Глава 9
«Психоз»
Всё было готово. Чемодан стоял у двери, застёгнут до щелчка. Я проверила ручную кладь — паспорт, билеты, адрес отеля на клочке бумаги.
Подушки на кровати, как всегда, лежали небрежно, плед чуть сполз на пол, и на секунду всё это казалось обычным вечером. Если не считать внутренней дрожи, которая не отпускала с того самого утра. Я старалась не смотреть на часы — ночь будет короткой. Слишком короткой.Я сидела на полу, прислонившись к стене, и дописывала список «вещей, которые точно не забуду». И вот — звонок в дверь. Я даже не успела толком подняться, и дойти до нее, как в проёме появился Джеф. Он не сразу сказал что-то. Просто встал, сдвинул брови и уставился на чемодан, словно тот был третьим лишним.
— Ты куда-то собираешься? — голос резкий, но не злой. Удивлённый.
— Во Францию, — спокойно ответила я, будто речь шла о ближайшем супермаркете.
— Что? Куда?!
— Во Францию, — повторила я, поворачиваясь к нему. — Утром самолёт.
— Зачем? — он сделал шаг ближе. — Почему?
— Я нашла зацепку, — провела рукой по лицу. — Письмо...Отнесла его на почту. Всё было рядом всё это время. Я просто... не видела.
— Ты, блядь, шутишь?
— Нет, — ответила я легко, но в груди уже начинало стягивать.
Он резко вдохнул и провёл рукой по волосам.
— Это же безумие.
— Безумие — сидеть здесь и ничего не делать, — я встала и пошла на кухню. — Я годами переваривала всё это, искала, гадала, металась. А теперь у меня есть шанс. И я его не упущу.
— Ты не можешь просто взять и сорваться! — голос его становился резче. — Это не путешествие на выходные. Это реальная страна, другой язык, чужие люди!
— Ты думаешь, я не понимаю этого? — я сжала кулаки. — Думаешь, я не просчитала риски? Не проверила жильё, маршрут, транспорт? Я подготовилась. Всё решила. Я не ребёнок.
— И ты думаешь, он всё ещё там? Что он... ждёт? — друг последовал за мной.
И вот в этот момент что-то между нами оборвалось.
— А если бы это была я, а не он?! Если бы ты меня потерял? Ты бы не искал? Ты бы просто жил дальше, работал, крутил гайки и пил кофе?! Прости, но не верю!
— Я бы не дал тебе исчезнуть, понимаешь?! — рявкнул он в ответ. — Я бы разнёс всё к чёрту, но не допустил бы, чтобы ты исчезла вот так!
— А мне было пять, Джеф! ПЯТЬ! Что, чёрт возьми, я могла сделать?!
— Ты серьёзно? Ты собираешься полететь в Европу, искать человека, который, возможно, не захочет тебя видеть?!
Он подошёл ближе, вплотную, и тогда я отпрянула. Всё внутри закрутилось. Воздуха не хватало. Комната начала сжиматься, как тиски.
— Лина, — голос его дрогнул — Ты останешься здесь! Будешь жить своей обычной жизнью!
Я развернулась и бросила в него первую попавшуюся чашку. Он еле увернулся, но не сдался.
— Это уже не просто поиск. Это... мания. Это какая-то одержимость... психоз.
Слово упало, как граната в воду. Волна внутри поднялась так резко, что я схватилась за край кухонной столешницы, как за спасательный круг. Но слишком поздно.
Меня утягивало...
...всё началось с крика. Словно кто-то включил запись из прошлого — старую, потертую, но до боли знакомую.
— Лина, успокойся. Это для твоего же блага, слышишь? Просто посиди спокойно.
Я срывала с себя чужие руки, задыхалась в собственных слезах, билась в их хватке, как птица о стекло. Я кричала, но меня никто не слушал. Даже не потому, что не хотели — они не слышали. Алекс, Джеф, родители. Они смотрели на меня, как на сломанную. Говорили между собой, словно я была стеной между ними.
— Нам нужна помощь. Профессиональная. Она сама не справится.
— Ты видел, что она творила? Она просто не в себе!
И я тогда сорвалась. Взлетела, как нож в руке. Не буквально — но я орала так, будто могла разрезать им воздух. Я не была сумасшедшей. Я боролась. За себя. За то, чтобы просто жить по-своему. Без давления. Без чужих "так будет лучше". Но никто не слышал, что я не просила лучше. Я просто просила — не трогайте.
Потом приехала скорая. Белые халаты, резкие голоса. Один из них, молодой, смотрел на меня, как на пустую коробку. Протянул что-то, и я почувствовала укол в плечо. Всё. Мир медленно проваливался. Они держали меня за руки, как будто я опасна. Больничный свет был слишком ярким. Белым. Он кричал, как сирена. А я... я просто больше не могла бороться.
Когда очнулась — всё вокруг было мягкое. Простыни, стены, даже люди. Слишком мягкое, как резина. Притупленное. Словно чувства мне тоже вырезали. Я не могла плакать. Не могла смеяться. Могла только лежать и смотреть, как солнце двигается по потолку. Меня убедили, что так лучше. Что я теперь спокойная. Что теперь не страшная. Что всем так легче. Но я помню... я помню этот запах — антисептик и пыль, застоявшаяся под кроватями. Помню крик девочки из соседней палаты. Помню, как медсестра улыбалась, но её глаза были стеклянными. Она не видела меня — она видела диагноз.
Я не простила. Ни их. Ни себя. Ни тех, кто молча смотрел, как меня ломают.
Мир возвращался в настоящее рывком. Как будто кто-то схватил меня за волосы и выдернул из воспоминаний.
Я снова стояла здесь, в квартире, задыхалась от крика Джефа и своей собственной ярости. У меня дрожали пальцы. В груди стучало не сердце, а старый стетоскоп, которым слушала, жива ли я ещё.
Я не знала, что говорить. Не знала, что делать. Я просто хотела, чтобы всё это прекратилось. Чтобы он перестал смотреть на меня, как на сломанную. Чтобы не кричал. Чтобы не пытался спасти. Я не просила спасения. Я хотела, чтобы обняли.
— Уходи, — прошептала я, сжав зубы так крепко, что боль отдалась в висках. — Уходи из моего дома.
Но он... не шелохнулся. Только сделал шаг ближе. А я — назад. Как будто между нами открылась пропасть, в которую я снова могла упасть, если он дотронется.
— Не делай этого, Лина, — голос у него сорвался. — Не в этот раз. Не надо. Всё это... это не то, что ты думаешь. Это бред. Это снова ты в своём мире, и я не позволю тебе там застрять.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула я, и комната содрогнулась от эха.
— Кто-то должен тебя остановить. До того, как ты опять... — он осёкся, но я уже поняла, что он хотел сказать.
— До того, как я опять сломаюсь? — в глазах потемнело. — До того, как вы снова меня упрячете, потому что вам кажется, что знаете лучше?!
Он отвёл взгляд. А я — шагнула вперёд, вплотную.
— Не думай, что опять сможешь закрыть меня и накачать успокоительными, — прохрипела я сквозь ком в горле. — Я поеду в эту чёртову Францию. Найду Ника. Вмажу ему хорошенько. И вернусь домой. — я сделала вдох. — Ты. Алекс. Или кто-то ещё. Никто. Меня. Не. Остановит.
Я кричала, надрывала горло, толкала его к двери, будто сама пыталась вытолкнуть из своей жизни.
— Уходи! — сорвалось хрипло. —Ты никогда не был мне опорой, Джеф. Ты был просто рядом. Спасибо, конечно. Но не смей делать вид, будто ты можешь решать, что для меня лучше.
Он выдохнул, будто внутри сдулся весь воздух, и... просто вышел. Не хлопнул дверью. Не обернулся. Просто — исчез за порогом. Я ещё долго стояла на месте, сжимая кулаки до боли. Руки дрожали. Всё внутри вибрировало, как туго натянутая струна, готовая лопнуть от одного неосторожного касания. Потом... я медленно осела на пол, прямо в коридоре, поджав ноги. Дышать было трудно. Время будто остановилось.
Иногда из-за тонкой стены доносился голос Джефа — глухо, взволнованно. Он кричал в телефон, потом замолкал. Он всё ещё был рядом. Но не со мной.
Шатаясь, поплелась на кухню. Очередной перекур. Густой дым висел в воздухе — едкий, терпкий, словно хотелось забить им всё то, что болело внутри. Телефон включил случайную музыку. Что-то мягкое, фонящее. Тусклый свет коридорной лампы падал под острым углом, рисуя на полу неясные тени. Романтика. Но не для этого настроения.
Иголка... побледнела. Опять слишком долго без воды. Тело, словно тонкий стебель, покрытый пылью. Я медленно потянулась к графину — руки были как ваты. Налила. Вода зазвенела — прозрачная, холодная. Капли отскакивали от иголок, не сразу впитываясь. Струйки скатывались по впалым участкам, сползали к корням, и, наконец, земля жадно потянулась. Пила. Неизвестно, когда ещё доведётся. Я сидела, наблюдая за этим почти механически. Внутри — тихо. Слишком.
Часы тикали громко. Время шло. До вылета оставалось всё меньше. И с каждой минутой тревога становилась гуще. Сжимала, как ремень под грудью. Я прокручивала маршрут — аэропорт, пересадки, город, в котором никогда не была. Как я вообще собираюсь его искать? Стучаться в каждый дом и спрашивать "Николас Райт здесь живёт?" — абсурд. Бред. Но я знала, с чего начать. Майк. Он ведь сам говорил тогда — длинно, нудно, с кучей деталей. О районе, о доме, даже о том, в какой супермаркет он ходил. Достаточно, чтобы выйти на след.
А потом... Потом он ответит. За то, что бросил группу. За то, что скрылся и поможет мне. Надеюсь, что поможет.
Аэропорт встретил меня мёрзлым кондиционером и яркими огнями. Я почти ничего не слышала — объявления, голоса, сканеры. Всё проходило мимо. Словно я смотрела кино, где главная героиня — не я, а просто кто-то на фоне. Подаёт паспорт. Улыбается натянуто. Проходит досмотр. Бесчувственная. Замкнутая.
На борту я уткнулась в элюминатор и позволила себе одну-единственную мысль: «Если сейчас что-то пойдёт не так — будет даже легче». Потому что страшно. Страшно, как никогда. Страшно, что я найду Ника и он будет чужим. Страшно, что не найду и окажусь здесь просто так. А страшнее всего — что снова вернусь пустой.
Пересадка в Париже была хаосом. Я ничего не понимала. Слишком много указателей, слишком мало времени. Французская речь резала слух. Все спешили, сталкивались, кричали. Я чувствовала себя потерянной. Ни одного знакомого лица, ни одной зацепки. И всё же я нашла нужную платформу. Успела на поезд в последний момент — когда двери уже собирались закрыться. Сердце билось в висках, ладони вспотели. Поезд оказался современным. Чистым. С бешеной скоростью он резал французскую провинцию. За окном мелькали поля, редкие деревья, овцы на заднем плане. Стекло дрожало, а я прижималась к нему лбом. Оно было прохладным — как будто пыталось остудить внутреннюю лихорадку.
В кармане куртки я нащупала старую фотографию. Мы с Ником — ещё дети. Он смеётся, тянет меня за плечо, я щурюсь на солнце. Так давно это было, что даже лица там казались незнакомыми. Я посмотрела на фото и тихо прошептала:
— Где ты, Ник?
Анже встретил теплом. Не резким, а мягким, проникающим. Воздух пах виноградниками, дорогим кофе, выпечкой и травой. Франция, настоящая, казалась вырезанной из открытки. Улицы были вымыты до блеска. Люди шли неспешно, улыбались, кивали. Я тащила чемодан по булыжной мостовой и с трудом верила, что всё это не сон. На Rue Lenepveu я замедлилась — слева был старинный книжный с витриной из потускневшего стекла. Внутри — полки до потолка, кожаные обложки, запах бумаги. Рядом — булочная с кривой вывеской, от которой веяло теплом и ванилью. Я почти свернула туда... почти. Но ноги не несли в уют. Они вели вперёд. Узкие улочки, кованые балконы, серые стены с плющом, пронумерованные фонари. Я шла по городу, ловя каждую деталь. Даже скрип велосипеда, проехавшего мимо, был каким-то... правильным. Живым.
Гостиница оказалась крошечной. Старинный особнячок на краю района. Белые ставни, маленькая вывеска, запах лавандового порошка и пыли. На стойке — женщина в очках, с аккуратным пучком. Она кивнула, выдала ключ, указала на лестницу. Я ничего не сказала. Просто поднялась, будто в доме призраков. Номер был маленьким. Деревянный пол, старое зеркало с потемневшей рамой, простыни с цветами. Я бросила куртку на стул, рюкзак на пол, сама рухнула на кровать и пролежала так, глядя в потолок. Тишина. Такая, от которой звенит в ушах.
Через несколько минут я села, вытащила карту. Разложила её на коленях. Пальцы скользили по улицам — Rue de la Chalouère... Rue Saint-Nicolas... Boulevard Foch... Река. Маленький парк. Красная дверь. Где-то здесь они жили. Ник. Майк. Где-то здесь началась та часть жизни, в которую я сейчас иду — без гарантий. Без поддержки.
Я смотрела на карту и шептала почти беззвучно:
— Я найду тебя. Обещаю.
Днём позже я вышла в город с распечатанной картой и ручкой. Каждый поворот, каждый переулок отмечался, как будто от этого зависело моё выживание. Маршруты соединялись, расходились, стирались и рисовались заново. Я пыталась представить, где бы поселился Майк. В каком доме, с каким фасадом. Но их было сотни. Анже весь состоял из одинаково уютных каменных домов, закрытых двориков, виноградных террас. Я вглядывалась в окна, как будто могла узнать его отражение.
Иногда взгляд цеплялся за пустяки — красную дверь, вывеску антикварной лавки. Я знала, что это глупо, но каждый раз сердце будто замирало: а вдруг? А вдруг прямо за этой стеклянной дверью — он? Или Ник?
Замок на холме я увидела в тот момент, когда остановилась на перекрёстке, подставив лицо солнцу. Вдалеке, между ветвями, нависал его серый силуэт — тяжёлый, древний, как сама память. Он казался нереальным. Я достала телефон, открыла презентацию — ту самую. Пульнуло в груди. Вот он, мой доклад, живой.
Я поднялась туда на следующий день. Не из-за экскурсии, не ради галочки — просто хотелось оказаться выше улиц. Увидеть город с высоты. Понять, насколько я в нём одна. С вершины открывался вид на весь Анже: белые дома, терракотовые крыши, волны деревьев, текущая где-то внизу река Мэн. Я долго стояла, вдыхая влажный воздух и пытаясь понять, где искать того, о ком не знала ничего. Ни его любимого цвета. Ни кем он работает. Ни даже — как он теперь выглядит.
"Ты понятия не имеешь, кто он сейчас", — снова звучал голос Джефа. Прямо в голове. Как будто он стоял рядом. "Ты даже не знаешь, во что он одет". Я зажмурилась. Всё внутри сжималось от бессилия. Я и правда не знала. Только боль и ощущение потери связывали нас.
Проходили дни. Каждый из них я начинала с новой попытки. Карта со временем покрылась слоями надписей, стрелок, крестиков. Я отмечала возможные кварталы, зоны, где, по моему предположению, мог бы жить Майк. Порой возвращалась на те же улицы, только с другого конца. Изучала звонки на домофонах. Вглядывалась в таблички с фамилиями. Иногда я останавливалась у кафе и ловила обрывки разговоров. Искала знакомый голос в толпе. Прислушивалась к музыке, играющей внутри, будто надеясь, что Майк где-то играет на гитаре в углу бара. Всё бесполезно. И всё же я не сдавалась. В моменты отчаяния я позволяла себе немного отвлечься. Экскурсия в кафедральный собор. Местный музей современного искусства. Разговор с продавщицей в лавке, где продавались фарфоровые фигурки. Я гуляла по набережной, ела круассаны на лавочке, наблюдала, как дети пускают кораблики в фонтане. Но даже в этих моментах мозг работал. Прикидывал. Искал. Соединял куски пазла, которого, возможно, не существовало вовсе. К вечеру я возвращалась в гостиницу, опустошённая. Иногда — сгоревшая от солнца, иногда — вымокшая под дождём. На ночь читала бумажную карту снова. В тетради с записями всё больше напоминаний, вопросов, гипотез. Страницы сгибались, покрывались пятнами от кофе и слёз.
"Где ты, Ник?" — как мантра, звучало в моей голове каждый вечер. А ещё — "Почему ты молчишь?"
И всё равно я вставала утром. Надевала куртку, собирала волосы в пучок, брала с собой карту и выходила. В надежде, что сегодня — это «вдруг» случится. Я почти прошла мимо, потерянно уставившись на витрину, где крутилась игрушечная лошадка в стеклянном куполе, но потом взгляд зацепился за тёмный угол стены.
Узкий переулок между двумя старинными домами. Кирпичи исписаны краской, фломастерами, маркерами — так, будто здесь собирались все, чтобы оставить след. Я сделала шаг ближе. Сердце будто вздрогнуло. Среди десятков надписей и тегов, на выцветшем фоне черной краски, было выведено маркером: «Мой голос всё ещё звучит там, где живёт твоё молчание». Это была одна из его строчек песни.
Недалеко кто-то перебирал струны. Я обернулась. На лавочке сидела компания: трое парней, одна девушка. Один из парней держал на коленях старую гитару и лениво щёлкал струны, будто просто убивал время. Остальные негромко пели, не слишком слаженно, но с удовольствием.
Я медленно подошла.
— Извините... — начала я неуверенно, — вы... музыканты?
Парень с гитарой на секунду поднял взгляд, улыбнулся вежливо, пожал плечами. Остальные переглянулись. Никто не ответил. Я повторила медленнее:
— Здесь часто играют? Эта стена — она имеет какое-то значение?
Реакция — та же. Один что-то сказал по-французски. Я замешкалась, немного нервно сжала ремешок сумки.
— Кто-нибудь из вас говорит по-английски?
Некоторое молчание. И тут девушка подняла глаза. Я сразу обратила внимание на её цветные, коротко остриженные волосы — они были окрашены прядями в розовый и сиреневый, как акварель.
— Да... я немного. — она говорила с акцентом, немного растягивая слова, но понятно.
Я выдохнула с облегчением.
— Спасибо. Просто... я увидела надпись, — кивнула на стену. — Строчка из песни. Я её знаю. Я ищу человека, который мог это написать. Он музыкант. И возможно — он здесь. Или бывал здесь.
Девушка моргнула, слегка наклонив голову.
— Иногда здесь пишут... люди, которые выступают на улице. Много музыки. Здесь... — она задумалась, подбирая слово, — Место, где оставляют память.
— Ты видела, кто написал это?
Она, немного подумав, кивнула на гитариста:
— Он приходит часто. Он знает других, кто поёт. Может... видел. Я спрошу.
— Merci. (Большое спасибо). — я сказала это на французском. Она снова улыбнулась.
Парень с гитарой повернулся, и девушка быстро начала с ним говорить, указывая на стену и потом на меня. Я смотрела на них, стараясь не слишком сильно придавать значения их обмену фразами, но пальцы дрожали.
— Ты ищешь кого-то конкретного? — иностранка, всё ещё немного неловко подбирая слова, сделала жест рукой, будто хотела подтолкнуть меня к сути. — Имя есть?
— Майк, — выдохнула я. — Его зовут Майк.
Её брови приподнялись. Парень с гитарой засмеялся коротко, щербатой улыбкой. Быстро поправил бандану на голове, из-под которой выбивались светлые пряди.
— Малыш Майк! Он играл здесь. Часто. Много раз, — перевела девушка.б— Но... его нет неделю. Может больше.
Я сжала ремешок сумки, почти инстинктивно.
— Вы не знаете, где он живёт? — голос звучал тише, чем хотелось.
Он что-то сказал и жестом подозвал меня ближе. Я подошла, уже заранее доставая из рюкзака свою карту — почти вся в сгибах, испещрённая пометками, обведёнными домами, улицами и подписями на английском, французском, а кое-где даже какими-то своими знаками.
Парень с интересом посмотрел на неё, даже присвистнул.
— Ты — охотница за привидениями? — спросила девушка с усмешкой, но без издёвки.
— Что-то вроде, — тихо ответила я.
Он указал на улицу, и пальцем отметил участок.
— Тут. В одном из этих домов. Он был там. Я не знаю точно какой. — перевела она.
Я внимательно смотрела, отмечая в памяти каждую линию. Каждую неровность в асфальте той улицы. Каждый возможный вход. Три дома. Это было не так уж много. По крайней мере, это уже не пустой город. Я подняла глаза, благодарно кивнув.
— Merci, — сказала я парню, и обернулась к девушке. — И тебе тоже. Спасибо, правда.
Я пожала им руки — её ладонь была тёплая, чуть влажная от напряжения, а у него руки были шершавые, натруженные. Он сжал мою ладонь крепко, по-мужски, с дружелюбием. Как будто я не просто спрашивала о парне — а тоже была одной из них.
И я пошла. Не спеша. Но уверенно. Улица вела вверх, и я чувствовала, как сердце начинает стучать чаще. Я стояла перед тремя домами, как перед тремя дверями в неизвестность. В каждом из них мог быть он. Или не быть.
Воздух дрожал, асфальт под ногами тянул вверх пар, но я ничего не замечала. Только почтовые ящики передо мной. Ржавые, с наклеенными фамилиями. Я бегала глазами по буквам, и вдруг взгляд зацепился. Белл.
Фамилия, ничего не значащая. Это было наугад. Он стоял ближе всех. Будто звал.
Пальцы легли на кнопку звонка. Мгновение — и звонкий звук раздался внутри. Я отпрянула на полшага, сердце забилось сильнее. Открыл дверь — не он. Мужчина в возрасте, с седыми прядями у висков и мягкой, почти усталой улыбкой. Он что-то сказал на французском, интонация — доброжелательная, но совершенно непонятная.
Я чуть склонила голову, замешкавшись. Потом, уже совсем тихо:
— Майк?.. Дома?
Он приподнял брови — сперва удивлённо, потом с догадкой. — Mike ? — повторил он, и улыбнулся шире.
Сделал приглашающий жест рукой, приоткрыв дверь шире. Я замерла, чувствуя, как всё тело сжалось — то ли от страха, то ли от предвкушения. Потом шагнула внутрь.
Дом был прохладным, пахло кофе и старыми книгами. Я не могла отвести глаз от стен — картины, керамика. Всё напоминало уют, дом, которого у меня самой будто бы нет.
Мужчина откашлялся и громко позвал куда-то наверх. Я застыла. Вдох — почти болезненный, грудь стянуло. Слышались шаги — лёгкие, ритмичные. Я сжала плечи, не веря, что вот сейчас он... На лестнице появился парень. Светлый, высокий. С глазами, в которых не было узнавания. Майк? Нет. Он остановился, замер, разглядывая меня с лёгкой настороженностью.
— Bonjour... ? — медленно, с вопросом.
Я молчала. Несколько секунд смотрела на него, сжимая ремешок сумки до побелевших костяшек. Тепло, которое накатывало в груди, стремительно сменялось холодом. Моя радость — та, что уже пульсировала под кожей — начала таять.
— Ты не... — я сглотнула. — Прости. Я... ошиблась.
Но за его плечом послышался второй звук — чуть тяжёлые, поспешные шаги. Тот, кто шёл, почти спрыгивал по ступеням. Тень мелькнула на стене. И вот — темные волосы, растрёпанные. Знакомый силуэт. Острые скулы, чуть нахмуренные брови. Майк.
Он резко остановился, будто врезался в невидимую стену. Его рука на перилах чуть дрогнула. Глаза расширились, он даже не сразу узнал меня, будто не верил глазам.
— Лина... ? — голос сорвался, в нем было удивление.
Я стояла всё так же в дверях, не зная, сделать ли шаг вперёд или просто исчезнуть. Казалось, в доме стало очень тихо, даже часы не тикали.
— Привет, — выдохнула я. Голос дрожал, но я улыбалась. — Нашла.
Парень всё ещё не двигался. Только смотрел. Трепет, радость, испуг — всё смешалось в его взгляде. И наконец он медленно подошёл ближе.
— Ты... здесь?.. Почему?.. Как?..
Майк сделал еще шаг, и тогда я, не колеблясь, подняла руку и со всей силы ударила кулаком в его плечо.
— От Карла, — коротко бросила я.
— Ай! — он зашипел, хватаясь за место удара. — Серьёзно?! За что?
— Ты знаешь, за что, — хмыкнула я, глядя на него снизу вверх, но с уже расползающейся улыбкой.
Из-за плеча выглянул его отец, всё это время наблюдавший с удивлённой улыбкой. Он слегка приподнял брови и с тёплым любопытством что-то спросил у сына.
— Да, — ответил он, обернувшись к нему. — Вокалистка группы, в которой мы состояли.
Мужчина дружелюбно протянул мне руку:
— Я Паскаль, отец Майка. — с акцентом, но очень разборчиво.
— Лина. Очень приятно, — пожала я его ладонь. — Простите, что без предупреждения...
— Хочешь чашку кофе, может быть?
Он уже поворачивался, чтобы пройти внутрь, но Майк быстро вежливо вставил:
— Мы перекусим в кафе, пап.
— Тогда хотя бы зайди поздороваться с мамой.
— Обещаю. — сказал и кивнул.
В это время его светловолосый друг, тот самый, что первым появился на лестнице, что-то хихикнул и пробормотал на французском, указывая на меня.
— Ты завидуешь, Жюльен?— фыркнул Майк и повернулся к нему. — Давай, иди домой.
Жюльен попрощался, подмигнул и вышел, весело насвистывая мелодию.
Майк, почти сразу, вытащил меня на улицу так резко, что я едва не оступилась на крыльце. Ладонь обжигала — он сжал мою руку так, будто боялся, что я исчезну, если отпустит.
— Ты с ума сошла?! — выдохнул он, потащив вверх по улице, прочь от родного дома. — Как ты меня вообще нашла?
Я запнулась, поскользнулась на брусчатке, но всё же шла рядом.
— Не так просто, — хмыкнула я. — Но ты сам помог. Помнишь, когда мы делали ту дурацкую презентацию, и ты рассказывал мне про свой родной город? Улицы, кафе, граффити, мост, где ты впервые выступал... Я всё запоминала.
Он резко остановился, с досадой взъерошив волосы.
— Я просто помогал с домашкой, а ты, оказывается, запоминала весь маршрут преследования!
Я закатила глаза.
— А ты думал, я не умею слушать? И мне не пригодились бы эти знания, если бы ты не сбежал.
Он качнул головой и усмехнулся.
— То есть ты прилетела через океан, чтобы найти меня, дать в плечо и сказать, что Карл на меня зол?
Я поёжилась, не зная, как начать.
— Не совсем. — я отвела взгляд. — На самом деле... я ищу одного человека. Своего друга. Старого. Того, чью фотографию ты видел у меня дома. На столе, помнишь?
Майк остановился, как вкопанный. Глаза его стали чуть шире, на лице не осталось ни тени улыбки. Он медленно выдохнул, будто кто-то выдернул из него воздух.
— Seigneur, donne-moi de la force et de la patience... (Господи, дай мне сил и терпения...) — пробормотал он по-французски, глядя в сторону.