Ты кого-то потеряла?
Ну вот, короче, прошёл почти весь этот странный, длинный период — нет, даже не два месяца, а целых три. Зима уже клонилась к концу, ветер всё реже приносил снег, а дни становились длиннее, хотя всё ещё холодными.
Про Шаха я думала часто. Как только включила телефон после всей этой череды событий, написала ему. Но ответа не было. Ни одного. Тишина, словно он исчез, будто никогда и не существовал в моей жизни.
Я продолжала списываться с подружками, созваниваться, смеяться, обсуждать игры, стримы, глупые истории — почти как раньше. Но вопросы про Шаха никто не задавал — или я просто игнорировала их, потому что не могла объяснить, что произошло.
Иногда мне хотелось разрыдаться прямо на месте, потому что его отсутствие ощущалось как пустота, как если бы кто-то вырвал кусок сердца. Он был для меня больше, чем друг. Но, наверное, именно это отсутствие позволило увидеть правду: он не должен был быть «родным».
Я поняла, что Шах был тем человеком, которого я любила, пока не произошло всё, что произошло. Любовь, которая оказалась сильной, настоящей, но так или иначе, не предназначенной быть частью моей повседневной жизни. И хотя порой горько щемило внутри, я училась принимать это, училась отпускать.
И вот так, между звонками подруг, смехом через экран телефона и зимними улицами, я пыталась понять: как жить дальше, не теряя воспоминаний, но не застревая в них.
Но вопрос сам как-то решился. Я получила приглашение на концерт Майота и Гриши Оуджибуды — 28 февраля, Москва. И в тот момент меня осенило: наверное, это знак, что пора возвращаться жить обратно в Москву.
Не хотелось бросать Мишку, но, понятно, теперь он с мамой, и всё улажено. Деньги я им буду присылать, как и раньше — это не изменится. Стримы? Их я веду и в квартире у мамы, так что привычная рутина останется почти без изменений.
И вот так, с одной стороны тревожно, а с другой — будто всё само встаёт на свои места. Москва, знакомые улицы, привычные запахи города — всё это зовёт и одновременно успокаивает. Понимаешь, что жизнь идёт своим чередом, и, хотя многое меняется, основа остаётся той же.
И вот я сейчас в самолёте. Не для того, чтобы весело провести время или вернуться в Москву с намерением переехать. Нет. У меня было одно единственное желание — увидеть Шаха.
Девочки почти не упоминали о нём. Наверное, потому что я сама просила их не говорить. Но мне было безумно интересно узнать хоть что-то о нём: как он, что с ним, что происходит. Он не отвечает, и это давило, вызывало странное чувство пустоты.
Я даже не смела заводить эту тему с подругами, потому что понимала — как только заговорю, станет в три раза хуже. И я снова вспомню то чувство, которое одолевало меня, когда я только приехала в Питер, — смесь тревоги, неловкости и слабой надежды, что всё обязательно станет на свои места.
— Привет, милая! — встретила меня Каюша вместе с Сашей Парадеевичем. Они приняли меня с теплом, предложили чай, и мы долго разговаривали обо всём, что происходило. Было очень приятно, словно я и не уезжала.
Вскоре я приехала домой. Прошло всего несколько минут, как я сообщила девочкам в группе, что переехала обратно, и тут же ко мне приехала Милана. Мы действительно скучали друг за другом. Общение было, конечно, но на расстоянии этого всё равно не хватало.
Так вышло, что случайно она осталась у меня на ночёвку. Мы болтали, смеялись, немного выпили, а потом, уставшие и довольные, лёгли спать.
Первые два дня прошли почти обычно. Я сидела дома, обустраивала свою новую–старую квартиру, расставляла вещи и настраивала оборудование для стримов. Ой, что уж говорить — это был тот самый уютный хаос, который я так люблю.
Как только я запустила свой первый стрим в Москве, чат буквально взорвался. «Наконец-то! Айза в Москве!» — читалось в сотнях сообщений. «Она снова приехала к хазяевам!»
Ах да, про хазяевов мы говорили чуть подробнее, ведь именно о них большинство и говорило.
— Да, чат, мы общаемся. У нас с ними всё хорошо, — отвечала я на все донаты и сообщения, стараясь не пропустить ни одно.
***
Все девочки — абсолютно все, кто собирался на концерт — наконец-то приехали ко мне домой. Атмосфера была просто сумасшедшей: каждая с криком радости врывалась в комнату, будто это была сцена, а не обычная квартира. Сразу началась настоящая примерка нарядов и дефиле. Каждая выходила на «виртуальный подиум» прямо перед камерой, показывая свои костюмы, прически, аксессуары.
— Смотрите, чат, это моя корона! — выкрикивала Кая, крутясь перед объективом.
— А вот моё платье, идеально под свет! — подхватила Милана, почти театрально расставляя руки, будто это сцена модного показа.
Я сидела за пультом стрима, реагируя на донаты и смех чата, одновременно снимая их выступления на камеру. Смех, комментарии и восторженные эмоции переплетались так, что казалось, будто мы устроили мини-шоу прямо у меня дома. Девочки смеялись, подшучивали друг над другом, спорили о том, кто «лучше» выглядит, а чат бурлил от радости, комментируя каждый поворот и каждый взгляд.
Я сама не удержалась и поднялась, показывая свой наряд, и девочки закричали, хлопая и смеясь. Всё это превращалось в настоящий праздник, где каждая была одновременно моделью и зрителем, а мы вместе создавали атмосферу смеха, света и веселья, будто весь мир сузился до нашей квартиры, стрима и этих нескольких счастливых часов.
— Ну что, вы готовы? — спросила я, и в голосе слышалась смесь волнения и лёгкого подбадривания. Девочки закипели, смеялись, подшучивали друг над другом, и вскоре все благополучно вышли на улицу. Такси подъехали одно за другим, и каждая заняла своё место.
Я села в машину вместе с Аней Вишней и Миланой. Девочки начали тихо обсуждать концерт, наряды и планы, но вскоре разговор невольно перешёл к Шаху. У них было много вопросов, ведь теперь они знали, что можно о нём спрашивать.
— Так, а как там Шах? — спросила Вишня осторожно.
Я только пожал плечами и ответила одним словом: — Мы не общаемся.
— Он тебе что, не пишет? — уточнила Милана.
Я тихо кивнула: — Нет. С первого дня в Питере мы не общаемся.
На мгновение воцарилась тишина, девочки молча кивали, словно приняли это как данность. Я же чувствовала, как напряжение в груди растёт. Было странное ощущение: вроде бы я давно смирилась с этим, но в глубине души всё ещё хотелось понять, как он себя поведёт, увидев меня после такого времени.
Я держала взгляд на дороге, ощущая, как сердце чуть учащённо бьётся. Мне было интересно, каким он будет: спокойным, холодным или, наоборот, неожиданно открытым. Лёша-Кореш, перед концертом, тайком сказал мне, что Шах будет там, и теперь эта информация сдавливала грудь смесью тревоги и предвкушения.
— А ты правда уверена, что готова? — тихо спросила Аня, словно угадывая мои мысли.
Я кивнула, хотя внутри всё ещё бурлило: предстоящая встреча обещала быть необычной, и я понимала, что этот вечер может многое изменить.
— Воу. — у входа в общую гримёрку я встретила Гришу. Его взгляд на секунду задержался на мне, и я почувствовала лёгкое тепло от привычного присутствия.
— Странная реакция, — проговорила я, слегка улыбаясь, пытаясь скрыть лёгкое волнение.
— Ты потрясающе выглядишь. — Он обнял меня по-домашнему, непринуждённо, будто мы давно виделись каждый день, и в этом жесте было столько искренности, что сердце на мгновение замерло.
— Готов к концерту? — спросила я, наблюдая за его лёгкой улыбкой и уверенной походкой.
— А когда нет? — засмеялся он. — Я рад, что ты пришла.
Я улыбнулась ему в ответ, ощущая смесь волнения и гордости за друзей.
— Желаю удачи, выступи достойно, как обычно, — подмигнула я.
Не останавливаясь дальше, я шагнула в сторону, не входя в гримёрку, направляясь к Артёму Майоту. По пути воздух был наполнен легким ароматом лака для волос, музыкальной техники и слабым запахом кофе из кухни гримёрки. Шум backstage — тихие репетиции, звонка микрофонов и приглушённые разговоры — создавал ощущение предвкушения большого события, электричества перед выходом на сцену.
Я сделала глубокий вдох, почувствовав, как внутри разгорается лёгкое волнение: вечер обещал быть особенным.
На углу висело зеркало, и я не смогла пройти мимо, не разглядывая себя целиком. Платье было кофейного цвета, словно растопленный шоколад, длинное, ниспадающее до пола, мягко обвивая талию и струясь в лёгких складках по ногам. Материал переливался при каждом движении, играя с освещением гримёрки, создавая эффект мягкого сияния. Вырез подчёркивал ключицы, а тонкие бретели добавляли изящества, делая образ одновременно чувственным и утонченным.
Макияж подчёркивал её голубые глаза: тёплые золотисто-коричневые тени делали взгляд глубоким и выразительным, лёгкий контур лица подчёркивал её черты, а губы нежного розового оттенка добавляли свежесть. Тёмные, почти чёрные волосы уложены в длинные мягкие локоны, которые ниспадали на плечи и спину, слегка играя с отражением света, создавая ощущение движения и естественного блеска.
Я задержалась в зеркале на мгновение, ощущая уверенность, которую придавал этот образ.
— Тёмыч, — схватила его за плечи я, словно проверяя, настоящий ли он.
Он испуганно повернулся, но моментально улыбнулся, и глаза засветились радостью.
— Госпожа Ларионова, — вальяжно опустил голову, будто подчёркивая игру, и тут же обнял меня, слегка приподнимая. Объятие было тёплым, лёгким и одновременно знакомым, словно возвращало ощущение дома, которое я не замечала, пока не оказалась рядом с ним.
Я рассмеялась, чувствуя, как плечи расслабляются, а сердце — бьётся быстрее, от радости и неожиданной близости.
Сквозь смех и разговоры я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Он прожигал, будто вбирал в себя каждую деталь моего лица, и от этого по коже прошла дрожь.
Взгляд был слишком знакомым — до боли, до внутреннего тянущего ощущения, как будто прошлое само встало напротив меня.
Я начала искать кареглазого в толпе: всматривалась в лица, мелькающие под огнями, ловила силуэты, поворачивала голову туда-сюда. Но всё было тщетно — ни одного намёка, ни единого подтверждения. Толпа жила своей жизнью, а мой внутренний мир будто застыл в ожидании одного человека.
И всё же я была уверена: он где-то здесь.
— Ты кого-то потеряла? — с любопытством произнёс Тёма, заметив, как мои глаза метались по толпе.
Я уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но не успела — он вдруг резко дёрнулся, поправил ворот рубашки и почти бегом скрылся за кулисами. Видимо, концерт вот-вот начинался.
Я осталась стоять, обхватив себя руками, будто пыталась спрятать внезапную дрожь. Музыка за стеной нарастала, люди суетились, а у меня было чувство, что вместе с началом концерта должно было начаться и что-то куда более важное — для меня лично.