Глава III
Серафима
Сон отпустил внезапно, разом сорвав последнюю завесу спокойствия. Воцарившаяся тишина сразу показалась фальшивой, обманчиво-застывшей, как перед ударом молнии. Мягкий шёпот пробежал между стен, но никто посторонний не мог услышать его, кроме меня.
— Серафима-а-а...
Слова не возникли в пространстве, они пришли изнутри, зародившись в глубине мозга, вызвав мгновенный всплеск ужаса. За долю секунды температура упала ниже нуля, кожа покрылась каплями леденящего пота, мышцы напряглись, готовые к бегству. Рядом находился кто-то или что-то, невидимое глазу, оставлявшее следы холода и сырости.
Дыхание замедлилось, легкие отказались брать кислород, в груди вспыхнула острая боль. Существо не имело чётких границ, оно состояло из сгущающихся теней, излучавших мертвенную ауру. Хотелось кричать, сбегать подальше, закрыть глаза и спрятаться, но тело оставалось недвижимым, подчинённым воле иного сознания.
Холод стремительно распространился по спине, словно ледяной поток, струящийся из-под кожи. Внутренняя защита ослабла, мозг потерял способность анализировать ситуацию, остался лишь первобытный страх, будоражащий нервную систему.
Последовал очередной шёпот, тёплый и сладкий, как яд, отравляющий организм.
— Ангел мой, взгляни на меня...
Теперь голос шел издалека, но в то же время ясно воспринимался каждым органом чувств. Напряжение возросло многократно, давление на грудную клетку увеличило болевые ощущения, невозможность пошевелиться привела к состоянию близкому к панической атаке.
Раздался сухой щелчок, звук металла, царапающегося по камню. Свет померк, в глазах появились яркие пятна, теряя связь с окружающей действительностью. Из глубины пространственно-временного континуума возникло ощущение проникновения в самую глубину моего существа, будто что-то внедрялось в самое ядро психики.
Ещё один голос, металлический и холодный, начал звучать синхронно первому, второй слой существования открылся в уме, раскрывая тайны утраченных миров и забытых времён. Бессмысленные картины оживали перед внутренним взглядом, вызывая недоумение и непонимание происходящего.
Пространство начало колебаться, распадаясь на тысячи мелких фрагментов, соединявшихся в бессмысленную мозаику. Время остановилось, секунду длилась вечность, заполненная зудящими импульсами и нелогичными реакциями организма.
Появилось новое явление — огонь, сначала слабый, но вскоре пламя пожирало ткани пространства, сжигая материю и воспоминания. Раздался звон колокольчиков, мелодичный и печальный, напоминающий прощание с жизнью. Одновременно с этим началась внутренняя агония, каждая клеточка мозга горела огнем непереносимого страдания.
Огонь рос, испаряясь дымом, стелившимся по поверхности пола, поднимаясь к потолку и заслоняя любое возможное спасение. Голоса продолжали вести диалог, на сей раз взаимно противоречивый, каждый из них утверждал своё право на власть над моим существом.
Невообразимая боль охватила органы зрения, будто тысячи иголок вонзились в сетчатку, причиняя нескончаемую муку. Душа разрывалась на части, вся энергия уходила в пустоту, тело утратило чувствительность, и я почувствовала лишь глухую пустоту внутри.
Тогда появилась неожиданная волна покоя, медленно затопляя разрушенные зоны мозга, восстанавливая способность мыслить и воспринимать реальность. Страх уступил место осторожному оптимизму, вернув способность размышлять и планировать дальнейшие шаги.
Осознавая необходимость борьбы, я открыла глаза, желая увидеть противника, пожелавшего властвовать надо мной. Однако вместо устрашающей сущности наблюдала лишь обычную обстановку квартиры, сохранённую в целости и сохранности. Если гость и посетил квартиру, он оставил после себя лишь последствия эмоционального потрясения, не сумев навязать реальную угрозу.
Жизнь продолжается, сомнения остаются, но теперь у меня появился опыт столкновения с необъяснимым и малоприятным феноменом. Впереди новые испытания, встречи с теми силами, которыми управляет иной порядок Вселенной. Чем закончится наша битва, покажет лишь время, но я уверена, что смогу пережить предстоящие трудности и выйти победителем.
***
Комната тонула в густом полумраке, лишь слабый отблеск ночника робко касался стен, укрытых липкой тишиной. Меня будто выдернули из вязких объятий кошмара криком, пронзившим сонное оцепенение, как лезвие.
– Серафима!
Голос Азуми резал слух, подобно разбитое стекло. Я резко распахнула глаза, тщетно пытаясь сфокусировать зрение на расплывающемся силуэте, нависшем надо мной. В первые мгновения сознание отказывалось воспринимать реальность, отдаваясь остаткам ночного ужаса. Но постепенно образ прояснился – Азуми. Ее лицо, в полумраке комнаты, казалось искаженным тревогой, тенью былого, глубоко затаившегося шока. Тревога эта, словно въевшаяся в черты лица, добавляла ей лет.
– Ты чего кричишь? – пробормотала я, садясь на кровати и машинально протирая глаза. Веки как будто наждаком прошлись по глазным яблокам, добавляя дискомфорта и без того омраченному пробуждению. Голова гудела, а во рту ощущалась неприятная сухость.
– Прости... ты кричала во сне, – прошептала Азуми, отступая на шаг. Голос ее дрожал, выдавая испуг, который она тщетно пыталась скрыть. Этот испуг поселился где-то глубоко внутри, прорастая корнями сквозь ее безмятежную оболочку.
Внутри меня что-то оборвалось. Я замерла, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Медленно подняла взгляд на Азуми. Ее глаза были полны слез – больших, блестящих, готовых сорваться в любой момент, подобно переполненным чашам. В них плескался страх, боль и какая-то обреченность.
– Азуми...
В следующий миг ее прорвало. Азуми горько заплакала, беззвучно, но от этого еще более отчаянно. Плечи ее затряслись в безмолвной рыдании. Я инстинктивно обняла ее, пытаясь успокоить, чувствуя, как ее тело мелко дрожит, словно осенний лист на ветру. Ее хрупкость и уязвимость в этот момент поразили меня до глубины души.
– Эй, тише, все хорошо, слышишь? – шептала я, гладя ее по спине и чувствуя, как ткань ее пижамы становится влажной от слез. – Это просто сон. Просто дурацкий сон.
Сквозь ее рыдания я улавливала обрывки слов, полные боли и отчаяния, словно обломки разбитой вазы.
– Я... так испугалась... Думала, что... ты умираешь...
Ее слова, как холодная вода окатили меня с головы до ног. Все внутри похолодело и сжалось в тугой узел. Не то от ее испуга, не то от того неведомого страха, услышанного в ее голосе.
– С чего бы мне умирать? – попыталась я пошутить, но голос предательски дрогнул, выдав истинное волнение. Шутка прозвучала фальшиво и неуместно, как треснувшая нота в стройном хоре.
Я начала гладить ее по голове, перебирая мягкие темные волосы, пахнущие лавандой и сном. Под пальцами ощущалась мелкая дрожь, и я чувствовала, как ее кожа горит от пережитого стресса.
– Мой братик... так умер, – выдох Азуми прозвучал, как признание, как сорвавшееся с губ проклятье.
Мои руки замерли на ее голове. Губы приоткрылись, но я не произнесла ни слова, не зная, что сказать, как утешить человека, пережившего такую трагедию. Слова казались пустыми и бессмысленными перед лицом ее горя.
– Он всегда говорил во сне, даже лунатил. Родители думали, что это пройдет с возрастом... – Азуми запнулась на полуслове, и новая волна рыданий захлестнула ее. Я крепче обняла ее, чувствуя, как на моих глазах тоже наворачиваются слезы. Ее боль становилась моей, проникая под кожу, отравляя кровь.
– В одну ночь... Он начал кричать во сне, биться, дергаться... У нас комната была общая, поэтому я все видела... Родители прибежали сразу, но не могли его разбудить... – Азуми замолчала, глотая слезы, а потом продолжила, словно рассказывая страшную сказку, увиденную в кошмарном сне. – Он резко перестал кричать... А его тело обмякло... Он перестал дышать... Когда скорая приехала, уже было поздно... Врач сказал – апноэ...
Я плотно закрыла глаза, пытаясь унять внезапно подступившую тошноту. В ее словах было столько невысказанной боли, столько пережитого ужаса, что я начала ощущать их на себе, будто наяву переживая ее кошмар. Образы, нарисованные ее голосом, оживали в моем воображении, рисуя жуткую картину. Я ощущала холод комнаты, панику родителей, отчаяние маленькой девочки, бессильно наблюдавшей за смертью брата.
– Азуми, мне так жаль, – прошептала я искренне, чувствуя ком в горле. Слезы жгли глаза, но я старалась сдерживать их, понимая, что сейчас Азуми нуждается в моей поддержке больше, чем когда-либо.
Азуми покачала головой и вытерла слезы рукавом пижамы, но всхлипы все еще не унимались, разрывая тишину комнаты.
– Серафима, я... я очень сильно испугалась за тебя, – пробормотала она, прижимаясь ко мне еще сильнее.
Я нежно чмокнула ее в лоб и продолжила гладить по голове, стараясь успокоить. Этот жест – единственное, что я могла сделать в этот момент, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания.
– Прости, что напугала, – прошептала я. Затем посмотрела на светящиеся цифры настольных часов: 03:34. Поздно. Нужно было поспать хоть немного, завтра все-таки в университет. – Азуми, нам лучше поспать.
– Да... ты права, – согласилась Азуми. Голос ее звучал приглушенно и устало.
Она отползла с моей кровати и, шмыгнув носом, направилась к своей. Забравшись под одеяло, она свернулась калачиком, словно бы пытаясь спрятаться от окружающего мира, от боли и страха, преследовавших ее.
Я тоже легла, уставившись в темноту потолка. Но сон не шел. В голове навязчиво крутился мой кошмар, смешиваясь с ужасающей историей Азуми. Собственный страх и чужая боль сплелись в неразрывный клубок, не давая расслабиться. Я пыталась переосмыслить произошедшее, понять, что чувствует Азуми, но все попытки разбивались о стену непонимания. Уснуть я смогла лишь под утро, когда усталость все-таки взяла верх, смилостивившись надо мной и погрузив в забытье. Но даже во сне меня преследовали обрывки кошмаров, шепоты и тени прошлого.
***
С каждой минутой лекция становилась все более невыносимой пыткой, растягивая время до бесконечности. Каждый звук капающей воды из крана в углу аудитории, каждый шорох переворачиваемой страницы учебника казался оглушительным. Веки отчаянно сопротивлялись, слипаясь, как будто их склеили невидимым, но очень липким клеем, и бороться с этой силой становилось все сложнее. В голове будто поселился рой назойливых сонных мух, гудящих и жужжащих, не давая сосредоточиться ни на одном слове, вылетающем из уст лектора. Мысли путались, теряясь в лабиринте полусонного сознания.
Лектор, казалось, упивался властью над сонными студентами. Он бубнил что-то монотонное, не меняя интонации, не делая пауз, словно робот, заучивший длинный текст и бездумно его повторяющий. Его голос казался колыбельной, уводящей в царство Морфея, убаюкивающей и манящей в мягкие объятия сна. Я изо всех сил, превозмогая усталость и сонливость, пыталась не заснуть, дергая себя за мочку уха, щипая коленку, делая глубокие вдохи и выдохи, но казалось, что гравитация с каждой секундой усиливается, тяня меня прямо в стол, заставляя склонить голову и сдаться на милость сна. Перед глазами плыли символы в конспекте, слова теряли смысл, превращаясь в хаотичный набор букв. Я чувствовала, что еще немного, и я просто усну прямо здесь, на глазах у всего потока, и никакой стыд меня не остановит. Рядом со мной, кажется, уже дремлет парень с первого ряда, его подбородок медленно опускается на грудь, а во сне он тихо посапывает, не заботясь о том, что происходит вокруг.
Когда, наконец, прозвенел долгожданный звонок, оповещая об окончании этой пытки, этого продолжительного и мучительного спектакля, я почувствовала себя так, словно меня выжали как лимон, выкачав всю энергию и оставив лишь пустую, сморщенную оболочку. Я поднялась со стула с трудом, как будто каждая мышца в моем теле протестовала против малейшего движения, как будто они превратились в свинец, налились тяжестью и сопротивлялись гравитации. Ноги были ватными, руки дрожали, а в глазах все еще стояла пелена. Голова кружилась, и я боялась, что просто упаду на пол, так и не добравшись до двери. В аудитории царил хаос: студенты с облегчением повскакивали со своих мест, собирая вещи, болтая и смеясь, словно освободившись из заточения.
Едва успев прийти в себя, ощутить твердую почву под ногами, я увидела Сакуру и Хану. Девушки, с которыми я познакомилась вчера, на вводном занятии. Они подскочили ко мне, как две энергичные ракеты, излучая энергию и позитив, словно свежий глоток воздуха после долгого пребывания в душном помещении. Не дав опомниться, не дав и слова сказать, они подхватили меня под руки и потащили в столовую, будто спасая от неминуемой гибели. Я почувствовала себя куклой в их руках, послушно следуя за ними, не имея сил сопротивляться их напору. Их энтузиазм был заразителен, и я, несмотря на усталость, почувствовала, как уголки моих губ невольно поднимаются вверх.
***
Столовая встретила нас гулом голосов, навязчивой какофонией обрывков разговоров, звона столовых приборов и приглушенного смеха, создавая атмосферу хаоса и суеты. В воздухе витали смешанные запахи еды: аромат жареного мяса перебивался сладковатым запахом выпечки, а острый запах специй щекотал ноздри. Я взяла стаканчик с обжигающе горячим кофе, надеясь, что кофеин хоть немного меня взбодрит и поможет прогнать остатки сна. Тепло стакана приятно согревало ладони, а терпкий аромат кофе на мгновение прояснил сознание.
Девочки сидели напротив, обеспокоенно разглядывая меня, словно оценивая мое состояние, как доктора, изучающие анализы тяжелого пациента. Их взгляды были полны сочувствия и беспокойства, будто бы они чувствовали, что со мной что-то не так, что я не до конца вернулась в реальность после кошмарной лекции.
– Выглядишь ты... дерьмово, – выдала Хана с характерной прямотой и обреченно вздохнула, как бы констатировала очевидный факт, который нельзя было скрыть или приукрасить. Ее слова, обычно резкие и прямолинейные, на этот раз прозвучали с какой-то странной заботой, словно она искренне переживала за меня.
Сакура тут же толкнула ее локтем в бок, осуждающе взглянув на подругу. – Эй! Можно было и помягче, ты же видишь, ей и так нехорошо. – Она прикусила губу, осознав, что могла ранить меня своими словами.
– Что? – огрызнулась Хана, посмотрев на меня с искренним недоумением, не понимая, что сказала не так. – Я просто говорю, как есть. Прости, если обидела, но ты и правда выглядишь ужасно. – В ее голосе не было злобы, только констатация факта, якобы она просто озвучивала то, что видели все вокруг.
Я лишь махнула рукой, стараясь не обращать внимания на ее прямолинейность. Сама знала, что выгляжу, как зомби после ночного кошмара, как будто меня подняли из могилы и заставили ходить среди живых. Круги под глазами, бледное лицо, потухший взгляд – все это говорило о том, что я не выспалась и пережила что-то не самое приятное.
Пока девочки спорили, как вернуть меня к жизни, как заставить мои глаза снова блестеть, а щеки розоветь, я машинально поднесла стаканчик к губам, вдыхая терпкий аромат кофе, надеясь, что он станет моей панацеей, моим спасением от надвигающегося сна. Я сделала небольшой глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по горлу, проникая в каждую клеточку тела и даря кратковременное облегчение. И вдруг... шепот.
Он прозвучал так близко, почти интимно, словно кто-то говорил прямо у моего уха, обжигая кожу своим дыханием. Шепот был тихим и бархатным, точно прикосновение шелка, но в то же время от него пробежали мурашки по коже. Я резко обернулась, пытаясь понять, кто посмел нарушить мое личное пространство, кто позволил себе так бесцеремонно вторгнуться в мой мир. В голове пронеслась мысль о маньяке, о сумасшедшем, о ком-то опасном.
– Серафима... Какое красивое имя.
Моим глазам предстал он. Тот самый парень, который вчера так настойчиво разглядывал меня, прожигая взглядом, заставляя чувствовать себя неловко и смущенно. Он сидел за соседним столиком, нарочито наклонившись в мою сторону, будто хотел привлечь мое внимание, словно заговорщически делился со мной каким-то секретом. Его стул балансировал на двух ножках, создавая впечатление, что он вот-вот упадет, что он намеренно рискует, словно играя со смертью. Но он, казалось, совершенно не обращал на это внимания, полностью сосредоточившись на мне, будто бы я была единственным человеком во всем этом шумном и суетливом месте.
Он был красив. Не просто красив, а ослепительно красив, завораживающе красив, словно сошедший с полотен эпохи Ренессанса. Черные, как вороново крыло, волосы, коротко стриженные и слегка взъерошенные, придавали ему вид мятежника, бунтаря, человека, живущего по своим правилам. Густые, выразительные брови, подчеркивающие глубину его бездонных, темных глаз, в которых можно было утонуть, все равно что в омуте. Высокие скулы, придающие его лицу аристократическую утонченность, делали его похожим на европейского аристократа, попавшего в азиатскую среду. Он напоминал сошедшего с обложки журнала айдола, безупречного и недоступного.
Я невольно залюбовалась им, будто завороженная, забыв обо всем на свете, словно попав под его гипнотическое влияние. Вся усталость, как рукой сняло, будто меня окатили ледяной водой, заставив проснуться и ощутить прилив энергии. Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, заставляя их гореть, как будто я сделала пробежку на длинную дистанцию. Заметив мой взгляд, он одарил меня легкой, завораживающей улыбкой, от которой по всему телу побежали мурашки, как от прикосновения электрического тока. Эта улыбка была подобно как ключ, открывающий дверь в его внутренний мир, мир тайн и загадок. Краска залила мои щеки, и я, смутившись, быстро отвернулась, боясь выдать свое волнение, боясь, что он увидит, как сильно он меня затронул.
Но тут же снова, его голос, тихий и бархатный, прошептал прямо у моего уха, обжигая кожу своим дыханием, заставляя сердце биться чаще.
– Я Рэй
В этот момент я почувствовала легкое, едва уловимое прикосновение его губ к моей мочке уха. Касание было настолько мимолетным и невесомым, что его можно было и не заметить, списать на воображение, на игру света и тени. Но я почувствовала. Внезапный взрыв, сотни огоньков по всему телу словно феерверк. По всему телу пробежали мурашки, покрывая кожу гусиной кожей, как будто я внезапно оказалась на Северном полюсе.
После этого Рэй и его друзья, которые до этого тихо сидели за столом, наблюдая за происходящим с легкими улыбками, поднялись и покинули столовую, словно их миссия была выполнена. Он бросил на меня мимолетный взгляд, прощальный взгляд, полный обещаний и недосказанности, и растворился в толпе, будто призрак, появившийся из ниоткуда и исчезнувший в никуда.
По моей спине пробежали мурашки, и я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом. В голове смешались чувства растерянности, смущения, восторга и страха.
Сакура и Хана, заметив мое отрешенное состояние, перестали спорить и обеспокоенно посмотрели на меня, ожидая объяснений, словно пытаясь прочитать мои мысли.
– Серафима, ты в порядке? – спросила Сакура, взяв мою руку в свою, пытаясь вернуть меня в реальность, пытаясь установить контакт. Ее прикосновение было теплым и успокаивающим, словно якорь, удерживающий меня от падения в бездну.
Я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и неестественной, словно маска, скрывающая истинные чувства. – Да, все нормально, – пробормотала я, стараясь успокоить и их, и себя, убедить себя, что ничего особенного не произошло, что это все просто игра воображения. – Просто немного задумалась.
– Задумалась? – недоверчиво переспросила Хана, с подозрением прищурив глаза, будто бы она видела меня насквозь, словно знала, что я что-то скрываю. – Неужели из-за этого красавчика? – В ее голосе звучала смесь любопытства и насмешки, она поддразнивала меня, точно хотела вытащить меня из моей скорлупы.
Я почувствовала, как щеки снова заливаются краской, выдавая мое смущение, словно я была подростком, влюбленным в популярного парня из школы.
– Не понимаю, о чем вы, – пробормотала я, отворачиваясь от них, стараясь скрыть свое замешательство и не выдать своих истинных чувств.
Девочки обменялись удивленными взглядами, словно переговариваясь без слов, и вдруг начали смеяться, как будто разгадали какую-то тайну, словно им стало известно что-то, чего я не знала.
Я уже было собралась огрызнуться, ответить им грубостью, защитить себя от их насмешек, но в этот момент чьи-то руки закрыли мои глаза сзади, прерывая мои мысли и заставляя замереть от неожиданности. Внутри все сжалось от предчувствия чего-то приятного.
– Угадай, кто? – прозвучал нежный голос за спиной.
Я улыбнулась, услышав радостный и нежный голос Азуми, подобно колокольчик, звенящий в предрассветной тишине, точно летний ветерок, ласкающий лицо.
– Азуми. – ее голос дарит мне надежду.
Азуми резко отдернула руки и шутливо нахмурилась, словно была разочарована тем, что я так быстро ее узнала.
– Ну вот, совсем неинтересно! – она придвинула стул и уселась рядом, будто занимая свое законное место рядом со мной. – Ну, рассказывай, что это за Аполлон пытался покорить твое сердце? – В ее голосе слышалось любопытство, но в то же время и забота, словно она хотела узнать, что произошло, чтобы поддержать меня.
– Что? Нет, нет, нет, это совсем не так... Мы просто познакомились, – пролепетала я, чувствуя, как предательски вспыхивают щеки, выдавая мое смущение.
Девчонки, теперь уже втроем, дружно захохотали, наблюдая за моей конфузией, словно наслаждаясь этим моментом, радуясь, что я наконец-то ожила и почувствовала что-то кроме усталости и апатии. Я слабо улыбнулась в ответ, заражаясь их смехом, чувствуя, как груз, лежащий на моих плечах, немного облегчается. И все же, как же я рада, что они у меня есть. Мои девочки. Моя отдушина. Пусть с ними я могу хотя бы на время забыть...
Забыть о том, что стоит мне остаться одной, как он явит себя во всей красе. Монстр моих кошмаров. Он ждет, когда я усну, чтобы снова терзать меня, чтобы снова заставить меня переживать тот ужас, который я когда-то пережила. Он дышит мне в спину и ждет, только ждет, чтобы захватить меня в плен своего ужаса.
Я улыбаюсь им, смеюсь вместе с ними, стараюсь не показывать свой страх, но в глубине души я знаю, что я одна. Никто из них не знает, что творится в моей голове, никто не видит того, что вижу я, никто не чувствует того, что чувствую я. И я никогда не расскажу. Потому что боюсь. Боюсь, что они не поймут. Боюсь остаться совсем одна, отринутая и непонятая.