Это того стоило.
Время всё расставит по местам (клик-клак)
И ты поймёшь (поймёшь), как много ты потеряла (и ты поймёшь)
В то время я не верил даже в себя сам (нет)
Я думаю, ты в ахуе, как всё поменялось (what, а?)
Чё это за новая компания? (кто эти люди?)
То, как он тебя обнимает, я знаю, ты с ним стопудово трахаешься
Скажи, счастлива ли ты?
Ждёшь выходные и снова набухиваешься? (забываешься)
Фальшивая улыбка на лице, baby
Сквозь неё вижу, как ты мучаешься (тяжко)
Могли бы (мы могли бы)
Но ты предпочла меня другому, е
Стала вести себя по-другому, е
Мы планировали по-другому, е
Ни тот запах, ни тот взгляд — всё не по-родному
Всё по-другому (всё по-другому)
Всё стало по-другому (всё стало по-другому)
Именно сейчас я не плакала,все слёзы вышли наружу за эти три месяца, скорее на моём бледном лице красовался пустой взгляд.
***
— Нет ну они издеваются… — пробормотала я, глядя на пустой проход, и всё же пришлось тащиться в гримёрку.
Когда я хотела открыть дверь, врезалась прямо в неё грудью.
— Ой, ты уже тут… — Милана выглядела непривычно нервной, её взгляд бегал, а руки дрожали. — Ну ладно, я взяла воду, тебе туда незачем заходить.
Я нахмурилась. Зря она это сказала — любопытство убивает меня всегда быстрее, чем здравый смысл.
— А ну… — я оттолкнула её в сторону и толкнула дверь.
В нос ударил запах духов, перемешанный с кофе и дорогим парфюмом. Свет от софитов отражался от зеркал, золотые лампочки вокруг рамки словно насмехались.
Наши глаза встретились. Его — карие, до боли знакомые, горячие, с тем самым взглядом, который я так искала в толпе. Но это было уже не важно. Он целовал другую — девушку в блестящем серебряном платье, прижав её к кофейному столику. Его ладонь лежала у неё на талии так, словно место всегда принадлежало ей.
— Простите… — прошептала я и быстро вышла, чувствуя, как ноги предательски подкашиваются.
В коридоре было душно, стены будто сжимались. Я шла наугад, лишь бы дальше от этого зрелища, сжимая кулаки до боли.
— Айза! — кричала вслед Мила, её голос дрожал. — Подожди!
Но я не остановилась.
Гул толпы за сценой, смех, хлопанье дверей — всё звучало как сквозь вату. Только внутри у меня гремела одна мысль: «Так вот почему он молчал. Вот почему всё это время не было ответа.»
***
Ира стояла рядом и тихонько подпевала, старалась поддержать, приобнимала за плечо, что-то шептала о том, что всё будет хорошо. Но я видела — ей самой было не по себе здесь. Слишком тяжёлая атмосфера, слишком громко стучало молчание между строк.
Мы слушали песню Гриши. Голос лился из колонок, пробирая до мурашек. Его строчки звучали искренне, будто кто-то вытаскивал изнутри давно спрятанные мысли и обнажал их на свет.
Да, песни Гриши классные — они всегда умели попадать в самое сердце. Но я знала другое: Тёмыч, как никак, был бывшим Рины. И это добавляло странной горечи в происходящее — будто каждый из нас в этой толпе тащил за собой прошлое, которое невозможно было выбросить.
Меня хватило ровно на полчаса, и под пристальным взглядом всех хазяев и девочек я тихо свалила.
— Стоп… — дурная голова, сумка… где моя сумка? — пробормотала я себе под нос, но не стала возвращаться и просто опустилась на тротуар.
— О, привет…
Повернув голову, я столкнулась с очень неприятным взглядом той девушки в серебряном платье. Его холод пронзал взгляд, и мне стало немного не по себе.
— Чего тебе? — отчаянно выпалила я, ощущая, как напряжение внутри растёт.
— Арин… — неожиданно вышел парень, и воздух будто замер.
— Вау… — немного пьяная, я хлопала в ладоши, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Вся семья в сборе.
— А ты что тут делаешь? — агрессивно спросил он, глаза сужались в строгом прищуре.
Я рассмеялась прямо ему в лицо, глухо и насмешливо.
— Ты главное рот помой, — выдала я, — хотя после неё не отмоешься.
И попыталась встать, но тут же сломала каблук, неловко покачнувшись.
Сердце колотилось, кровь стучала в висках, но мне было плевать на пустые правила и показное превосходство. Я знала, что таких, как она, жаль, но и злость на несправедливость — тоже не чуждая. Минус на минус даёт плюс, и в этот момент внутри меня зашевелилась решимость: я не позволю, чтобы кто-то из этих людей меня сломал.
Блондинка хотела что-то возразить, но, под пристальным взглядом парня, поёжилась и быстро скрылась в здании, оставив нас наедине.
— Я доведу тебя до дома, — хватая за руку, приказал Шах.
Я едва шевельнулась, отдернувшись, ступая на сломанный каблук, который впивался в ногу.
— Ты хочешь, чтобы тебя таксист изнасиловал, или кто-нибудь по дороге? — крикнул он, голос тревожный, почти рычащий.
Я снова улыбнулась, лёгкая и дерзкая.
— А ты волнуешься? — и, не раздумывая, ткнула его пальцем в нос.
В памяти мгновенно всплыл образ сцены в гримёрке, и я с силой толкнула его в грудь.
— Фу.
— Какая же ты сумасшедшая, — пробормотал он, но в голосе слышалась не только досада, а и лёгкая улыбка.
Он благополучно посадил меня в машину, пристегнул ремень безопасности, и я, чувствуя тепло от печки и лёгкий запах алкоголя, который висел в воздухе, почти мгновенно погрузилась в сон, забывая обо всём.
Проснулась я от очередного рвотного приступа и с ужасом осознала, что не заглядываю в свой унитаз.
— Да уж… — раздался голос, который я мечтала услышать все три месяца. Он прозвучал прямо у меня за спиной, спокойный, с лёгкой усмешкой.
Фрагментами, поворачиваясь, я пыталась вспомнить, что же происходило вчера. Всё нахлынуло одновременно: вечер, гримёрка, каблуки, сломанный каблук… Я вскочила, быстро умылась и рванула к выходу.
— Ноги моей здесь не будет! — пафосно и уверенно пробормотала я, надела его кроссовки на пять размеров больше, ведь собственные каблуки так и не нашла.
Ручка двери не поддавалась, замок оказался с другой стороны — выход закрыт, и стало ясно, что выбраться сейчас не получится.
Стыд и досада смешались воедино: я стояла посреди комнаты, с огромными кроссовками, бледная, с распущенными волосами, и ощущала себя полным посмешищем.
— Четыре утра, темно на улице, — отчитывал парень. — Ты есть будешь?
Я удивлённо вскинула брови, сняла кроссовки и понеслась на кухню.
— Какая еда? Ты чего не писал? — кричала я, почти не разбирая слов.
— Ты как разговариваешь, словно я тебе что-то должен.
Я проверила, что есть под рукой, и схватив поварёнок, смачно зарядила ему по голове.
— Ты должен был оставить меня в покое, раз уж игнорировал, — уже сквозь оставшиеся слёзы кричала я. — Я тебе каждый день писала.
— Чего ты смотришь? Ты виноват.
С каждым словом я толкала его, он лишь слегка шатался, но держался на месте, пристально следя за мной.
— Виноват… надо было сделать это раньше.
Он наклонился ко мне, и наши губы встретились. Поцелуй был страстный и требовательный, словно три месяца разлуки вылились в одно мгновение. Сердце бешено стучало, дыхание смешалось, ладони жгли спину, а мир вокруг растворился. Но внезапно страх и смятение прорвались сквозь желание, и я резко оттолкнулась.
— Хм… — пробормотала я, не сдержавшись, и дала ему пощёчину.
— Это того стоило, — улыбнулся он, потирая левую щеку.
Я вышла на балкон, холодный ночной воздух обжег лицо и лёгкие, ветер играл с волосами. Над городом мерцали огни, а тишина давала возможность наконец собраться с мыслями. Нужно было с кем-то поговорить, выговориться, чтобы утихли бурные эмоции. И первый взгляд упал на телефон — звонок подруге казался единственным спасением в этот момент.
— Я тебя убью, четыре утра, Айза, серьёзно, — жаловалась Кая.
После длинного рассказа она, как и я, снова оказалась на балконе, только у себя.
— Что делать? — это был мой самый важный вопрос.
— Пускай добивается тебя, — спокойно сказала она. — Ты его любишь, но не нужно же сразу это показывать.
Я кивнула, согласившись, и, сказав о том, что безумно люблю её, вернулась в комнату.
— Где была? — спросил он, топча омлет.
Я недовольно хмыкнула, открывая холодильник.
— На балконе.
Он рассмеялся тихо, почти с ноткой облегчения.
— Все эти три месяца, где ты была? — спросил он, внимательно смотря на меня.
Я повернулась, но промолчала.
— Ладно, — начал он ровно, без лишней драмы, — объясню. Кая сказала, что ты хочешь побыть одна. Первую неделю я писал, но не лез, потому что видел твоё желание. Дальше понял, что либо у тебя есть кто-то другой и ты просто играешь со мной, либо тебе настолько наплевать на меня, что всё это — издевательство.
В его голосе не было раздражения или обиды, просто твёрдое спокойствие, которое сразу давало понять: он просто пытался понять ситуацию, а не устраивать сцену.
— Поэтому ты с той «Ариночкой» целовался? — провокационно кривлялась я.
Он встал со стола, и его взгляд опустился на меня. Мне пришлось вжаться в столешницу: он был выше и значительно массивнее, и я не понимала, как этот стул вообще удерживал его.
— Необоснованная ревность, — прошептал он прямо мне на ухо.
Я оттолкнула его, отошла и взяла полотенце.
— А ты чего такой смелый? — спросила я, пряча нервный дрожащий смешок.
— Ты тоже непонятно с кем там была, новости ходили, что ты с парнем часто в парке гуляешь, — продолжал он, стараясь говорить спокойно.
Я не выдержала, засмеялась и, в порыве веселья, хлопнула его полотенцем по груди.
— Это Мишка, мой брат! — выпалила я.
Его брови резко сошлись.
— Да? — произнёс он тихо, удивлённо.
— Сама узнала об этом неожиданно, оказывается, я старшая сестра, — махала головой я, не скрывая улыбки.
— Айза… — он протянул руку, но я осторожно отпрянула.
— Подвези домой, будь добр, — сказала я твёрдо, хотя внутри ощущала странное смешение облегчения и тревоги.
По моей просьбе мы доехали молча. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но я даже не оглянулась — как только дверь машины открылась, я рванула в лифт, оставив его в тишине. Внутри кабины сердце билось так, что казалось, слышно каждому этажу.
— Мишка, и тебе сладких снов, — наконец прошептала я, растянувшись на кровати и стараясь найти сон среди мыслей, которые никак не хотели отпускать, было уже около восьми утра.
Он стал моим новым союзником, моей сплетницей и слушателем — уже знал обо всём, даже успев за пару дней вести стримы с тысячей онлайна.
Милый, уверенный в себе, голубоглазый мальчик, который умел слушать и поддерживать, — ощущение было такое, что он действительно далеко пойдёт в жизни.