Глава 2. Сами
Сами 7 лет
Я высунул голову из дверного проема и увидел, как Нан намазывает варенье на крысиное мясо, чтобы сделать засахаренные ломтики. Она занята, и именно это мне и было нужно! Я на цыпочках отошел от двери, спрыгнул с крыльца и побежал мимо Мисси и Ричарда в маленький домик Гилла, который находился через дорогу от общежития для мальчиков.
Гилл ушел неделю назад с другими охотниками в пограничные земли, в частности их интересовал город под названием Редрок. Они ходили туда пополнить запасы, чтобы мы могли пережить зиму. Я только что проходил мимо его окна и вообще-то не заглядывал в него намеренно, но заметил кое-что, на что мне захотелось взглянуть поближе.
Дерево на оконной раме его хижины такое старое, что только и ждет, чтобы вогнать тебе занозу, а краска потрескалась, как дно озера. Я распахнул окно, и меня встретил запах старых газет и немытых консервных банок. От Гилла воняло также, его хижина пахла так же, как ее хозяин.
В последний раз хорошенько прислушавшись, чтобы убедиться, что я совсем один, я пролез через окно в хижину, тут же схватил то, что хотел, и в мгновение ока оказался за пределами дома Гилла, на свободе. Засунув клей для резины в карман куртки к уже припасенным зажигалке и баллончику краски, я, предвкушающий будущее веселье, направился на задворки Дома Солнца.
Я не мог скрыть своей улыбки - такая же улыбка появляется у каждого ребенка, когда он замышлял что-то нехорошее. Я знал, что веду себя плохо и что Нан надерет мне задницу, если узнает, но задуманное обещало быть слишком захватывающим, чтобы отказаться от него.
Сегодня был теплый день, вокруг меня жужжали мухи, а серое солнце проливало на нас свой свет. Вчера я нашел самый настоящий солнечный луч и лежал в нем целый час, пока не набежали тучи и он не исчез. Солнечные лучи были редким удовольствием, не часто солнце находило силы, чтобы пробиться сквозь пепельно-пыльную пелену. Обычно в пятне света лежали Спуки или кто-то из кошек, и тогда я их не тревожил, понимая, что для них тоже важно погреться на солнышке.
Сегодня солнечных лучей не было, и мне в голову пришло кое-что поинтереснее. Я побежал за старую хижину, которую мы с детьми использовали для игр в крепость.
Они все еще были там! Не знаю, куда еще они могли деться, но поскольку я раздобыл все инструменты, было важно, чтобы они были там, где я их оставил.
Муравейник! Я дрожал от волнения и чувствовал себя богом, возвышаясь над ничтожными насекомыми. Я упер руки в бока и посмотрел сверху вниз на своих подданных. Чтобы показать им, что я совсем не милосердный бог, я притоптал ботинком склон холма.
Несколько муравьев прилипли к подошве, из-за чего меня передернуло. Я ненавижу муравьев! Ненавижу их отвратительные разделенные на части тела с колышущимися антеннами. Ненавижу, как раболепно они снуют вокруг, и ненавижу, что они кусаются. А еще мне не нравится, как они хрустят, когда на них наступаешь, от этого у меня сводит зубы и хочется кричать. Против муравьев у меня личная вендетта, особенно черных, и, к сожалению, поскольку здесь везде песок и пепел и много старых зданий, муравьи появлялись каждое лето. Повсюду!
Так что теперь я стал их богом, разгневанным богом!
- Я изгоняю вас в адское пламя! Потому что я - мальчик-демон! - воскликнул я, хотя и старался говорить потише. Я достал клей для резины с выцветшей синей этикеткой и наконечником, покрытым клейкой массой, выдавил его на черный муравейник и стал ждать, пожевывая щеку задними зубами, теперь острыми, сменившими выпавшие молочные.
Сначала подопытным было все равно, но вскоре запах начал выводить их из себя. В один момент тысячи черных муравьев начали быстрее передвигаться по муравейнику одним гигантским черным роем, который почти слепил мне глаза на фоне серого пепла и пучков желтой травы, которыми они набивали дыры в своем холме. Настолько плотное скопление, что оно казалось одним непрерывно движущимся шаром, и мысль случайно упасть в него вызывала содрогание.
Я выдавил на них еще немного клея и убрал тюбик в карман, затем достал черную краску в баллончике и зажигалку. Под мою зловещую ухмылку чиркнул кремень и появилось небольшое желтое пламя. Я вытянул руку с огоньком перед собой, а второй несколько раз встряхнул краску, прежде чем направить распылитель на зажигалку для тренировочного залпа.
Я ахнул, когда, смешавшись с пламенем зажигалки, из баллончика с краской вырвался огненный шквал. Мгновение я застыл в абсолютном шоке, а потом нервно хихикнул. Я огляделся, затем холодный адреналин подтолкнул меня вперед к шевелящемуся муравейнику. Ухмыльнувшись, я нажал на поршень и выпустил струю чистого желто-оранжевого пламени в ничего не подозревающих черных муравьев.
Я удерживал поток пламени и наблюдал, как муравейник начинает гореть под обжигающим химическим жаром. Муравьи разбегались во все стороны, некоторые плавились на месте. В отчаянной панике, медленно и мучительно они поджариваясь заживо под моей рукой. Я стал богом, и я приговорил их к смерти за то, что они ничего не делали, кроме как существовали, когда я решил, что они этого недостойны.
В момент когда из баллончика с шипением вырвалась черная струя, став подобием огнемета, я почувствовал что-то иное, новое для себя. Внутри меня зажегся свет, который я не понимал, но чувствовал, что он завораживает меня. В потоке пламени передо мной было что-то такое, что доставляло мне прилив удовольствия, оно щекотало части моего тела и разума, как ничто другое раньше. Я не знал, что это было и почему это происходило, но чувствовал почти нечеловеческое желание повторять это снова и снова.
Поэтому я не остановился. Я принял этот импульс, ответивший мое тело, и продолжил разжигать пламя.
Наступила острая боль. Я резко остановился и уронил баллончик с краской. Кисть, держащая зажигалку, покрылась черной краской, а пальцы дымились. Я вытер ноющую руку о джинсы и сунул в карман куртки.
Я повернулся обратно к своему муравейнику и полюбовался тем, что я уничтожил. Я даже отступил назад, позволяя нескольким полурастаявшим муравьям сбежать из своего горящего дома. Они все равно обречены на медленную смерть, поэтому я не стал их давить. Ящерицы в скалах или местные звери могут их съесть, так что в некотором смысле я щедрый бог, потому что оставил еды другим животным.
Уверен, сегодня я убил тысячи, сказал я себе с улыбкой, щурясь от едкого дыма и тяжелых химикатов.
Засунув обе руки в карманы, я любовался обугленным, горящим муравейником, от которого в небо поднимался дым. Муравьи все еще трещали, как маленькие черные свечки, и копошились черными угольками. Затем я заглянул за дымящийся муравейник и понял, что стена, к которой он был прислонен, обуглилась до черноты. Я снова взял банку с краской и встряхнул ее. Я попытался распылить его на стену, но баллончик теперь выдувал только химический воздух, поэтому я положил его в карман, убедился, что зажигалка при мне, и повернулся, чтобы убежать.
- Какого хрена ты творишь, мутант?
Я замер и посмотрел вверх широко раскрытыми глазами.
Поли и Гейб оба стояли передом мной. Став подростками, они вымахали крупными и рослыми амбалами, намного превосходя меня по комплекции. Я посмотрел на каждого по очереди и повернулся, чтобы убежать.
Поли схватил меня за руку, и я попытался вырвать ее, но Гейб перехватил другую. Они забрали мой баллончик с краской и резиновый клей и бросили все это на землю.
- Это дерьмо Гилла. Ты, блядь, обчистил Гилла? Он уже давно хочет приготовить твою задницу на ужин, тупица. Он забьет тебя до смерти, - зашипел Поли. Парень яростно тряс меня за руку, отчего у меня в глазах помутилось. Я попытался вырваться, но их хватка была такой же крепкой, как у Наны.
- Отпусти меня! - закричал я. - Я позову Нан!
- Оооо, ручная обезьянка-демон Нан собирается позвать на помощь? И что потом? - Гейб подошел ко все еще дымящемуся муравейнику и цыкнул. - Что скажет Нан, когда услышит, что ты чуть не спалил хижину дотла? После этого ты уже не будешь ее малышом Сами, да?
Это меня задело. Я почувствовал комок в горле, когда подумал о Нан и о том, что она сделает со мной. Нан будет разочарована, и это хуже всего. Все здесь ненавидели меня, потому что я был плохим ребенком, но это не означало, что мне нравилось доказывать всем, что я плохой.
Нет! Они были просто глупыми муравьями, я не был плохим, а Гилл был мудаком, и он был груб со мной, так что он это заслужил!
Гейб и Поли, смеясь, потащили меня к муравейнику. Я попытался отдернуть руки и даже выпутаться из куртки, но они крепко держали меня.
- Съешь одного, и мы не скажем Нан. Давай! - они ткнули меня лицом в муравейник и держали. Это меня напугало до усрачки, я ненавидел муравьев. Невыносимо было находиться так близко к ним. Я отвернул голову в сторону, но парни только наклонили меня еще ближе к дымящемуся муравейнику.
- Нет! - я закашлялся, от химикатов защипало глаза и обожгло нос. От этого я закашлялся еще больше, и почерневшая желтая трава полетела пеплом мне в лицо.
- Жри, мутант! - насмехался Гейб. - Нельзя убивать животных и не есть их, это неоправданный перевод еды. Давай, обезьяна-демон, ешь!
- Иди нахуй! - закричал я, хотя это было плохое слово. Я взвизгнул, когда почувствовал, как что-то коснулось моей щеки, и меня пронзил спазм отчаянного отвращения. Эта штука двигалась, прямо под моей щекой копошились муравьи. Они ползали, они укусят меня!
Я разрыдался и заплакал еще сильнее, когда услышал их смех. В отчаянной попытке вырваться я извивался и мотал головой, но от этого еще больше чувствовал щекочущие прикосновения лап и усиков на носу. Я шумно выдохнул через нос, пытаясь отогнать их, но тем самым только выдул еще больше дымящегося пепла себе в лицо.
Затем пришли головокружение и тошнота. Химический дым попал в нос и глаза, и прежде чем я смог остановить обидчиков, все потемнело. Думаю, я потерял сознание.
Когда я проснулся, Нан сидела на деревянном стуле, который я сам покрасил в прошлом году белой краской. На этом стуле она читала мне книги и рассказывала истории из своего детства. Хотя сейчас Нан не улыбалась, как обычно при моем пробуждении, женщина хмурилась. Нана уже была самым старым человеком, которого я знал, и у нее были морщины, а хмурый вид добавлял ей их еще больше.
Глаза ужасно щипало, а лицо стягивало при каждом движении. Я захныкал, Нан подняла голову и быстро протянула мне стакан с водой.
- Не двигайся. У тебя несколько ожогов на лице и шее, но они заживут, - тихо сказала Нан. - Выпей всю воду и отдохни.
Я отхлебнул воды, приятной прохладой смочившей мне губы, и жадно выпил весь стакан, после чего снова лег на свою кровать. Я немного вырос из своей кровати-машины, но Нан сказала, что я могу пользоваться ею, пока мне не исполнится девять, а потом я стану слишком большим для нее.
- Сами...
Я посмотрел на Нан и натянул одеяло до подбородка, она обратилась ко мне «тем самым» голосом, и я знал, что меня ждет.
- Поли и Гейб не должны были найти меня! Если бы они не следили за мной, никто бы не узнал! - внезапно сказал я, натянув одеяло на голову, чтобы она не могла меня видеть. - Значит, и ты бы не узнала. А это значит, что ничего не было, и... и меня зовут не Сами, мое имя Сангвин.
Нан вздохнула, и я почувствовал, как она пытается стянуть одеяло с моего лица.
- Сами, дело не в этом... я умывала тебя от пепла и... - она замолчала. - Ты понимаешь, что у тебя меняются зубы, и новые растут не такие, как у других мальчиков?
Я пожал плечами, но скользнул языком по голым деснам, где частично выпали молочные зубы. У меня уже выросло четыре коренных, острых, как у пираньи с картинок, и иногда они прокалывали мне язык. Мне нравилось, что они заостренные, потому что так было легче есть вяленое мясо. Особенно мне нравилось жевать жилы и сухожилия, потому что, пока росли новые зубы, рот чесался неимоверно.
- Они становятся... заостренными, - Нан произнесла последнее слово иначе, чем остальные. - Два передних зуба, которые ты потерял на прошлой неделе. Они... - она вздохнула, и я забеспокоился, когда она опустила голову. Я не понимал, почему мы говорим про мои зубы, я думал, что получу взбучку за кражу у Гилла.
Она положила руку мне на подбородок и велела открыть рот. Я послушно разомкнул губы, и ее лицо стало еще печальнее, когда она приподняла мой подбородок.
- Похоже, пока только эти два резца. Я вижу, как они начинают проглядывать, оба чертовски заостренные. Что же мне с тобой делать, что делать.. - женщина отпустила мой подбородок и закрыла лицо руками.
- Нана, прости, что я украл у Гилла, - сказал я и похлопал ее по колену. - Не грусти. Я положу это обратно туда, где взял, и мы скажем, что он ушел и забыл, что клей и краска закончились.
Если бы Гейб и Поли не совали свой нос в чужие дела и не издевались надо мной, Нан бы не грустила, и ничего из этого никогда бы не случилось. Они еще получат у меня за то, что огорчили Нану.
Нан была расстроена из-за меня. У меня от этого заболел живот, я поморщился и снова впился пальцами в ногти на ногах.
- Нет, Сами... Я сама расскажу Гиллу по секрету, - тихо сказала Нан. Она подняла лицо от ладоней и улыбнулась мне. - Я что-нибудь придумаю, только не показывай никому из мальчиков или девочек свои новые зубы. Ты можешь пообещать это Нан?
Меня это немного озадачило.
- Почему, Нана?
Женщина на секунду замолчала.
- Ну, потому что это еще одно твое отличие от других, Сами. А я знаю, что старшие мальчики и так к тебе цепляются. Нана не хочет давать им больше повода. Просто... скажи мне, когда выпадут другие зубы, хорошо? И если мальчики будут задавать вопросы, просто закрой рот и беги ко мне, даже если будет поздняя ночь.
- Когда вернется Гилл? - спросил я
Нан встала, вид у нее был уставший.
- Гилл еще не скоро вернется. Похоже, нас ждет еще одна суровая зима. Скайфолл задерживает поставку крысиной муки, и нам повезет, если еды хватит, чтобы продержаться зиму.
Я кивнул и еще глубже вонзил ногти в пальцы ног, пока боль не стала совсем уж невыносимой. Пока она не перекрыла чувство, которое я испытывал внутри от всего произошедшего. На мгновение стало легче, но после того, как боль отступила, я почувствовал себя мерзким. Мерзким и нехорошим. Особенно теперь, когда нам снова предстояло голодать этой зимой. Я решил снова начать откладывать немного еды и костей, на всякий случай.
Тупой Гейб и тупой Поли. Они во всем этом виноваты, если бы они не совали нос в мои дела, ничего бы этого не случилось.
Я провалялся в постели целых четыре дня, и все это время меня радовали только книжки. Я перечитывал их так часто, что мог пересказать наизусть, и я доказал это Мисси, когда она принесла мой суп и сказала мне, что я привираю. Думаю, она просто хотела, чтобы я рассказал ей историю с самого начала. История называлась «Александр и ужасный, кошмарный, нехороший, очень плохой день». Я чувствовал себя Александром, но не думаю, что его совали лицом в горящий муравейник, или что он был монстром, к тому же одной из плохих вещей, которые с ним случились, была жвачка в волосах. Если бы у меня была жвачка, я бы никогда ни на что не жаловался до конца своей жизни.
Пока я валялся в постели, я придумал план, как отплатить Гейбу и Поли за то, что они сделали со мной, и за то, что расстроили Нан. Сначала этот план заставил меня хихикать и прятаться под подушкой с Могучими рейнджерами, потому что он казался грандиозным, но прорабатывая его день за днем снова и снова, я начал волноваться!
На четвертый день Нан сказала, что я достаточно поправился, чтобы выйти из своей комнаты! Я сбежал вниз по лестнице и весь день вел себя прилежно. Хотя, когда никто не видел, я начал собирать то, что мне понадобится для моей шутки над Гейбом и Поли. Мисси и ее брат Пэйтон обычно околачивались во дворе перед домом, но сегодня они помогали Нане чистить крыс для вяленого мяса, а поскольку я сидел взаперти, мне разрешили поиграть. Малышка Пэт и трехлетний Ари просто слонялись вокруг и занимались своими делами, не путаясь у меня под ногами. У всех остальных были дела по дому или они еще не могли ходить.
К обеду у меня уже все было готово, даже ткань, которая была нужна для моего плана.
Каждый раз, когда я думал о том, что произойдет сегодня вечером, кожу покалывало, словно иглами колючек, и каждая из них была полна искр.
Поли и Гейб теперь жили вдвоем в отдельном доме с тех пор, как стали подростками, и Нан сказала, что подростки делают по ночам то, что детям видеть не следует. Я не был уверен, что это было, но думаю, они курили. Я попробовал сигарету, которую Гейб дал мне, когда мне было пять, и Нан заставила его завыть из-за этого. Хотя мне понравилось, как она горит. Потом я попробовал курить желтую траву, но это было не то же самое.
То, что Гейб и Поли жили в отдельном доме было мне на руку, по-другому мой план не сработает. Иначе их услышат люди, меня отшлепают, а Нан разозлится. Я знал, что Нан и так разозлится, но мне все равно. Это только между мной, Поли и Гейбом, и Нан это не касается.
Я так разволновался, что мне пришлось притвориться сонным, когда Мисси подошла почитать мне, - была ее очередь, потому что Нан возилась в главном доме с двумя новыми малышами. Они оба были из одного каравана, который пытались съесть какие-то рейверы, и они все время плакали. Чиппи, старый кочевник с востока, нашел их висящими на фонарных столбах, плачущими, а их родителей съели и все такое. Их привязали там, когда напали рейверы. Интересно, они видели, как ели их родителей? Мою маму звали Лидия, и она заболела и умерла, но я ничего этого не помнил.
Мисси ушла, а я подтащил свой белый стул к окну и выглянул в него. Хотя оно выходило на задний двор, я видел, что у Нан все еще горит свет. Все мои припасы были в рюкзаке, за исключением пластиковой бутылки, которую мне пришлось нести, чтобы не пролить содержимое.
У Нан свет выключился в одиннадцать, у Гейба и Поли - в двенадцать. Я подождал до двух часов ночи, прежде чем схватил свой темно-синий рюкзак и начал тихо спускаться по ступенькам.
Хотя я строил планы с улыбкой на лице, но когда вышел из общежития для мальчиков в теплую летнюю ночь, легкое отношение к моей шалости постепенно улетучилось. Под влиянием темной ночи, наполнившей меня решимостью и адреналином, а также реальностью того, что я собираюсь сделать сегодня вечером, я почувствовал, что отношусь к этому чуть серьезнее.
Решимость стала еще ощутимее, когда я подошел к двери Гейба и Поли. Странно, но с каждым шагом я чувствовал легкость в своих движениях и нетерпеливое желание сделать это быстрее.
Я открыл дверь и прокрался внутрь. Оглядев комнату, я увидел Гейба и Поли, спящих в своих односпальных кроватях в окружении старых коробок с комиксами, которые они никогда не давали мне читать, и рисунков, в которых они пытались изобразить героев этих самых комиксов. Вся однокомнатная хижина была забита хламом, который они собрали, некоторые штабеля коробок упирались в самый потолок.
Я сунул руку в карман, и в нос сразу же ударил запах прокисших ниток. Сегодня утром я замочил полоски ткани в воде. Я подкрался так тихо, как только мог, и опустился на колени рядом с Гейбом. С учащенным дыханием в груди я привязал один конец куска ткани к руке Гейба, второй - к его кровати. Затем так же я привязал вторую его руку, а потом и обе ноги.
Нана часто называла меня «невидимкой». Она всегда ворчала, что я подкрадываюсь к ней, даже когда я этого не хотел. Так что это просто означало, что, когда я действительно хотел быть незаметным, я мог красться как человек-невидимка. Я убедился в этом, когда привязал обоих мальчиков к перекладинам кровати, а они даже не проснулись.
Проверив каждый узел на надежность, я снова порылся в своем рюкзаке и достал бутылку с прикрученным распылителем. Эту бутылку я позаимствовал у Нан из ее запасов Виндекс*.
* Windex - средство для мытья стекол.
Следом я достал зажигалку и подошел к Гейбу.
Я поднес распылитель к его лицу сбоку, как раз в том месте, каким они сунули мое лицо в горящий муравейник. Не колеблясь ни секунды, я сжал поршень, наполняя провонявшую плесенью комнату самым любимым моим запахом в мире - ароматом бензина.
Глаза Гейба резко открылись, но я был готов. Как только он проснулся, я заклеил ему рот липкой изолентой, чтобы заглушить его крики.
Но Гейб все еще шумел! Я ахнул, услышав, как завозился Поли, но быстро, как кролик, обернулся и проделал то же самое с ним!
Двое подростков смотрели на меня в шоке, который только усилился, когда они поняли, что я их связал. Мои глаза переключились в режим свечения в темноте, который я называл «яркая ночь», и в нем их глаза начали светиться белым. Они таращились на меня, дрыгая конечностями и крича. Они сопротивлялись так сильно, что я опасался, выдержит ли ткань, но она выдержала.
Не теряя времени, я обрызгал лицо Поли. Его уродливому крысиному лицу хороший ожог подойдет лучше. Раздался еще один приглушенный вскрик, когда жидкость попала ему в глаза.
Я хотел что-то сказать, я планировал им что-то сказать. Я мысленно подготовил длинную речь, в которой просил их больше не запугивать меня и не называть обезьяной-демоном, но, наблюдая за тем, как двое подростков борются и издают приглушенные вопли, закатывая испуганно глаза, я молчал.
Думаю, я просто хотел наблюдать за ними. Мне нравился ужас на их лицах.
Сегодня вечером в воздухе чувствовался привкус чего-то необычного. Я застыл на месте, ощущая в груди дрожь, которая тянула из меня эти мрачные мысли, давно поселившиеся в моей голове. Они шептали мне вещи, от которых я когда-то отмахивался с нервным смешком, но сегодня...
Да, сегодня вечером что-то изменилось, не только кислый химический запах бензина или приглушенные крики, срывающиеся с губ моих врагов. Сквозь мое внутреннее детское ликование, пробивалась новая эмоция, и она говорила мне... говорила мне...
Я поднял бутылку с бензином, решительно подошел к Гейбу и начал обрызгивать ему шею и лицо, что вызвало еще более пронзительные вопли. Затем я спустился дальше, орошая его грудь, пах, колени. Потом развернулся и то же самое проделал с Поли. Я даже открутил распылитель, когда бензин начал заканчиваться, и выплеснул остатки на его бьющееся тело.
Я вернулся на середину комнаты и обернулся, игнорируя звуки, с которыми каркасы кроватей бились о деревянные стены и пол, пока их обитатели корчились в агонии. Лязг, лязг, лязг... истерические крики, метания...
Их приглушенные завывания и мычания вспышками разрывали мне грудь. Я хотел остаться здесь и вечно слушать, как они кричат, но знал, что в конце концов остальные в главном доме услышат и помешают мне.
И зачем вечно слушать увертюру, если можно посмотреть весь спектакль?
Я достал зажигалку и зажег ее, вспыхнувшее пламя обожгло мне руку, но я ничего не почувствовал. Мои глаза не отрывались от Гейба, сверкающего в отсветах пламени от бензина и пота. Я подошел к нему с улыбкой, достаточно широкой, чтобы он увидел, как начинают расти острые зубы в переднем ряду.
Я наклонился, не прерывая зрительного контакта, и я... не знаю почему, но я прошептал ему на ухо.
- Valeo*.
* valeo (лат.) - я в порядке/быть сильным/быть здоровым. Не понятно, что Квил тут имел в виду, будем считать, что Сами сказал «Будь здоров».
Я опустил зажигалку, и прежде, чем она успела коснуться его кожи, парень вспыхнул. Гейб стал огненным шаром, таким горячим, что мне пришлось отскочить назад. Я пятился, пока не уперся в кровать Поли, не в силах отвести глаз от зрелища перед собой.
Так много огня, Гейб стал буквально огненным человеком. Его человеческая фигура с размахивающими руками, охваченная красивыми желто-оранжевыми красками, стала идеальной. Под аккомпанемент пронзительных мучительных криков, он стал самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел. Я хотел прикоснуться к нему, хотел сфотографировать на память. Надо было бы приступить к Поли, но я не мог оторваться от шедевра, который создал. Он гипнотизировал меня, завораживал и поражал. Я чувствовал покалывание в теле, которое побуждало меня что-то сделать, но я не знал, что именно, поэтому просто смотрел.
Хотелось бы мне знать больше слов или быть поэтом, чтобы описать то, что я видел. Я знал, что до конца своей жизни не смогу выбросить этот прекрасный образ из головы. Я не желал ничего другого, кроме как запереть это чувство внутри себя.
Затем крики Гейба прекратились, и разочарование затмило яркие мысли в моей голове. Хотя восхитительный запах жареного мяса наполнял рот слюнями, я хотел криков... Мне нужно еще...
Поли.
Я развернулся, не обращая внимания на жгучую боль в собственном теле от жара пламени, не только от Гейба, но и теперь ползущего по стенам и забирающегося в коробки. Я посмотрел вниз, как бьется и визжит второй парень, и снова чиркнул зажигалкой.
На этот раз я оторвал крысоловную клейкую ленту с его рта, хоть и обжег руки сильнее. Я попятился к двери, поскольку открытое окно уже не вмещало весь дым, и замер в дверном проеме, наблюдая, как Поли кричит от боли.
Боже, как же он кричал. Я наслаждался музыкой, не приглушаемой липкой лентой, ласкающей мой детский слух, хотя тело уже ощутимо нагревалось от подползающего огня.
Я улыбнулся, когда пошевелился Гейб, путы на его запястьях и ногах сгорели, поэтому конечности взметнулись вверх в последней агонии, прежде чем опасть безжизненно на горящие простыни. Поли еще корчился и скатился с кровати огненным шаром.
В моей жизни больше ничего не сделает меня более счастливым. Я понял это, когда пламя достигло крыши. Я понял, огонь и крики - самые лучшие вещи в мире.
- САМИ!
Я резко обернулся и почувствовал, что вырываюсь из транса, похожего на сон. Нан бежала ко мне, а старшие дети следовали за ней.
- Сами! О боже... Сами, что ты наделал!
Нан схватила меня и ударила тыльной стороной ладони по лицу, но я не заплакал.
Я разозлился.
- Они обожгли меня! Из-за них я не выходил из своей комнаты четыре дня! - закричал я.
Нан шагнула в комнату, но остановилась и обернулась с широко открытыми глазами. Ее лицо изменилось.
Я решил попытаться убедить ее - я не хотел порки.
- Ты сказала, что этой зимой мы будем голодать, и теперь у нас есть два куска мяса, - внезапно сказал я. - Все в порядке, Нана. Теперь мы не будем голодать зимой. Правда, Нана?
Нан поднесла руку ко рту. Женщина посмотрела на детей постарше, и они все закричали. Летняя ночь наполнилась криками и огнем, который окрашивал небо в темно-красный, большое-пребольшое пламя посылало искры во вселенную, чтобы они превратились в звезды.
- Нана, как ты думаешь, звезды рождаются из искр от огня? - спросил я, глядя на небо. - Нана?
Я оглянулся и увидел, что Нан смотрит на меня, по ее лицу текут слезы. Мне не нравилось злить Нан, и я готов был получить свою порку. Шалость удалась, я посмотрел на огонь и был счастлив.
Какой приятный вечер получился.