Трое

И пока твоя страсть разжигает азарт,

За тебя объявлена награда.

Разрешаю смотреть, остальное нельзя

В неизбежный час твоей расплаты.

Lascala, Cuba Libre©

- На тебе что, лифчик? – в недоумении спросил Шулейман.

- Это не лифчик, а бра-бандо, - ответил Джерри, отвлёкшись от зеркала.

- А похоже на лифчик.

- Бра-бандо – это разновидность бюстгальтера, а именно бралетта, единственный его вид, не требующий наличия груди и потому подходящий мне, - просветил Джерри несведущего дока.

- Я же говорю – лифчик. Откуда мне знать, как эта хрень называется?

- Ты на протяжении многих лет активно взаимодействовал с женщинами, которые наверняка носили красивое нижнее бельё. Должен знать такие простые вещи.

- У всех моих женщин была грудь, - отбил Оскар, подошёл ближе. – Зачем ты напялил лифчик?

- Он красивый, идёт мне и прекрасно сочетается с этим пиджаком, - сказал в ответ Джерри, снова заглянув в зеркало. – И он очень приятен к телу, - добавил с улыбкой.

Шулейман сложил руки на груди и привалился плечом к стене.

- Не боишься несуществующие сиськи застудить? – осведомился он. – На пороге зима.

- Будет весна, - ответил Джерри так, словно не сомневался, что весна для него будет. – Хотя можно и не ждать и уже сейчас выгулять наряд в клуб или бар.

- В таком виде в клуб или в бар? Что ж, тебе предначертано повторить печальный Томин опыт.

- Не беспокойся, я возьму с собой Крица.

- А теперь серьёзно – в таком виде ты никуда не пойдёшь, максимум погулять по улице в застёгнутой наглухо куртке.

- Ты провоцируешь меня поступить тебе назло. Но в таком случае мне придётся поступить назло и себе, поскольку я никуда не собирался, просто примеряю.

- Вот и чудно. Нагляделся? Снимай этот ужас.

- Снять? – Джерри выгнул бровь.

- Я так и сказал.

Не потребовав от дока выйти, дерзко глядя ему в глаза, Джерри расстегнул пуговицы стильного пиджака платинового тёмно-серого оттенка и сбросил его на пол, оставшись в зауженных чёрных брюках и том самом бра-бандо, представляющим собой широкую полоску тонкого кружева, поблёскивающего вплетением шёлковых нитей.

Хотел он того или нет [не хотел!], но взглядом Оскар прилип к наполовину оголённому телу, худому, идеально проработанному жёсткими боевыми тренировками и регулярной йогой, гибкому. Никогда ему не приходило в голову попросить Тома надеть женское бельё, эта идея казалась как минимум странной, поскольку Том мужчина, что его абсолютно устраивало, трансы его никогда не привлекали, и женское бельё смотрелось бы на Томе нелепо и неуместно чисто из анатомической разницы между мужским и женским телом. Особенно это касается женских трусов, из которых у мужчины всё вывалится, и это будет выглядеть скорее смешно, чем сексуально.

Но Джерри разбил все его представления и суждения. Джерри выглядел чертовски сексуально в этом топике-бюстгальтере без бретелек! Так сексуально, что рот наполнился слюной, а затем начал пересыхать. Шулейман пожирал его глазами, позабыв, что человек разумный и имеет способность мыслить. В голове только стрекотания сверчков не хватало, чтобы подчеркнуть наполненную пульсацией крови пустоту.

- Ужасно, - высказался Оскар, за шкирку вытянув себя из залипания на привлекательную заразу, надеясь себя обмануть. – Выглядишь как транссексуал, которому не хватило денег на операцию.

Что угодно он мог говорить, Джерри бы это не задело. К тому же Джерри верил не словам, а глазам, непроглядно чёрным расширенным зрачкам, голодно облизывающим его тело. Даже сейчас, когда Шулейман говорил, что он плохо выглядит, взгляд его не был холодным и плохо задерживался на уровне лица.

- Знаешь, в чём ещё плюс таких вещиц? – проговорил Джерри и провёл ладонями по бокам, по груди с тотчас напрягшимися сосками. – Тонкая ткань повышает чувствительность.

- А, так ты подрочить хотел с бо́льшим удовольствием? – огрызнулся Оскар. – Прошу прощения. Продолжай.

Но он не ушёл. Мысли такой не возникло. Ноги приросли к полу, и мозг был с ними солидарен.

- Хочешь посмотреть?

Джерри повторно огладил себя, спустил руку вниз по животу и просунул пальцы под пояс брюк, не отрывая взгляд от Шулеймана во время провокационных действий. Это заводило. Заводило то, что Шулейман смотрит, что хочет казаться равнодушным, но проигрывает сам себе.

Не убирая руку из штанов, Джерри игриво дёрнул бровями:

- Поможешь?

- Сам с собой играй, - ответил Оскар, борясь с гудящей и тёмной пустотой, в которой, как в кислоте, растворялись мысли.

- Что ж, раз тебе не нравится, пожалуй, сниму всё, - сказал Джерри.

Он расстегнул пуговицу и молнию ширинки и снял брюки. Шулейман испытал второй шок. На Джерри и трусы были женские, такие же бежевые и кружевные, как и топ. И вопреки ожиданиям Оскара ничего у него не вываливалось. Женское бельё не обманывало, было прекрасно видно, что перед ним мужчина, в том числе по очертаниям под кружевными трусиками. Но мужчина поразительной, невиданной, преступной красоты, молодой и дерзкий, не признающий стереотипов и кем-то другим написанных правил.

Мужское начало и нежное женское бельё не противоречили друг другу, а создавали вызывающий, соблазнительный тандем, ничуть не кажущийся неправильным. Сочетание мягкой алебастровой кожи и кружева влекло прикоснуться и овладеть. Он бы не стал снимать бельё. Оскар сглотнул, ощущая, что в джинсах тесно. Месяц без Тома подходил к концу, но терпение подводило. Он хотел, хотел того, кто перед ним, до перебоев в сознании.

Дав Шулейману налюбоваться им, Джерри через голову снял бра-бандо, развернулся и красиво, неспешно пошёл к двери, покачивая узкими бёдрами. Кружевные трусики не полностью закрывали маленькие подтянутые ягодицы. От этого вида у Оскара одновременно свело и челюсти, и в паху и в горле застрял животный рык.

Джерри обернулся через плечо с лёгкой лукавой ухмылкой:

- Присоединишься?

Оскар почти согласился, почти пошёл за ним, отдавшись манящей на свою сторону порочной темноте. Почти. Одёрнув себя на самом краю, Шулейман развернулся и ринулся прочь, случайно ударил себя дверью, так резко её открыл, и вырвался в коридор. Убежал от искушения.

Распахнув окно, Шулейман подставил лицо холодному воздуху и закурил. Ничего-ничего. Осталось совсем чуть-чуть подождать, Том вернётся, и он оторвётся. Правда, как бы Тома в больницу не отправить своим энтузиазмом. Сейчас, представляя себе долгожданный секс, Оскар с удовольствием затрахал бы Тома до смерти. Пусть хоть кричит, хоть плачет... Господи, о чём он?

Куда делась хвалёная выдержка, позволявшая ему месяцами ждать? Оскар засыпал с желанием трахаться и просыпался с ним же, с железным стояком, который так хотелось загнать в тело. Спасало только то, что Джерри просыпался раньше или уходил среди ночи в другую комнату. По утрам его нахальная соблазнительная задница не маячила перед носом. Но маячила днём. Как же по утрам не хватало Тома... Того, как пристраивался к нему сзади, целовал, обнимал тёплое, размякшее со сна тело, наслаждаясь его обнажённым видом и ощущением под ладонями, а после они занимались сексом в позе ложек. Или Том плашмя на животе, а он на нём.

Джерри не успокаивался. Надевал свои блядские шортики, крутился перед глазами, представал в выигрышных сексуальных позах и, главное, был рядом, в принципе был в пределах досягаемости. Шулейман понимал, что гадина его соблазняет – он и прямым текстом продолжал предлагать, но это не помогало не реагировать. Когда Том во время спора пытался развести его на секс, Оскар не вёлся и смеялся. Но с Джерри почему-то так не получалось. Притом что Джерри не соблазнял нарочито, не наклонялся похабно, не ползал перед ним, выставляя пятую точку. Но когда Джерри сидел на другом конце дивана и ел банан – не исполнял с ним порнографический этюд, как это делал Том, а просто ел, втыкая в телевизор, - мозг помахал Оскару ручкой и отключился. Джерри тогда повернулся и спросил: «Что?», после чего отправил в рот последний кусочек фрукта, и только его обращение вернуло Шулеймана в реальность. Реальность мгновенно раздражила, потому что залип как идиот, а рядом по-прежнему крыса.

Но от крысы вело. Воздержание с крысой проходило совсем не так, как с Томом. Оскар не единожды задавался сформулированным матом вопросом: «Почему так?». Но ответ был на поверхности, надо лишь осмелиться его увидеть. Том невероятно красивый, сексуальный, желанный, но он привлекателен как ребёнок или котёнок, что-то мимимишное, что уместнее жамкать в объятиях, чем трахать. А Джерри другой, его сексуальность неприкрытая, она разит за версту, сшибает наповал и проникает в организм вирусом. Он знает, насколько хорош, и пользуется своим оружием; он уверен в себе на тысячу процентов и знает себе цену. Это заводит, провоцирует. Есть женщины-вамп, а Джерри мужчина того же сорта – непреступная себялюбивая стерва с ледяным сердцем, которую так хочется нагнуть. Именно Джерри разбудил, растравил в нём желание, которое к Тому не утихало по настоящий момент.

Джерри как блестящая игрушка, которую избалованному ребёнку никак не удаётся заполучить. И поэтому избалованный ребёнок бесился, капризничал и вставал в позу, он привык получать всё, что захочет. Но даже укладывая его в свою постель, Оскар его не получал в собственность. Джерри оставался свободным человеком, который с ним спал из личных соображений. В прошлом между ними был скорее не озвученный договор на отношения. В настоящем... Нет. В настоящем ничего не будет. Но, ох, как бы Оскар хотел, чтобы у Джерри были чувства... Это бы усладило эго, как ничто другое.

Первый секс у него был с Джерри. Шулейман вспомнил об этом, понял ещё вечером того дня, когда Джерри включился в последний раз. Тот недоделанный раз с Томом под наркотой он не считал. Жили вместе как пара они с Джерри до того, как между ним и Томом завязались отношения. Джерри, а не Тому, как долгое время думал, он впервые помог готовить, что для него было нонсенсом. Об этом Оскар вспомнил, когда помогал Тому на кухне в их последнюю встречу. Но отмахнулся от этого осознания, чтобы не омрачать своё счастье. И Тому не рассказал, потому что если не слёзы, то несчастная кислая мина обязательно последовала бы за правдой. Том ведь и так загоняется из-за того, что альтер его во всём превосходит. То, что Джерри не только превосходит его, но и во всём опередил, раздавило бы Тома. Шулейману совсем не хотелось, чтобы он ныл и убивался ещё и по этому поводу. И впервые отказался от проституток и ничего не значащих связей в пользу одного человека он тоже вовсе не с Томом.

Оскар многое забыл, не захотел помнить. Но подавленные воспоминания лезли как черти из омута. Правда в том, что всё началось с Джерри, а Том пришёл потом, на проторенную дорожку. От замены элементов система не меняется. Но это ничего не значит. Он спал с Джерри, потому что не мог спать с Томом. Полюбил он именно Тома, это случилось ненамного, но всё-таки позже. Чувства проявились, когда раскусил Джерри и папа сослал его в Штаты, а он сбежал обратно в Париж. Оскар думал, что хочет удостовериться в своей правоте, поэтому ему необходимо увидеть Тома, выбрал для себя эту причину. Но нет, врачебный интерес здесь был вторичен, он втюрился, вляпался и не мог без Тома, без него не жилось. Поэтому неизменно возвращался, даже когда Том встречал его ором и дракой, требовал убираться вон и просил не приходить. Уходил, рычал, зарекался впредь вспоминать о тощем недоразумении, но через некоторое время летел, бежал обратно. Потому что нуждался в Томе рядом, ещё несколько месяцев не знал, зачем ему в жизни эта пучеглазая ошибка природы, но не мог себе отказать.

С Джерри всё началось. Джерри дал толчок его чувствам. Но сердце его принадлежало Тому. Смотря на Джерри, Оскар не ощущал тех чувств, которые испытывал к Тому. Но к Джерри он испытывал жгучее желание, когда-то открывшее ему глаза на то, насколько сексуально привлекателен Том. Безусловно, в этом заслуга Джерри. До того как столкнулся с ним, Шулейман и не подозревал, какое сокровище подобрал в центре.

Но хуже всего было не неудобное, равное измене влечение к Джерри. Не осознание, что во многих аспектах их отношений Том номер два. А то, что в моменты, когда не сгорал и не дурел от возбуждения, когда они не цапались, Оскар ощущал себя хорошо с Джерри. Они равные, могут помочь друг другу, два взрослых человека, которые разговаривают, добиваются общего блага и не зависят друг от друга. Странное чувство, непривычное, но – по большому секрету самому себе – приятное. С Томом подобного нет и быть не может за исключением редчайших моментов. Том котёнок, слабый, милый, его хочется и нужно защищать. А Джерри в защите не нуждается, с ним можно быть равным. Насколько Оскар вообще умел воспринимать кого-то равным и вести себя соответствующим образом. Оказывается, умел, проблесками, но регулярными, с той периодичностью, с какой складывались обстоятельства, способствующие такому ощущению.

Шулейман начал забывать Тома. Нет, он по-прежнему думал о нём и ждал, когда он вернётся навсегда. Но его образ в голове Оскара смазывался, смешивался с Джерри и с прошлым. Шулейман прекрасно, в мельчайших деталях помнил, каким Том был до объединения, но забывал его слитого, то есть настоящего. Он скучал по Тому, но иногда не мог понять, по кому же скучает – не мог разобрать образ на черты, из которых складывается неповторимая личность человека. Том милый, но упрямый. Мягкий и уязвимый, но... сильный? Добрый альтруист, но... эгоист? Пассивный, но активный? Несёт и делает глупости, но говорит мудрые вещи и совершает взрослые поступки? Какой же Том? Как вспомнить, когда Тома нет, но есть Джерри? И как отделаться от неприятнейшего чувства, что забываешь?

Том нужен и как можно скорее. Иначе крыша начнёт подтекать.

Оскар даже радовался моментам, когда рядом с Джерри переставал мыслить из-за желания, поскольку последствием их шло истовое раздражение, отменяющее возможность нормального отношения к нему, обесценивающего неудобную память о том, что он во многом первый.

В последнюю неделю ничего не осталось, кроме адского вожделения. Где же хвалёная выдержка, которой дивился Том? Форменное гадство, а не жизнь, когда на глаза постоянно попадается, крутит хвостом сука, от которой в штанах дымится. Шулейман кипел, выгорал, варился в собственном соку. Джерри же лишь бровью вёл в ответ на его бешенство и периодически напоминал о своём интересном предложении.

Осталось пять дней до ожидаемой даты возвращения Тома. Не дождался.

- Пойдём, - ответил Оскар на очередные разглагольствования сучки о взаимовыгодных отношениях и порывисто поднялся с дивана.

Джерри повёл бровью, удивлённый его столь резким согласием, но не стал задавать вопросов и, вздёрнув подбородок, сказал:

- Иди в ванную. Сегодня я сверху.

- В спальне разберёмся.

Шулейман за руку сдёрнул Джерри с места и потащил в сторону спальни. Джерри едва не споткнулся, так быстро тот шёл и тянул его за собой. В спальне Оскар не дал Джерри и рта раскрыть, грубо поцеловал и завалил на кровать. Джерри позволил ему лобызания, поскольку сам был не против разогрева, и не сразу воспротивился тому, что уложен на лопатки и прижат чужим телом.

- Полегче, - с усмешкой на губах Джерри похлопал Шулеймана по плечам. – Тебе не удастся поставить меня в коленно-локтевую.

Он закинул ногу на бедро дока и перевернул их, занимая верхнюю позицию. Сам поцеловал, движениями всего тела показывая, что он здесь – главный мужчина. Шулейман сильно сжал его бока, сминая, задирая майку.

- Эй, - Джерри ударил его по руке и заглянул в глаза. – Давай обойдёмся без синяков.

- Тогда ляг и заткнись, - Оскар скинул его на постель.

Джерри приподнялся на локтях и ухмыльнулся:

- Я думал, ты любишь, когда в постели кричат.

- Очень люблю, когда это Том, - холодным, недружелюбным тоном ответил Шулейман и сильно пихнул Джерри в плечо, опрокидывая на спину.

Они катались по кровати, борясь за место сверху, кусая губы партнёра-соперника. Джерри оказался плашмя на животе, сильные руки вжались в поясницу, вдавливая в матрас, а губы и зубы терзали шею. Джерри разнежился от этой ласки, что была больше приятна, чем болезненна, поднял голову, выгибая шею и закрыв глаза. Задранная майка осталась на уровне нижней линии лопаток, а штаны поехали вниз. Джерри дёрнул плечом и упёрся ладонями в постель, чтобы подняться, но Оскар пихнул его обратно.

- Шулейман, не раскатывай губу, - Джерри скосился через плечо и согнул руки для второй попытки подняться из-под наглеющего дока, но и она была грубо пресечена.

Шулейману всё это надоело. Он придавил Джерри за загривок и навалился всем весом, стягивая с него трусы. Джерри взбрыкнул, прикрикнул, но он пропустил момент, когда мог побороться на равных и победить, Шулейман уже применил к нему своё несокрушимое преимущество – значительное превосходство в массе и силе. Джерри попал в ловушку, в которой не мог применить ни один из приёмов.

- Не дёргайся, сучка, - прозвучало в затылок жёсткое, хриплое. – Сам же хотел.

- Шулейман, твою мать, это не смешно! Не смей!

Джерри крутился, но Шулейман был для него слишком тяжёлым, слишком превосходил по габаритам. Он ударил локтем, но вышло абы как, вскользь, и в ответ док схватил его за волосы и вдавил лицом в постель, больно сминая нос и отбирая возможность нормально дышать. Звякнула пряжка ремня, вжикнула молния и головка члена, горячо мазнув по коже, упёрлась между ягодиц.

После долгого воздержания, без смазки и растяжки шло туго. Оскар протолкнул головку и пару сантиметров в Джерри, хватающего ртом воздух, и дальше, до конца, вонзился одним сильным движением. Джерри закричал от боли. Шулейман сразу начал двигаться, беря своё. Выпустил на волю внутреннего зверя, которого давно посадил на цепь и запер в темноте, чтобы не тронуть и не потерять Тома. Который получил по носу ещё той далёкой ночью, когда зажал восемнадцатилетнего Тома в коридоре. Этот зверь и есть он настоящий – эгоистичная сволочь, всегда получающая то, чего хочет, лишённая сострадания. Ему пришлось измениться, подавить жестокие эгоистичные порывы, но зверь внутри сорвал цепи и снёс крышку подпола, откуда мог только рычать. Это освобождение.

Крики не трогали, а распаляли ещё больше. Так сучке и надо, так с такими и до́лжно поступать – драть как сидорову козу. Ещё почти четыре года назад обещал ему это. Сам нарвался, хотел же, провоцировал. Получай, сука. Нравится? Шулейман больно придавил Джерри предплечьем, чтобы не рыпался, называл сукой, кусал. Наконец-то брал над ним верх и испытывал от этого колоссальное удовольствие и удовлетворение. Вымещал злость, раздражение. Этот эпизод дрянь не переврёт.

Изнасилование имеет куда больше общего с насилием, чем с сексом. Оно не про чувства, не про вожделение даже – это агрессия, злость, желание унизить другого человека и утвердить свою власть.

У Стена в подвале Джерри думал, что без проблем переживёт изнасилование. Знал, каково было Тому. Но оказалось, что переживать изнасилование своим умом не то же самое, что помнить ощущения. Это невероятно больно, словно тебя разрывают изнутри. И это морально отвратительно, когда границы твоего тела насильно нарушают, взламывают, каждым движением мучают и утверждают свою над тобой силу. Ресницы намокли от рефлекторных слёз, капли оставляли мокрые пятнышки на простыне.

Джерри пытался расслабиться, но спазмированные болью мышцы не повиновались воле. Он вообще не умел полностью расслабляться, так открыто, как Том, принимать, самозабвенно отдаваться, что при любом количестве опыта и практики создавало эффект девственной узости. Из-за данной особенности его старший заботливый любовник Гарри всегда был с ним осторожен, а Шулеймана это никогда не останавливало. Джерри преувеличивал, но не лгал, вменяя Оскару в вину, что после пассивного секса с ним испытывает дискомфорт.

Джерри не смирился с насилием, сопротивлялся, чем делал только хуже себе. Он не мог смирно лежать и терпеть эту боль, ожидая, когда всё закончится естественным образом. Лучше пережить половину изнасилования и вырваться, чем лежать тихо и стараться быть хорошей жертвой, чтобы не мешать насильнику делать своё гадкое жестокое дело. На то, что Шулейман кончит быстро, надеяться не приходилось, он и после долгого воздержания умел прилично держаться.

Вырваться не удалось, только по бокам Джерри получил за свои верчения. Пытка казалась бесконечной. Туда-сюда, туда-сюда. Больно, больно, больно. Страшно за свои внутренности. Наконец Шулейман кончил и слез с него. Джерри лежал лицом вниз, сбито дыша в смятую простыню. Он не был уверен, что сзади мокро только из-за спермы.

Ничто не ломает так сильно и страшно, как изнасилование. Джерри был раздавлен поступком Шулеймана. Ощущал себя разорванным, разобранным на части. Собрав себя в кучу, он поднялся на руках. Дрожащие ноги плохо слушались, не хотели сводиться. Перебравшись к краю кровати, Джерри подтянул бельё со штанами и встал. Тянуло поясницу и низ живота, а промежность горела. Но большего удовольствия он уроду не доставит, не позволит увидеть свою боль и слабость. Прилагая усилия, чтобы не ковылять и не шататься, стиснув зубы, Джерри вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

Вернулся Джерри с пистолетом в руке и направил его на Шулеймана, что курил, вальяжно устроившись на кровати.

- Ты не выстрелишь, - усмехнулся Оскар. В содеянном он ничуть не раскаивался.

От ответа Джерри воздержался. Спустил курок. Вслед за грохотом выстрела воздух взорвал крик Шулеймана. Он завалился вбок, уткнувшись лбом в постель, шипел и матерился, зажимая истекающее кровью плечо. Пуля вошла точно туда, куда было рассчитано.

Джерри опустил оружие.

- Ты не подставишь Тома и скажешь, что это была случайность. Звони в скорую, - холодно сказал он и бросил на одеяло мобильник Шулеймана.

Пуля не задела лёгкое и крупные сосуды, только мягкие ткани и отбила кусок лопатки. Оскара прооперировали под местным наркозом, зашили и вкатили обезболивающего. От госпитализации он отказался, так как его состояние того не требовало. В коридоре они встретились с Джерри, оба сидели лицом к противоположной стене.

- Зачем ты это сделал? – безразличным тоном спросил Шулейман, не взглянув на Джерри, упираясь затылком в стену.

- Я прощал тебе достаточно и давал шансы. Последний ты уже истратил, - также ровно ответил Джерри. – Имей в виду, в следующий раз я буду стрелять ниже пояса.

- Урок я усвоил.

- Я тоже был у врача, - через паузу сказал Джерри. – В общей сложности у меня пять разрывов. Уже зашили. Придётся соблюдать строгую диету и ограничить физическую активность, пока не заживёт.

Как он молча принял к сведению, что Шулейман урок усвоил, так и Оскар без ответа принял выданную им информацию о повреждениях. Он по-прежнему не сожалел о своём поступке, но охоту повторять отбило.

Воцарилась тишина, периодически нарушаемая шагами медиков. Через пять минут Оскар прервал наполненное думами молчание:

- Том говорил, что ты не можешь причинить мне вред. Как? – спросил он, повернув к Джерри голову. В глазах его читалось недоумение.

Джерри позволил себе ответить не сразу. Тоже повернулся к доку:

- Хочешь секрет?

- Говори.

«Том знает только то, что я позволяю ему знать», - произнёс Джерри про себя и торжествующе ухмыльнулся:

- Не скажу.

- Зачем тогда предлагал?

- Чтобы ты знал, что есть что-то важное, о чём ты не знаешь.

- Как мило с твоей стороны.

- Не более мило, чем изнасилование с твоей стороны.

- Ты в меня пулю всадил, - в обмене любезностями Шулейман понизил голос до шипящего шёпота.

- Благодаря тебе у меня пять швов снаружи и внутри заднего прохода, - также шипел в ответ Джерри.

- Не надо было сопротивляться.

- Хочешь контрольный в голову? – перейдя на обычный тон, Джерри выгнул бровь.

Оскар резко выдохнул и снова откинулся на спинку стула и стену.

- Что ты сказал врачу? – спросил он вскоре.

- Что мы с моим партнёром перестарались, - ровно ответил Джерри, вернувшись в ту же позу. – Мне было так хорошо, что только после оргазма, когда анестезирующая горячка возбуждения и удовольствия схлынула, почувствовал боль.

Шулейман кивнул, выражая удовлетворённость ответом. Снова замолчали, но ненадолго. Джерри поделился размышлением:

- Думаю, что после таких событий Том повременит с возвращением.

Оскар скривил губы. Верить Джерри он не хотел. Но, если задуматься, был с ним согласен.

Дома Джерри думал, что, возможно, продешевил. Стоило стрелять не в плечо, а в грудь. Зачем Тому человек, который может так поступить с его телом? Вполне вероятно, что однажды поступит и с ним. Пусть лучше Том его один раз оплачет и будет строить новую жизнь. Один-два выстрела и нет человека. А нет человека – нет проблем. Проблемы ныне именно от Шулеймана, он довёл Тома до того, что ему снова понадобилась подмога. Джерри сумеет выкрутиться, чтобы не понести наказание, сейчас – сумеет.

Смог бы он стоять и смотреть, как Шулейман умирает? Смог бы. С Паскалем было сложнее, он не был сволочью, и ничего, справился, в кошмарах убиенный опекун ему не является. Джерри провёл пальцем по холодной стали пистолета и бросил взгляд на дверь, где-то за которой находился горе-муженёк.

Живи, пока что, Шулейман. Но шутки и игры кончились. Я объявляю войну. Когда-то так же у него сложилось с Томом. Джерри был с ним добрым, ласковым, любящим, хотел помочь, но Том шипел на него, гнал прочь и сам убегал. А после его подлой выходки с Кристиной Джерри разозлился, перестал с ним сюсюкаться и начал направленно давить, что привело к победе. Видимо, поначалу с людьми он слишком добрый, потому незаслуженно получает пинки. Но теперь и к Шулейману кредит доверия исчерпан. И пусть ему в голову Джерри залезть не может, но и на Шулеймана есть управа. Найдётся. Главное – они больше не соратники.

Джерри протёр пистолет и убрал в новое место хранения. В случае необходимости у него не дрогнет ни рука, ни сердце.