Акцентор 📚Вероника Десмонд📚

‹.. You caged me and then you called me crazy
Ты посадил меня в клетку, а потом назвал сумасшедшей.
I am what I am 'cause you trained me
Я такая, какая я есть, потому что ты меня дрессировал.
So who's afraid of me?
Так кто меня боится?
Who's afraid of little old me?
Кто боится меня, бедняжку?»
Taylor Swift - Who's Afraid of Little Old Me?

Эдинбург, Шотландия.

Тень.

Я замираю и смотрю на человека, который поглотил
все мое внимание, не прилагая усилий.

Он преследовал меня с того самого дня, как я пробралась в особняк Кингов.

Наверное, я была настолько лишена внутреннего равновесия, что не могла даже допустить мысли о том, что, возможно, Вивьен Кинг знает о своем брате ровно столько, сколько он позволяет знать о нем.

Совершенно ничего.

Как и я ничего не знаю о нем.

Тот, кто достал из меня практически все секреты.
Гот, кто шепчет мое имя так, словно оно удивительное. Тот, кто заставил влюбиться, не показывая своего лица и не рассказывая своего имени. Это один человек?

Аарон Кинг и он - один гребаный человек?

Я пытаюсь соединить все детали воедино, но мысли разбегаются, и, учитывая то количество алкоголя, что я выпила, поразительно, что я вообще держусь на ногах.
Аарон полностью игнорирует то, что происходит вокруг, он стоит возле входа, оперевшись о каменную стену, и смотрит.

Мать твою, Аарон смотрит на меня. Так же, как смотрит он. Или мой заторможенный мозг слишком отравлен алкоголем, чтобы мыслить рационально?

В ответ на мой пристальный взгляд Аарон-мать-твою-Кинг поднимает бровь, удерживая между губами сигарету. Он достает зажигалку и закуривает, делает несколько глубоких вдохов, вдыхая дым с прискорбной сосредоточенностью.

Тонкий шлейф ударяет в мое лицо. Он не курил при мне с тех пор, когда я сказала, что меня воротит от запаха сигарет.

Это не один и тот же человек.

Это не он.

Пожалуйста, пусть мне просто показалось. Пусть я напилась до такой степени, что мне мерещатся галлю-цинации. Только, пожалуйста, пусть это будет не он...

Несмотря на резкую боль, пронзающую меня при одной этой мысли, мне нужно убедиться. Прямо сейчас.
Если он играл со мной как с гребаной куклой, если он врал все это время, мне нужно знать. Иначе я сломаюсь окончательно.

В тот момент, когда спор Эми и Эрика сходит на нет,
Катерина берет ее за локоть и просит меня подождать возле бара. В другой момент я бы пошла с ними, подержала чертовы волосы, пока Эмму будет тошнить от смешения пива и крепкой текилы, но правильной Элеонор Смит больше нет.

Вместо нее осталась пустота, отсчитывающая секунды.

Раз, два, три...

Девушки скрываются в толпе под отвратительные крики Боулмена.

Четыре, пять, шесть...

Рыжая голова Эммы мелькает в дальнем коридоре, ведущем в туалет.

Семь, восемь, девять...

Боль распространяется по моей коже и оседает на
сжавшихся легких, когда я говорю ему:

- Иди за мной.

Десять.

- Охуеть, неужели певчая птичка запала? - Эрик свистит мне вслед, но к черту его, я даже не обращаю внимания. Тошнота забивает мое горло, пока внутренности сжимаются все сильнее. - Вау, малышка, я готов присоединиться к вашей вечеринке. Ну, или скажи мне потом, сколько дюймов у него член!

Я дохожу до дверей, а затем вылетаю на улицу, запинаясь и пошатываясь.

Это не он. Это не он. Это не он.

Ледяной воздух пробирает до самых костей, я обнимаю себя руками больше для того, чтобы успокоиться, чем согреться.

Это не он. Это не он. Это не он.
Это не он. Это не он. Это не он.
Это не он. Это не он. Это не он.

Я перехожу на бег и вскрикиваю, когда вдруг раздается громкий звук тормозов. Яркий свет фар ослепляет меня, и прежде чем я успеваю увернуться, чьи-то пальцы скользят по моей руке, оставляя мурашки на коже, а затем дергают, заставляя меня задыхаться.

На мои плечи опускается тяжелая куртка, а после Аарон обхватывает мою шею.

- Ты больше никогда не будешь пить, Элеонор.
Не теряйся в своих ебучих мыслях, когда идешь по улице. Ты поняла меня? - чужой британский акцент ударяет больше любой пощечины.

Тяжелый мужской запах оседает на легких, его взгляд сталкивается с моим. Он злой и темный, и в нем нет ни капли теплоты, которую он показывал, когда играл со мной в оранжерее.

Это не он.

Я пытаюсь оттолкнуть его руку, но он только сильнее сжимает пальцы.

- Не трогай, - мои губы дрожат, а в груди нарастает напряжение. — Не трогай меня... Не трогай меня!

Аарон смотрит, придавливая меня к земле своим взглядом, а потом медленно убирает ладонь с моей шеи.

Я делаю шаг назад, и еще один, и еще, пока он следует за мной, как чертов хищник.

- Не надо...

- Эль.

— О боже... нет... нет...

Мне так больно... У меня кружится голова и болит место в груди - там, где бьется сердце. Я тру его в тщетной попытке избавиться от боли, но она не проходит.

— Что случилось?

— Это ведь не ты? Это не ты, верно?

- О ком ты говоришь, Элеонор?

Аарон делает очередную попытку поймать меня, но я вытягиваю руку вперед и кричу, чувствуя, как злость охватывает каждый дюйм моего тела:

- Не трогай меня, мать твою! Только он может касаться меня.

Его выражение лица ожесточается. Тот же взгляд, тот же голос - только акцент другой. Он ведь не мог быть настолько больным ублюдком, чтобы подделывать даже свою речь?

Мое зрение становится расплывчатым, я растерянно касаюсь мокрых щек. Дерьмо, почему все так кружится...

— Я понял. Я не трогаю тебя, - он медленно прибли-жается и говорит это так осторожно, что его слова едва различимы: — Видишь? Пойдем в машину, Эль.

У меня сжимается горло, когда я выдавливаю в его лицо:

- Ты — это он? Отвечай...

Он молчит, мой голос становится безжизненным:

- Тот, кто преследовал меня в маске. Единственный... единственный человек, который принадлежал мне. У меня... — я заикаюсь сквозь рыдания, пытаясь вдохнуть крупицы кислорода. — У меня был только он... только он... и больше никого. Мне больно, - я стучу себя по груди, отгоняя призраков. - Везде больно... я устала... я больше не могу... я...

Он настигает меня в два шага, и я отшатываюсь, когда его рука мелькает возле моего лица. Фигура Аарона расплывается, и вместо нее возникает большая тень отца, нависшего надо мной для нового удара.

- ...Разве тебя не учили читать по губам? Разве ты не можешь, блядь, быть послушной?

У меня болит голова от столкновения затылка с перевернутым столом.

Я не двигаюсь. За считаные секунды жгучее ощущение удара распространяется по коже, а затем сменяется онемением.

Я прикладываю руку к мокрым волосам и смотрю на красный.

Такой темный красный.

- Элеонор...

- ...Ты такая же, как она. Такая же тупая сука, которая не может делать то, что требуется, когда я пашу как проклятый.

Я не могу разобрать его слов, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. В конце концов, меня рвет прямо на его новые дорогие ботинки.

- Блядь!

Я не двигаюсь, пока он наносит удар снова и снова.
Я даже не скручиваюсь, не защищаюсь, не кричу, когда он сдавливает подошвой мои запястья.

Я замерла. Так, как он всегда хотел.

Так сильно, чтобы он просто меня убил.

- Нет!

- Эль...

— Не трогай меня!

Я сажусь на корточки, закрывая лицо руками и задыхаясь от слез. Напряженный голос звучит прямо передо мной, но меня никто не касается:

- Назови имя.

— Не... надо... не... надо...

— Кто я, Элеонор?

Меня трясет с такой силой, что я перестаю ощущать гравитацию, но его мрачное присутствие придавливает к земле.

— Назови меня как следует.

— Папа... — шепчу я.

- Нет. Я Аарон. Посмотри на меня, - его голос срывается: — Посмотри на меня, Эль.

Я задыхаюсь и пытаюсь подняться, но тело меня не слушается. Наверное, мне просто нужно услышать это от него. Услышать в последний раз.

— Назови меня ангелом, - выдавливаю я.

Аарон молчит, пауза становится слишком удушающей, и, когда я думаю, что он оставит меня прямо здесь, он тихо произносит:

- Ангел.

Моя грудь разрывается из-за нового приступа слез.
Я не успеваю ничего сказать, как он пересаживает меня на свои колени, его руки сжимаются вокруг моей талии, а лицо утыкается в изгиб шеи.

Мне даже кажется, что парень дрожит, но я знаю, что
это неправда.

Тот же удушающий запах.

Тот же безжалостный взгляд.

Потому что это он.
***

Пербек, графство Дорсет, Англия.

Хищник.
Воспоминания.

Мои родители почти сразу осознали, что я отличаюсь от других детей.

Я демонстрировал врожденные отличия в уровне темперамента, агрессии, способности успокаиваться при утешении и других факторах, которые делали меня социопатом.

Доктора со скудными интеллектуальными способностями пытались доказать моей матери, что такие, как я, уже рождаются антисоциальными. Их не заботил тот факт, что гены могут включаться или отключаться под воздействием опыта или что я с более высокой вероятностью разовью свои жестокие паттерны, если случится какой-то триггер.

Никто не мог понять, как у моих совершенно нормальных родителей появились два замечательных сына, правильная девочка и мальчик-социопат. Было легче утверждать, что мои отклонения - врожденные. Но я знал, что это правда лишь отчасти.

Все началось с Чарли.

Думаю, я любил его и ангела больше, чем кого бы то ни было, если я правильно анализирую концепцию любви.

Чарльз был моей полной противоположностью, не считая внешности: те же карие глаза, широкие брови, светлые волосы, которые постоянно лезли на лоб. Но он отличался добротой ко всем, с кем он имел дело, даже если люди этого не заслуживали.

Чарли не отшатывался от меня. Не боялся, когда я приносил в дом животных, чтобы изучить их внутренности. Никогда не отводил взгляда. Он даже уговорил отца взять меня на охоту, хотя мне всего лишь девять.

Наверное, поэтому у меня появилась зависимость от
оружия.

Моя семья поддерживала членство в охотничьем клубе, и сегодня мы охотимся на пятнистого оленя в Пербеке. С каждым вдохом свежий, холодный воздух заполняет мои легкие, но это ничуть меня не заботит.
Охота и цель — да.

Я медленно следую за братом. Отслеживание - мое любимое занятие, не считая мгновения, когда ты отпускаешь курок, и раздается выстрел. Чарли держится впереди, периодически разговаривая о чем-то с мужчиной, обладающим рыбьими глазами голубого оттенка и самым тошнотворным именем из всех существующих.

Чарли называет его Маркусом.

— Ну не надо, ради Бога, - говорит Чарли, нахмурившись. — Не пытайся переубедить меня.

— Все будет в порядке, - я вижу, как этот ублюдок едва сдерживается: у него пульсирует вена на лбу и краснеет кожа, несмотря на то что в заповеднике хо-лодно. — Никто не пострадает, я клянусь. Тебе нечего опасаться. Виктория защищает каждого.

Чарли отрицательно машет головой, забывая про охоту.

Я подхожу ближе. Меня не волнуют чужие секреты, но этот мудак мне противен, а я всегда доверяю своим инстинктам. К тому же Чарли и Маркус никогда не встречались, когда в охоте участвовал мой отец.

Если вы верите в совпадения, то сожалею. Вы непроходимые идиоты.

- Это все равно дерьмовая идея, - отвечает мой брат.

- Не выражайся, пока я не уйду, - Маркус повышает голос, и я раздумываю над тем, чтобы выстрелить в его ногу.

Чарльзу Кингу почти двадцать, он уже готов перенять наследие «Кингс Банк». Это нормально, что мой брат поддерживает на охоте необходимые связи, но
Маркус не похож на влиятельного человека.

Он похож на гребаного неудачника, который заставляет Чарли нервничать.

И это не в первый раз.

Я откашливаюсь, обращая на себя внимание и играясь с украденными патронами в своем кармане. Маркус медленно поворачивает голову в мою сторону. Я не отвожу взгляда, а он свой — да. Примерно через секунду.

Слабак.

- С твоим братом что-то не так? - интересуется этот мудак.

- Что ты имеешь в виду? - уточняет Чарли. Он хло-пает меня по плечу и спрашивает: — Аарон, тебе не холодно?

Слева слышится треск веток, я быстро забираю у брата ружье, заряжаю и целюсь.

- Аарон!

И еще раз.

Острый запах пороха наполняет заряженный воздух, а затем атмосферу разрезает мужской вопль. Фигура Маркуса падает на землю. Звуки страдания, насыщающие окружающее пространство, вызывают приятную реакцию в моей крови.

Два выстрела и оба в цель.

Мой старший брат растерянно смотрит то на меня, то на ублюдка, который сжимает плечо и начинает выть, как маленькая сучка.

- Аарон, ты... - глаза Чарльза расширяются от ужаса, и это напоминает мне об обычной реакции людей на мои действия.

Так смотрят все. Без исключения. Только, может быть, маленький наивный ангел никогда не смотрел на меня со страхом, но я думаю, что это недоразумение исчезнет, когда я любезно отдам ей чужую голову.

Я киваю в сторону первого выстрела, а затем, улыбнувшись, спокойно прошу:

- Пожалуйста, забери оленя, Чарли.
***

Лондон, Англия.

Хищник.
Воспоминания.

Наш сын - чудовище.

Может быть, это действительно правда.

После того дня Чарли больше не обнимал меня.

Я просто мог сидеть рядом, пока он смотрел со смесью жалости и страха, и думал над тем, как могу все вернуть.

На самом деле, они все смотрели почти одинаково.
Как иронично, не правда ли?

Алан Кинг был представителем старых денег, он строил свою безжалостную империю, редко проявляя симпатию к собственным детям. Никто не подозревал, что скрывается за одной из самых влиятельных семей Великобритании.

Равнодушие.
Отстраненность.
Безразличие.

И меня это устраивало.

Несмотря на то, что Дарси и Вивьен избегали меня с самого детства, Чарли всегда был на моей стороне.
А еще мне принадлежал маленький ангел.

Пока все не изменилось.

Я никогда не забуду тот день, как моя семья делала вид, что хоронила меня.

Конечно, Чарльз рассказал о произошедшем в Дорсете.

Мама чуть не упала в обморок, а потом долго рыдала на руках у папы. Я слышал, как они разговаривали, пытаясь придумать, что со мной делать, и никого не волновало, кто такой этот чертов Маркус, потому что Чарли предпочел промолчать. Это был всего лишь несчастный случай на охоте.

Я не мог понять природу их поступков.

И я знал, куда целюсь, - этот подонок же не умер.
Пуля лишь слегка задела его плечо, а они устроили целую трагедию.

Мои родители должны были выслушать меня. Они должны были проверить этого скользкого человека.
Они должны были понять, что Чарли катится по наклонной в угоду своему гребаному максимализму. Но мои родители этого не сделали.

Вместо этого мне пришлось пройти бесконечные психологические тесты, наблюдаться у детских психиатров и пить таблетки, которые делали меня заторможенным.

В один день я даже не мог угнаться за маленьким ангелом: мое сердце билось, как ненормальное, лоб покрывала испарина, я упал на каменный постамент, получив шрам у линии роста волос и обильную порцию чужих слез.

В большинстве случаев меня не трогают эмоции других людей.

Но я ненавижу, когда она плачет.

Элеонор делает это тихо, до боли прикусив губу и дрожа так, словно ее снесет ветром.

Но еще больше я ненавижу, когда она далеко.

Небо над Лондоном уже потемнело, и я направляюсь в сад, скрытый на заднем дворе школы. Я иду по зеленой территории, проникая сквозь густые деревья и разглядывая среди статуй мою маленькую добычу. Обычно в это время она заканчивает свои занятия по скрипке и дожидается меня на одной из скамеек.

Нетерпение пронзает мою голову, вгрызаясь призрачными зубами от дикого желания увидеть самый правильный голубой оттенок.

Из-за каникул и ее отъезда в Чикаго я не видел ангела почти целое лето. Ужасно долго. Слишком, мать твою, долго.

Я заметил ее сразу, как только она переступила порог школы.

Элеонор особенная. Не такая, как другие.

Сначала я просто следил за ней. Меня забавляло, как она морщилась при виде пастушьего пирога, завораживало, когда она играла на скрипке, и ломало от отврати-тельного ядовитого чувства, стоило ей всего лишь показать свой голос.

У нее был самый красивый голос, что я когда-либо слышал, но по какой-то причине Элеонор говорила очень тихо - так тихо, что мне приходилось задерживать дыхание, чтобы иметь возможность забрать себе каждое слово.

А мне нужно было забрать их все.

Я не хотел, чтобы ее слышали другие.

Я хотел украсть ее и поселить в моем доме. Хотел, чтобы эта тихая девочка принадлежала только мне. Хотел ударить каждого, кто смотрел на нее, а на нее невозможно было не смотреть.

Потому что она гребаный ангел.

Мое дыхание сбивается, когда я замечаю крошечную тень с большим рюкзаком и футляром со скрипкой.

Ее темные волосы частично собраны на затылке, украшенные блестящей заколкой и отливающие теплым шоколадом. Лицо худое и бледное, а взгляд светло-голубых глаз направлен на нотную тетрадь.

Элеонор избегала меня около полугода, и я не знал, как к ней подобраться. Мерзкие девчонки говорили ей, что я красивый, но жестокий, и могу выстрелить в ее голову, если она скажет то, что мне не понравится. А потом я принес в школу мертвую крысу, и моя жизнь изменилась.

В то время как все кричали, Элеонор плакала. Я практически не мог соображать, когда она взяла меня за руку и повела на задний двор, чтобы похоронить животное. Ее ладонь была такой маленькой и теплой, и мне каза-лось, что это мгновение навсегда застрянет в моем больном сознании. Словно так правильно.

Идеально.

Эль идеальна. И она моя.

Мышка не замечает меня, даже когда я подхожу ближе.
Я хочу сделать с ней так много всего. Особенно очень
плохие вещи.

Гребаный ад. Сдерживай себя. Я самый страшный монстр в ее жизни, а она... удивительная.

- Привет, мышка, - мой голос звучит тихо, потому что я не хочу напугать ее.

Или потому, что у меня сжимается горло, когда ее голубые глаза встречаются с моими.

- Аарон! - Элеонор ярко улыбается, а затем при-щуривается, вскакивая со скамейки и показывая на статую: - Я же просила не называть меня так. Назови меня ангелом.

В течение нескольких мгновений мой взгляд неподвижно зафиксирован на ней.

Сладкий персиковый запах врывается в мои легкие.
Я даже представить себе не мог, что однажды буду повсюду искать запах Элеонор.

- Аарон?

Я обхватываю ее лицо ладонями, чтобы сконцентрировать ее внимание только на мне.

- Скажи это еще раз, — прошу я тихо.

- Сказать что?

— Мое имя.

Она моргает, не понимая моей реакции, а затем послушно бормочет:

- Аарон... Кстати, ты стал таким высоким!

Я сажусь на скамью, зная, что, если я не начну ощущать Эль ближе, у меня появится желание сделать что-то безумное. Даже отвратительное.
Мои пальцы сжимаются на ее запястье и тянут так, что она оказывается на моих коленях. А затем я крепко обнимаю ее, зарываясь лицом в ее волосы... дрожа в ее объятиях и с наслаждением слушая, как стучит чересчур большое сердце, резонируя в такт с моим.

Она здесь. Она здесь. Она здесь. Так близко.

Ее шея краснеет, и я клянусь, Эль повторяет за мной вздох облегчения.

- Ты скучала?

- А ты?

Слегка отстранившись, я жадно смотрю на ее лицо, на моих губах играет улыбка. У нее появилась крошечная родинка на щеке. И оттенок глаз стал немного темнее. Это восхитительно.

- Я спросил первый, ангел.

Она вздыхает.

- Конечно, я скучала.

Я широко улыбаюсь, вызывая в ней еще один странный вздох.

- Значит ты меня любишь? Помню в прошлый раз ты... — моя фраза обрывается, когда она бьет маленьким кулаком по моему плечу.

— Боже мой. Я говорила, что люблю цветы, а не тебя.

Маленькая лгунья.

- Скажи это громче. Что ты любишь, Элеонор?

Очаровательный ангел вскидывает подбородок, наконец повышая громкость своего волшебного голоса:

- Я люблю лютики, потому что они красивые. И пауков, потому что их никто не любит.

— Хорошо.

— Хорошо... — Она слегка колеблется, когда спрашивает: — Как прошло твое лето?

Я не хочу ее расстраивать, на самом деле из-за новых лекарств моя голова кружится и меня тошнит, но я все равно улыбаюсь, когда вру ей прямо в лицо:

- Отлично. А твое?

- Не очень.

Она отводит взгляд, и отвратительное чувство ползет по моему позвоночнику.

- Будь конкретнее.

- Мама хочет переехать в Чикаго к дедушке. А папа хочет отдать меня в закрытый пансионат в Шотландии - через три года я начну подходить по возрасту.
Папочка сказал, что там учатся принцы и принцессы, но я не хочу... - она прикусывает губу, ее взгляд снова встречается с моим.

— Закончи фразу, — командую я.

В Чикаго.

Она сказала Чикаго?

Я стараюсь дышать размеренно, и мышка ойкает, когда моя хватка становится сильнее.

- Больно!

Не пугай ее, черт побери.

— Прости. Закончи предложение, Элеонор.

- Можно я расскажу тебе секрет? Но только если ты расскажешь свой.

Я киваю. Если бы она только знала, что ей можно все. Я серьезно. Даже если однажды Эль попросит меня вырвать мое сердце, я сделаю это.

— На самом деле я не хочу расставаться с мамой, - ее голос становится тише, словно она стыдится собственных мыслей. — Мои родители постоянно ругаются и скоро разведутся. И иногда мама ведет себя странно.

- Что значит странно?

Она шмыгает носом.

- Маме очень грустно, но она делает вид, что все в порядке. А еще мы часто путешествуем.

Мама Элеонор преподает нам уроки музыки. Мне пришлось учиться играть на фортепиано, чтобы иметь возможность наблюдать за мышкой, хотя я никогда не видел смысла в любом проявлении искусства.

- Так ведет себя большинство людей, - я целую ее в лоб, наслаждаясь тихим вздохом, вырвавшимся из ее груди. — Ей станет лучше.

Лицо Эль снова сияет.

— Правда?

— Да.

Элеонор дарит мне улыоку, и пустота в моей груди становится меньше. Она не должна иметь на меня такого влияния, но мне все равно.

- Твоя очередь.

Я глажу ее по волосам и усмехаюсь:

- Когда ты повзрослеешь, ты будешь принадлежать только мне.

Она снова вздергивает подбородок, хотя смущение уже окрасило ее щеки:

- Я не кукла, чтобы принадлежать тебе.

- Не кукла, - киваю я. - Но ты моя.

Она хмурит брови.

— Это не секрет, Аарон.

Я улыбаюсь, когда она произносит мое имя:

- Я думаю, что мама изменяет моему отцу. Я украл записи ее психотерапевта, когда тот был у нас дома.

На глазах Эль собираются слезы.

— Значит твои родители тоже разведутся? Мне так жаль...

Я так не думаю. Моя семья - настоящие лицемеры,
а лицемеры хорошо хранят грязные секреты.

Но это все неважно.

Главное, что она здесь. Со мной. Как и полагается маленьким наивным мышкам.

- Эль, ты...

Прежде чем я успеваю рассказать ей про охоту, на весь сад раздается мелодичный голос миссис Смит:

- Элеонор! Где ты, малышка? Нам пора домой.

Нет.

Heт. Heт. Heт.

Слишком рано. Мне мало. Мне чертовски мало.

Спрыгнув с моих колен, ангел кидает взгляд в сторону здания школы, потом переводит его обратно на меня и шепчет:

- Завтра. На том же месте.

- Нет.

- Что?..

- Останься здесь, — я хватаю ее за руку и пытаюсь усадить обратно. — Мы спрячемся.

- Мама будет волноваться, - бормочет она.

Моя челюсть сжимается, и я едва могу сопротивляться желанию прижать ее к себе, а затем попросить охранника затолкать Эль в машину, потому что я хочу спрятать ее от всего гребаного мира.

- Аарон, - в ее голосе скользит мольба, из-за которой в моей голове слышится треск. - Я завтра спою тебе, хочешь? Но сейчас мне нужно идти.

Я смотрю на нее несколько долгих секунд, а потом мои пальцы медленно разжимаются.

И это была ошибка.

Я не должен был отпускать ее. Я не должен был здороваться с миссис Смит и махать ангелу на прощанье.

Если бы я знал, что завтра у нас не будет, я бы ни за что не отпустил ее.

Потому что потом не стало Чарли.

И единственный друг, который у меня когда-либо был, больше меня не помнил.