Акцентор 📚Вероника Десмонд📚

«...Said angel, woah oh oh oh
Ангел,
Knew you were special from the moment I saw you
Я знал, что ты необыкновенная, как только увидел тебя.
...You'll probably never take me back and I know this, yeah I know
this, aw man
Скорее всего, ты никогда не примешь меня назад, и я знаю это,
да, я знаю это...»
Angel - The Weeknd

❗️Сцена содержит факты насилия🔞❗️

Эдинбург, Шотландия.

Хищник.
Настоящее время.

Иногда в моей голове срабатывает переключатель: когда ледяная ярость пробуждается с разрушительной силой и все, что я могу видеть, - это темно-красный.

Приятные булькающие звуки, крики, стенания.
Смерть.

Такое красивое, такое расслабляющее слово.

Я сдерживал свою жажду крови с раннего возраста, но сейчас... сейчас я слышу только тикающий голос, до-водящий меня до крайней степени безумия. Особенно когда так легко скрыть чье-то убийство, имея в своем распоряжении все необходимые ресурсы.

Он, блядь, не только погасил ее свет, но и неоднократно поднимал на нее руку.

После Аскота я натравил на него опеку, а потом еженедельно проверял медицинскую карту Элеонор, запрещая себе следить за ней, потому что она всегда была на стороне ангелов, а я был ее худшим кошмаром.

Я не касался ее, не подходил ближе, лишь иногда следовал за ней по пятам, потакая своим извращенным наклонностям. Все лица сливались в одно, потому что единственным созданием, кого мне хотелось испортить, была она. Только она.

Причина, по которой Маркус все еще не находится в моем подвале вместе со своим выпотрошенным живо-том, заключается в том, что он является частью гнилого общества, чьи имена мне нужно узнать. На данный момент список заполнен лишь наполовину, и я должен был проявить терпение, но оно испарилось, когда мой маленький ангел чуть не задохнулся, думая, что я ударю ее.

Элеонор - мое самое уязвимое место, та, ради которой я могу преклониться.

Я полностью уничтожу их всех, одного за другим.
Устрою гребаный ад и буду взрывать их дома в алфавитном порядке, а потом перейду к главному блюду.
Но сначала мне нужно убедиться, что Эль в безопасности.

Когда мышка успокаивается, она медленно поднимается, а затем уходит от меня.

Она уходит. Опять.

Голоса становятся громче и отчетливее, шепча манящее:

Убей его.
Заставь заплатить.

Я хватаю ее за плечо, но она толкает меня в грудь
и отшатывается назад. Моя челюсть сжимается.

- Никогда, блядь, больше не делай так, Элеонор.

Она громко смеется, несмотря на бесконечные слезы, стекающие по ее лицу.

- Иисус, ты же не думал, что после этого я дам тебе хотя бы малейший шанс на то, чтобы снова указывать мне? Ты такой больной ублюдок, Аарон. Тебе было весело, мм? Скажи, тебе было весело?

— Эль... я едва контролирую себя. Так что сядь, блядь, в машину.

- Да пошел ты.

Она хочет отвернуться, но я хватаю ее за локоть, понижая тон голоса:

— Я никогда не врал тебе, ангел. Небольшое напоминание: ты бы не согласилась на встречу со мной без ма-ски, Элеонор. А теперь попробуй снова снять с себя ответственность и сказать, что ты не хотела этого. Бегать от меня, пока я тебя преследую. Стонать, когда я трахаю тебя пальцами или вбиваюсь в горло. Жить без гребаных рамок, которые тебе навязал кто только мог.

Ее подбородок дрожит.

- Не хотела чего? Быть твоей шлюхой? Грязным секретом? Что бы это ни было, мы закончили, Аарон.

Мои губы растягиваются в ухмылке.

Мы закончили? Эта девушка никогда не закончит со
мной.

- Дай-ка подумать. Шлюхой? Спорно. Ведь ты так и не раздвинула передо мной ноги как следует.

Я не пытаюсь избежать удара и позволяю ей ударить меня по лицу. Ее взгляд кажется таким разбитым, что мне хочется выстрелить себе в голову.

- Ты не можешь опуститься еще ниже. Ты просто псих, который игрался с моими чувствами. Ты хоть представляешь, как я сходила с ума, разрываясь между вами двумя? Я не могла нормально спать, я не могла не думать о том, как отказать тебе в гребаном брачном аб-сурде, потому что отец не оставлял мне выбора... Я... -. она прикрывает глаза и шепчет: - Тебе плевать на других, потому что главное - цель, да? Ты хотел подобраться к моему отцу? Хорошо. Думаю, вы отлично поладите, потому что, - ее голубые глаза прожигают во мне дыру, когда она выдыхает: - Ты... такой же, как он. А теперь, мать твою, отпусти меня или я закричу на всю гребаную улицу.

Нарастающее насилие витает в воздухе. Мне требуется невероятное усилие, чтобы не взять Эль на руки и похитить нахуй.

- Тебе пора понять, что я не отпущу тебя. Ты влюблена в меня, Элеонор?

Она поднимает подбородок, но ее губы дрожат:

- Не в тебя. Тебя я никогда не любила.

Если бы у Эль не было истерики, я бы мог нагнуть ее и трахнуть, чтобы открыть глаза на непреложную истину.

— Мы один и тот же человек, Эль.

— Это неважно. Ты мне противен.

— Очередная ебаная ложь.

— Просто оставь меня в покое, - в ее тихом голосе звучит боль, которая вгрызается в мой больной разум.

Я разжимаю пальцы только потому, что ее крошечная фигура стала меньше, призрачнее, а подбородок задрожал еще сильнее. Элеонор делает несколько шагов назад, с неровным дыханием, плача и обнимая себя руками, а затем отворачивается и быстро идет по улице.

Моя кровь леденеет. Я постукиваю пальцем по своему бедру, в медленном ритме, пытаясь убрать красную пелену, возникшую перед глазами. Но у меня ни хрена не получается.

Оставить ее в покое? Этому не бывать.

Никогда.

Я пишу Даниэлю и тихо следую за ней, стараясь не думать о ноже, торчащем из чужой сонной артерии.
Она не вертит головой, не боится, что у нее за спиной кто-то есть. Даже не обращает, блядь, внимание на то, как какие-то ублюдки заглядываются на ее голые ноги.

Ярость начинает поедать мои вены, но я даю ей немного пространства, чтобы она смогла успокоиться, потому что она ни за что не будет ходить по улицам Эдинбурга одна, когда у нее в любой момент может случиться приступ или когда есть столько потенциальных желающих, чтобы напасть.

Она крошечная и разбитая, ужасно растерянная.
И невозможно красивая. Я не хочу, чтобы кто-то видел ее такой. Я вообще не хочу, чтобы ее кто-то видел, но, к сожалению, на данный момент похищение все еще остается отвратительной идеей.

Эль снова сломается, не сможет петь и будет смотреть на меня с отвращением и болью.

Когда она врезается в случайного прохожего, мое терпение заканчивается. Я догоняю Элеонор и беру ее за руку. Она даже не удивляется. Ну может быть, немного.

— Оставь меня...

- Прогулка закончена, милая, — Она вздрагивает от суровости моего тона.

- Я действительно тебя ненавижу, — шепчет она.

- Хорошо. Ненависть - сильное чувство, Элеонор, — я отворачиваюсь, чтобы подать сигнал охраннику, который следовал за нами на машине, а затем снова смотрю на нее: — У тебя нет телефона, бар - далеко, и ты замерзла. Либо ты сядешь в машину, либо я воспользуюсь не самым приятным методом.

Она не слушается.

Но это поправимо.

Я подхожу к своему черному «Мерседес-Бенц» и забираю у охранника ключи, дожидаясь ангела и чувствуя, как сдвигаются грани моего разума.

Мать твою, я буквально вижу черту.

— Ты свободен на сегодня.

- Да, сэр, - кивает Даниэль.

Когда я любезно открываю пассажирскую дверь, ее крошечная фигура наконец двигается ко мне. Элеонор медлит, прежде чем забраться в салон, где обогрев уже включен на максимум, в то время как я слежу за каждым ее движением.

Она игнорирует меня все три часа езды до Кингстона, не издав ни звука. Несмотря на то, что она забилась в другой угол машины, я ощущаю, как мой разум мечется из-за ее ненависти, которая душит меня.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Гребаное дерьмо, прежде чем я поеду в Лондон, мне придется посетить клуб - иначе перережу горло Маркуса раньше, чем получу все необходимое.

Если он думал, что может тронуть мое без каких-либо последствий, то придется его расстроить.

Я, блядь, ему сердце выжгу.

Я останавливаюсь возле здания жилых корпусов, и реакция Элеонор заставляет меня пропитаться чистой яростью. Она вздрагивает, когда раздается звук разблокировки дверей, а затем выбегает из машины и уходит.

Но теперь я не преследую ее.

Вместо этого я собираюсь сделать то, что должен, даже если мне придется вырвать ей крылья.
***

Старейший мужской клуб «Крават», расположенный на Ковент-Гарден, насчитывает около тысячи участников, среди которых есть главные судьи Лондона, премьер-министр Великобритании, множество богачей из списка «Форбс» и ваш покорный слуга, потому что у каждого королевства должен быть гребаный король.

Я почти не лез в это дерьмо, появляясь там только в вынужденных случаях, но сегодня особенный день.

Очень особенный.

Дверь открывается с грохотом, когда мы появляемся в тихом зале. Нам следует быть осторожными, но я люблю эффектные появления.

Мои губы растягиваются в самой обаятельной улыбке.

- Добрый вечер, джентльмены.

Милый и лысый старичок Милгрэм всхрапывает и просыпается, роняя газету на пол:

- Здесь нельзя разговаривать, юноши.

- Неужели? — Я наклоняю голову, достаю пистолет и задумчиво стучу стволом по губам. — Как неловко.

- Кинг, зачем? — говорит Чон ледяным голосом. Он навязался быть моим надзирателем, опасаясь, что сегодня я могу угодить в тюрьму, если не поборю искушение лазмазатькостеим рты? Мать твою, ты же обещал сделать все тихо.

— Верно, все же молчат. Ну кроме очаровашки Мил-грэма. Кстати, он славный малый, когда-то работал
с моим отцом.

Всего на секунду известная выдержка Чона трещит
по швам:

— Когда-нибудь я убью тебя нахрен.

- Я тоже от тебя без ума, — я улыбаюсь, а затем понижаю свой голос, теряя всякую беспечность: - А те-перь, блядь, сделай свою ебаную работу, Хван.

- Что вы?.. - кожа парня краснеет и покрывается потом: — Мой отец...

Он затыкается, когда я подхожу к нему ближе и наклоняюсь, его маленькие глаза расширяются. Обожаю этот сладкий миг осознания: когда кто-то понимает, что из-за своего длинного языка он может быть покалечен.
Или похоронен под землей.

- Что твой отец, милый? Разве он здесь есть или я хвастаюсь своим? Или ты хотел сказать, что я позволяю себе лишнего?

Он качает головой в бешеном ритме, как болванчик. Улыбнувшись, я выпрямляюсь и окидываю взглядом весь зал. Шестеро. Я займусь двумя, Чон - остальными.

- Вынужден попросить вас удалиться, кроме мм...
Вас, мистер Роузинг, - все вздрагивают, когда я указываю пистолетом на владельца энергетической компании. — И... кто же... кто же следующий? - Я медленно и весьма драматично меняю цель, пока в итоге не останавливаюсь на главной фигуре сегодняшнего вечера. - И Вы, мистер Смит.

Этот ублюдок умен и, очевидно, помнит, как я немного продырявил, когда был ребенком, хотя долгое время делал вид, что мы не знаем друг друга. Поэтому его тело остается неподвижным, а взгляд напряженным.

- Заткни его, - приказываю я Даниэлю.

Мой охранник привязывает Маркуса к стулу, а затем заклеивает ему рот скотчем, в то время как мистер Смит мычит и краснеет от гнева.

- Напоминание, Дарон: выстрелишь, и через десять минут приедет Скотланд-Ярд, - произносит Чон, прежде чем любезно открыть дверь для четырех сбежавших ягнят.

О, я не собираюсь стрелять. Эти подонки получат кое-что похуже, чем скучная смерть. Клуб очищен от основных гостей и сейчас целиком заполнен нашими людьми, так что у меня есть около часа на небольшое кровавое развлечение.

Я подхожу к Роузингу с абсолютным спокойствием и не спеша снимаю пиджак.

Я не срываюсь с цепи, следую ледяному спокойствию, несмотря на инстинкт, умоляющий свернуть им шей, потому что насилие, кипящее в моих венах, делает меня рациональным.

Патрик Роузинг смотрит на Даниэля, который стоит
позади него и держит мою клюшку:

- Вы сорвали важную сделку, которая должна была состояться несколько часов назад. Что происходит?

Мы договорились об определенном сотрудничестве.
Партнерстве, где инвестиционная компания «Виктория» получает временное пользование моими денежными потоками, а я - процент со сделок. Эти ублюдки инвестируют в акции перспективных компаний и не всегда придерживаются закона, как часто бывает, когда речь идет о больших деньгах.

Например, устраивают взрыв в нужном месте, в нужное время и с нужными людьми, которые как-либо мешают им в достижении цели. Инсайдерская торговля, манипуляция ценами, шорт-сквизы и «Памп и Дамп», из-за которого десять лет назад пострадала влиятельная семья Кларк. Эти мрази не знают границ и слишком осторожны, чтобы оставлять следы.

Ну как прелестно, что есть пиздец какой умный я, не так ли?

- Вам нужны мои инвестиции, Роузинг? — я демон-стративно кладу пиджак на соседний стул, закатываю рукава, после чего забираю клюшку у моего охранника и сажусь перед Патриком.

Темные редеющие волосы, сорок лет, дохера лишнего веса и завидный список сексуальных преступлений, который скрыл наш праведный судья Маркус. Наверное, Патрик думал, что на него никто не осмелится ко-пать, но у меня имеются весьма полезные ресурсы Сноу и желание отрезать ему гребаный член за то, что они, блядь, посмели тронуть мое.

- Вы вломились в мой клуб, угрожаете и думаете, что теперь мне нужны ваши инвестиции? - на его противном лбу появляется пот, но это не мешает Роузингу ослабить галстук и самодовольно произнести, брызжа своей слюной: - Ты зарвавшийся щенок и кусок дерь-ма, Кинг. Тебе повезло, что мы на людях, иначе кто-то давно пристрелил бы твою поехавшую башку. Но как только...

Он не успевает договорить.

Свободной от клюшки рукой я достаю нож и вонзаю его в маленький и грустный член Роузинга. Кровь Патрика тут же брызжет из разрезанной ширинки, а его истошный крик заполняет пространство, обладающее лучшей звукоизоляцией во всем Соединенном Королевстве.

- Если ты будешь визжать, я перейду к языку, а затем к глазам, - предупреждаю я, едва держась за контроль.. - А теперь мы поговорим как следует, Патрик.

- Ты, блядь... - зажав рукой поврежденный орган, он пытается встать, но из-за моей клюшки, направлен-ной на его горло, Роузинг падает обратно.

- Успокойся. Возможно, ты больше не сможешь нормально мочиться и трахаться, но ты не умрешь. Мы попробуем еще раз. Восемь лет назад ты вел какие-либо дела вместе с Чарльзом Кингом?

- Сукин сын... я... убью тебя...

— Это вряд ли.

Медленно встав, я размахиваюсь клюшкой и ударяю прямо по его голове. Он падает на пол, практически не двигаясь. Я рву ножом уже пропитавшиеся кровью брюки и провожу оскопление, с удовольствием разрезая плоть.

Отрезанный член вместе с опустевшими яйцами катится по полу.

Блядь, как грязно. Мне очень нравилась эта рубашка - ее мне подарил ангел.

Я хлопаю Роузинга по щекам и приказываю:

— Зажимай, если не хочешь сдохнуть от кровопотери.

Когда он прекращает орать и наконец зажимает пиджаком отверстие, я произношу:

- Я не люблю повторяться. Третья попытка будет последней. Чарльз Кинг хотел купить долю конкурентов, когда вы соперничали с еще существующей компанией Петрова. Что произошло?

- Мы получили выгоду с пролива, но ничего не делали с твоим братом, - бормочет Патрик. — Я клянусь.

Я вытираю окровавленный нож о его брюки и передаю его охраннику. Может быть, Чарльз и хотел заработать свое состояние самостоятельно - пусть и не честными методами, но он бы никогда не согласился на человеческие жертвы. Гребаная гуманность Чарли просто свела бы его с ума.

- Но вы хотели? Потому что он узнал о готовящемся обвале?

- Да.. но нам... не пришлось ничего делать. Он умер сам.

Мой взгляд переходит на Маркуса, и я указываю Да-ниэлю, чтобы тот отклеил скотч.

- А что вы скажете, мистер Смит. У вас есть версия?

- Только одна, официальная и доказанная, - отвечает он с полным пренебрежением в голосе. — У твоего брата был сердечный приступ, Аарон.

Я улыбаюсь. Широко.

- Что ж, очень хорошо.

Присев, я достаю телефон, чтобы показать экран плачущему ублюдку.

— Патрик, посмотри на это. Ну же, — мне приходится ударить его по лицу, чтобы подонок обратил на меня внимание. - Ты узнаешь ее? В жизни Элеонор выглядит гораздо красивее, чем на фотографиях. Настоящий ангел, которым я одержим. У меня самая красивая неве-ста, не так ли?

Роузинг кивает, и впервые за всю встречу в его глазах горит такой сильный страх, что он находится практически в предобморочном состоянии.

- Вот в чем проблема, мистер Роузинг. Недавно ты доверился не тем людям, и теперь у меня есть практически вся информация, даже номер твоего школьного учителя, которую ты трахал под угрозами увольнения, — я снова бью его по щекам, но мой тон остается ласковым: - Ты такое вонючее дерьмо. Как много грязных секретов, за которые можно сесть пожизненно...
Знаешь, что мне понравилось больше всего?

Он машет головой и тихо скулит. Я поднимаюсь на ноги, а затем давлю ботинком на ребра и подставляю клюшку к его горлу так, что он начинает задыхаться, вероятно чувствуя невыносимую боль от разрушающейся трахеи.

- Личные сообщения. У нашего мистера Смита был план Б, который заключался в том, чтобы отдать Эль тебе, если я откажусь выполнять свою часть сделки. Но ты в восторге не только от ее красоты, верно? Тебя возбуждают ее проблемы со слухом. Ты бы насиловал ее, пока она не могла бы ничего услышать?

— Он бы не посмел... - рычит Маркус.

Я замахиваюсь и бью по его лицу клюшкой, хруст кости и вид крови практически оргазмические, а затем я небрежно отхожу назад, возвращаясь к Патрику.

- Ты осмелился посмотреть на девушку, которая принадлежит мне, - вернув загнутый титан на горло Роузинга, я чувствую, как из его тела вытекает жизнь.
Его лицо сильно краснеет, а губы приобретают синий оттенок. - Мои руки испачканы кровью. Обычно смерть становится подарком для тех, кто покушается на мое. Но ты не умрешь, Патрик, вовсе нет, — он задыхается и громко кашляет, когда я, наконец, убираю клюшку. - Ближайший год ты станешь послушным песиком и будешь делать то, что я скажу, а потом навсегда покинешь Великобританию. И если ты хотя бы подумаешь об ангеле... если ты даже назовешь ее имя... — я наклоня-юсь, чтобы прошептать ему прямо в лицо: - Я, блядь, отрежу от тебя куски плоти, сниму кожу и похороню глубоко под землей. Мы поняли друг друга?

Роузинг кивает, рыдает и умоляет, пока Даниэль не забирает его для оказания медицинской помощи. Для выгодной партии мне еще понадобится фигура Патрика Роузинга, поэтому его жалкая жизнь будет посвящена мне, пока он будет выполнять приказы.

Когда мы с Маркусом остаемся одни, я закуриваю сигарету и оглядываю пространство застывшего времени: высокие потолки, темные деревянные панели, портреты известных членов клуба в тяжелых рамах.

Высшая степень приватности. Ни связи, ни лишних слухов. Как... удобно.

- Ты же понимаешь, что тебе придется поплатиться втройне за случившееся в этой комнате? Ты будешь благодарить, если они просто убьют тебя.

Я разминаю шею до хруста костей и подхожу к Маркусу, оставляя за собой раздражающий скрежет волочащейся по паркету клюшки.

- О боже, я дрожу. Может быть, мне стоит заплакать?

Я выпускаю длинную струю дыма. Он шипит, когда я тушу сигарету о его щеку, но выражение его лица остается прежним.

- Ты хочешь разворошить улей, Аарон.

- Элеонор знает, как ты получил должность? - мои губы изгибаются в ухмылке. - Или сколько невиновных ты посадил ради статуса?

Неожиданно громкий смех Маркуса заполняет всю комнату.

— Значит именно ты трахаешь мою дочь. Интересно.
А она знает, что ты психопат, получающий кайф от насилия?

- Я социопат с нарциссической акцентуацией, - перебиваю я суперсерьезным тоном, а затем обхожу Смита, чтобы развязать его руки. - Если разбрасываешься ярлыками, сперва научись разбираться в психо-анализе.

- Думаешь, она когда-нибудь сможет смириться с тем, что ты из себя представляешь? Несмотря на империю Кингов, ты социальный отброс, мусор. Ты никогда не был ей ровней, и ты такой же, как я. Мы похожи, и рано или поздно она заметит это, а потом... - этот ублюдок улыбается самому себе. - Потом Элеонор начнет тебя ненавидеть.

- Не припомню, чтобы меня когда-либо интересовало твое мнение, — я делаю паузу. - Скажи, какое запястье болело у Эль последние недели? Левое?

Я запускаю свою руку под руку Маркуса и хватаю его запястье, по инерции перекручивая его. Слышится приятный треск, потому что сустав не выдерживает нагрузки и ломается. Превратившись в уязвимую мишень, Маркус кричит и взвывает, как маленькая сучка, инстинктивно отводя руку назад, но уже слишком поздно.

- Или правое?

Я проделываю то же самое и с другим запястьем, а затем бью его кулаком в лицо, превращая то в крова-вое месиво. Слепая ярость бурлит в моих венах, и мне приходится мысленно повторять имя ангела, чтобы не потерять гребаный контроль, поддавшись искушению проломить череп ублюдка клюшкой для гольфа.

- Как часто ты бил ее?

- Я не бил ее, я ее учил, - хрипит он, сплевывая сгусток крови.

- Учил, - мой голос срывается.

— Только тогда, когда требовалось. Она плохо обучаема, но я всегда хотел для Эль всего самого лучшего. Мои мотивы благородны.

Измученный голос Элеонор врывается в мое ебаное сознание, уничтожая внутренности так, словно по мне проехался танк.

«Не... надо...»

- Блядь... — я тру лицо рукой, а затем наношу еще один удар. И еще. Маркус падает на пол, свернувшись в защитную позу, но я не останавливаюсь. — Блядь...
Блядь... Блядь...

«Не надо... пожалуйста»

«Хватит...»

Я бы посадил его за решетку и смог бы отступить, если бы он только один раз сорвался на ней.

Но то, что я видел в глазах Элеонор... Наверное, маленькая мышка давно погрузилась в состояние психического саморазрушения, потому что ее отец мучил ее не только эмоционально, но и физически. Раз за разом.

Возможно, она хранила этот секрет, медленно сходя с ума и чувствуя себя виноватой, или ее мозг специально стирал воспоминания, чтобы она не жила в бесконечном ужасе, постоянно оглядываясь назад.

«Не трогай меня!»

Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня...

Я беру Маркуса за воротник и ударяю кулаком по его лицу.

А потом еще раз.

И еще.

Его кровь брызжет во все стороны, окровавленный рот приоткрывается с мычанием и бульканьем, но красная пелена перед моими глазами заставляет меня проводить серию ударов снова и снова.

- Эль...

От его лица не остается живого места из-за быстро возникающих гематом и огромного количества крови.

- Заткнись нахуй. Ты, блядь, не имеешь права произносить ее имя.

Я смертельно спокоен, продолжаю бить и бить, желая, чтобы он просто сдохнул. Боль проходит по всем нервным окончаниям, пока тиканье в моей голове усиливается.

Он снова что-то бормочет, и я наклоняюсь, чтобы
разобрать его слова.

— Эль... убьют...

Я замираю, моя челюсть сжимается от слепой ярости.

- Что?

Один глаз Маркуса полностью заплыл, а другой налился кровью, но он все равно пытается поймать мой взгляд.

— Я давно хотел закончить это, но «Викторию» нельзя покинуть... Те, кто пытался, сначала наблюдали за тем, как убивают их близких, и только потом сами получали пулю в лоб... - говорит он едва слышно, его дыхание замедляется. - Ты не сможешь спрятать Элеонор, потому что они повсюду. Возможно, ты посадишь ее в клетку, но разве это жизнь?

- Роузинг должен знать их имена.

Маркус тихо смеется, затем надсадно кашляет.

- Никто не знает полный список. Если я умру, то они поймут, что это ты. Я предупреждал о тебе. Возмож-но, они начнут с самой младшей - с Вивьен.

Ухмылка искажает мои губы, совершенно безумная и абсолютно злая.

О, как мило. Он даже не догадывается, с кем связался.
Я резко отпускаю окровавленный воротник, из-за чего его голова с глухим стуком ударяется о пол, а затем выпрямляюсь, достаю из кармана брюк новую сигарету и закуриваю.

- Вот как мы поступим, мистер Смит. С завтрашнего дня на тебя начнут сыпаться обвинения, которые уже никто не сможет скрыть. Так что ты сядешь в тюрьму и никогда, я имею в виду никогда, не покажешься рядом с Элеонор. Возможно, с тобой будут немного развлекаться, и, возможно, это будет происходить каждый день, но, если мой ангел захочет связаться с тобой, ты, блядь, будешь мил и любезен, как самый лучший папочка на свете. А еще ты замолвишь за меня словечко и дашь нам с Эль благословение, правда же?

Лицо Маркуса приобретает насыщенный оттенок красного цвета.

- Ты хочешь занять мое место.

Табачный дым быстро заполняет комнату, напоминая мне о том, что я должен бросить курить, потому что Эль не нравится резкий запах сигарет и тот факт, что я медленно убиваю свои легкие.

- Ради всего святого. Ты же не ребенок, пора уже было догадаться, что я ничего не делаю просто так.

— Если она узнает...

Она уже знает. По крайней мере, часть правды.

Ее слезы могут заставить меня сделать все что угодно.

Вот почему я вступаю в гребаный ад, потому что никто не посмеет причинить вред этой девушке.

Пусть Элеонор меня ненавидит, но она будет в безопасности.

Даже если я стану худшим кошмаром в ее жизни.