Трое

Когда б на то случилась ваша воля,

Гореть бы, верно, мне на медленном огне...

Вы ненавидите меня - до боли,

И это весело вдвойне.

И это весело вдвойне.

Канцлер Ги, Вы ненавидите меня так страстно©

- Ты куда?

- Спать, - ответил Джерри, обернувшись на подступах к выходу из спальни.

- Том спит со мной.

- Поздравляю. Но я – не Том, и спать с тобой я не собираюсь.

- Ты будешь спать со мной, - сказал Шулейман, уже устроившийся в кровати и не собирающийся отказываться от своего объективно несколько нелепого требования.

- С какой стати?

- Потому что Том всегда спит со мной, - повторил Оскар, - и ты будешь.

- Нет. Воспринимай нас как братьев-близнецов: с Томом ты состоишь в браке, а ко мне не имеешь никакого отношения.

- Раз я не имею к тебе отношения, то освободи тело, которое принадлежит мне.

- Кажется, я начинаю понимать, в чём заключается проблема, - проговорил Джерри, сложив руки на груди. – Том – не твоя собственность. А я тем более.

- Лучше ляг сам, всё равно ведь так или иначе ляжешь.

- Не очень убедительно. Попробуй ещё раз.

- На кой чёрт ты распинаешься, если в итоге сделаешь так, как сказал я?

- Шулейман, будь гибче, - скучающе произнёс Джерри. – Фразы, которые ты используешь с Томом, со мной не работают.

- Опыт подсказывает, что работают, - сказал Оскар, намекая на то, что в прошлом Джерри не раз прогибался под него.

- Может, мне сразу раздеться и сесть на тебя верхом? – выгнул бровь Джерри.

- А ты без секса не согласен? – задал Шулейман в ответ не менее провокационный вопрос.

- Я никак не согласен, - легко нашёл ответ Джерри. – Но я пытаюсь понять причину твоего странного желания.

- Причину я уже называл: я всегда сплю с Томом – и я хочу спать с Томом.

- Никогда не думал, что мне будет тебя жалко, - проговорил Джерри и изломил брови жалостно и потому оскорбительно. – Так сильно тоскуешь по Тому, что хочешь при помощи меня под боком себя обмануть и компенсировать его нехватку?

- У тебя не получится меня смутить, - ответил Шулейман со снисхождением, не спешившись от неудобного предположения, кричащего о жёсткой зависимости и продиктованной ею слабости.

- Значит, я попал в точку? – поинтересовался Джерри, вновь поведя бровью.

Оскар не ответил, перед собой он частично, совершенно не в полной мере признал, что в крайней степени зависим от присутствия Тома, но не хватало ещё признавать это вслух перед Джерри. Вместо этого откинул край одеяла и хлопнул ладонью по свободной стороне кровати:

- Ложись.

Джерри подошёл, забрался на кровать и интимно близко приблизился к лицу Шулеймана, говоря приглушённым голосом:

- Не могу тебе отказать, раз ты так страдаешь.

- Я же говорил, что ты уступишь, - с лёгкой усмешкой сказал Оскар, вновь не дрогнув – ни от слов, ни от близости, напоившей дыхание тёплым, будто бы молочным запахом кожи, смешанным с остаточными свежими нотами шампуня.

- Но уступаю я из жалости, - напомнил Джерри, отстранившись.

- Из жалости? Что-то раскис ты, бравая беспощадная крыса, - уничижительно усмехнулся Шулейман.

- Не я один, - вкупе с выразительным взглядом повёл бровями Джерри.

Встав на колени, он снял майку, после чего занялся домашними спортивными штанами. Пока не видел необходимости покупать одежду по своему вкусу, потому довольствовался удручающим гардеробом Тома.

- Держи руки и прочие части тела при себе, - сказал Джерри и накрылся одеялом по пояс.

- Даже обнять нельзя? – ухмыльнулся Оскар, иронично изобразив досаду.

- И в этом тоже я не могу тебе отказать, - елейно ответил Джерри.

Шулейману так и захотелось вмазать ладонью по этой едкой самодовольной мордашке – не по щеке, а плашмя по лицу, чтобы сбить с него спесь. Но он не последовал заведшемуся желанию, оно было не столь острым, чтобы руки сработали быстрее мозга.

- Какой же ты клоун, - покачал головой Оскар.

Джерри усмехнулся уголком рта и погасил свет, опустился на подушку.

- Ничего не ответишь? – поинтересовался Шулейман в темноте, к которой глаза не успели привыкнуть, потому ничего не видели.

- Хочу спать, - немногословно ответил Джерри, дабы свернуть наконец недоевший бесполезный разговор.

- Спокойной ночи, - сказал Оскар и тоже лёг. – Будь добр, исчезни к утру.

- Могу хоть сейчас уйти. Но снова – Том уйдёт вместе со мной.

- Тома оставь, а сам – уйди в небытиё.

Не получалось у них быстро договорить. Джерри должен был промолчать, чтобы не давать диалогу продолжение, не подкидывать дров в огонь, но не смог проглотить острые слова, они могли расцарапать горло.

- Я к тебе со всей душой, а ты... - горестно вздохнул Джерри, но этим его «грусть» и ограничилась. – Нравится воевать? Соскучился по остренькому в жизни?

- Буду премного благодарен, если ты удовлетворишь мою просьбу и к утру исчезнешь навсегда, - не поддался на провокацию Шулейман.

Джерри вновь не ответил, в этот раз им удалось сохранить ночную тишину нетронутой дольше минуты. Удивительно быстро погружаясь в ведущую за край сонливость, Оскар ощущал передаваемую упругим матрасом тяжесть другого неподвижного тела, его тепло, влекущее к себе. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, он бессознательно придвинулся к Джерри, как и он лежащему на спине, и ещё немного придвинулся, положил руку на холодную простыню между ними, исходящее от кожи тепло потекло по ткани, обласкивая пальцы. Джерри также положил руку ближе и затем накрыл его ладонь своей ладонью, тиснул пальцы, после чего, разрушая иллюзорный момент сладкого и нежного забытья, отбросил руку Шулеймана от себя. Это заставило Оскара вынырнуть на поверхность и бросить на повернувшуюся к нему спиной фигуру Джерри недовольный взгляд, хотя недовольство его должно было быть направлено только на самого себя.

Поутру, в момент пробуждения, Шулейман перевернулся, натолкнувшись телом на тело рядом. Привычно обнял, не открывая глаз, и наткнулся рукой под одеялом на кое-что интересное. Ухмыльнувшись сквозь полусон, поддел пальцами резинку трусов, намереваясь разбудить любимого очень приятно. И получил острым локтём в солнечное сплетение.

- Твою мать! – выпалил с хрипотцой Оскар, вмиг окончательно проснувшись и отпрянув от источника боли, обернувшегося к нему с недовольным, заспанным лицом. – Драться-то зачем? – выразил он своё недовольство. – Словами сказать не судьба?

- Ты словами не понимаешь.

И снова здоро́ва! Чьё это высказывание: «Ты по-человечески не понимаешь, тебя бить надо»? Джерри переключил мысли Шулеймана, указав взглядом на внушительную эрекцию, натягивающую ткань трусов:

- А говорил, что не встанет.

- Это не на тебя.

- Ну-ну.

Джерри встал с кровати и надел штаны, не скрывшие того, что у него с мужским здоровьем также всё в порядке.

- По твоей логике ты тоже меня хочешь, - подметил Шулейман, также указав взглядом ему в область паха.

- В настоящем я лягу с тобой только через твой труп, то есть – ни за что, - невозмутимо ответил Джерри. – Но в прошлом я действительно был не прочь развлечься с тобой, даже не смотря на то, что ты свинья. Останавливало меня только то, что ты – опасная для меня свинья. – Выдержав секундную паузу, удовлетворившись удивлением в глазах горе-дока, он добавил: - Разве Том не раскрыл тебе мой маленький грязный секрет?

Воспользовавшись замешательством Шулеймана, на которое и было рассчитано признание, Джерри направился к двери. Чтобы тот не кричал ему в спину: «Куда ты?», уведомил:

- Я в душ. Надеюсь, ты не будешь ломиться ко мне в ванную.

- Иди в другую ванную, я тоже сейчас пойду в душ.

- Лучше задержись в постели, - посоветовал Джерри, остановившись в дверях, - спусти пар.

- Для «ручника» я староват.

- Согласен, ты староват, - выразил Джерри унизительную солидарность.

- Сука ты, - выговорил Оскар в дверь, закрывшуюся за спиной шибко умной стервозной гадины.

Не подумав снимать напряжение самостоятельно, чем не занимался лет с шестнадцати, Шулейман откинул одеяло и также покинул постель. Джерри повиновался, хозяйская ванная была свободна, но Оскар постоял около неё и пошёл ко второй ванной комнате, из-за двери которой доносился шум воды. Несколько минут стоял под дверью, то накрывая тенью ладони дверную ручку, то сжимая ладонь в кулак и занося его для единичного грозного удара по дереву, требующего чего-то, то разжимал пальцы в путаной нерешительности желаний.

Прежде чем он успел определиться или уйти, дверь перед носом открылась, явив взору Джерри, мокрого, со стекающими по белой коже, по тонкому телу сверкающими каплями воды и абсолютно голого. В глазах его не отразилось и тени смущения своей наготой в этом внезапном столкновении нос к носу. Мозг всхлопнулся, и Оскар почувствовал, что ошмётки его встали в горле удушливым комом, который так просто не протолкнуть ни вниз, ни вверх.

- Принеси полотенце, - попросил Джерри.

Развернувшись, Шулейман пошёл к шкафу, где хранились полотенца. Только на обратном пути до него дошло – что произошло, что он делает! Вместо того чтобы передать полотенце в руки, он с размаху, со злостью швырнул его Джерри в лицо. Джерри поймал.

- Спасибо, - поблагодарил и вновь скрылся за дверью, провокационно не щёлкнувшей замком.

Выругавшись на гадину, обуздав желание зайти и задушить его полотенцем, Шулейман, злой и всё ещё возбуждённый, также отправился в ванную.

Придя к завтраку, Оскар, как и прошлым утром, застал на кухне Джерри, который придирчиво изучал то, что приготовила Жазель, видимо, решая, годится ли эта еда для него или нет. Сев за стол, устремил тяжеловесный взгляд в непривычно приглаженный затылок.

- У меня есть ещё один вопрос, - произнёс Шулейман.

- Задавай, - разрешил Джерри и, решив, что оставленное домработницей блюдо достойно его желудка, снял крышку. – Приятно, когда тебя признают экспертом.

- Не распушай хвост, я тебя экспертом не признавал, - сказал Оскар, осаждая его гордыню. - Я бы не разговаривал с тобой, но ты владеешь интересующей меня информацией.

- Спрашивай, - повторил Джерри, не развязывая очередную словесную перепалку. – Я отвечу, если смогу.

Шулейман помолчал, перебрал пальцами по столу и задал вопрос:

- Раз ты отделился, Том снова станет таким, как до объединения?

- Я не знаю, - честно ответил Джерри.

Он на самом деле не знал, его самого тревожил вопрос: «Что будет дальше? Что будет с Томом? Каким он будет?». Его напрягало то, что на данном этапе у него не было ни одного ответа, ни на вопрос о том, как случилось настоящее, ни о будущем, ни о том, как сделать, чтобы это будущее было. В прошлом в его голове была чёткая цель, которую не намечал и не мог отринуть, но теперь – конкретной цели, которая всё исправит, не было. Теперь только собственные силы, ещё больше, чем когда-либо.

- Вправду не знаешь или как всегда утаиваешь и что-то мутишь?

- Вправду.

Шулейман подозрительно сощурился.

- Что-то не верится. Ты же всё про Тома знаешь.

- Выбор твой: верить мне или нет. Почему я должен что-то тебе доказывать, когда ты сам обратился ко мне? – Джерри наконец-то повернулся к доку, упёршись за спиной пальцами в край тумбы.

Вновь Оскар выдержал паузу, раздумывая, постукивая пальцами по столешнице, и, найдя то, что озадачивало его, ставило в тупик и не давало покоя, спросил:

- Как произошёл раскол, когда? Том до последнего был в слитом состоянии.

- Я не буду отвечать, - пожал плечами Джерри и сложил руки на груди. – Ты всё равно мне не веришь.

- Верить тебе это гиблое дело, но я к тебе прислушиваюсь.

- Поздно. Теперь я работаю один.

Джерри издевался, играл. Не собирался отказываться от сотрудничества с Шулейманом, потому что, во-первых, что-то подсказывало, что его появление связано с ним, во-вторых, не хотел уходить, здесь, за спиной «супруга», ему было вполне удобно. Но Шулеймана надо было проучить и приучить безоговорочно верить каждому его слову, что миссия из разряда «невыполнима», но на своём жизненном пути Джерри справился не с одной такой.

- Может, тебя пытать надо? – сощурился Оскар, также вступая в игру.

Поднялся из-за стола, неторопливо подошёл к Джерри почти вплотную, попирая личные границы, давя значительным физическим превосходством. Но с его угрожающим приближением Джерри остался совершенно спокоен, стоял перед ним, прислонившись к тумбочке, зажатый между ею и Шулейманом.

- Пытай, - ответил Джерри бесстрашно, равнодушно, и в глазах его мелькнули изощрённые бесы. – А я буду рыдать, смотреть на тебя Томиными глазами и молить отпустить, - хлопнул он ресницами и широко раскрыл глаза, дав анонс к грядущему спектаклю.

Шулейман взял его одной рукой за грудки, сжав ткань футболки в кулак, оттянув её.

- Ты всегда был дрянью, но в новом пришествии сам себя переплюнул, - презрительно проговорил, угрожающе сощурившись.

- Оскар, за что ты так со мной поступаешь? – без предупреждения начав спектакль, выговорил Джерри тонким, испуганным голосом, изломив брови и напустив в глаза душераздирающего влажного блеска. – Не причиняй мне боль...

Настолько достоверно показывал Тома, что у Оскара на секунду ёкнуло сердце от этих огромных мокрых глаз, в отчаянии взирающих на него в истовой вере, что он не поступит плохо. Следующим мгновением пришло жестокое понимание, что любимый образ – фальшивка, ударило в голову, в грудь, сердце толкнуло в кровь ярость. Оскар схватил Джерри за подбородок, задрав его лицо, больно вдавливая пальцы в кожу, в самые кости. Джерри не пикнул, не поднял опущенные руки, чтобы отбиться, из-под опущенных наполовину ресниц смотрел на него, несопротивляющийся, покорный, обманчиво слабый. Шулейман сдавил сильнее, причиняя сильную боль. Джерри не поморщился, только крылья носа один раз дрогнули, раздувшись шире обычного; под тенью ресниц он наблюдал жёсткое лицо Шулеймана с напряжённо стиснутыми челюстями. Отчего-то док медлил, ничего больше не предпринимал, но – и не отпускал.

- Я знал, что ты хороший, - произнёс Джерри негромко и нежно провёл ладонью по щеке Шулеймана.

И, подавшись вперёд, поцеловал взасос, будто с любовью, с голодом по его губам. Оскар пропустил момент, когда мозг отключился, и тот момент пропустил, когда он вновь заработал и отдал телу команду ответить. Вот он уже сам начал целовать с неуёмной жаждой, почти остервенело, обхватив лицо Джерри ладонями, вжимая его в тумбочку. Второй раз за это ненормальное, неправильное утро мозг фейерверком разлетелся на кусочки.

Оторвав его от пола, Оскар усадил Джерри на тумбу, не отрываясь от губ, что вот-вот закровоточат, так они терзали друг друга, но в их действиях не присутствовала ожидаемая агрессия. Только чистое, неомрачённое разумом желание целовать. «Оскар, не делай этого!», - отчаянно возопил внутренний голос голосом Тома, который не простит.

Вернувшись в суровую реальность, выбрав её, Шулейман оттолкнул от себя Джерри. Судя по тому, что взгляд у гадины был ничуть не замутнённый искренним желанием, вышибивший мозги поцелуй также был частью игры, которую с непонятной ему, Оскару, целью плёл его изощрённый разум. Реальность окончательно вернулась на свои рельсы. Перед ним не Том, не изменившийся, проникшийся к нему любовью Джерри, а всё та же редкая сука, которую вынужден терпеть, потому что внутри него – в теле, контроль над которым захватил, - спрятан тот, кто ему нужен.

- Если ещё раз так сделаешь, и я сдам тебя в дурку, - предупредил Шулейман. – В центр верну! – сорвался на крик, размахивал руками. – Скажу: «Исправляйте, недолечили»!

- Сам же недолечил, - обронил смешок Джерри.

В пылу эмоционального раздрая, влёт переплавившегося в бессильную злость, Шулейман схватил пустую кружку и швырнул ею в Джерри. Джерри пригнулся, взглянул на осыпавшие пол осколки. Где-то в квартире от треска посуды вздрогнула Жазель и поспешила пойти на звук.

- Хочешь побить посуду? – усмехнулся Джерри не язвительно, а в явно приподнятом настроении, доводя до белого каления. – Я всегда полагал, что такого поведения можно ожидать от Тома. Но раз Тома нет, ты можешь взять эту роль себе.

Схватив вторую чашку, Шулейман запустил её в Джерри. Снаряд также разлетелся от удара об стену, не попав в живую мишень. На кухню опасливо заглянула Жазель.

- Выйдя, - не взглянув на домработницу, приказал Оскар.

Жазель повиновалась и исчезла с глаз.

- Пожалуй, я позавтракаю в кафе, - сказал Джерри, отступая спиной к двери, но ни в голосе его, ни в движениях не было страха или напряжения перед озверевшим доком.

- Я не разрешаю тебе выходить из квартиры, - рыкнул Шулейман, сжав кулаки.

Он дышал тяжело до дискомфорта в груди, взглядом прожигая в Джерри дыру, и ощущал себя так, будто поймал инфаркт, инсульт. Два взрыва мозга, устроенные гадиной, слишком много для одного утра, которое по очевидной причине и так не было добрым; слишком много, чтобы реальность в глазах не кристаллизовалась, приобретая налёт нереальности, излишне резкой, непоследовательной для правды, излишне правдивой для иллюзии.

- Сходи со мной, - предложил Джерри, но Оскар не принял фигурально протянутую руку.

- Я не хочу.

- Тогда садись завтракать, - Джерри поднял руки, показывая уязвимые запястья, и затем упёрся руками в стол. – Не напрягайся, побереги сердце, - его рассудительный тон звучал худшим издевательством. – Я позавтракаю и вернусь.

Оскар сдулся, позволил ему уйти. Ярость внезапно покинула, не ко времени перегорела, оставив во внутреннем опустошении. Ещё одна победа не за ним. Злость и растерянность – они сменяли друг друга волнами, как при чёртовой биполярке, только сегодня к ним прибавился ещё и грёбанный поцелуй, окончательно выбивший из равновесия. Впервые в жизни он качался на эмоциональных качелях, и это состояние определённо не было приятным.

Когда пришло осознание, что Джерри не вернётся, что, сука, сейчас уйдёт на улицу, а он не может его остановить, вновь захватила выжигающая злость. Порыв толкал позвонить охране и велеть утроить бдительность, не сводить с него глаз; прокричать в трубку: «В случае чего – стреляйте на поражение!». Какая глупость... Схватив мобильник, Шулейман буравил взглядом заблокированный чёрный экран телефона и испытал острое желание швырнуть его об стол. Но сейчас не время оставаться без телефона.

Вместо убийственного броска Оскар более-менее аккуратно бросил мобильник на стол, принёс на кухню бутылку коньяка и доверху наполнил бокал, нарушая всю культуру распития данного напитка. Выпил залпом, будто то был чай.

Прихорошившись, насколько позволяла одёжка в шкафу, Джерри забрал комплект ключей и покинул квартиру. Выйдя на улицу, он огляделся, сощурился, приметив чёрный автомобиль охраны, и направился к нему. Постучал по крыше; стекло в переднем пассажирском окне опустилось.

- Вайлдлес здесь? – спросил Джерри.

- Да, - отозвался Вайлдлес, которого сегодня коллеги вытеснили на заднее сиденье.

- Выйди.

Охранник покинул машину, закрыв за собой дверцу, и вопросительно посмотрел на Джерри, ожидая указаний.

- Я собираюсь позавтракать в каком-нибудь заведении. Ты составишь мне компанию, - поставил перед фактом Джерри.

Вайлдлес удивился такому пожеланию, но кивнул:

- Как скажете. Почему Вы не пошли с Оскаром? – спросил он по пути, разбавив молчание.

- Он не захотел пойти со мной, - ответил Джерри, не взглянув на охранника.

- Почему Вы не захотели остаться дома?

Джерри не ответил. Выдержав паузу достаточную для того, чтобы удостовериться в том, что он не ответит, Вайлдлес, на ходу смотря не перед собой, как положено, а на Джерри, спросил:

- У Вас всё нормально?

- Так волнует моя личная жизнь? – в ответ задал вопрос Джерри, наконец-то наградив охранника взглядом.

- Хочу быть уверен, что у Вас всё в порядке, - кивнул Вайлдлес, говоря совершенно искренне.

Его интерес выходил за рамки профессионализма, но Вайлдлес не видел причин отказываться от своего поведения, как и в прочих случаях, когда по-своему трактовал должностные обязанности.

- От домашнего насилия тоже вы должны меня защищать? – без шуток задал вопрос на засыпку Джерри.

Лицо охранника приобрело серьёзный вид, брови сошлись к переносице. Сказанное Джерри явно намекало на одно, но Вайлдлес не мог определиться, что ему думать и как реагировать. С одной стороны, и Оскар, и Том – мужчины, разборки с применением физической силы между мужчинами совсем не то же самое, что между разнополой парой. Но, с другой стороны, Том младше, очевидно слабее, мельче, при желании Оскар может его избивать, и Том ничего не сумеет сделать, кроме как просить помощи у кого-то, что, вероятно, он сейчас и пытался сделать.

- Расслабьтесь, - сказал Джерри, предвосхищая предсказуемые вопросы. – Я просто спросил, из интереса.

На вопрос из интереса Вайлдлес также затруднялся ответить. С точки зрения профессиональных обязанностей он не должен вмешиваться в то, что происходит в доме Оскара и Тома, не может, но – сможет ли он остаться в стороне, зная, что человеку, который вверен ему на хранение, который ему по-человечески симпатичен, регулярно причиняют боль?

- Я не должен, - наконец ответил охранник. – Но если Вы попросите меня о помощи, я постараюсь помочь, - он намеренно не сказал «сделаю всё, чтобы помочь», потому что это слишком громкие слова, неуместные в системе их ролей, способные ввести в заблуждение.

В кафе Джерри выбрал столик около окна, уступил охраннику стратегическое место лицом к двери. Сделав заказ, отложил меню и, сложив руки на столе, обратился к своему спутнику:

- Вы бы тоже что-то заказали.

- Я уже позавтракал.

- Хотя бы кофе, - дружелюбно сказал Джерри. - Некрасиво, когда один человек за столом ест, а второй только смотрит. Вы же не робот.

Вайлдлес ответил аккуратной улыбкой, теплом расположения в глазах и позвал официанта.

- Капучино, - улыбнулся Джерри, повторив за мужчиной его выбор. – Телохранитель брутальная профессия, ассоциируется с совершенно другими напитками.

- С чистым горючим спиртом? – сдержанно посмеялся охранник.

- Как вариант, - вновь одарил его обаятельной улыбкой Джерри. – Но я думал об эспрессо.

Из-за Шулеймана с утра Джерри так и не успел покурить, что исправил, найдя в почти пустой сумке белую пачку любимых ментоловых и зажигалку, которую пришлось позаимствовать у дока, так как забыл сказать Жазель, чтобы купила ещё и зажигалку. Надо будет купить на обратном пути, брать у Шулеймана он ничего не хотел – не такие мелочи.

- Вы же не курите? – удивился и не понял Вайлдлес.

- Курю.

- Не курите.

- Будете убеждать меня, что я ошибаюсь? – выгнул бровь Джерри.

- Я ни разу не видел, чтобы Вы курили, - исправившись, уточнил охранник.

- В таком случае у меня вопросы к вашей наблюдательности и, соответственно, профессиональной пригодности.

Высказывание Джерри ввело Вайлдлеса в недоумение. Буквально пять минут назад он был дружелюбен, улыбался и сам стремился поддержать беседу, а теперь обратился льдом Антарктики и вновь стал заносчивым. Странный парень, необычный – и потому притягательный, его хочется понять.

- Я уверен, что ни разу не видел, чтобы Вы курили, - произнёс Вайлдлес, не пойдя на попятную. – Наверное, Вы не курите на улице?

Джерри не стал его пытать и согласился:

- Да, я делаю это крайне редко.

В это время Шулейман за кухонным столом пил коньяк, мучимый мыслью, что изменил Тому. Всего лишь поцелуй, но он в некотором смысле хуже секса, потому что поцелуй – это незавершённость, нереализованное желание, которое он на короткие мгновения забытья, но всё же испытал. И с кем изменил – с Джерри! С телом Тома без его участия изменил, с его альтер-личностью, его частью, по сути – с ним самим. Почему этот эпизод кажется изменой, если Джерри – это Том?

Всё просто, казалось бы, Джерри – это Том, Том – это Джерри. Но почему-то Оскар не мог воспринимать Джерри – Томом, его, так сказать, разновидностью. Этот сложный, лежащий на поверхности вопрос, на который лишь сейчас обратил внимание, заслуживал обдумывания. Джерри – это Том... Но почему не видит в нём ничего от Тома, не может заставить себя увидеть? Смотря на Джерри, слушая его, Оскар видел совершенно другого человека, не имеющего с Томом ничего общего. Ничего, кроме тела. Том мог самым натуральным образом изобразить Джерри, Джерри ещё более талантливо мог изобразить Тома, но на этом точки соприкосновения между ними в его, Оскара, голове заканчивались. Он мог любить Джерри в Томе, но отдельного Джерри отчего-то не мог хотя бы принять.

Шулейман потёр висок, направил взгляд в бокал, наблюдая переливы жидкого цвета. Надо вести себя с Джерри так, как вёл себя с Томом в моменты его перегибов во время объединения: быть терпеливым, принимать, не делать различий. Да? Надо, это верный вариант с точки зрения того, что знает о Томе и Джерри, а если не может – надо себя заставить. Поговорить надо, когда га... Джерри вернётся, он ведь сам делал шаги навстречу, стремится к диалогу. Правда, ведёт себя как сука, но, может, если сучью натуру его игнорировать, то он перестанет показывать клыки?

Надо попробовать, раз иных идей всё равно нет – если продолжать как сейчас, можно себя извести. Но от мысли, что будет держаться с Джерри, как с Томом, начинало мутить. Оскар не умел себя к чему-либо принуждать.

Покинув кафе вместе со спутником, Джерри остановился, подумал, прислушиваясь к себе, своим желанием, не спеша объяснить причину остановки, и обратился к охраннику:

- Вайлдлес, возвращайтесь в машину. Я хочу пойти домой в одиночестве.

Поблагодарив за совместное времяпрепровождение, ставшее для него неожиданностью, и попрощавшись, Вайлдлес удалился в сторону чёрного автомобиля, припаркованного в некотором отдалении, так как «Том» находился под присмотром. Джерри не провожал его взглядом, ему было достаточно знания, что охрана где-то рядом, бдит, но не нарушает его личное пространство, его уединение в толпе.

Вдохнув полной грудью воздух с нотками морской лазури, Джерри поднял взгляд к солнечному небу. Его не смущали прохожие, обращающие внимание на застывшего у дверей кафе парня, не смущало то, что каждую секунду из-за тонированных стёкол за ним следит минимум одна пара глаз. Он не торопился сдвинуться с места, не думая о том, что кто-то о нём может подумать.

Он живой, снова живой, Джерри ощутил это остро, полно, данное чувство просило времени на должное, уважительное по отношению к себе проживание момента. Ницца, Лазурный берег, город роскоши, курортов и тех, кто обслуживает красивую жизнь и остаётся за кадром завлекающей картинки. В прошлый раз из Ниццы он должен был уйти, чем быстрее, тем лучше. А сейчас – должен остаться. Должен ли?..

Джерри не чувствовал Тома, даже положа ладонь на сердце, лишь понимал, что он где-то там, внутри, есть. Не мог однозначно сказать, чего он хочет, чего боится. Не был уверен, что то, что делает, что собирается делать, является по-настоящему правильным и необходимым, а не банальной привычкой, выработавшейся за годы в роли Защитника и Спасителя, когда у него не было выбора. А сейчас? Есть выбор?..

Не заботясь о том, как это выглядит, он положил руку на сердце, где всегда носил своего Котёнка, и где более не было шрама, напоминающего о том, как сильно Том его ненавидел.

«Том, ты жив?».

Сейчас ему некуда было идти, кроме как вернуться. Усилиями Шулеймана у него не было собственного жилья, только квартира, которую док убеждал Тома называть «наша». Но «нашей» она не была, даже по документам Том не имел прав на эту квартиру и согласно брачному договору в случае развода конкретно на неё не мог претендовать. Кануло в лету всё, что нажил, остались только деньги на счету, сейчас его, не так давно знаменитую и востребованную модель, за исключением единиц никто не вспомнит, таков жестокий мир моды – он стирает из памяти тех, кто ушёл, не достигнув статуса «супер». Джерри не хватило чуть-чуть: он получил статус «топ», но не успел перейти на следующую ступень и укрепиться на ней, что обеспечило бы место в истории.

Джерри не мечтал быть моделью, так просто сложилось, но было немного грустно от того, что всё, чего он добивался и добился, было напрасно, ничего не стоило. Всё, чего он добивался годы, Том при активной поддержке Шулеймана уничтожил за считанные недели. Ненавидевшие его коллеги победили, он им больше не соперник, он ушёл в другую жизнь – жизнь, которая является мечтой каждой из них. Быть может, для него такая жизнь тоже мечта. А для Тома, мечта ли?..