3 глава
Вплоть до утра третьего дня ее пребывания в Регенсхолле Анна просидела в своей комнате. Высокая молчаливая служанка приносила ей еду и тут же уходила, отвесив поклон в дверях. Анна ничего ей не говорила, потому что не осмеливалась искать встречи с кем-нибудь из государева семейства, а что-то иное было ей сейчас не интересно. Заявить о себе в такое время, отчего-то казалось ей бестактным и оскорбительным. К тому же в предоставленных ей покоях было все необходимое, чтобы жить, не выходя, как минимум неделю. Вот она и не выходила. Все это утро, как и предыдущее, Анна сидела в кресле возле окна и читала учебник по актерскому мастерству.
Плюшевый заяц лежал на ее постели. Отчего-то теперь Анна не могла без него спать. Но о Косте она старалась не думать. Может от того, что это было слишком болезненно, а может потому что теперь она не знала, что чувствует, пыталась найти себе место, но не находила. Ее мучил стыд. Стыд от того, что ей не хотелось плакать. У нее ведь умер брат, она должна лежать в слезах, ее сердце должно разрываться, но Анна не чувствовала к Косте ничего кроме жалости, а от жалости долго убиваться не станешь. Ее внутренний голос цинично рассуждал – «Умер ребенок, это ужасно, но ты ведь ничего не поделаешь. Лучше позаботься о своей судьбе в этом дворце». Анна даже холодела от этой мысли. Как она может? Ведь она раньше так много думала о Косте, представляла, как он ей обрадуется, почему она не чувствует, что от ее сердца оторвали кусок? Но она и вправду ничего не чувствовала и только изводила себя этими нравственными мыслями.
Все разрешилось около полудня. Дверь слегка приоткрылась и к Анне вошла женщина в черном. Великая княгиня Анастасия. Ей стало легче, это было видно сразу. В глазах больше не было безумия, только печаль и бесконечная усталость. Она похудела, подурнела. Горе измучило ее, но не убило. Она уже шла на поправку после скорбной болезни. Ничего не говоря, она подошла к Анне и опустила голову ей на плечо, будто не могла больше вынести тяжесть своих мыслей. Молчали. Анне тоже стало тяжело. Она непременно должна была что-то сказать, но не находила слов. К счастью, княгиня заговорила сама:
- Я не могу так больше. Я не могу видеть, как они все плачут. Иные убиваются так, будто это у них, а не у меня умер ребенок, - ее спина дрогнула от подступивших рыданий. - Самое ужасное, что Разумов приехал. Я даже знаю, что он мне скажет при встрече. Мне так плохо, я не могу их всех видеть, и даже спрятаться мне некуда. Я прошу тебя, Анечка, не оставляй меня одну с этими людьми. Я не выдержу этого.
- Нет, конечно же я вас не оставлю, - Анна с осторожностью заглянула в ее мутные, будто присыпанные пеплом глаза. У нее защемило сердце. Будто что-то уснувшее сейчас просыпалось в нем, и Анну это пугало.
- Спасибо тебе, моя милая девочка, - Анастасия погладила ее по голове и попыталась улыбнуться, - Сейчас будет обед. Тебе, конечно, будет там неловко...
- Нет-нет, ничего страшного, я пойду с вами.
Анастасия выдохнула с облегчением и повела дочь вслед за собой.
Они пришли в столовую – большую полупустую залу с широким длинным столом посередине. Как и во всех остальных залах дворца, занавески здесь были заменены на черные во время траура. Слуги, тоже одетые в черное, накрывали на стол. Обед был скромным, но по высшим меркам. После вечно недосоленной постной пансионской кухни, суп с осетриной, запах которого Анна тут же узнала, показался ей блюдом неуместно роскошным.
В дверях они столкнулись с мужчиной в кителе морского офицера. Высокий и плотный, с медно-каштановыми усами и бородой, он посмотрел на Анастасию глазами полными тоски. Анна поняла, что этот человек был князем Разумовым, ее отчимом и адмиралом коронийского флота. Анастасия же прошла мимо него нарочито равнодушно, лишь слегка потупив взгляд. Князь явно хотел что-то сказать жене, но наедине. Анна поняла это и сделала попытку отойти в сторону, но Анастасия задержала ее за руку.
- Вы так скоро вернулись из плавания, - зачем-то сказала она.
- Настя, пожалуйста... - он бросил краткий взгляд в сторону Анны, как бы прося их оставить. Анна снова попыталась шагнуть в сторону.
- Если вам нужно что-то сказать, говорите при моей дочери. Мне нечего от нее скрывать, - ее нарочито официальный тон звучал неестественно и пафосно.
- Ах, дочери, - как бы про себя повторил Разумов и побледнел.
- Я вижу, вы уже получили мое письмо? – резко спросила княгиня
- Да, и я не согласен.
- А это не важно, согласны вы или нет. Все равно будет по-моему. И я не понимаю, зачем вы вообще сюда явились.
- Как ты можешь! – он побледнел так, что под глазами проступили синеватые круги, - Не у тебя одной умер сын! У тебя есть эта девочка, а я... у меня никого больше нет!
- Да, сын, сын, которого ты позволил отобрать у нас! - ее голос надрывно зазвенел, - Я презираю тебя, Александр, ты не мужчина, ты безвольная рыба! Вот и плыви дальше в свое море! Все, что случилось здесь, случилось и из-за тебя тоже!
- Только из-за памяти Кости! - промолвил Разумов. Он надел фуражку и направился обратно к выходу. Анна видела: на его щеках блестят слезы.
- О каком письме он говорил? – спросила она.
- Вчера ночью я отправила ему уведомление о разводе. Он будет упорствовать, конечно, но мне до того дела нет. Я теперь буду жить в своем дворце, в Регенсхолле, с тобой. Всегда.
Анна вздрогнула. Зачем все это, она не понимала. Жизнь будто играла ее чувствами, вновь и вновь пробуждая былые мечты о спокойной и роскошной жизни со своей семьей. Не нужно ей этого теперь, нет не нужно! Но от этой мысли стало очень больно. Значит все-таки нужно? Анна посмотрела на Анастасию, как бы спрашивая, зачем она это делает. Сейчас проще говорить было о темах отвлеченных, например, о князе Разумове. Рассмотрев лицо великой княгини Анна с ужасом заметила, что выместив гнев и ненависть на муже, Анастасии будто стало лучше. Ее лицо уже не казалось таким серым.
- Зачем же вы с ним так жестоки? – спросила девушка, - Разве хорошо это?
- Он низкий человек, - Больше Анастасия ничего не сказала и села за стол.
Анна села рядом и задумалась. Ей Разумов вовсе не показался низким или дурным человеком. Ей было очень жаль его, но озвучивать своих мыслей она не стала.
- Подожди, Аня, - вдруг снова заговорила Анастасия, - Это было только начало. Сейчас подоспеет твой дедушка.
Стоило этим словам отзвучать, как из коридора заслышались тяжелые шаги, сопровождаемые мерным стуком трости. Анна мгновенно встала и выпрямилась, Анастасия поднялась вслед за ней в том же приветственном жесте. В следующее мгновение в комнату вошел пожилой мужчина в толстом шелковом халате и с золотой тростью в руках. В дверях Павел Николаевич остановился и поглядел на них. Анна думала, что он будет долго всматриваться в ее лицо, но этого не случилось. Он уделил ей ровно столько же внимания, сколько девушке, накрывающей на стол. В таком же безмолвии он прошел по столовой и сел во главу стола так, что Анастасия оказалась от него по левую руку. Подали обед, началась трапеза. Государь ел аккуратно, но быстро, скорбно согнувшись над столом, и по-прежнему не поднимал глаз на Анастасию и Анну. Внучка же в это время жадно рассматривала государя.
Павел Николаевич был высок, строен, возможно, даже еще брав, но потеря Кости – самого дорогого и любимого ему существа, раздавила государя, выбила всю землю из-под его ног. Он не был безумен, даже не был отравлен ненавистью, как Анастасия. В нем Анна заметила иную скорбь, более страшную и благородную. Павел Николаевич переживал свое горе молча, как и подобает государю. Ни одна живая душа не видела слез, которыми обливалось его сердце, но они все же оставляли неизгладимые следы где-то у него внутри, незаметно для окружающих. Взгляд монарха тонул под густыми светлыми бровями и был пугающим, холодным, погруженным в неразрешимую думу. Последние три страшных дня он ходил медленно, тяжело упираясь на трость, не принимал никого, кроме своего верного секретаря – Михаила Ивановича Киселева.
- Похороны завтра в полдень, - наконец произнес Павел Николаевич, - Я прошу вас воздержаться от стычек с князем хотя бы в этот день.
- Значит, вам уже доложили? – Анастасия отложила вилку. Лицо ее выразило оскорбление.
- Нет. Я в состоянии сам делать выводы. Я приглашал его на этот обед. А его отсутствие означает только одно – вы вынудили его уйти.
- Потому что ему нечего здесь больше делать.
Государь ударил ладонью по столу так сильно и неожиданно, что Анастасия выпрямилась, а Анна едва не вскрикнула, однако он заговорил прежним тихим и угрюмым голосом:
- Я решаю, Анастасия Павловна, кому сидеть со мной за одним столом, а кому нет. – При этом Павел Николаевич не смотрел на Анну, но она сразу поняла, что он имеет в виду. – Впредь, и завтра в том числе, я не потерплю подобного самоуправства. Вы понимаете?
- Понимаю, - отозвалась Анастасия. Во всем ее виде отражалось тихое неповиновение и ненависть, - Но я тоже не потерплю, чтобы со мной обращались неподобающим образом. Я – часть вашей семьи и тоже имею право выбирать с кем мне сидеть за одним столом.
- Значит, нам не следует утруждать себя совместной трапезой. – государь промокнул усы салфеткой, встал из-за стола и ушел.
Анне сделалось невероятно неловко и обидно почти до слез. Он мог бы выпроводить ее, но вместо этого ушел сам. Была в этом какая-то честь. Но в то же время выходило так, что она была настолько неприятна Павлу Николаевичу, что он даже не захотел сидеть с ней за одним столом. Эта мысль привела Анну в ужас. Она ведь сделала все, чтобы произвести хорошее впечатление: была аккуратно одета и причесана, внимательно следила за своими манерами, но все равно опозорилась. Тщетно пытаясь преодолеть скованность движений, Анна попыталась встать, чтобы уйти в свою комнату и не выходить из нее больше никогда, но Анастасия посмотрела на нее и сказала:
- Не нужно, дорогая. Этот человек хотел оскорбить тебя? Так не показывай, что тебя это задело. Пускай Его Величество остается голодным.
- Мне сразу следовало извиниться и уйти.
- Вот еще! Тебе не за что извиняться. Ты – моя гостья. Больше того, он сам поселил тебя в своем доме. В его возрасте пора уметь быть последовательным в своих решениях.
- Но значит ли это, что я имею право сидеть рядом с государем?
- Ты теперь единственная его внучка, часть этой семьи, а значит имеешь право на место за этим столом, не важно, хочет он того или нет.
Анна не выдержала и встала.
- Не знаю, какую игру вы ведете, Анастасия Павловна, но я считаю ее неоправданно жестокой. У вас могут быть справедливые причины для ненависти, но не в такое время. Князь Разумов и Его Величество очень страдают, и я не думаю, что меньше вашего...
- О нет, - перебила Анастасия, - вы все не знаете и части той боли, с которой я живу вот уже почти восемнадцать лет! Ты не знаешь, что за человек мой отец, поэтому не говори мне, что я жестока.
Анна испугалась. Ей не следовало критиковать великую княгиню. Как она смеет? Это раньше, в пансионе, она могла позволить себе быть прямой и даже дерзкой, потому что была хотя бы немного независима. Теперь все иначе. Она зависит от княгини, от государя – да почти ото всех, потому что стоит ей перейти черту чьего-то терпения, как ее тут же отправят обратно.
Анна содрогнулась. Внезапно она поняла, что не хочет возвращаться в пансион. Нет, хуже. Хватит лгать себе, она целый год лгала. Она не хочет уезжать из дворца, она предпочла бы отказаться от всего ради одной возможности дышать воздухом Регенсхолла.
Анна покраснела до корней волос, и в глазах у нее замутилось. Она неловко поклонилась Анастасии и поспешила удалиться в свои покои.