19.
Комори и Ячи ничего не могут поделать, они лишь наблюдают за тем, как Сакуса Киёми умирает. Он не плачет, не кричит. Он пьёт.
О, да — он пьёт.
— Как вы думаете, куда он ушел? — бормочет Сакуса, прижавшись щекой к столу. — Он сказал, что не позволит мне съехать. Он хотел, чтобы я видел, как он страдает... А потом сам ушел.
— Чувак, его вещи всё ещё здесь, — устало успокаивает Комори, похлопывая Сакусу по спине. — Я не думаю, что он съехал. У вас вроде как неделя выходных или что-то в этом роде, так? Он, наверное, вернулся в Хёго.
— Вообще тебе не следует до смерти напиваться, Сакуса, — говорит Ячи нравоучительным тоном. — Если уж на то пошло, тебе нужно использовать это время, чтобы освободить голову от лишних мыслей. Надо решить, каким будет твой следующий шаг.
— Я скучаю по нему.
— Ты сам порвал с ним, — невозмутимо произносит Комори.
— Нет, это он порвал со мной, ты вообще меня слушал? — жалуется Сакуса.
— Потому что ты сам пытался расстаться с ним! И он это знал! Неужели ты не понимаешь, как печально, что человек просто ждал, когда ты это сделаешь! — объясняет Комори. — Честно говоря, чувак, я люблю тебя и понимаю, почему ты вел себя так все эти грёбаные годы, но ты не можешь прожить всю оставшуюся жизнь вот так. Я тебе не позволю.
Сакуса отворачивается, закрыв лицо руками.
— Я не хотел быть таким. Я ничего из этого не хотел.
— Тогда зачем ты это делаешь? — спрашивает Комори, и в его голосе звучит такое же разочарование, как в голосе Сакусы.
— Потому что! — Сакуса беспокойно натягивает перчатки, как будто срабатывает нервный тик. — Я, блядь, не знаю, понятно? Я не знаю. Я просто не знал, что ещё, чёрт возьми, делать. Я накрутил себя, и мои чёртовы родители собирались бросить меня, и я ненавижу, что Ацуму наблюдал за всем, что происходит… чёрт, я не знаю, ладно? — неуклюже заканчивает он, ударяясь головой о деревянный стол. — Я не знаю.
Комори вздыхает так, будто он устал от всего этого. Сакуса понимает его — он тоже чувствует это.
— Так расскажи нам, какой именно у тебя был план после разрыва с Ацуму… Ты собирался вернуться к своим родителям и сказать им, что постараешься быть натуралом или что? Ячи бросает свирепый взгляд на Комори.
— Будь повежливей с ним.
— Он не слушает, когда с ним нормально разговариваешь. Я пытался так достучаться до него все эти годы, и он никогда, чёрт возьми, меня не слушал. Так что он получит ту суровую любовь, которую заслужил.
Сакуса, наконец, смотрит на них, моргая полумёртвыми глазами.
— Ты думаешь, если расстанешься с Ацуму, ты каким-то образом спасёшь его от тяжёлой и несчастной жизни с тобой? Как ты думаешь, если ты порвёшь с ним и снова останешься один, то этим задобришь своих родителей и сможешь вернуться к тому, как всё было раньше, будто ничего не случилось?
Ячи морщится, отвернув голову. У неё нет другого выбора, кроме как наблюдать за происходящим.
— Что ж, не повезло тебе, приятель, потому что такого не случится, — дожимает Комори. — Потому что если это будет не Ацуму, это будет кто-то другой. И знаешь что, Оми? Это всё ещё будет мужчина.
У Сакусы в горле пересохло настолько, что когда он сглатывает, язык ощущается как наждачка.
— И у меня есть стойкое ощущение, что если ты отпустишь Ацуму, то проведёшь остаток своей жизни, сожалея о том, что бросил человека, которого любишь всю жизнь, несмотря на то, что он дал тебе выбор остаться с ним.
Сакусе хочется закатить чёртову истерику. Он хочет швырять вещи, плакать и орать на Комори, ведь он нихрена не понимает о том, каково это — быть геем и иметь таких родителей. Но Сакуса ничего не может сказать. Он в состоянии только слушать и принимать эти слова. Потому что Комори был прав.
— Я люблю тебя. И я знаю, ты скажешь, что я отвратителен. Но я говорю это, потому что люблю тебя и не собираюсь смотреть, как ты растрачиваешь свою жизнь впустую. — Комори тяжело дышит. Проходят минуты, а Сакуса всё ещё ничего не говорит, продолжая пялиться в стену. Ячи понимает, что надо брать дело в свои руки, и небрежно ставит пивную бутылку на голову Сакусы, чтобы холодные капли упали ему на волосы.
— Ячи. — Сакуса рассеянно моргает, глядя на неё. — Какого хрена ты делаешь?
— Пытаюсь разбудить тебя, — просто говорит она. — Тебе должно прийти в голову, что если ты пройдешь через этот по-настоящему трудный эпизод, то ещё чуть-чуть, и ты будешь счастлив. Будешь счастлив… потому что ты будешь свободен.
Она наклоняется, так что у Сакусы нет выбора, кроме как посмотреть на неё.
— Знаешь, однажды я тоже боялась этого, — тихо делится она, будто посвящая его в важный секрет. — Это нормально — бояться. Но знаешь ли ты, что нужно делать, когда такое происходит?
— Что? — Сакуса доверяет ей. Иногда ему кажется, что Ячи знает все секреты вселенной.
— Нужно попросить о помощи.
Три ночи назад Сакуса слышал, как Ацуму рыдает в соседней комнате; слышал шаги; слышал, как их входная дверь открывается и закрывается в три часа ночи. Два дня назад его осенило, что у них недельные выходные и ему некуда идти. У него больше не было ни своей семьи, ни семьи Ацуму. Накануне вечером он сидел на кухне, упиваясь своими проблемами и надеясь получить хоть какое-то сочувствие от двух своих лучших друзей, но вместо этого получил удар по голове пивной бутылкой. После того, как они ушли, он дважды звонил Ацуму, но безрезультатно. (Чёрт, он же не заблокировал его номер, не так ли?) Сегодня он примет решение. Вход и выход. Вдох, выдох. Всё будет хорошо.
_____
— Акари, — окликает Мия Ицуки со своего места в гостиной, — близнецы сказали, когда вернутся домой?
Мия Акари задумчиво напевает, её руки заняты уборкой остатков онигири, который она приготовила, готовясь к возвращению домой двух своих сыновей.
— Они не сказали. Они использовали слова в духе «поиск души» и «время близнецов».
— Что за чушь, — фыркает Ицуки.
— Эти двое... — Акари прищёлкивает языком.
— Они никогда ничего не могли сделать в одиночку. Если один из них что-то делал, другой просто должен был вскоре последовать за ним. Не стоит даже удивляться, что тоже самое происходит и с их разбитыми сердцами.
— Саму и Ринтаро… такая досада, — размышляет Ицуки.— Но они ничего не могли с этим поделать.
— Время лечит и время причиняет боль, вот что говорят. Саму справлялся как мог, и я думаю, что теперь, когда он проводит время со своим братом, с ним всё будет хорошо. Однако Цуму и Киёми... Ицуки вздыхает.
— Ацуму — наш сын, поэтому мне не нравится видеть, как ему причиняют боль. Но я не говорю, что не сочувствую Киёми. Он переживает то, чего не пришлось ощутить близнецам, ведь мы о них заботились.
— Жаль, что я не могу помочь мальчику, понимаешь? — размышляет вслух Акари, подходя к мужу, чтобы сесть рядом с ним. — Как мать двоих детей-геев. Но всякий раз, когда я вижу его, я чувствую, что это не мое дело.
Ицуки только бормочет в ответ, положив руку ей на бедро.
— Хотя на это трудно смотреть, — выдыхает она. — Смотреть, как нашему сыну настолько больно… и наблюдать, как тот мальчик причиняет себе боль.
Её муж только мягко кивает, успокаивающе сжимая её бедро, прежде чем включить телевизор.
— Я уверен, что с ними всё будет в порядке. Они сделают то, что им нужно сделать… и мы тоже.
Солнце только начинает заходить, когда они слышат нерешительный стук в дверь. Акари медленно садится.
— Уже? Я думала, они задержатся ещё на несколько дней. — Наверное, это просто сосед опять принёс нам свежих яиц. Курочки Шинске могли бы принести им целое состояние, если бы он перестал раздавать яйца бесплатно.
Акари смотрит в глазок и поворачивается, чтобы многозначительно посмотреть на своего мужа.
— Это Киёми.
Глаза Ицуки значительно расширяются, прежде чем он поднимается, чтобы пригладить рубашку и растрёпанные волосы.
— О, дорогая. Ну вот.
Акари делает глубокий вдох, готовясь, прежде чем распахнуть дверь и изобразить удивление.
— Ох! Киёми! Мы тебя не ждали.
Она прерывает себя после того, как видит стоящего перед собой человека. Его глаза налиты кровью, волосы растрёпанны и спутаны; было видно, что он дрожит. Акари не могла сказать, было ли это просто из-за холода.
— Киёми, дорогой? — Она придерживает его за локоть, её материнские инстинкты берут верх. — Хочешь войти? Ты дрожишь.
Ицуки встревоженно встаёт, нахмурив брови при виде нынешнего состояния Сакусы. Сакуса входит в гостиную, в которой он бывал много раз, но почему-то она кажется такой незнакомой без Ацуму, стоящего рядом с ним.
— Акари-сан, Ицуки-сан, мне очень жаль, что я так вторгаюсь, я просто... — Сакуса прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями. Он сел в поезд в трансе, но теперь, когда был здесь, он даже не знает, что сказать. А что он собирается сказать Осаму, чтобы избежать удара по лицу? Или что, чёрт возьми, он скажет Ацуму? Должен ли он просто встать на колени и умолять их о прощении прямо сейчас? Рука на его плече — вот что вырывает его из мыслей.
— Ты всегда здесь желанный гость, я надеюсь, ты это знаешь, — говорит Ицуки, похлопывая его. — Ты никогда не вторгаешься.
— Простите, — Сакуса кусает нижнюю губу. — Ацуму здесь? Мне необходимо… Мне нужно с ним поговорить.
— Давай присядь, для начала, — настаивает Акари, подводя его к дивану.
— Ты дрожишь, как осиновый лист, милый, что случилось?
Сакуса не знает от чего это. Было ли дело в том, что родители человека, которому он причинил столько боли, всё ещё относятся к нему с такой добротой, несмотря на то, что точно знают, что произошло? Было ли дело в том, что он чувствовал себя дерьмово из-за этого? Или это из-за того, что он чувствовал так много тепла от матери и отца, несмотря на то, что они ему даже не родные?
— Мне жаль говорить, но близнецы не дома, — объясняет Ицуки, садясь рядом с Сакусой и кладя теплую руку ему на спину. — Они на какой-то горе, в походе, сказали, что хотят немного побыть вдвоём, что бы это ни значило.
— О, ладно, — говорит Сакуса, и его голос звучит так тихо. Сейчас он чувствует себя таким маленьким и не понимает почему. Он не совсем уверен, что чувствует — разочарование или облегчение, но он знает, это тяжело. Он знает, что сидит здесь, и всё ещё не понимает, что должен делать. И он продолжает задаваться вопросом: почему, чёрт возьми, они так добры к нему сейчас, когда им положено злиться?
— Мне очень жаль, — произносит он шёпотом.
— О, Киёми, — говорит Акари, беря его руку в перчатке в свою. — Не говори таких вещей. Не нам.
— Я не хотел причинять ему боль, — продолжает Сакуса, не понимая, почему он не может просто закрыть рот. — Я не хотел так сильно ранить его, я не хотел. — Он задыхается.
— Мне так жаль.
— Хватит нести чепуху, — говорит Ицуки, его голос звучит твёрдо, но не так, как у его отца. — Мне нужно, чтобы ты знал, что мы ни в чём тебя не обвиняем. Абсолютно ни в чём. Не надо так извиняться перед нами.
— Но я… — заикается Сакуса, чувствуя, что здесь должно быть больше криков, — я пытался…
— Тебе не нужно объясняться с нами. — Акари сжимает его руку. — То, что происходит между тобой и нашим сыном, это ваше дело. То, что мы его родители, ничего не меняет. Ты это понимаешь?
Сакуса, честно говоря, не понимал.
— И всё же мне очень жаль, — говорит он, глядя на них. — Я так его люблю. Я не хотел причинять ему боль. Он не знал почему, но эмоции в их глазах в тот момент отражали печаль.
— Киёми, — начинает Акари, и Сакуса приходит в ужас, когда слышит, что она вот-вот заплачет. — Я, возможно, не знаю, через что именно ты проходишь, и я не знаю твоих родителей… но я тоже мать. Я понимаю, что значит быть родителем.
Сакуса цепляется за каждое её слово. Он знает, что может доверять тому, кто вырастил такого человека, как Мия Ацуму.
— Иногда, — вздыхает она, — родители совершают ошибки, потому что считают, что это правильно. Некоторые никогда не спрашивают себя, действительно ли то, что лучше для них, благо и для их ребёнка. И они не понимают, как сильно причиняют боль своим детям.
У Сакусы перехватывает дыхание.
— Возможно, это не моё дело, но если ты думаешь, что твои родители презирают тебя сейчас, я не думаю, что это так. Они просто не понимают, что их любовь душит тебя.
«О боже», — думает Сакуса.
— Даже родители иногда совершают ужасные поступки, — говорит Ицуки. — Чёрт возьми, иногда именно они способны на худшие вещи, и самое ужасное в том, что они даже не подозревают об этом.
— Вот именно, — говорит Акари, нежно улыбаясь мужу. — И иногда тебе нужно стать тем, кто укажет им на это. Они могут выслушать тебя, а могут и не выслушать. Они могут попросить прощения, они могут покинуть тебя навсегда… но эта жизнь принадлежит тебе, дорогой. Ты должен решить, как ты хочешь её прожить. Ты не обязан ничего делать, чёрт возьми. Ты даже не обязан прощать их, если они попросят тебя об этом. Они причиняют тебе боль, и тебе позволено делать всё, что тебе нужно, чтобы справиться с ней.
«О боже», — снова думает Сакуса, когда всё его тело начинает дрожать, а зрение расплывается по краям.
— Ты можешь выбрать свою семью, Киёми, — объявляет Ицуки, его слова звучат так, будто Киёми это нужно было услышать. — У тебя уже есть одна, которую ты бессознательно выбрал прямо сейчас.
— Ты можешь быть счастливым, — говорит Акари, потирая большим пальцем его щёку. — Ты должен иметь возможность жить, не чувствуя, что за это придётся заплатить.
И Сакуса возвращается в детство, в тот день, когда он сидел за обшарпанным столом, глядя на человека, которого он считал мудрым. Он заявлял им, что все геи попадут в ад, неосознанно внедряя эти слова в разум Сакусы Киёми на всю оставшуюся жизнь. Сакуса снова чувствует себя десятилеткой, когда открывает рот и бессознательно спрашивает:
— Даже если я гей? — бормочет он. Ицуки выглядит расстроенным этими словами.
— Нет. — Акари близка к тому, чтобы расплакаться, когда она крепче сжимает его руки. — Потому что ты человек.
Он не осознаёт, что плачет, пока его не заключают в тёплые объятия. Он чувствует, как две пары рук обнимают его. Он пытается дышать, пытается думать о своей мантре, вдыхать и выдыхать, но это не помогает. Когда он пытается вдохнуть, воздух будто не проходит внутрь. Когда он пытается выдохнуть, из его горла вырывается лишь рыдание. Он даже не помнит, когда в последний раз плакал. Это было в университете? В старшей школе? Была ли это та ночь, когда он впервые понял, что он гей?
Прошло больше, чем просто пара лет. Это чувство должно быть похоже на облегчение, но, к сожалению, это не оно. Это отчаяние, и он чувствует, что его разрывают на части из-за него. Он сгибается и плачет в колени. Он не знает, какие звуки издаёт. Он не слышит, не чувствует своего лица или рук. Он не чувствует ничего, кроме жгучей боли в груди и горле, которая не проходит. Ему страшно.
— Пожалуйста. — Ему удаётся вырваться посреди рыданий, хватая ртом воздух. — Пожалуйста, остановите это. — Он даже не знает, кого умоляет.
— Иди сюда, детка, — говорит Акари и тоже плачет, притягивая Сакусу, прижимая его лицо к своему плечу, рукой поглаживая его волосы, и это заставляет его расплакаться еще сильнее. — Всё в порядке. Всё в порядке.
Просто выпусти это. Она так крепко прижимает его к себе и словно держит его части вместе, чтобы они не развалились, а он просто плачет, и плачет сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Это так больно. Это мучительно. Он хочет умереть. Но он вспоминает слова Ячи, её голос, который говорит:
«Как только ты пройдёшь через этот эпизод, ещё чуть-чуть, и ты будешь счастлив».
Поэтому он позволяет себе почувствовать это. Он позволяет себе чувствовать каждую вещь, которую никогда не позволял себе.
«Это нормально — бояться. Но знаешь ли ты, что нужно делать, когда такое происходит?»
Он поднимает руки, хватается сзади за рубашку Акари, цепляется за неё изо всех сил и позволяет себе упасть, молча прося её поймать его.
«Нужно попросить о помощи».
И он понимает, что ему больше нечего бояться. Что бы ни случилось дальше, он уже столкнулся лицом к лицу со своим самым большим страхом. Больше некуда бежать. Ему не нужно выбирать между своим счастьем и семьёй. Прямо сейчас, рыдая, как ребёнок в объятиях матери и отца, он понимает, что может иметь и то, и другое. Он может позволить себе и то, и другое. Потому что он человек.
___________________________________________
Я не могу я плачу, хотя перечитываю уже 2 раз...
Р.s.: в главе присутствует частичный ООС
Прошу указывать критику только в мягкой форме.Напоминаю что фик не мой и взят из фикбука.
Автор оригинала: internetpistol
Переводчки: vasilisa_glossy
Беты переводчика: angerpistol
Ссылка на перевод:https://ficbook.net/readfic/10654073
Ссылка на оригинал: https://rchiveofourown.org/works/27074200
Слов:2683
Шикарный арт по СакуАтсу: