовоний и дыхания десятков людей. Анна плохо соображала и ждала, когда уже эта пытка закончится. Она стояла в самом сердце толпы, не имея возможности подойти поближе. В ее голове как на сломанной пластинке крутилась одна и та же мысль о том, что ей так и не удалось поглядеть на Костю, пока он был жив. Перед ее глазами стоял его портрет, висящий в лиловом коридоре, мимо которого ей приходилось несколько раз проходить. Маленький щуплый мальчик с льняными волосами и почти прозрачной кожей. Его круглые светлые глаза были полны тихой печали и какой-то надежды, от которой становилось невыносимо больно. Когда отец Артемий закончит читать молитвы, это невинное существо, непонятно зачем рожденное на свет и так рано его покинувшее, навсегда запрут в каменную темноту государевой усыпальницы вместе с остальными членами рода Раевских, уже покинувшими этот мир. Анна вспомнила, как сильно боялась темноты, когда ей тоже было семь лет. Она всегда просила няню не гасить свечу на ночь. Костя, наверно, тоже боялся темноты. От этой мысли она не выдержала и заплакала, громче и сильнее, чем следовало.

Сразу после возвращения во дворец, высшая знать отправилась на поминки. Анна туда не пошла. Она спустилась во внутренний сад и, недвижимая, долго сидела там. Белый снег, белое небо, белый сад и Анна, черная, как ворона, посреди него. Она думала о том, что вместе с Костей из Регенсхолла ушла вся радость. Дворец будто состарился, а снежные шапки на его крыше и карнизах стали похожи на седину. Зима царила не только за окнами, но и в осиротевшей семье Раевских-Разумовых. Анне страстно хотелось что-нибудь сделать, чтобы изменить это, помирить их, потому что вражда все сильнее развивавшаяся между Павлом Николаевичем, Анастасией и князем Александром разрушала их самих и всю Коронию.

От резкого хлопка входной двери Анна вздрогнула и резко обернулась. Тяжело дыша и явно чем-то сильно мучаясь, князь Разумов в наспех накинутой на плечи шинели, вылетел в сад. Его мощная фигура напоминала медведя затравленного охотниками. Он сорвал с головы фуражку, швырнул и исступленно втоптал ее в снег, прежде чем заметил обращенные на него испуганные глаза Анны. Это его явно смутило и заставило взять себя в руки. Князь поднял фуражку и отряхнул от снега.

- Простите, - бросил он.

- Нет-нет, я все понимаю.

Несколько мгновений он простоял в нерешительности, потом подошел ней.

- Вы позволите?

Анна подвинулась на скамейке, освобождая ему место.

- Анна Максимовна, если я не ошибаюсь?

- Да, Ваша светлость.

Разумов сел, уперев взгляд в снег.

- Я соболезную вашей утрате, Александр Сергеевич, - произнесла Анна.

- А я вашей. Ведь Костя был вам братом.

- Я совсем его не знала, - она вздохнула.

- О, он был замечательным, - князь болезненно улыбнулся, - Я таких смышлёных детей никогда не встречал. Представьте, в свои семь лет он умел вычитать и складывать в уме трехзначные числа. И так быстро! Не зря Его Величество взял Костю к себе в столь раннем возрасте. Я уверен, он уже и в государственных делах что-то понимать начинал. Эта болезнь... Все было хорошо, а потом враз... Я слишком поздно узнал, был на море. Приехал, когда было уже слишком поздно.

Анна почувствовала, что сейчас снова заплачет. Анастасия Павловна была не права. Человек так страдающий, так сильно любящий своего сына, не мог быть плох. Она прониклась к князю жалостью и симпатией.

- Простите меня за вчерашнее, Александр Сергеевич, - она всхлипнула, - Я не хочу, чтобы вы думали, что я здесь как какая-то замена.

- Вы не в чем не виноваты, и вовсе вы не замена, - он тоже плакал, - Анастасия вас любит, только любит в своей странной манере... Знаете, почему я здесь? Она устроила скандал прямо на поминках. Поднялась и во всеуслышание объявила, что разводится со мной. Я не выдержал и ушел. Знаете, Анна Максимовна, я бы жизнь отдал, чтобы она полюбила меня хоть на мгновение. Да, это очень возможно и даже часто встречается, когда за 17 лет брака один из супругов не любил ни дня, - добавил он, немного помолчав, - Вы ведь знаете нашу с Анастасией Павловной историю?

- Лишь то, что вы поженились вскорости после моего рождения.

- О, это слишком мало. Мы с Анастасией состоим в дальнем родстве, как и большинство княжеских родов столицы и, можно сказать, выросли вместе. Сколько себя помню, я был влюблен в нее, а она меня никогда не воспринимала всерьез. Однажды мне надоело пытаться завоевать ее. Я пошел служить во флот и уехал на север. Меня не было слишком долго. За это время она встретила вашего отца и сбежала с ним. Когда я вернулся в Трисбург, вы уже появились на свет. Его Величество рвал и метал. Брак Анастасии с димерийским царем Искандером не состоялся. Ни один заграничный принц не взял бы ее в жены после случившегося. Трудно представить отчаяние Павла Николаевича - его династия оказалась под угрозой пресечения. Однажды он прямо спросил, люблю ли я его дочь. Я ответил да. «Тогда женитесь на ней, я прошу вас», - сказал он. Понимаете, Анна Максимовна, сам Государь просил, разве мог я хотя бы подумать противиться!

Анастасия этого брака не хотела. Она очень тосковала по вам и вашему отцу. Хотела то снова сбежать, то руки на себя наложить, но несмотря ни на что нас обвенчали. Так началась наша безрадостная жизнь. Анастасия игнорировала меня. Государь требовал наследника. Костя родился только через 10 лет. Тогда моя беспросветная жизнь стала потихоньку наполняться красками. Анастасия смилостивилась, мы даже стали походить на нормальную семью. Эти шесть лет были счастливейшими в моей жизни, но даже тогда Анастасия не любила меня. Привыкла, но не полюбила. Мое хрупкое счастье разрушилось, когда Его Величество решил забрать у нас Костю и воспитывать его самому. Павел Николаевич души не чаял во внуке и всегда принимал большое участие в его воспитании. Весной он на весь мир объявил Костю наследником престола и даровал свою фамилию - Раевский. Государь посчитал, что это нужно для Коронии, но наша семья не была готова к такому. После недолгого перемирия их война с Анастасией началась с новой силой. Вам повезло не быть свидетельницей этого кошмара. Анастасия бунтовала, кричала, что ее отец деспот и тиран. Стало только хуже - Его Величество приказал не пускать ее во дворец. Я мог видеться с Костей и делал это довольно часто, она же такую возможность потеряла и от этого возненавидела меня. Но даже несмотря на эту ненависть мы были родными, у нас был общий ребенок. Теперь его нет, а значит нет и нас. Знаете, Анна Максимовна, мне кажется Костя был благословением для нашей семьи и всей этой страны. На нем все держалось. Мы не смогли сберечь его, и теперь горько за это поплатимся. Все трещит по швам: наша семья, коронийская монархия. Скоро ничего не останется.

Анна стянула с головы шапочку с вуалью. На душе у нее сделалось совсем темно и невыносимо. Она вдруг осознала, что настоящее, искреннее сострадание так же тяжело как собственное горе.

- Я бы так хотела сделать что-нибудь, чтобы этого не произошло! Я бы что угодно сделала!

- Ваши добрые стремления очень похвальны, Анна Максимовна, только что тут уже поделаешь?

- Может быть если бы что-нибудь могло излечить разбитое сердце Анастасии Павловны, то она снова стала бы способна на любовь?

- Может быть вы правы, - пытаясь совладать с чувствами, Разумов взял руку Анны и с жаром ее пожал, глядя будто сквозь нее и по-прежнему болезненно улыбаясь, - Может быть именно вас всю жизнь и не хватало Анастасии, чтобы быть счастливой. Теперь вы у нее есть, и вы - невероятное утешение. Я прошу вас, любите ее, не оставляйте. Вы ей нужны больше чем весь свет.

- Ни за что не оставлю, - в глазах Анны читалась преданность, - И знаете, я бы не хотела, чтобы вы разводились.

Разумов печально засмеялся и встал, собираясь уже уходить.

- Ну это уже пустое. Разве возможно заставить ее меня полюбить?

Анна опустила глаза. Она хорошо знала, что нелюбовь, как и любовь - неизлечимый недуг.

- Вы - прекрасная, светлая душа, Анна Максимовна. Я был рад с вами познакомиться. Простите, что мои слова заставили вас плакать. Это светлая грусть. В такой день она всем нам нужна как лекарство.

- А я благодаря вам наконец поняла, зачем я здесь.

Разумов снова пожал ее руку и ушел. Анна тоже вернулась в свою комнату. Плюшевый заяц по-прежнему смотрел на нее грустными глазами, только теперь в них была и какая-то наивная надежда. Анна легла на кровать и крепко прижала его к сердцу.

Постучали. Анна разрешила войти. Это была мадам Киселева, экономка - та самая дама в пенсне, которая в хлопотах забыла про Анну в первый день их знакомства. Она часто заглядывала к девушке и была к ней очень внимательна.

- Ах вот вы где, - мадам Киселева улыбнулась, - Я вас обыскалась, надо сказать. Его Величество интересуется, почему он не видел вас на поминках наследника.

- Что? - этого Анна никак не ожидала услышать.

- Если быть точной, Его Величество сказал: "Если она осмелилась явиться на похороны, отчего же побоялась явиться на поминки?"

- Он очень зол на меня, ведь так?

- Ни в коей мере, разве можно это в такое время? Его Величество был только очень удивлен вашим отсутствием и добавил так же, что будет рад видеть вас утром за завтраком.

У Анны перехватило дыхание.