Избранный богами

День Всех Богов отмечается раз в году. По всему Миру устраиваются грандиозные торжества, к празднику задолго готовятся. Всю ночь напролет жители городов и деревень будут плясать тщательно подготовленные ритуальные танцы, сопровождаемые песнями и молитвами. Особенно искусные группы разыгрывают целые сценки с героями и сюжетом.

Почти все горожане высыпают на главную площадь и веселятся до утра. Впрочем, есть и те, кто предается размышлениям наедине с собой. Каждый волен провести эти день и ночь, как угодно. Главное — не забыть о богах.

— Ну что, опять прячемся от отца по трущобам? — ворчливо спросила Лиска, встряхивая белобрысой гривой.

— А ты предпочла бы сдаться с поличным? — парировал Гримберт.

Сестра замолчала и насупилась как ребенок. Недовольно хмурясь, А Лиса пришпорила коня и вырвалась немного вперед. Иногда Визару казалось, что их разница в возрасте составляет не несколько часов, а несколько лет.

Вдруг до него донесся ее безмолвный клич:

«Я бы предпочла действовать!»

Визар метнул взгляд в ту сторону, где в последний раз видел Лису. Ее там не было.

«Проклятие! Поймаю — задницу надеру!» — мысленно рыкнул обычно такой сдержанный Гримберт. И Виз был как никогда с ним согласен. Почему, ну почему в самые ответственные моменты сестра забывает включать голову? Почему не оценить свои силы, прежде чем рваться в открытое столкновение со смертельно опасными людьми в несколько раз опытнее ее?

К счастью, конь Лиски нашелся за первым поворотом, а сама она обнаружилась в следующем переулке. А Лиса весьма искусно кружила со своими кинжалами вокруг типа, лицо которого показалось Визару знакомым. Ну конечно, это же Джин Демон, один из лучших воинов «Черной Дрезры». Но довольно странно посылать его в одиночку, он же не умеет действовать скрытно. Если только не...

Поймав момент, Виз дернул сестру за шиворот. Рывком втащив ее на своего коня, Визар развернулся было, чтобы выехать на улицу пошире...

Поздно. Его ослепила вспышка. Как можно было свалять такого дурака? Кому, как не Визару, проведшему все детство среди этих людей, знать, что Джин Демон всегда работает в тандеме со Звездным Полом, непревзойденным мастером хитрых трюков? Теперь плану Гримберта конец.

Когда в глазах прояснилось, первое, что увидел Визар, были проносящиеся мимо головы людей. Его куда-то везут по людной улице. Самое удивительное, что он даже не связан. Погодите-ка... Это что, подол туники Гримберта?

«Да. А еще было бы очень мило, если бы ты поменьше дергался. Моей кобыле и так непросто везти троих, а преследователи не отстают».

Визар в изумлении поднял голову. Что произошло? И как он говорит с Гримбертом, вслух или мысленно?

«Притормози немного, сынок. Тут и без тебя не воскресная прогулка. Но да, думал ты очень громко».

Повернув голову, Виз с облегчением увидел сестру. Жива! Правда, без сознания, но, может, это и к лучшему.

— С дороги! — рявкнул маг на каких-то зазевавшихся прохожих. Такого зверского голоса Визар у него еще не слышал. — Пропустите! Мы — гости лорда Нахезиса Четвертого! — Эти слова предназначались уже страже. Гримберту пришлось повторить фразу на чародейном языке несколько раз, прежде чем их пустили хотя бы во внутренний двор.

И тут Виз все-таки рухнул на землю. Что ж, все же лучше, чем свалиться с летящей вперед лошади. М-да, не так он представлял себе прибытие в Шеп, один из самых благополучных городов запада. И совсем не так планировал насладиться видами одного из главных чудес Дольции — Шепского градоправительского дворца. Огромный и пышный, он занимал чуть ли не половину города. Дворец состоял из множества башен, соединенных переходами. По слухам, количество башен было напрямую связано с количеством жен первого градоправителя Шепа, Скипетрония Безнаследного. Огромные ворота пропускали корабли прямо во дворец с воды — город стоял на реке. Говорят, что по высоте они таковы, что десять трехпалубных кораблей могли бы свободно пройти один за другим.

Так что очень обидно, что не удалось полюбоваться этим всем снаружи. А теперь из-за сумасбродной выходки А Лисы, может, и не удастся вообще.

Все еще не до конца оправившись от потрясения, сестра сидела на одной из многих скамеек внутреннего двора. Единственную оставшуюся у путников лошадь увели в конюшню.

Гримберт тоже выглядел осунувшимся. Привалившись к дереву, он зачем-то хрустел суставами пальцев. Визар поднял голову.

«Как тебе удалось обхитрить Звездного Пола? Еще никому не удавалось...»

«Мне просто... повезло». — Даже голос мага звучал так, словно тот готов в любой момент повалиться без сил.

Победить тандем из Джина и Пола — это было сильно. Даже Виз только примерно представлял себе, как избежать того или иного сценария. Но сдержать уже развернутую Сверкающую Сеть... До сегодняшнего дня это казалось Визару невозможным. И это что угодно, но точно не случайное везение.

«Ты можешь научить меня такому же... везению?»

Маг слабо улыбнулся.

«Для этого понадобятся многие годы. Но вот паре полезных фокусов — почему бы нет. Только не прямо сейчас, ладно?»

Ответить Виз не успел: по мощеной дорожке к ним приближались шестеро стражников. Визар встал с земли, отряхнулся, Гримберт отлепился от дерева. Даже Лиска, с виду измученная больше всех, поднялась на ноги.

Стражники были разряжены в пух и прах. Штаны с буфами, шелковые ленты на беретах, натертые до блеска пряжки — все это, конечно, впечатляло. Впрочем, Визар сомневался, что от всей этой красоты будет толк в бою.

— Его Светлость ждет вас с нетерпением, господин, — обратился один из стражников к магу. На двойняшек он не смотрел, словно их не существовало вовсе. — Мы проводим вас.

«Больше похоже на конвой, чем на почетное сопровождение», — пробурчала Лиска. К ней начал возвращаться былой кураж.

«Для всех во дворце вы — мои дети, — предупредил Гримберт. — Градоправитель — надежный человек, но даже ему я не собираюсь сообщать всей правды. В любом углу может подстерегать доносчик. И, Лиса, думай, прежде чем делать! Не в каждом городе я на короткой ноге с правящей верхушкой».

Впервые за долгое время Визар увидел, как сестра отводит взгляд.

Изнутри Шепский дворец напоминал расписную музыкальную шкатулку, украшавшую письменный стол Алистера ди Манселлы. «Ох и тяжело, наверное, жить в такой обстановке!» — подумал Виз. Дом ди Манселла тоже обставлен небедно, но там хотя бы не боишься одним вздохом сломать какую-нибудь драгоценную вещицу времен Единого Правления.

Их привели в небольшую комнату, обитую красным бархатом. Там уже ждали трое слуг, мгновенно подхватившие дорожные сумки путников и скрывшиеся в тени. Стражники молча вышли. Визар услышал, как они встали напротив входа снаружи.

Зачем-то в тесной комнате были понатыканы витые колонны, по бокам каждой из которых было по статуе или вазе.

«О боги, только бы Гримберт оказался не таким близким другом Нахезису и нам определили покои попроще!» — взвыла Лиска.

Разглядывая пышное убранство комнаты, они не сразу заметили расположившуюся в тени немолодую женщину. Видимо, сочтя, что настало время выслушать мага, она сделала пару шагов вперед. Свет канделябра осветил ее лицо.

— Да озарят боги ваш путь, леди Джейт, — поздоровался Гримберт и пожал руку женщине.

«Похоже, нам не повезло, и покои мы получим лучшие во дворце», — заключил Визар, бросая сочувствующий взгляд на сестру.

Первое, что бросилось в глаза — явное нездоровье леди Джейт. Ее кожа была белее луны, и настолько тонкой, что даже со своего расстояния Виз легко видел проступающие вены на руках; на щеках проступали красные пятна. Несмотря на хрупкое телосложение, на лбу у женщины поблескивали бисеринки пота.

— Рада, что успела застать тебя и твоих детей до того, как отправлюсь к богам, — чуть улыбнулась леди Джейт. Посмотрев на двойняшек, она продолжила:

— Я — супруга лорда Нахезиса. Очень приятно познакомиться.

Визар согнулся в учтивом поклоне. При близком рассмотрении он заметил еще одну странность. Каштановые волосы леди, уже изрядно поседевшие, были очень коротко обрезаны. То, что он принял за прическу, оказалось стрижкой. Смелое решение. И еще через миг Виз понял, чем оно продиктовано. Одна прядь была короче других и слегка топорщилась. Получается, леди Джейт хотела когда-то стать жрицей? Все интереснее и интереснее.

— Визар, вы так на меня смотрите, словно у меня отросли рога. — Вздрогнув, Виз посмотрел на градоправительницу. В ее темных глазах искрили смешинки. Леди Джейт с притворным беспокойством повернулась к Гримберту и провела рукой по прическе. — Не отросли же?

— Я не заметил, — усмехнулся в усы тот.

Понимая, что надо что-то ответить, Визар заговорил, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:

— Прошу прощения за мой дерзкий взгляд, Ваша Светлость. Глядя на вас, я вспомнил свою покойную матушку и задумался. Я вовсе не хотел оскорбить вас.

— То есть сходство с мертвячкой уже настолько бросается в глаза? — усмехнулась леди Джейт. Но прежде чем Визар успел вставить хоть слово, она предостерегающе подняла руку:

— Это всего лишь шутка, не берите в голову.

Тут тяжелая бархатная штора за спиной у градоправительницы заколыхалась. Из тени показался статный мужчина. Как и у всех правителей династии Гюлеванд, волосы у него были пепельно-серого оттенка, что производило странное впечатление вкупе с нестарым лицом.

Одет он был скорее с оглядкой на Улсартсу, чем на Шеп: лаконичный мундир цвета морской волны и красная лента. Впрочем, и одежда леди Джейт не отличалась шепским размахом: коричневое платье с небольшим турнюром и узкой юбкой. Минимум кружев и украшений.

— Прошу прощения за задержку, — сказал Нахезис, с улыбкой пожимая руку магу. — Очередной совет, сам понимаешь. Зато я успел распорядиться насчет обеда для всех нас.

Градоправитель повернул голову к двойняшкам. Вот ему пожать руку Визар не решился, как и более смелая Лиска. С Гримбертом Нахезис был весел и приветлив, но при виде незнакомых людей, даже «детей друга», взгляд его посуровел.

Виз и А Лиса поклонились, представились, после чего градоправитель сказал:

— Прошу прощения за мою черствость, господа. Вам, должно быть, хочется отдохнуть перед едой. Я слышал, у вас был напряженный день. Думаю, к тому моменту, как вы восстановите силы, все как раз будет готово к обеду. Я велю, чтобы вас проводили в ваши покои.

Визар не знал, чего ему хотелось больше: поскорее чего-нибудь съесть или как следует вымыться и завалиться спать до вечера. В любом случае, за них уже все решили, и в этом случае Виз был рад отсутствию выбора.

К счастью, в его апартаментах обстановка оказалась куда более скромной, чем в красной комнате, где их приняли градоправитель и его супруга. На одном из кресел уже была расстелена свежая одежда для Визара. Похоже, до этого она принадлежала какому-то вельможе средней руки, давненько умершему (активное использование одежды, оставшейся после почившего человека — довольно распространенная практика в Мире). Не худший вариант. Все же не эти рюши с бантами.

После ванны Виз почувствовал себя куда лучше. Хотя теперь усталость и голод ощущались еще явственнее. Визар переоделся, уселся в кресло и закрыл глаза, погружаясь в полудрему. Все-таки события этого дня вымотали его сильнее, чем казалось.

В реальность его вернул вежливый стук в дверь. Слуга пришел сообщить, что все готово, и он проводит Визара в обеденную залу.

Виз вошел предпоследним. За столом пустовали два места: его собственное и чье-то еще. Вроде бы у Нахезиса есть сын... или дочь?

Гримберт и А Лиса тоже успели переодеться. На маге была зеленая мантия старинного кроя, а сестре досталось пышное платье насыщенного синего цвета. Судя по обилию кружев, Лиска не поленилась сходить в дворцовую гардеробную и подобрать себе наряд самостоятельно.

Почти сразу после появления Виза вошла их с Лиской ровесница и грациозно уселась на свое место. «Все-таки дочь», — подумал Визар, поглядывая на незнакомку. На наследницу шепского престола она походила не очень: распущенные белоснежные (вот уж непонятно в кого!) волосы длиной почти до колен, легкая белая туника с поясом из лунных камней. И почему-то босая. Не будь девица голубых кровей, гореть ей на костре.

А вот на лице незнакомки застыло вполне типичное для молодых аристократов выражение скуки и собственного превосходства. «Готова поспорить, она — та еще стерва!» — поделилась своим мнением Лиска.

«Кто бы говорил!» — фыркнул Виз, отрезая себе еще мяса.

— Господа, позвольте представить вам нашу дочь и наследницу рода Гюлеванд, леди Фабиану Гюлеванд, — сказал градоправитель, но обычной в таких случаях отцовской гордости в голосе Визар не услышал. Что-то не так с этой девушкой....

* * *

Когда А Лиса проснулась, на улице уже стемнело. Одевшись во вчерашнее платье, Лиска вышла в безлюдный коридор. Обычно похожий на муравейник дворец сейчас почти пустовал. Еще бы! На время праздника весь город превращался в одну большую ярмарку и один сплошной балаган. Кому захочется сидеть в четырех стенах? Еще на подъезде к воротам А Лиса обратила внимание на раскинувшиеся без конца и края лавки торговцев и толпы, собравшиеся вокруг уличных акробатов, музыкантов и танцоров. Естественно, никто в отряде не забыл о празднике, но за стремлением добраться до цели все это отошло на второй план.

Лиска дошла до Полой Залы, находящейся под куполом Толстой Башни — действительно самой широкой во дворце. В народе говорили, что она олицетворяла самую первую жену Скипетрония Безнаследного, Сирению, женщину на редкость тучную и бестолковую. А Полую Залу называли Пустой Башкой.

А Лиса не сомневалась, что в такой час никого здесь не застанет, но тут она ошиблась: одно стрельчатое окошко было открыто, а на подоконнике примостилась наследница престола. На этот раз она была одета более нарядно, в белое платье из невесомой ткани, с открытыми плечами и длинными полосками ткани вместо руквов. Но типичного для Шепа кринолина не было, ткань струилась, ниспадая на пол. Волосы рассыпались по плечам, глаза блуждали по стене, вместо того, чтобы наблюдать за происходящим внизу, на городской площади.

В лунном свете наследница еще больше, чем обычно, напоминала Лиске утопленницу. Даже в лице Фабианы было что-то неестественное, настораживающее. Больше похожее на кукольное, чем на человеческое, оно казалось совершенно безэмоциональным и бездумным.

Как ни старалась А Лиса ступать неслышно, Фабиана ее заметила. Резко повернув голову, она соскочила с подоконника. Грациозной походкой девушка направилась к Лиске.

«И как она еще не окоченела, босиком-то?»

— Не правда ли, День Всех Богов — удивительное время? — А Лиса впервые услышала голос наследницы, слишком высокий для ее возраста и с непонятными интонациями. — Можно встретить кого угодно. Даже... самих богов, спустившихся на землю!

Голубые глаза девушки полыхнули каким-то загадочным светом, а сама она говорила так, будто знала что-то недоступное простым обывателям.

«Да она же совсем безумная!» — испуганно подумала Лиса, глядя в совершенно сумасшедшие глаза Фабианы. Та почему-то тоже пристально рассматривала ее с высоты своего немалого роста, не переставая странно улыбаться.

— Забавное же воплощение выбрал себе мой брат, — бросила она, глядя уже куда-то мимо Лиски.

Тихо засмеявшись, наследница престола с достоинством удалилась, плавно обогнув А Лису.

Ошеломленная и немного напуганная таким поведением, Лиска некоторое время стояла и не моргая смотрела вслед чудной девице. Очнувшись от оцепенения, А Лиса решила, что ей необходим свежий воздух. Она почти что подбежала к открытому окну, у которого не так давно сидела леди Фабиана.

— Молочный коктейль для успокоения? — спросил кто-то за спиной.

— Да, с ликером, пожалуйста, — машинально ответила Лиска и только потом развернулась, держа наготове пару кинжалов.

Перед ней стоял Лудиар, невозмутимо держа золотой поднос с кубком.

— Девушка, что ж вы такая нервная? — широко улыбнулся эльф. — Ну заскочил к вам бог на огонек, чего ж на него с ножиками-то кидаться?

— Ну тебя к черту, — буркнула Лиска, убирая оружие и принимая кубок.

— Не надо так. Черти могут и обидеться, это уже расизм какой-то, — насмешливо протянул бог, взбираясь на подоконник. А Лиса попятилась. Легким движением руки Лудиар подбросил поднос. Тот пропал в полете.

Лиска отхлебнула из кубка и довольно зажмурилась: коктейль получился точно таким же, как готовили дома по праздникам. На глаза навернулись слезы.

— Как тебе эта девушка, Фабиана? — спросил бог, накручивая на палец длинный золотистый локон и, казалось, совсем не интересуясь ответом.

Лиску передернуло.

— Очень... странная. Мне, если честно, показалось, что она немного не в своем уме. И как она на всех смотрела во время обеда... А меня она прямо глазами ела!

— «Немного не в своем уме» — это еще мягко сказано, — фыркнул Лудиар, ловя пролетающую мимо снежинку. — Именно эта милая леди приведет Шеп к полному упадку. Видишь ли, она считает себя богиней Луны. В ее День Выбора Альфаренна взяла девочку под свое покровительство. С тех пор Фабиана уверена, что ее выбрали воплощением богини на земле. Она и босиком ходит, потому что думает, что так подобает богине. Совсем себя извела, бедняжка. Покрасила свои прекрасные серые волосы в белый, втирает в кожу масло тце, чтобы придать ей синеватый оттенок. А еще она считает, что ты — мое земное воплощение, так что держись! Мы же с Альфаренной кровные брат с сестрой. Да, просто так Фабиана от тебя не отстанет.

— Ты уж совсем за дуру меня не считай! — вспыхнула А Лиса. — Нет необходимости пересказывать мне легенды о Шестерых, провалами в памяти не страдаю!

Казалось, Лудиар смутился.

— Да ладно тебе, я же не специально. Не обижайся, смертная. — Он шутливо ткнул Лиску кулаком в плечо. Не ожидав такого панибратства, она поперхнулась коктейлем и закашлялась.

— Ты... бог!.. — прошипела А Лиса, отряхивая платье. Впрочем, прежняя злоба потихоньку испарилась.

— Да, я рад, что ты признаешь мой статус, — обезоруживающе улыбнулся эльф. — Я бы на твоем месте на меня не злился — я ведь даже не издевался... почти.

Неразборчиво что-то пробубнив, Лиска буркнула:

— Расскажи хоть, как она Шеп погубит, эта наследница.

Любопытство победило обиду, и Лудиар это заметил.

— А кому понравится, когда новая градоправительница, и без того с приветом, во всеуслышание назовет себя богиней? Возникнет неразбериха — кому приносить жертвы: ей или в храм? Кому молиться? Леди Фабиана не продержится и пяти лет — народ поднимет восстание. Дойдет до того, что станут требовать ее свержения. Добровольно отречься Фабиана не захочет, конечно. Тогда люди пойдут штурмом на дворец. Советники попытаются спасти госпожу через тайный ход, но кто-нибудь выдаст ее восставшим.

Берега Ирзы пологие, но в одном месте все же есть крутой выступ. К нему бунтовщики загонят твою Фабиану. Она оступится, упадет в воду...

— И утонет?

— Да нет же, — поморщился бог. — Фу, какая ты банальная. В той части река довольно мелкая. Фабиана разобьет голову об острый камень.

— И что, на сто процентов все будет именно так?

— Не обязательно, конечно, я просто выбрал самый вероятный исход событий. А так все может еще десять раз поменяться.

Лудиар лукаво улыбнулся. Лиска фыркнула, а когда вновь посмотрела на подоконник, место бога уже пустовало...

* * *

Леди Джейт стояла в своих покоях и смотрела на соединение Дня и Ночи. Каждый День всех Богов им заканчивался. В конце праздника, когда по законам природы должен заниматься рассвет, небо делилось ровно на две половины: на одной царила непроглядная звездная ночь, а на другой день уже был в самом разгаре. Это был ответный подарок богов людям.

Ее Светлости пришлось покинуть праздник и вернуться в свои покои — болезнь подбиралась все ближе.

Несмотря на то, что любая супружеская пара имела общую комнату, более состоятельные пары обзаводились еще и личными покоями, чтобы иметь возможность побыть наедине с собой. В Дольции, в отличие от почти всего Мира, этот обычай был не так сильно распространен, но в Шепском дворце такое удобство имелось.

— Из тебя могла бы получиться отличная жрица, Джейт, — послышался за ее спиной чей-то мягкий, обволакивающий голос.

Градоправительница резко развернулась. Никто, даже муж, не имел права входить в ее апартаменты без разрешения. Но перед Ее Светлостью стоял тот, кто имел право почти на все.

— Благословен тот день, когда ты избрал меня, боже, и благословен день, когда я увидела тебя во второй раз. Если я доживу до утра, то буду считать этот день праздником, — сказала она, склоняя голову. На то, чтобы преклонить колени, у нее не было сил.

— Сейчас и так праздник. — Черные очи Форенцо блеснули.

— А по поводу жречества, боже... Нет смысла сожалеть о том, что давно прошло.

Однако воспоминание о послушничестве отозвалось в душе застарелой болью. В храме лесного бога Джейт, тогда еще совсем молодая, была по-настоящему счастлива. Поэтому, когда накануне обрития в жрицы к ней в келью явился сам Форенцо и сказал, что ее судьба не здесь, Джейт со слезами простояла у статуэтки бога на коленях всю ночь. Но он так и не изменил своего решения.

— Отчего же травишь душу теперь, боже? Ведь ты сам указал мне этот путь.

— Я не указывал путь, я лишь предложил альтернативный исход. Вы слишком легковерны, Ваша Светлость, даже по отношению к богу. Теперь же до скорого свидания, миледи.

И, меланхолично улыбнувшись, бог лесов испарился едва заметным глазу дымком.

Обессиленная празднеством, болезнью и встречей, градоправительница осела на пол, прислонившись к стене. Холодный пот градом катился по лицу, яркие пятна стали заметнее, на губах выступила кровь...

* * *

Ригхан с ожесточением копалась в своих склянках, расставленных в алфавитном порядке. С недавних пор она не могла найти Зелье мутного болота. Куда оно делось, девушка никак не могла вспомнить. Никто не имел доступа в ее подземную лабораторию. Значит, она сама запихнула склянку непонятно куда...

* * *

«Дело продвигается слишком медленно. Я устала ждать. Надо увеличить дозу. С любовью, мама».

Последние строки письма стояли перед глазами у баронессы. Мать думает, что так просто изо дня в день предавать человека, с которым проводишь вместе почти круглые сутки. Который обеспечил всем, что ты имеешь. Которому нужна твоя помощь. Что просто зайти еще дальше в своем предательстве.

Ренна перевела взгляд на травы, разложенные на столе. Всего на щепотку больше, и приказ будет исполнен, а леди Андраэль еще на шаг приблизится к состоянию хронической истерички. Но зачем это нужно? Влияние баронессы на Ее Светлость и так велико. Кому нужна неуправляемая градоправительница? Да и кто в случае ее отстранения выберет регентом непонятно откуда взявшуюся чужеземку?

Нет, надо оставить все как есть. Ни к чему еще сильнее расстраивать нервы Андраэли, особенно после ранения. Более того, Ренна считала, что дозу лучше бы уменьшить. А матушка ничего не узнает. Дрожащими руками она ухватилась за пучок тиссры полевой.

«Всего на два стебелька поменьше, сильнее менять состав пока не стоит...»

— Что вы делаете, леди дель Тэй?

Чуть не подпрыгнув от неожиданности, баронесса обернулась на голос. В дверях стоял лорд Сараней.

«Спокойно, Ренна. Он ничего не смыслит в травах, он ни о чем не сможет догадаться».

— Завариваю чай для Ее Светлости. Она еще не до конца восстановилась после ранения, — ответила советница, глядя в глаза Саранею.

Лорд долго смотрел на нее в упор своими неподвижными глазами.

— Как же тиссра полевая поможет Ее Светлости восстановиться? Насколько мне известно, это мощнейшее возбуждающее средство. На людей с неустойчивой нервной системой оно действует непредсказуемо. Так зачем оно в успокаивающем чае?

Леди Ренна почувствовала, как спина покрывается потом.

— В небольших дозах это растение бывает очень полезно для ослабленного организма... — Она сама понимала, насколько жалко звучит это оправдание. Не успела баронесса закончить предложение, как лорд Сараней рванулся вперед. В мгновение ока Ренна впечаталась лопатками в стену. Длинные пальцы первого советника почти сомкнулись на ее шее, головной платок сбился.

— Даже не вздумай заговаривать мне зубы, лживая тварь, — проговорил лорд так тихо, что баронесса едва могла его расслышать. И от этого было еще страшнее, чем если бы он кричал или угрожал. — Как давно ты подмешиваешь ей эту дрянь? Отвечай!

— Т-три года, — прохрипела Ренна на чародейном, больше всего на свете мечтая провалиться сквозь землю.

— И что же вы можете сказать в свое оправдание, баронесса? — Теперь в его голосе звучала злобная издевка.

— Отпустите. — Все эти разговоры дали ей немного времени. Небольшой карманный ножичек уперся в бок первому советнику. — Или я вас прирежу прежде, чем вы окончательно меня задушите.

— И вы пойдете на это? — фыркнул Сараней. — Признайтесь, миледи, вы хоть кого-нибудь убивали прежде?

Ренна надавила сильнее. «Только бы он не почувствовал, как дрожит рука».

— Клянусь, милорд, я все вам расскажу. Но только после того, как вы меня отпустите и мы сможем поговорить как цивилизованные люди, — сказала она на чародейном. Легкие горели огнем. — Иначе мне придется пойти на крайние меры.

Удивительно, но первый советник убрал руки и отступил на шаг. Казалось, Сараней овладел собой. Но Ренна видела, что он готов в любой момент броситься на нее.

— Я слушаю вас, леди дель Тэй.

— Милорд, я прекрасно отношусь к Ее Светлости. Она — все, что у меня есть. Но есть и другое... лицо, имеющее на меня влияние. И ему я не в силах противостоять, — проговорила она на чародейном, немного отдышавшись. — Я не могу сказать вам больше, клятва останавливает меня. Но если бы я могла обойти ее, поверьте, я бы уже сделала это! Я не враг вам, лорд Сараней. И, тем более, не враг Ее Светлости. Но два обязательства — перед троном и перед тем... лицом, о котором я говорила, разрывают меня на части.

Брови первого советника сошлись на переносице. Он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но тут в коридоре послышались шаги. Через несколько мгновений вошла служанка.

— Ее Светлость беспокоит ваше долгое отсутствие, миледи, — сказала она, делая реверанс.

Ренна еле сдержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением. Лорд Сараней церемонно поклонился.

— Я вас оставлю.

Покидая комнату, он вновь смерил баронессу пронзительным взглядом.

«Не думайте, что это сойдет вам с рук, леди дель Тэй».

* * *

Фигуры в серебристых балахонах ритмично двигались, сплетаясь в грандиозный узор, не видимый с земли. Это было воистину захватывающее зрелище, если смотреть с высоты: на городской площади показывали целый спектакль. Разворачивающуюся посреди Сьисоли батальную сцену сопровождал голос избранного певчего в окружении музыкантов.

Все жители Мира в этот день радовались. Даже в самых глупых и жестоких лицах появлялось что-то неуловимо прекрасное, возвышенное. Даже Дейриш сегодня выглядел каким-то почти мечтательным, сквозь обычную скорлупу сумасшествия проступал тот человек, которым он мог стать, не брось его отец-наг, не отрекись от него мать, не томись он в рабстве в качестве придворной диковины у градоправителя Гагошпа, не захвати его идея мирового господства. Ведь это был совсем еще не старый мужчина, умный, грамотный, некоторым кажущийся даже обаятельным...

На Мозраэну праздник тоже подействовал, но иначе. Обилие шума и ярких красок раздражало ее, ведь у дриад было принято проводить День Всех Богов в уединении и раздумьях. Так что Мозраэна выбрала самый укромный уголок на крышах Сьисоли (что было не так-то просто: не только улицы, но и крыши были переполнены людьми) и наблюдала за происходящим оттуда. Даже ее завораживало открывающееся зрелище.

Только у Охотницы праздник не ассоциировался ни с чем хорошим. Вся эта суета в очередной раз напоминала ей, что богам нет дела до нее, что у нее нет ни одного близкого человека в этом мире (кроме Феникса), что у нее не будет даже призрачного шанса на загробную жизнь... Что она — настоящее чудовище, монстр, мечтающий о смерти.

Весь этот день Шиза провела в рощице неподалеку от Сьисоли: Дейриш разрешил ей удалиться. Накануне праздника она закупилась партией семян дрезры. За бешеные деньги и паршивого качества, но лучше, чем ничего. Да и кто знает, когда еще доведется добыть хоть что-нибудь. Любопытно, будет ли эффект, если употребить семена не в кипящей воде, а так, просто разжевать? Это Двуликая собиралась сегодня проверить.

Любимым богом Охотницы был Виверран, в детстве она мечтала быть под его покровительством. Поэтому, покинув город, Шиза направилась к небольшому звонкому ручейку. Даже досюда доносился шум ликующей толпы. Скорее бы это закончилось.

Удобно устроившись среди корней дерева на берегу, Двуликая высыпала немного семечек на ладонь. Остальное Охотница тщательно завернула в мешочек и убрала в поясную сумку. Итак, пора проверить свою теорию. Одним махом Шиза забросила в рот семена. Тщательно разжевала, пытаясь почувствовать начало изменений. Противная горечь привычно защекотала небо. И ничего. Без чая семена оказались несъедобной дрянью. По всему телу прошла дрожь. Не от гадкого привкуса во рту — от разочарования. Половина дня внезапно освободилась. Вечером надо будет принять двойную дозу, чтобы организм не развалился на части. Выругавшись себе под нос, Охотница напилась прохладной воды из ручья.

Значит, пора приступать ко второму запланированному пункту, ее собственной ежегодной традиции. Опустившись на колени, она начала молиться. Шиза молилась так горячо и истово, как не молилась ни один другой день. Она просила о том же, что и каждый раз до этого — о смерти. Одной из многих проблем Пожирателей Заклинаний было то, что самоубийство они совершить не могли.

Так она провела несколько минут, а может, часов. Раз эксперимент с семенами провалился, пора возвращаться в город. Там тоже есть пара дел, с которыми нужно разобраться.

Подобно многим горожанам Двуликая устроилась на одной из крыш на центральной площади. Но она не собиралась смотреть представление. Охотница не сомневалась, что сегодня здесь пройдет кое-кто поинтереснее.

Наконец Ангел показался на одной из улочек, ведя за собой Тану.

«Прекрасные дамы не заставили тебя забыть обо мне? — ехидно спросила она. — Чеши-ка ты в ближайший кабак, поговорим».

Ангел едва заметно вздрогнул. Он чуть замедлил шаг и закрутил головой, выискивая Охотницу. Она не очень-то скрывалась и ответила на его взгляд перекошенной ухмылкой. Ангел ответил едва заметным кивком и склонился к уху Таны, что-то говоря. Наверняка предложил ей зайти поужинать «вот в тот симпатичный кабачок».

Неслышной тенью Двуликая скользнула к Дейришу и аккуратно тронула его за плечо. Раздраженный тем, что его оторвали от представления, маг резко развернулся. Вертикальные зрачки его глаз сузились от ярости.

— Чего тебе?

— Господин, — начала Охотница (каждый раз, когда она так его называла, хотелось сплюнуть). — Меня уже давно тревожат подозрения о вероломстве вашей кормилицы. Мне нужно встретиться с информатором, чтобы подтвердить или опровергнуть свои мысли.

На самом деле Двуликая давно не сомневалась, что кормилица сливает кому-то информацию. Ее постоянные походы в храм были плохим прикрытием. Шиза была уверена, что в лагере Дейриша о ее предательстве знают все, кроме самого мага.

Дейриш скользнул по Охотнице заинтересованным взглядом.

— Ты утверждаешь, что моя кормилица ведет двойную игру? — медленно проговорил он. Плохой признак. Похоже, у мага появилась очередная идея. — И на какой же город она шпионит?

— Диал, — солгала Охотница, выбрав произвольный город. К тому же до нее доходили слухи, что местная градоправительница тоже участвует в гонке за судьбоносным ребенком.

— Так-так... Кажется, так сейчас правит леди Андраэль Аурсолемно... Леди... Прекрасно. Что ж, я рад, что узнал о шпионаже сейчас. Кстати, как продвигаются дела в окрестностях? — сменил тему он.

Двуликая ожидала этого вопроса уже давно, так что ответ был заранее заготовлен.

— Крестьяне крайне неохотно выслушивают меня, господин. Они не хотят покидать насиженные места ради целей, в которые не верят. Мне удалось уговорить кое-кого, но ваших новых бойцов можно пересчитать по пальцам одной руки. Все они — неотесанные мужланы, ничего не смыслящие в военном деле. Моих усилий явно недостаточно.

Не сказать, что она очень старалась завербовать новобранцев в армию. Только будут под ногами путаться, мешая основной цели. А если в решающий момент кто-то увидит ее подбирающейся к ребенку...

— Я предвидел это, — кивнул маг. Порывшись в карманах, он выудил крупную овальную подвеску на кожаном шнурке. — На. Надевай ее, когда будешь выступать в следующий раз. Это амулет красноречия. Они побегут ко мне в армию как миленькие!

Охотница с коротким кивком приняла кулон.

— Благодарю. Я могу идти?

— Ступай, — разрешил маг.

* * *

Как только Двуликая скрылась, Дейриш достал из другого кармана маленькую глиняную мисочку. Мановением руки маг наполнил ее водой и вызвал на чуть рябящей поверхности изображение леди Андраэли из относительно недавнего прошлого.

О градоправительнице Диала ходили разные слухи. Говорили, что она очень тщательно относится к своей внешности и к облику города. Говорили, что принимает очень (даже, как считают некоторые, слишком) активное участие в управлении Диалом. Говорили также, что леди Андраэль — та еще истеричка, и что в ее обществе невозможно находиться более получаса, а заправляет всем в городе неизвестно откуда взявшаяся ешсинка...

В общем, маг был готов увидеть что угодно, кроме той картины, что открылась его взору.

На пологом берегу широкой мелкой реки сидела молодая женщина в простом шерстяном платье. Ее длинные каштановые волосы были заплетены в толстую косу, змеящуюся по спине.

Сначала Дейриш решил, что его магия дала сбой. Но потом он заметил невдалеке породистую лошадь в дорогой сбруе, а рядом — фигурку в типичном ешсинском платке. Значит, он все-таки по адресу.

Слегка сменив ракурс обзора, Дейриш стал рассматривать лицо Андраэли и очень удивился, заметив уродливый шрам, паутиной расползшийся по половине ее лица. Совсем свежий, бурая корка еще не до конца сошла.

До мага доходили слухи о неестественной, пугающей красоте градоправительницы, поэтому ветвящийся шрам на ее лице выбил его из колеи. Интересно, что чувствует теперь леди Андраэль? Досадует на испорченную внешность или, напротив, радуется, что сквозь маску проступает ее настоящее лицо?

С градоправительницей Диала была связана загадочная история, о которой повсюду судачили в окрестных городах.

Мать Андраэли долго не могла забеременеть. Градоправитель и его супруга объездили все диальские храмы, умоляя богов дать им наследника. Спустя двадцать пять лет боги услышали молитвы и подарили им дочь. Только ребенок оказался самым уродливым, какого можно вообразить. Некоторые сплетники описывали рога, кто-то — бородавки по всему телу, кто-то — горб. Но факт оставался фактом: никто, кроме родителей, не мог смотреть на наследницу без омерзения. Но позже, когда девочке исполнилось четыре или пять лет, ее словно подменили. Более прекрасного создания придворные не видели. Все уродство Андраэли исчезло без следа.

Когда наследница подросла, окружающие стали замечать странные особенности: красота девочки была какой-то неживой, словно у куклы или статуи. Кожа ее была холодной и словно искусственной, лицо зачастую не выражало никаких эмоций, в глазах порой невозможно было прочесть ни одной мысли. Родители утверждали, что боги услышали их еще раз и даровали Андраэли красоту, но верилось в это с трудом. Дейриш не сомневался, что здесь не обошлось без магии. Тем лучше. Может, тогда то, что он задумал, лучше удастся. Колдовской, а не магический трюк, но какой действенный!

Низко склонившись над чашей, Дейриш зашептал на чародейном языке:

— Заклинаю, ворожу, при Луне и при звездах, приди ко мне, я освобожу тебя и покажу, какой твоя жизнь может быть!

Ее мозг сопротивлялся, маг это видел. На удивление сильный дар, учитывая, что она почти никак его не развивала. Невидимая нить, протянутая между ним и Андраэлью, натягивалась все туже, грозя порваться. Как бы после этого не заработать головную боль на весь день.

«Ну же, будь хорошей девочкой. Я такой план разработал, а ты подводишь! И портрет свой так удачно подкинул. Неужели все это было зря?»

Словно услышав его мысли (что, конечно, было невозможно на таком расстоянии), Андраэль поддалась. Куда градоправительнице-недоучке тягаться с ним, великим Дейришем? Теперь остается только ждать...

* * *

Когда Охотница переступила порог кабака, пригнувшись на входе, она почти сразу увидела усевшихся в глубине комнаты Ангела и Тану. Выкинув из-за соседнего столика какого-то пьянчужку, Двуликая уселась спина к спине с демоном.

«Ну, как дела? Уговорил свою даму сердца выкрасть ребенка?» — мысленно спросила она. Глаз опять дернулся. Подозвав подавальщика, она заказала бутылочку бренди и брокколи с сыром. Капуста была увядшая, явно несвежая, сыр вонял так, будто там кто-то сдох, но Шиза с энтузиазмом принялась за еду.

Ангел колебался с ответом. Он смотрел на жадно жующую Тану и понимал, что ничем не может пресечь ехидцу, сквозящую в голосе Охотницы. За это время он не достиг почти ничего.

«Неужели ты недооценил ее умственные способности, и даже эта дуреха сумела устоять против твоего обаяния?»

«Скорее уж, переоценил. Она оказалась еще тупее, чем я думал. Она не делает самых очевидных логических выводов! Мне приходится медленно, шаг за шагом, подводить ее к идее похищения!»

«Да зачем ее подводить? Просто попросить ее об этом, а на вопрос «Зачем?» ответить «Верь мне», и все!» — подумала Охотница, но доводить эту мысль до Ангела не стала. Пусть сам разбирается. Ему Двуликая бросила со всем возможным презрением:

«Ну да, ты же у нас известный эксперт!»

В ее голосе было столько яда, что губы Ангела сжались в тонкую нитку. Даже Тана заметила перемену.

— Что-то случилось, сударь? — спросила она с набитым ртом. — Ты ничего не ешь, а выглядишь как мой хозяин.

— Нет, не беспокойся. Просто задумался, — выдавил Ангел и натянуто улыбнулся. Под внимательным взглядом Таны он демонстративно положил в рот кусок мяса. — Все в порядке, сударыня.

Довольная кормилица собрала мякишем хлеба подливку с тарелки. Тане очень нравилось, когда ее называли сударыней. Так она чувствовала себя важной и значимой, как принцесса из сказки.

Подарив кормилице еще одну ослепительную улыбку, Ангел отхлебнул из кружки с пивом.

«О да, ты такой храбрый, красивый, хитрый...» — продолжала в его голове Охотница.

Ангел задумчиво катал пиво во рту, гадая, что на нее нашло.

«И ты настолько умный, что знаешь даже, благодаря кому я оказалась в веввских застенках».

Кровь отлила от его лица.

«Знаешь, но почему-то не торопишься изобличать предателя. Интересно, почему же?»

Ангел поперхнулся и закашлялся. Взволнованная Тана подалась к нему, чтобы похлопать по спине.

— Аккуратнее, сударь, — прошамкала она, дожевывая вторую порцию. На еще недавно парадной блузе появились пятна жира.

— Не в то горло попало, — как можно беспечнее сказал он.

Изящным движением Охотница отправила в рот порцию брокколи с сыром.

«Наверное, потому что ты очень близок с этим предателем, а?»

Лоб Ангела покрылся испариной.

Выдержав эффектную паузу и тщательно прожевав брокколи, Двуликая продолжила, теперь уже очень тихо:

«Или, может, дело в том, что тебе не хватило храбрости устранить конкурента самостоятельно, и ты решил сделать это чужими руками?»

Мысли демона заметались в голове. Что сказать? Что это ложь и такая низкая расплата ниже его достоинства? Но это неправда, и они оба это знают.

«Можешь не оправдываться. Я наводила справки, и доказательств там предостаточно».

«Тогда почему я еще жив?» — неверяще переспросил Ангел. Охотница славилась мстительностью. Узнав, кто ее подставил, она бы скорее сняла с предателя кожу живьем.

«Мне хотелось посмотреть тебе в глаза».

Больше всего на свете Ангелу хотелось схватить Тану за руку и убежать куда-нибудь подальше отсюда. Но это все равно не поможет.

«Но это же не главная причина».

Демон так сильно сжал кружку, что она чуть не треснула.

«Конечно, не главная. Главная причина в том, что моя месть уже свершилась».

Ангел похолодел. Что это значит?

«Что ты сделала?!» — Паника в его голосе слышалась так явственно, что Двуликая получила почти физическое наслаждение. Смакуя остатки брокколи, она не торопилась с ответом. Наблюдала, как Тана в очередной раз справляется о здоровье Ангела. Ради этого удовольствия Охотница даже немного сдвинула стул.

«Популяция светлых демонов же сравнительно невелика?» — с искренним участием спросила она.

«К чему ты клонишь?» — теперь он пытался спрятать страх за раздражением.

«Помнишь ту деревеньку, где ты вырос? Свою маму, друзей?»

«Да. — В животе у Ангела словно расползался ледяной ком. — Ты их убила?»

«Не совсем так».

Надежда затеплилась в груди Ангела. Ледяной ком начал подтаивать.

«Я сожгла всю твою деревню и убедилась, что никого не осталось в живых. Хочешь, поделюсь воспоминанием?»

Кружка все-таки треснула. Демон вспомнил улыбку мамы, обломанный рог Тинто, его лучшего друга. Вспомнил крутые извилистые тропки, пересекающие деревню вдоль и поперек. Ангел еле заставлял себя сдерживаться и не наброситься с кулаками на Двуликую. Но это — заранее проигрышная идея.

«Ты убила их!»

«Не я, а огонь. Я же не поотрубала им головы, не застрелила из арбалета».

«Ты просто создала условия, при которых они не могли выжить!»

«Вот именно. Как хорошо, что ты меня понимаешь».

«Убийца!»

«Рада, что до тебя наконец-то дошло, — хмыкнула Охотница. — Вообще-то, это моя профессия, не забыл? Как же ты, все-таки, молод для демона. Твои сородичи вели себя куда достойнее перед смертью».

«Чтоб ты сдохла! Ты ни в чем не знаешь меры!»

«Ах, не знаю меры? — Рот Охотницы так дернулся, что зубы клацнули о стакан. — А знаешь ли ты, что мне довелось пережить в темнице по твоей милости?»

Повисло молчание.

«Я прошла пытку восьмью мечами. Знаешь, что это такое? Тебя ставят на край ямы с острыми кольями на дне, спиной к ней. Тебе завязывают глаза, а в паре сантиметрах от твоего лица почти в ровную линию устанавливают восемь мечей. Они остриями вниз, но это тебе не поможет. Стоят мечи плотно, а за ними еще кольцо стражи. Даже обычный человек не выдержит больше нескольких часов, а на нас, Пожирателей, полукруг из восьми мечей действует как на вампиров — чеснок и серебро. Я сама не знаю, как там выжила, но, уж поверь, сгоревшая деревня — не худшая расплата за те мучения, которым я подверглась. Ты отделался малой кровью, счастливчик».

* * *

— Голубой очень вам к лицу, Ваша Светлость, — сказала одна из служанок, поправляя скрепленную булавками ткань.

Взмахом руки леди Андраэль отпустила девушку. Градоправительница с трудом сдерживала раздражение.

Приближался День Всех Богов, и подготовка была в самом разгаре. Праздновать собирались с особым размахом: леди Андраэль впервые должна была возглавить торжество, да и блистательная победа над самозванцем еще не изгладилась в памяти.

Как и почти все в Мире, Ее Светлость любила этот праздник... до того, как начала вплотную заниматься его организацией. До смерти отца ответственность, лежавшая на ее плечах, воспринималась скорее как приятные хлопоты, утомительные, но оставляющие после себя гордость достигнутым. Теперь же подготовка ко Дню Всех Богов куда больше напоминала особенно долгую аудиенцию: всем что-то надо, и надо прямо сейчас, и надо одновременно...

Оглядев себя в зеркале и оставшись довольна, Андраэль позвонила в колокольчик, вызывая только что отпущенную девицу.

— Где там ходит баронесса дель Тэй? Позови мне ее.

Вскоре в двери покоев постучали, и вошла Ренна, неся серебряный поднос с чашкой. Она выглядела какой-то встрепанной, выбитой из колеи. Градоправительница хотела спросить, в чем дело, но отвлеклась на зуд в спине. Проклятые булавки! Так бы их все выдернуть! Андраэль взяла из рук чашку и сделала несколько больших глотков. Чай медленно возвращал ей душевное равновесие.

Напряжение последних дней сделало ее резче и нетерпеливее, чем обычно. Это было хорошо заметно по окружающим: похоже, все, кроме леди Ренны и лорда Саранея, старались как можно скорее убраться подальше от своей госпожи.

— Как тебе платье? — спросила Андраэль уже спокойнее.

— Вы прекрасны, Андраэль-дан, — искренне ответила Ренна. Ее Светлости показалось, или в голосе советницы прозвучало облегчение?

Андраэль удовлетворенно кивнула. Баронесса казалась ей одной из немногих людей, чья оценка не была продиктована лестью или страхом. Еще бы — они знали друг друга с детства.

Дверь медленно приоткрылась. В проеме вновь показалась служанка.

— Ваша Светлость, вас желает видеть Тиррс Фоуна.

— Кто бы это ни был, сейчас я занята. Пусть подождут. — Спокойствие быстро улетучивалось.

— Но... Ваша Светлость... — Девушка замялась, переступая с ноги на ногу. — Она... говорит, что это касается ритуальных постановок и что дело срочное...

Андраэль обменялась взглядами с баронессой. Та сочувственно положила маленькую ладонь на ее плечо. Шумно вздохнув, Ее Светлость одарила служанку своим самым недовольным взглядом.

— У мисс Фоуны есть ровно пять минут прежде чем я позову стражу и велю вышвырнуть ее прочь.

Взвизгнув, девица исчезла из дверного проема, и на ее месте появилась немолодая женщина. Одним прыжком перескочив порог, она бросилась к леди Андраэли. С приятным удивлением градоправительница заметила, как маленькая, хрупкая Ренна выступила вперед, чтобы загородить Ее Светлость.

К счастью, эта мера оказалась излишней: женщина сама затормозила в нескольких шагах от градоправительницы и затараторила:

— Ваша Светлость, избранный певчий сорвал голос!

Леди Андраэль никак не показала своего удивления, хотя такое случалось впервые на ее памяти. И что делать в такой ситуации, совершенно непонятно.

— И как вы планируете поступить? — спросила Ее Светлость, из последних сил сохраняя ровный тон.

Женщина непонимающе захлопала глазами.

— Мы... не знаем, что делать. Вы же грдоправительница, вот мы и пришли к вам за советом.

«Да, наглости вам не занимать» — прозвучал в голове у Андраэли саркастичный голос советницы. Настроение Ее Светлости чуть улучшилось, так что она решила повременить с вызовом стражи. Но все же не настолько, чтобы терпеть эту дерзкую тетку. Градоправительница смерила мисс Фоуну ледяным взглядом.

— Напомните мне, как полностью звучит название вашей должности?

Женщина удивленно таращилась на Андраэль, не понимая, чего от нее хотят. Ее Светлость продолжала смотреть в упор.

— Мисс Фоуна, время идет.

— Эээ... Мастер уполномоченная по подготовке ритуальных выступлений. Но я не понимаю, зачем вы спрашиваете. Вы должны нам помочь!

Тут терпение градоправительницы лопнуло.

— Вот именно, мисс Фоуна. Вы — мастер. Вас выбрали в этом году из-за ваших организаторских талантов. Так проявите их. Я не смыслю ничего ни в танцах, ни в певчих. Каждый день ко мне приходят сотни таких, как вы, в надежде, что я решу все их проблемы. Но я — не богиня, и вернуть голос певчему я не смогу. Все остальные решения вы в состоянии принять сами, а не переваливать ответственность на чужие плечи!

Последние слова леди Андраэль почти прокричала, неприлично близко наклонившись к лицу женщины. Та была настолько ошарашена, что так и продолжала стоять с открытым ртом.

— Но...

— Ваши пять минут вышли, мисс Фоуна. Стража!

Продолжавшую что-то говорить женщину вывели. Ее Светлость обессиленно рухнула в кресло.

— Что же я наделала... — пробормотала она. Отказать в решении такой серьезной проблемы... Отец точно так не поступил бы. Да, начало правления получается не очень-то...

Леди Андраэль сделала новый глоток чая. Эта Фоуна точно не станет молчать. Она расскажет каждой уличной собаке, как ее унизили и оскорбили. О черт, почему она не пришла на несколько часов позже, а лучше завтра?

Встревоженное лицо баронессы показалось прямо перед глазами. Похоже, Ренна уже несколько раз что-то спросила.

— Что ты сказала?

— Я хотела спросить, планируете ли вы что-то делать со своим... — Советница замялась, глядя на ее шрам. Баронесса вела себя так, будто инцидента с просительницей не было вовсе, и Андраэль была ей за это благодарна.

— Знаешь, дорогая, есть у меня один план...

* * *

И вот настал долгожданный день. С сумерками на улицах стали зажигаться разноцветные фонари. Впервые за долгое время ночной Диал был как следует освещен. С самого утра над городом реяли флаги всех форм и цветов, торговцы предлагали все что угодно: от пирожков до опасных магических артефактов, бродячие артисты наводнили улицы, а в харчевнях подавали особые блюда. В воздухе витало всеобщее веселье: сегодня можно не ожидать нападения врага. Максимум, что грозило горожанам — переплатить за товар. Убить или ограбить в День Всех Богов считалось непростительным грехом.

Но в этот раз в Диале царило особое возбуждение: чудом спасшаяся градоправительница, раненная в бою, возглавит торжество! Так что ближе к вечеру все мостовые, балконы и даже крыши были запружены народом, жаждущим взглянуть на Ее Светлость.

Наконец из ворот диальского дворца (который в народе прозвали просто Громадой — он стоял на скале и был в десятеро больше любого диальского дома) появился глашатай.

— Градоправительница Диала, славная дочь великого рода Аурсолемно, леди Андраэль! — зычно объявил он.

Стражники дружно грохнули пиками о мостовую. Все затаили дыхание. И вот из тьмы дворцовых ходов появилась та, кого так ждали.

Обычно градоправителя встречали ревом приветственных криков, но теперь город замер в молчании: слишком многим показалось, что перед ними сама Альфаренна. Ее Светлость шествовала в окружении советников в небесно-голубом платье с полупрозрачным шлейфом. Плечи ее были обнажены, а к лифу платья сзади крепился невесомый плащ, развевающийся на холодном ветру. Темные волосы градоправительницы были уложены в полумесяц, сияющий серебряными нитями.

Но нет, это все-таки была леди Андраэль, а не сошедшая на землю богиня. Об этом свидетельствовали шрамы, покрывавшие половину ее лица. Сейчас их еще и подчеркивали сияющие алмазики, прикрепленные к коже Ее Светлости точно по контуру шрамов. Они словно говорили: «Смотрите, на что леди Аурсолемно пошла ради своего города!»

Сама же Андраэль почти сомневалась, что доживет до конца праздника. Уже сейчас, выйдя из дворца, она ощущала себя ледяной глыбой и еле переставляла ноги. Еще и тяжелая прическа, казалось, вот-вот переломит шею. Но что поделаешь: всем нужна красивая градоправительница, которая когда-нибудь станет королевой, а не закутанная в сто слоев девица.

Кое-как добравшись до своего трона на балконе одного из домов, Ее Светлость с достоинством опустилась на сиденье. Как хорошо, что трон сделан из дерева, а не из камня, как в Улсартсе, да и подушка есть!

Видя, что леди Андраэль в предобморочном состоянии, баронесса велела подать теплого вина. Горожане оделись по-летнему, но они-то согреются в танце, а градоправительнице еще несколько часов сидеть истуканом и благосклонно взирать на подданных.

Но сначала Ее Светлость должна произнести приветственную речь. Отхлебнув из кубка, Андраэль с сожалением поднялась с трона.

— Граждане Диала! — Ее голос уверенно разнесся по главной площади. — Вот и настал новый День Всех Богов, а это значит, что мы с вами пережили первую половину зимы! Пусть нежатся эльфы и гномы в своем колдовском тепле, пусть ангелы, демоны и другие люди греют себя магией. Мы — дольцийцы и способны обойтись и без волшебных излишеств! — Толпа встретила слова одобрительным ревом. Сама Андраэль не видела в магии никакого кощунства, но, выскажи она это вслух — и можно подбирать лучший наряд для казни в столице. — Сегодня я впервые возглавляю День Всех Богов, и, признаюсь, это большая честь для меня. Я хочу доставить радость моим горожанам, так что в эту ночь все музыканты и певчие, находящиеся в рабстве, будут освобождены! Веселитесь же, и да возрадуются боги, глядя на нас!

Градоправительница села, а по площади пронеслись ликующие крики пополам с ропотом. С едва скрываемым облегчением она сделала еще один глоток.

И вот началось представление. Первой выступала молодая женщина, судя по светлым волосам и веснушчатому лицу — из Крауна. На правой руке у нее Андраэль заметила широкую цветастую повязку. Казалось бы, безобидное украшение, но наметанный глаз градоправительницы угадал под ним очертания толстого железного браслета. Рабыня. Беглая. Интересно, как ей удалось обмануть клятву?

Женщина пела и танцевала на возвышении для певчих, а вокруг разворачивался грандиозный ритуальный танец. Под бодрую песню кружились одетые в золотистое танцоры.

Наконец музыка закончилась. Самое неприятное в этой ситуации было то, что градоправитель (в отличие ото всех остальных) не имел права ни есть, ни пить во время выступления. Считалось, что этим весь город наносит оскорбление богам. Этот обычай был распространен, как назло, только в Дольции, так что все заграничные правители ели и пили в свое удовольствие, окруженные магическим подогревом, а может, и танцевали вместе с остальными.

Рабыня приблизилась к балкону. Знак избранности тепло светился у нее на лбу, озаряя первые ступени деревянной лестницы, восходящей к трону Ее Светлости. Величественным жестом леди Андраэль велела певчей приблизиться. Градоправительница внимательно оглядела хрупкую фигуру женщины. Задержала взгляд на яркой повязке.

— Беглая? — спросила Андраэль, хотя уже знала ответ.

Рабыня бросила на нее быстрый взгляд. В ее глазах градоправительница увидела отчаяние.

— Да, — тихо выдохнула женщина. Повисло молчание.

— Что ж, хоть ты и поступила не по закону, я обещала освободить всех певчих рабов, и я выполню свое обещание, — сказала наконец Ее Светлость, не сводя пристального взгляда с лица рабыни.

Услышав эти слова, женщина отвесила глубокий поклон. Рассыпаясь в благодарностях, она чуть ли не плакала от счастья. Андраэль подавила удовлетворенную улыбку. Все-таки она правильно сделала, что не стала клясться на чародейном языке. Теперь все скептически настроенные увидят, что Ее Светлости не нужна клятва, чтобы держать свои обещания.

И верно, толпа на площади встретила известие восторженно.

— Как твое имя? — спросила градоправительница.

— Кирса Манем, Ваша Светлость, — ответила та, глядя в пол.

— Пред всеми богами я, Андраэль Аурсолемно, освобождаю Кирсу Манем ото всех клятв, принесенных под воздействием браслета, — провозгласила леди Андраэль на древнем языке. В тот же миг браслет на руке у бывшей рабыни разомкнулся и с громким лязгом покатился по деревянным ступеням.

Все еще не веря своему счастью, женщина спустилась следом, потирая освобожденное запястье. Градоправительница смотрела ей вслед, едва сдерживаясь, чтобы не поежиться от холода.

— Ваша Светлость, мне думается, вы поступили на редкость неразумно, — прошептал ей на ухо лорд Сараней, сверля уходящую женщину взглядом. — Да, народ в вас теперь души не чает, но знать после такого просто сожрет вас с потрохами!

Андраэль повернула к нему свою тяжелую голову. Она и обычно-то казалась чуть больше всего туловища, а уж с такой объемной прической...

— И вы в первых рядах? — спросила Ее Светлость, глядя советнику прямо в глаза. Не без удовольствия она отметила, что лорд Сараней отвел взгляд.

— Не надо учить меня азам политики. Я все-таки не маленькая девочка. А чтобы вам было спокойнее, скажу, что с недавнего времени в окрестностях нашего города появилась шайка опасных разбойников. Они отлавливают свободных людей и продают их в рабство. Правда, в другие города. Но в наказание с них будет взиматься штраф, который, я думаю, покроет ваш ущерб.

Услышавшие ее придворные понимающе заулыбались.

— Ваши слова — бальзам на наши души, миледи, — подал голос Кебир, глава купеческой гильдии. — Но как же те, кто избежит рук разбойников?

Градоправительница повела замерзшими плечами.

— Значит, на то воля богов.

Она продолжила смотреть представление с преувеличенно заинтересованным видом. Вот какой-то паренек, почти совсем ребенок, допел и уступил место на возвышении девице неопределенного возраста. На ее запястье красовался массивный железный браслет с именем хозяина.

Девушка шла на возвышение, как на плаху. Или, скорее, как будто собиралась совершить что-то, что обязательно приведет ее к смертной казни. Это выражение ее лица очень не понравилось Андраэли. Градоправительница внутренне подобралась.

И не зря. Грянула музыка и девушка запела:

В одном королевстве был город красивый;

Нарядный он был и благочестивый,

Лишь замок чудной, до небес вышиною

Весь город закрыл своей тенью большою.

А в замке том сидела змея,

На троне своем в черном шелке гния.

В короне серебряной, злобой и страхом

Сшибает всем головы лишь одним махом.

Уродливый шрам у нее на щеке,

Горстка слов ядовитых на языке,

Псы стерегут ее ночью и днем,

Любого врага пожирая живьем.

В рабстве стенают все горожане,

Будущее затерялось в тумане.

Плачут, страдают, надеются, ждут,

Когда от чудовища их сберегут.

Убьем же змею, скинем гадину с трона,

Разворошим все ее бастионы,

Отрубим ей голову, выпустим кровь —

И мир воцарится в городе вновь!

Когда песня закончилась, в наступившей тишине можно было услышать треск пламени в светильниках. Андраэль ничем не показала своих чувств, хотя больше всего ей хотелось посадить эту девицу на кол. В общем-то после происшествия с мисс Фоуной чего-то подобного стоило ожидать.

«Ренна, принеси мне чаю», — безмолвно велела Ее Светлость, чувствуя подступающую истерику.

— Какое наказание вы ей назначите, леди Андраэль? — Спросил воевода.

— Погоди, — отмахнулась градоправительница.

Закончив петь, девушка подошла к ступеням. Ултсарсинка. «Что-то много их развелось в последнее время», — хмуро подумала Андраэль. Жестом она велела девушке приблизиться.

— Назови свое имя, дитя, — со всей возможной мягкостью сказала градоправительница.

— Луса Баррас, — ответила девушка, глядя на Андраэль исподлобья. Казалось, певчая была удивлена.

Взяв бунтарку за руку, Ее Светлость произнесла фразу освобождения.

— Ступай же.

«И лучше никогда не возвращайся», — подумала она, мечтая, чтобы девица сгинула по пути. Самое обидное, что эту Лусу нельзя было даже обвинить в излишней агрессии на празднике — она пела для Рангхильд.

— А ловко она про цвета придумала, — тихо сказал Сараней. В ответ леди Андраэль прожгла его столь гневным взглядом, что первый советник умолк и перевел взгляд на площадь.

Тем временем пришла баронесса с чаем. Чашка стояла на изрядно помятом и уже вскрытом конверте.

— Ваша Светлость, пришло письмо от Таны. Это очень важно.

— Неужели ее сведения не ждут до окончания праздника? — Обычно из длиннющего письма этой краунской дуры можно было вычленить в лучшем случае пять строк полезной информации. Андраэль уже жалела, что не выбрала для этой миссии кого-нибудь более профессионального. Засылать второго шпиона Ее Светлость опасалась.

— Она прилагает к письму портрет Дейриша.

Брови Андраэли поползли вверх.

— Разве Тана умеет рисовать? — Внезапно градоправительницу посетила ужасная догадка. — Только не говори, что она заказала кому-то его портрет!

— Нет, хвала богам, нет, — поспешила успокоить ее Ренна. — Взгляните, кажется, это сделано с помощью магии.

Советница протянула Андраэли один из листков. Нахмурившись, Ее Светлость всмотрелась в портрет.

— Хм... Ты уверена, что это сделала именно Тана? Изображение очень четкое, с мелкими подробностями... Эта краунская дура никак не могла сделать настолько качественную картинку. Я помню, как мы учили ее этому заклинанию. С меня семь потов сошло, а она едва научилась передавать лишь смутные контуры.

Все еще хмуря брови, Андраэль изучала листок. И чем сильнее она вглядывалась в эти черты, тем больше ощущала какое-то смутное беспокойство. Это чувство было ей совершенно чуждо. Оно рвало и сладко томило душу, заставляло смотреть и смотреть на рисунок.

С трудом отведя взор, Ее Светлость вновь сложила лист и отдала его леди Ренне.

— Отнеси в мои покои, я потом прочту.

Однако новости привели ее в состояние крайнего возбуждения. Еле-еле Андраэль дождалась конца празднества и Соединения Дня и Ночи. После него вновь наступил вечер. Боги давали своим подопечным возможность выспаться.

Кое-как переставляя заледеневшие ноги, Ее Светлость спустилась с балкона и прошествовала ко дворцу. Почувствовав на лице теплый воздух помещения, она не удержалась от тихого вздоха облегчения.

По пути к покоям Андраэли все больше придворных расходилось по ответвляющимся коридорам. В конце концов к последним этажам градоправительница поднималась только в компании советников.

Внезапно лорд Сараней снял теплый шерстяной плащ и протянул его Андраэли.

— Не сочтите за оскорбление, Ваша Светлость, — произнес он с каким-то скорбным выражением лица.

Леди Андраэль замедлила шаг. Конечно, она действительно закоченела до состояния ледышки. Но какая же из нее градоправительница, если подданные видят хоть одну ее слабость? К тому же, хоть советник и предупредил, что не хочет ее оскорбить, Андраэли послышалась насмешка в его голосе. Гневаться или не гневаться?

«Перестань, — одернула она себя. — О тебе просто заботятся. Кто знает, может, ты уже настолько промерзла, что свалишься с болезнью уже завтра? Тогда ты станешь слабой для всего города».

Как можно незаметнее Ее Светлость огляделась по сторонам. Стражники еще празднуют, и никто, кроме баронессы, не увидит ее поступка.

Тепло улыбнувшись советнику, градоправительница приняла плащ. Впервые со смерти своего отца она улыбалась почти искренне.

* * *

«Итак...» — начал лорд Сараней, когда за Ее Светлостью закрылась дверь.

«Итак?» — повторила Ренна, чувствуя, как позвоночник пробирает холодок.

«Кажется, нам самое время прояснить кое-что. Не согласитесь ли пройти со мной на Плато?»

«Да, конечно», — ответила баронесса. Плато называли широкую открытую веранду несколькими этажами ниже. Оттуда открывался великолепный вид, но из головы у леди Ренны не шли мысли о том, какими крошечными казались люди с высоты...

«Дамы вперед».

Она спускалась по лестнице, спиной чувствуя на себе взгляд Саранея. Когда они свернули вбок и вышли на открытый воздух, баронесса почувствовала, как дрожали ее ноги на протяжении всего спуска.

— Я жду подробных объяснений, леди дель Тэй, как вы и обещали, — сказал первый советник уже вслух, опираясь на парапет.

Судорожно вздохнув, Ренна начала рассказ:

— Вы наверняка в курсе истории с внешностью Ее Светлости? О том, как она... резко изменилась. — Подбирать слова на чародейном языке было тяжеловато, так что баронесса делала продолжительные паузы. — Многие говорили (да и до сих пор говорят) что в этой истории замешаны темные силы, колдовство... Так вот, они отчасти правы. Градоправительская чета действительно... прибегла к услугам одного чернокнижника. То, что он собирался предпринять, было непросто — предстояло изменить почти каждую косточку в теле младенца. И ему понадобился ребенок, с которого будут... «брать пример «, если можно так сказать. Но этого ребенка ждала незавидная участь. Процедура не была ни гуманной, ни безопасной. Детям фактически... «поменяли лица», со всеми неприятными последствиями, которые вы можете себе вообразить. Второй ребенок дожил до десяти лет, но выглядел еще ужаснее, чем выглядела когда-то леди Андраэль. Перед самым Днем Выбора детвора на улице забила девочку до смерти. Этот ребенок... это была моя сестра, лорд Сараней. Я даже не могу себе представить, какое это ужасное бремя для Ее Светлости. А уж она-то помнит про это, я не сомневаюсь. Да и моя матушка не дает забыть. Это благодаря ей я вообще попала во дворец, хотя на должность меня выбрала леди Андраэль. И выживает моя семья только на деньги, которые до сих пор отсылает им миледи и которые зарабатываю я... Хотя матушкины аппетиты растут год от года...

— Это ваша мать заставляла вас действовать против Ее Светлости? — перебил лорд Сараней, продолжая в упор смотреть на нее. Ренне казалось, что своим взглядом он уже просверлил дырку у нее во лбу.

Баронесса хотела ответить, но неизвестная преграда словно сдавила ей горло. Леди Ренна закашлялась.

— Я... Не могу ответить на этот вопрос.

— Ваше лицо все сказало за вас, — флегматично кивнул первый советник. Он наконец перевел взгляд на затухающее веселье вдали. — У вас есть доказательства ее предательства? Письма? Записки? Хоть что-нибудь?

На этот раз баронессу чуть не вырвало.

— Умоляю вас, обыщите мои покои, — проговорила она, тяжело дыша. — Я готова понести любое наказание за измену, но, умоляю, не надо публичного разбирательства с... лицом, которое причастно к письмам. У меня маленький брат, помогите ему избежать этого... этой истории.

Щеки Ренны горели от стыда. От стыда за себя, за свою семью, за саму ситуацию, в которой они все оказались.

Сухая ладонь Саранея коснулась ее руки.

— Послушайте, — начал он. Баронессе показалось, или его голос прозвучал мягче? — Я тоже не хочу предавать это дело огласке... Более того, я не хочу даже, чтобы Ее Светлость узнала об этой истории. Точно не сейчас, когда леди Андраэль готова сломаться в любой момент. — При этих словах на лице советника промелькнула такая глубокая тоска, что леди Ренна почти его пожалела. Но тут Сараней вновь посмотрел на баронессу, и его лицо опять приняло свое обычное сурово-сосредоточенное выражение. — Не скажу, что вы мне приятны. Но я не хочу, чтобы ваш брат пострадал. Если вы будете сотрудничать, для вас и вашего брата все обернется наилучшим образом. Для начала я обыщу вашу комнату. В вашем присутствии, разумеется. А затем мы разработаем подходящий план. Скажите, вы давали своей матери точную клятву, что будете подмешивать тиссру полевую в чай Ее Светлости?

— Н-нет... — Баронессе хотелось плакать от облегчения.

— Значит, вы перестанете ее добавлять, естественно, не ставя в известность вашу мать. Это понятно?

— Да, — ответила Ренна, хотя она уже несколько дней не добавляла никаких посторонних ингредиентов в чай леди Андраэли.

— Поклянитесь.

Баронесса послушно повторила за советником слова клятвы. К удивлению Ренны, лорд Сараней сделал то, о чем она даже боялась попросить: поклялся в ответ, повторив все свои обещания на чародейном языке.

— Думаю, мы друг друга поняли, — сказал советник, когда они закончили. Ничего больше не добавив, он развернулся и исчез в ночи.

* * *

«О всемогущая богиня, чьи очи взирают с небес, помоги мне выполнить задание отца Лассаафа!» — взмолился брат Дилат, спуская кораблик на воду.

Жрецы отмечали День Всех Богов не так, как все. Они не танцевали, не избирался богами певчий. Вместо этого жрецы исполняли свой, особенный, обряд. Первым делом, на закате, они кидали «жабки» на воде, загадывая желание и благодаря Виверрана за все хорошее, что он сделал в этом году. Затем, с восходом луны, почитали Альфаренну — пускали по реке бумажные кораблики, символизирующие ладью богини, плывущую по небосводу. Жрецы из других стран еще и зажигали на палубе магический огонек, так что получалось особенно зрелищно.

Аккуратный кораблик Дилата шел по воде ровно, не клевал носом. Альфаренна благоволит его просьбе. Это вселило в душу жреца надежду. Совсем недавно отец Лассааф прислал (магическим, запрещенным способом) письмо, в котором недвусмысленно намекал, что Дилату следует активизироваться в своих поисках. Молодой жрец побоялся признаться, что окончательно упустил младенца из виду и решил молиться о благополучном разрешении проблемы.

В храмовой обители брат Дилат с большим удовольствием готовился к празднику вместе со всеми. Пока не пришла весточка от отца Лассаафа, он даже не вспоминал о своей миссии. В обществе новых, дружелюбных людей, Дилат чаще задумывался о причине своего выбора, чем о том, где он будет искать младенца. Все в обители удивлялись, что, избранный Бреедой, он пошел в жрецы к суровому и воинственному Виверрану. Дилат ничего не говорил ни о своем происхождении, ни о том, кто, собственно, принял за него это решение. Но расспросы поселили в его душе тревогу. Почему же он тогда не настоял на своем, почему не выбрал то, что ему ближе?

Покончив с корабликами, жрецы стали складывать костер на поляне неподалеку от обители. Глядя на радостных и сосредоточенных братьев, Дилат снова стал задаваться столь редко посещавшими его вопросами. Как сложилась бы его жизнь, не уйди он в жрецы? Стал бы он богатым и знаменитым лордом, как его отец? Или так и остался бы посмешищем во дворце? Женился бы, завел бы детишек? Поступил бы в заграничную академию? Почему он, в конце концов, не отправился в обитель соседнего города, а пошел в свою, веефскую? Отец Лассааф, как выяснилось, сильно отличается от других верховных жрецов.

Зажгли костер. Воскурили благовония. Жрецы уселись в круг около костра. Теперь наступала, наверное, самая сложная часть праздника. Воздавая хвалу Лудиару и Форенцо, жрецы пели. Сложность заключалась в том, что петь надо было без слов и одну мелодию, не сговариваясь. Только так достигалось полное согласие.

Это упражнение помогло Дилату оторваться от терзавших его сомнений. Сейчас, отдаваясь этой спокойной гармонии, царившей между жрецами, Дилат чувствовал, как его подхватывает мощный поток чужих душ, стремящихся к свету. Жрец был на удивление чуток к настроению других и умел хорошо подстраиваться под них, ничуть не теряя в звучании. Эта часть праздника нравилась ему больше всего.

Спустя пару-тройку часов жрецы разбрелись в разные стороны. Каждый нес с собой битком набитую сумку. Следующая часть ритуала заключалась в том, чтобы находить в лесу похожие на живых существ камни, кусты и деревья и оставлять для них подарки, сделанные своими руками. Спустя некоторое время подарки таинственно исчезали.

Первой Дилату попалась огромная глыба, похожая на сидящую троллиху. Не без усилий взобравшись повыше, жрец набросил ей на шею бусы из рябины.

Все еще погруженный в раздумья, он подарил широкий браслет могучему дубу, набросил тунику на плечистый камень и увенчал широкополой шляпой молодую елочку. Остановившись перед тонким деревцем, Дилат рассеянно на него уставился. Как будто дерево могло дать ответы на терзавшие его вопросы. Соблюдая ритуал, жрец обернул вокруг ствола широкую черную рубаху.

— Благодарю покорно! — То, что Дилат принял за скопление теней, оказалось тощей черноволосой девушкой, одетой... в отданную им рубаху!

Выйдя из укрытия, чудное создание уселось прямо на снег. Рубаха едва доходила ей до колен.

Дриада, понял брат Дилат. Именно над ними ни морозы, ни жара не властны, да и черты лица напоминают образ, описанный в какой-то прочитанной им книге. Название трактата Дилат не помнил. Но автор точно дольцийский. Помнится, он называл всех порожденных магией, источниками всех людских бед. Именно из-за подобных книг новые знакомые из обители Альфаренны засмеяли молодого жреца, когда тот обозвал показавшуюся в воде наяду «нечистой силой».

После того случая отец Марийс разубедил Дилата в большинстве суеверий, но определенные предрассудки все же остались, так что тот все же стоял на приличном расстоянии от «нечистой», не спуская с нее испуганного и растерянного взгляда.

Дриада сидела на снегу и с любопытством изучала представшего перед ней человека. Она совсем не напоминала распутную девицу, какими дриад представляла та книга.

— Что-то ты не очень счастливый, — почти с осуждением сказала она на всеобщем языке.

— Вам показалось, — тут же возразил Дилат, но общим он владел весьма посредственно, а врать не умел, так что фальшь в его словах была очевидна.

Пристально посмотрев на Дилата, дриада доверительно сказала:

— Я никому не расскажу.

Даже Дилат, сколь бы он ни был доверчив, ни за что не рассказал бы обо всех своих проблемах первой встречной, тем более — существу, рожденному деревом. Но сейчас он заговорил, почти не задумываясь, и с поразительной легкостью выложил незнакомке все, что занимало его в последние дни. Жрец и сам испугался своей откровенности. «Уж не магия ли какая?» — мелькнуло в голове, но затуманенное сознание тут же отвергло эту мысль.

Дриада слушала очень внимательно, буквально пожирая Дилата большими черными глазами. Ну конечно, для нее все, происходящее с ним, занимательная история, которых так мало в ее жизни. Дослушав «сказку» до конца, она задумчиво предложила:

— Так почему тебе не перейти в другую обитель, к другим жрецам, раз эти не устраивают?

Дилат вздохнул. Как сложно все-таки с этими магическими порождениями!

— У нас жрец не имеет права сменить однажды выбранную обитель. Я могу разве что стать странствующим жрецом, исполняющим поручения отца-настоятеля. Но этого мне хочется еще меньше. Я поклялся отцу Лассаафу на чародейном языке и не могу отступить от данного слова.

Дриада задумчиво покрутила в пальцах прядь черных волос.

— Тогда у тебя всего один, но зато очень действенный способ — смерть.

Брат Дилат ойкнул. Мысли о смерти всегда страшили его, а уж добровольно пойти на такое... Нет, ни за что!

Заметив его колебания, девушка передернула тощими плечами.

— Не хочешь — не торопись, помереть всегда успеешь, вон, обрыв в двух шагах.

С этими словами дриада легко поднялась со снега и, развернувшись, зашагала глубже в лес.

Теперь Дилата разобрало несвойственное ему любопытство. Он не понимал, почему ему кажется почти жизненно необходимым узнать, куда направляется это странное существо, но, повинуясь этому порыву, он последовал за дриадой. Ходить по лесу, даже такому чистому, как этот, жрец не умел, так что слышно было, наверное, за километр. А уж учитывая его некоторую тучность...

— Эй, зачем ты идешь за мной?

Дриада обернулась и уставилась на него своими черными глазищами.

— Куда ты? Я хочу с тобой! — ответил жрец, чувствуя себя на редкость глупо. Он и сам недоумевал о принятом решении.

— Дриады, к твоему сведению, тоже отмечают День Всех Богов, но не так, как вы, люди. Я бы не советовала тебе следовать за мной — это для вас небезопасно.

Навязчивое стремление идти за ней вроде бы ослабло, но на смену ему пришло желание самого Дилата приобщиться к чужой культуре. От природы доверчивый и несообразительный, он был также крайне любознателен в вопросах искусства и обычаев других народов. Поэтому он упрямо мотнул головой и сказал:

— Я все равно пойду.

Она повела бровями, то ли с удивлением, то ли с неодобрением, и, вернувшись к Дилату, взяла его за руку.

— Ну, раз так, пошли.

Ее ладонь оказалась холодной, твердой и на удивление крепкой, что совершенно не вязалось с внешностью хрупкой девушки, почти девочки. Дриада шла, легко лавируя между редкими ветками и корягами, Дилат же спотыкался на каждом шагу.

— Сколько тебе лет? — Вдруг спросил жрец. Он, конечно, слышал, что вся эта «нечисть» живет гораздо дольше дольцийцев (как и большинство народов Мира), но было любопытно получить этому хоть какое-то подтверждение.

— Я совсем маленькая, почти еще ребенок, — сказала дриада. — Мне всего двести четыре года. У вас, в Дольции, до этого возраста доживают единицы, но мы-то живем тысячелетиями.

От удивления Дилат пропустил очередной корень и растянулся на земле.

— Эй, ты в порядке? — Дриада наклонилась, протягивая руку. Жрец поднялся, и они двинулись дальше. — Мы уже близко.

И действительно, до Дилата уже доносились отзвуки праздника. По мере приближения со спутницей жреца стали твориться непонятные метаморфозы: плечи раздались вширь, шея и руки стали толще, черты лица погрубели. В какой-то момент Дилат оглянулся на дриаду и чуть не упал снова: перед ним был юноша! В этом не было никаких сомнений. Хоть молодой человек и был субтильным, за девицу его принять было невозможно.

— Так ты... эээ... мальчик или девочка? — спросил жрец, тщательно подбирая слова.

— Мы, дриады (как, кстати, и наяды), можем менять пол по желанию. Поэтому и имена у нас универсальные, подходящие и мужчинам, и женщинам. — Диада усмехнулась, видя его недоумение. — Но один блик у нас всегда сильнее другого, как правило, тот, в котором дриада появилась на свет. Я не могу сказать «родилась», потому что мы не рождаемся в прямом смысле слова.

— И...ммм... как тебя зовут?

— Нитте. Все, хватит вопросов. Мы пришли. Спрячься где-нибудь, они не должны тебя увидеть. Прощай, человек.

И Нитте ускользнул быстрее тени.

Притаившись за деревом, достаточно толстым, чтобы его скрыть, Дилат стал смотреть в ту сторону, где, как ему показалось, скрылось это непонятное создание. Он не ошибся. На небольшой полянке был разожжен небольшой костер из упавших веток. Вокруг него расположились самые разные мужчины и женщины. Здесь не было никого с одинаковым цветом кожи или волос, все были разного роста. В книгах Дилат читал, что для каждого дерева характерны свои внешние признаки дриады. До сегодняшнего дня он не был уверен в правдивости этого утверждения.

Кружась вокруг костра, дриады плясали какие-то странные танцы, отбивая руками и ногами диковинные ритмы. Они не составляли никаких фигур в танце, их движения казались чистой импровизацией, но именно это и завораживало.

Как только Нитте появился на поляне, неровный круг пляшущих распался. Посыпались приветствия, начались разговоры. Дилат не понимал ни слова. Он просто прислушивался к певучему языку дриад. Наговорившись, они вновь собрались вокруг костра. Кто-то встал прямо в огонь. Удивительно, но пламя не причинило дриаде никакого вреда.

Она начала петь. Никогда еще жрец не слышал ничего подобного. Музыка захватывала его, уносила в неизведанные дали, заставляла забыть обо всем на свете, хорошем и плохом. Даже не понимая слов, он был уверен, что это прекраснее всего, что он когда-либо слышал. Дриады сменяли одна другую (или один другого, как посмотреть), а Дилат все никак не мог наслушаться. Наверное, сильнее впечатления он не испытывал со Дня Выбора. Ни одно человеческое существо не способно повторить подобное, в этом жрец не сомневался. Голос дриады заменял все музыкальные инструменты, подражал им или менял по своему вкусу. Нет, эта музыка слишком таинственна и невероятна, чтобы ее мог воспроизвести кто-то еще.

Порой Дилат не мог ничего расслышать — звуковая частота была слишком высока. Но он все равно внимал, боясь упустить хоть малейшую деталь.

В костер вступила Нитте, вновь в женском обличье. Она начала петь. Все вокруг словно замерло. Мир Дилата остановился. Жрец вспомнил все, что говорила ему дриада, вспомнил то решение, что она ему предложила. Глядя на девочку, танцующую среди языков пламени, окруженную огнем со всех сторон, он осознал, что ему следует, нет, он обязан поступить, как она сказала, ведь ничего более прекрасного он больше не познает...

Обрыв совсем рядом... Жрец бежит, колыхаясь всем своим тучным телом, словно кто-то может его догнать или остановить. Разбежавшись, он прыгает, задыхаясь то ли от слез счастья, то ли от слез горя, то ли просто от быстрого бега и ветра, бьющего в лицо...

* * *

Вайсанна сидела, привалившись к дереву, и смотрела на мирно посапывающих спутников. Ей до сих пор не верилось, что им удалось сбежать из гочевской тюрьмы. Упертость стражи оставила их без еды и подходящей одежды, так что ближайшие недели обещали быть не из легких. Но главное, что удалось добыть все необходимое для выполнения ее плана: четыре музыкальных инструмента и усилители звука.

Вайсанна готова была поспорить, что они совершили самый оригинальный побег как минимум в истории Гочева, а то и всего Северного Побережья, а все благодаря одному любопытному факту, который она узнала за несколько лет до истории с младенцем.

Все началось с неприятного происшествия. Мальчишка-раб нечаянно поставил вмятину на любимом нагруднике воительницы. Разъярившись, она накричала на беднягу, да так, что у него пошла кровь из ушей. Как выяснилось позже, мальчишка оглох навсегда. Удивленная и напуганная, Вайсанна без утайки рассказала отцу о произошедшем. Она думала, что ненароком выкрикнула страшное заклинание и с минуты на минуту ждала появления стражи.

Но, как ни странно, Луат не пришел в ярость. Напротив, он словно бы стал на сорок лет старше, а в глазах его было столько боли и печали, что Вайсанна пожалела, что вообще завела разговор. Но когда Луат начал рассказ, многое прояснилось и в случае с рабом, и в ее происхождении в целом. Мать Вайсанны была дриадой. Отец настолько любил ее, что даже хотел жениться. Но гагошпинский совет купцов не одобрял такого выбора. Никому не хотелось видеть в своих рядах нечестивую еретичку. Под давлением совета Луат женился на девушке из «подходящей» семьи. Оскорбленная дриада замкнулась в себе. Каждый раз, приходя в лес, Луат видел перед собой лишь дерево безо всяких признаков жизни. Однажды, правда, он нашел у корней кричащего младенца. Дриада не хотела видеть ничего и никого, что напоминало бы ей о прошлом.

Узнав отцовскую тайну, Вайсанна постаралась поскорее забыть о своих способностях. Гораздо проще думать, что ты рождена от портовой шлюхи, чем что вполне можешь обнаружить свою мать, гуляя по окрестным лесам... Да и использовать дриадские уловки в честном бою казалось неправильным, подлым...

Подкупленные стражники принесли им самые громкие инструменты, какие смогли найти, и дорогущие механические усилители звука. И то, и другое пришлось сжечь, чтобы согреться в зимнем лесу.

Дождавшись ночи, заключенные устроили дичайшую какофонию, чем-то напоминающую брачный период драконов. Камера на первом этаже с земляным полом оказалась очень кстати. Вайсанна вообще не была уверена, что что-нибудь получится, но совместными усилиями им удалось... разнести тюремную стену по кирпичику! Камер с защитой от дриадской магии в Гочеве не было: дриад сжигали сразу же после поимки.

Удивительно, но контакт с природой, в отличие от классических заклинаний, совсем не вытягивал силы. Напротив, Вайсанна почувствовала небывалый прилив воодушевления. Но, воспользовавшись способностями, она поняла и еще кое-что. Большинство слухов о дриадах как об опасных и неконтролируемых созданиях ложны. Через песнь дриада буквально просит силы природы помочь ей. Злоупотребление таким «козырем» чревато неприятными последствиями. Какими именно, Вайсанна пока не очень поняла, но пробовать на себе не хотелось.

Вслед за их четверкой из своих камер побежали остальные заключенные. Люди прыгали со второго и даже третьего этажа, рискуя переломать руки-ноги. Многие на бегу срывали арестантские рубахи. Вайсанна свою тоже сбросила, а вот Налис все не могла решиться.

— Дура! Ты в этой робе для них как мишень! — рявкнула воительница на бегу.Но сестра все равно не передумала.

Гочевская тюрьма никогда не славилась надежностью, да и располагалась на отшибе. Но кое-что городские власти придумали толково: заключенным не выдавали обуви. Вообще. Так что бежать по снегу было очень трудно. За полчаса беглецы расцарапали себе ноги в кровь. Счастье, что дома Налис подробно изучала карты Дольции. Сориентировавшись, она вспомнила, что к северо-западу от Гочевской тюрьмы есть крупная деревня, Пустынки или что-то вроде того. Через пару-тройку часов (с учетом короткого привала) беглецы увидели первые заборы. Еще четверть часа ушло, чтобы до них добраться.

Останавливаться в деревне было небезопасно — уж наверняка сюда стража наведается в первую очередь. А вот разжиться кое-каким добром вполне можно. Выбрав самый низкий забор, беглецы перемахнули его под заливистый лай собак. Бросившегося на них пса Вайсанна и Адар (второй их сокамерник) одновременно огрели первым, что подвернулось под руку. Как позже выяснилось, лопатой и граблями. Ошарашенный такой наглостью кобель рухнул, жалобно взвизгнув.

— Будем надеяться, что хозяева спят крепко, — поежилась Налис.

На веревке во дворе было развешано белье, которое они приметили еще снаружи. Наскоро похватав все, что висело, беглецы поспешили скрыться. Чародей догадался прихватить пару разбитых в хлам башмаков, выставленных явно на выброс. Лопату и грабли тоже взяли с собой, как оружие.

Переодеться решили там, куда точно никто не сунется — на деревенском кладбище. Там же потом прикопали и тюремную одежду. Проклятые тряпки были заговорены что надо — и не горят, и не рвутся. Но от бывалых заключенных Адар узнал об оригинальном способе — закапывать. Да, кладбище оказалось как нельзя кстати! Безымянную могилу, появившуюся за ночь, точно трогать не захотят.

Башмаки ушли к Налис, как к самой невыносливой из всех. Остальные разодрали одну из рубах на полосы и туго обмотали ноги. Какая-никакая, а все-таки защита. «Которая, правда, ничем не поможет, если я схвачу воспаление легких после нашей пробежки», — подумала Вайсанна.

При распределении одежды вышла заминка: штаны были только одни. Зато юбок — аж три штуки. Выдать за женщину бородатого Адара было невозможно. Лысеющий чародей тоже не особо годился на эту роль, но у него почему-то за время заключения даже щетины не появилось. Как ни упирался несчастный Лейн, его впихнули в юбку и велели придумать себе какое-нибудь женское имя.

— Ну и страшная же из тебя баба, фыркнула Вайсанна, когда дело было сделано.

Настало время прощаться. К вящему облегчению Налис, Адар решил их покинуть. Он предлагал чародею отправиться с ним в качестве супруги, но тот почему-то отказался. Лопату Адар прихватил с собой.

Теперь нужно было уйти как можно дальше от деревни. Беглецы выбрали направление на северо-запад — зачем отклоняться от маршрута? Лес в этом районе был густым, так что скоро они снова скрылись среди деревьев. Начинало светать, так что пора было срочно подыскать хоть какое-то подобие стоянки. Вскоре путникам удалось найти относительно укромное местечко. На пару часов хватит, а там все равно уходить придется.

Видя, что спутники уже валятся от усталости, Вайсанна вызвалась караулить. С граблями наперевес она прислушивалась к каждому шороху.

Со дня побега прошло уже два дня. Более-менее благополучно им удалось преодолеть гочевские земли. Дальше, если Налис помнила верно, начиналась территория другого города, только она не была уверена, какого именно. То ли Щгор, то ли Потма.

Питавшиеся кореньями, спавшие урывками, путники вконец ослабли и исхудали. К тому же их одежды было явно недостаточно, чтобы выжить в лесу в середине зимы. Надо было искать пристанище.

Пора будить спутников. Задремавшая было Вайсанна не отказала себе в удовольствии и от души пнула и сестру, и чародея.

— Подъееем! — рявкнула она прямо в ухо Лейну.

Пошатываясь, кряхтя и ругаясь, беглецы принялись растирать затекшие конечности.

— Еды на завтрак я не нашла, так что продирайте глаза и живо пошли! — Честно говоря, Вайсанна настолько ослабла, что даже не искала. Но не признаваться же в этом перед всеми! — Надо добраться до людей.

Схватив в пригоршню снега, Вайсанна вытерла лицо, чтобы хоть как-то взбодриться. Придя в себя, насколько возможно, они отправились в путь. Пяти часов сна Вайсанне хватило еле-еле, что уж говорить о ее спутниках, не привыкших к таким нагрузкам. Впрочем, это было еще хорошо по сравнению с предыдущей ночью, когда беглецами захотели полакомиться волки. Троица провела всю ночь на дереве. Там же, у корней, были брошены грабли, так что они остались еще и без оружия.

«Прекрасно! Теперь нас любой голыми руками возьмет! — ворчала про себя Вайсанна, топая впереди. — Если мы к вечеру не выйдем к тракту, можно начинать рыть могилы!»

Чародей что-то нечленораздельно мычал сзади, наверное, жаловался на судьбинушку. Налис молчала — берегла силы. Хоть чему-то научилась.

Ноги вязли в снегу, казалось, лес никогда не закончится. Даже Вайсанна, шедшая вперед с упорством улсартсинки, начала было отчаиваться. Но через пару часов беглецы вышли к узенькой колее.

— Ну, это не совсем тракт, но тем не менее, — проговорила Налис, привалившись к сестре. Неприятная неожиданность, но сил отстраняться не было. — Куда-то же она ведет...

Вайсанна хмыкнула, но пошла по «дороге». Это — их единственный шанс куда-то добраться до темноты. Шагать по колее было куда легче, чем по бурелому и непролазным сугробам, но путники все равно плелись еле-еле. Уже начинало темнеть, когда они услышали сзади какой-то шум и скрип снега. Кто-то идет или едет.

Путники мигом сошли с тропы и юркнули за деревья. Укрытие не ахти какое, но все же лучше, чем ничего. Вскоре Вайсанне удалось разглядеть крестьянина на хилой кобылке, впряженной в телегу. Сердце заплясало от радости. Люди! Спасены! Уж этот-то мужичок вряд ли опознает в них беглых заключенных.

Когда тот уже почти поравнялся с ними, Вайсанна дернула спутников за юбки, вытаскивая вперед. Она бросилась чуть ли не под копыта лошади. Вскинув руки, воительница заголосила со слезами в голосе:

— Какое счастье, что мы встретили тебя, добрый человек! Ты спас нас от гибели в лесной глуши!

«Чего стоите, дурни? На колени падайте!» — безмолвно прикрикнула она на спутников.

Остановить речеизлияния Вайсанны мужику удалось не сразу. Та активно изображала заполошную бабу и отступать не собиралась.

— Да откуда вы такие взялись? — рявкнул наконец крестьянин, перекрывая гомон. Акцент у него был незнакомый. — И говор у вас не гочевский, совсем чужеземный.

— Добрый человек, помоги, не брось в беде! Ты же в город едешь? Подсоби, а уж мы дорогой все расскажем, - взмолилась Налис, выигрывая время.

Мужик оглядел всех троих. Ободранные, тощие, усталые...

— Ладно, боги с вами. Полезайте, расскажете.

На пару с чародеем Вайсанна подхватила хрупкую Налис, и они забросили ее в полупустую телегу, крытую старой драной рогожей.

— Осторожнее! Я гостинцы племяннику везу, — прикрикнул мужик спереди. — Попортите — пешком пойдете! И так из-за вас задерживаюсь.

Вайсанна почти с легкостью вспрыгнула наверх и подала руку запутавшемуся в юбках Лейну. Спросив разрешения, Налис спряталась под рогожей. Чародей, недолго думая, полез следом. Сестра, не ожидавшая этого, со сдавленным писком вцепилась в Вайсанну. Воительница почувствовала смутную жалость. Бедная девочка, все никак не придет в себя после того случая. Крепко прижав сестру к себе, Вайсанна переместилась вперед, поближе к вознице. Тот окинул их подозрительным взглядом. Да, даже в крестьянских одеждах и с косой вместо обычного хвоста Вайсанна не производила впечатления мирной женщины.

— Ты совершенно прав, добрый человек. Мы не из Гочева и вообще не из этих краев. Мы с сестрами жили в деревеньке близ Гагошпа. Но на нас напали бродячие работорговцы и угнали полдеревни в рабство. Нас гнали в Еавр, на невольничий рынок.

Еавр был одним из самых крупных городов после «большой пятерки». И если в других местах Дольции торговали в основном пленниками, захваченными в ходе междоусобных войн, то в Еавре можно было купить любого раба из самых сомнительных источников. Там, казалось, торговали днем и ночью, не прерываясь на битвы и сражения.

— Зачем-то нашим пленителям понадобилось проехать через Гочев. Пять дней назад они остановились там. Вот тогда-то нам и... удалось сбежать. Хвала богам, что на нас еще не успели застегнуть рабские браслеты. Если бы не вы, мы бы попали из огня да в полымя и сгинули бы здесь, в лесу. Мы так вам благодарны!

Мужик оказался глупее, чем Вайсанна смела надеяться. Он даже не знал чародейного языка и не потребовал никакого доказательства. Только крякнул от самодовольства, довольный, что спас трех прекрасных (и не очень) девушек, попавших в беду. Чего и добивалась воительница.

«Спроси у него, куда едем», — подал голос чародей, набрасывая рогожу на убаюканную дорогой Налис.

«Сам спроси, чего только я с ним говорю? — огрызнулась Вайсанна. — Ты же тоже благодарная за спасение красотка, давай!»

Лейн попытался еще достучаться до нее, но воительница отгородилась мысленным барьером. Пришлось крутиться самому.

— Куда путь держишь, добрый человек? — спросил он писклявым голосом.

— Да в Щгор, к племяннику. Он уж вас у себя на ночь приютит, накормит, то-се...

Вдруг мужик замолчал. В голову ему, похоже, пришла какая-то неожиданная идея.

— Послушайте, девчата, — выдал он наконец. — Вам ведь податься-то некуда, верно?

Чародей с Вайсанной жалостливо покивали, делая самые несчастные лица.

— У моего племяша сын есть... Только вот не повезло парню — слабоумным уродился, двух слов связать не может. Все бы ничего, да парню жениться пора. Но за него, как вы понимаете, ни одна щгорская девка не пойдет.

Вайсанна поняла, к чему тот клонит, и ей идея понравилась. Отличный способ затаиться. Лейн, удя по всему, тоже смекнул, что к чему. В панике он встретился взглядом с воительницей.

«Да не бойся ты! Говорю же, страшная из тебя баба», — закатила глаза Вайсанна.

— Дык вот, может, из вас какая согласится его женой стать? А племяш-то как рад будет! Да так вас приветит, так приветит! Как сыр в масле кататься будете!

Изобразив на лице воодушевление и благодарность, Вайсанна радостно закивала.

— Вы так добры! Мы не могли и надеяться на такое везение. Я уверена, что Лата —она кивнула на спящую сестру — отлично подойдет сыну твоего племянника. Девка она хорошая, покладистая, и по дому поможет, хозяйственная.

«Эй! Ты что творишь? Она ни за что не согласится!»

Да, это точно. Еще раз взглянув на привалившуюся к ней Налис, Вайсанна почувствовала укол вины. Да, хреновая из нее сестра. Налис еще не отошла с того раза, когда ее чуть не изнасиловали на пороге собственного дома, а ее уже выдают замуж за слабоумного. Даже если понарошку, это будет для нее большим потрясением.

«Но и я не хочу тащить эту пигалицу за собой всю дорогу, — подумала Вайсанна. — А вдруг она вообще его полюбит и не захочет идти дальше? Было бы неплохо».

Чародею же она резко бросила:

«А нечего дрыхнуть, когда обсуждается наше будущее. Но если хочешь, можешь пойти под венец ты. Нет? Ну и все».

Но в глазах Лейна отразился такой искренний ужас, что пришлось пояснить:

«Да успокойся ты, никто ее силком не потащит. Надеюсь, что мы успеем сбежать до свадьбы (А нет — тоже хорошо, добавила она про себя.). В любом случае, нужно затаиться, отогреться, разжиться оружием и припасами. Этот мужик со своими идеями сущий дар божий! А Налис — лучшая кандидатура на роль «невесты», согласен?»

* * *

Празднование в Тоннеле шло полным ходом. Не хватало только Феникса. Впрочем, без него, пожалуй, даже веселее. Оно никогда не пело и не плясало с остальными, мрачно наблюдая за своими Детьми и только портя всем настроение.

Сейчас же Феникс восседала на своем бочечном троне, перебирая в руках доносы от Охотницы. Лицо его было сосредоточенно-раздраженным. Упаси боги того, кто в эту минуту заглянул бы в зал: гнев Феникса обрушился бы на этого человека со всей своей разрушительной силой.

Сейчас же оно было особенно недовольно, потому что переставало понимать, что происходит. В последних трех письмах Двуликая писала, что Дейриш переменился. Он стал спокойнее, задумчивее, часто молчал. Иногда даже не слышал, как к нему обращались. Это его состояние прерывалось всплесками бурной активности. При этом маг всегда хватался за перо. Охотница неоднократно пыталась сунуть нос в его записи, но при малейшем приближении Дейриш буквально зверел. Удалось установить только, что маг вел активную переписку с кем-то в Оломе. Судя по всему, у Дейриша назрел новый план.

Ангел в последнее время тоже стал немногословен, и это настораживало. Из его писем было ясно лишь то, что демон почти склонил на свою сторону служанку мага. Похоже, скоро она все же добудет ребенка. Через неделю Ангел обещал это устроить и уже начал готовиться к спешному отъезду.

Кто-то дернул Феникса за полу пальто. Повелительница Тоннеля не задумываясь ударила в ту сторону. Раздался жалобный писк. Спустившись со своего трона, Феникс схватил за шиворот тихо скулящую девочку. Ну конечно, только Радуга могла позволить себе такую дерзость. Девочка прижимала руку к покрасневшей щеке. На лице наливался синяк.

— Какого черта, Радуга? — прошипело оно, сверля ее взбешенным взглядом. — Неужели ты настолько медленно учишься, что не можешь понять, когда входить не следует? В таком случае Детям Пепла придется с тобой расстаться.

Девочка, казалось, съежилась еще сильнее, стараясь стать как можно меньше.

— Я... я пришла узнать, почему ты не веселишься со всеми, — еле слышно пролепетала она и и предприняла неловкую попытку обнять держащее ее существо. Не ожидавший этого Феникс на миг застыл, а затем с силой отшвырнул Радугу от себя. Она издала короткий взвизг и затихла в углу.

Недовольно передернувшись, Феникс вернулось к письмам. Глаза в десятый раз пробегались по строчкам, но никакого гениального решения так и не приходило. Внезапно до ее слуха донеслись хлюпающие звуки. Эта девчонка еще имеет наглость плакать в его зале?! Надо поскорее ее спровадить...

Вновь оставив доносы, Феникс спустилась к Радуге. Та скорчилась на полу, всхлипывая. Как ни странно, вместе с отвращением оно почувствовало... жалость? Несмотря на дерзость и непослушание девчонки, Феникс испытывал к ней своего рода симпатию. Радуга показала себя ловкой, проворной, никогда не унывающей. Но самое главное — она была безоговорочно преданна Фениксу и веввским преступникам. И, в отличие от многих тоннельников, ей здесь... нравилось! Нравились оклизлые стены, полугнилая солома и старые драные одеяла, на которых спали Дети Пепла, нравилось огромное дерево, на котором Феникс проводил каждый вечер.

— Не плачь, — сказало оно уже мягче. — Ты права, нам надо поспешить на веселье, а то совсем они страх потеряли.

И, подмигнув Радуге ярко-зеленым глазом, Феникс растворился во мраке катакомб. Нисколько не медля, девочка побежала за ним, подобно преданной собачонке.

* * *

Габор глубоко вздохнул. Он ненавидел себя за принятое решение, но выбора у него не было. Сегодня — единственный день, когда полукровка может потерять бдительность. Сержант ничего не сказал даже любимой Маккой, просто потому что не был уверен, как она отнесется к его замыслу.

Сегодня он должен пленить и допросить Мозраэну. Сегодня, в День Всех Богов. В священный для всех день. По совету возлюбленной сержант подготовил помещение для допроса. Он пытался нанять помощников, чтобы совладать с полудриадой, но никто не согласился работать в такой день. Даже самые опустившиеся не захотели нарушить святость Дня Всех Богов.

Действительно, преступление, совершенное в этот день, было худшим, что мог сделать человек. Идя на такое, преступник обманывал доверие не только своих ближних, сплоченных общим порывом — он обманывал доверие самих богов.

Габор ни за что не пошел бы на святотатство, если бы не уверенность, что в любой другой день ему не удастся застать Мозраэну врасплох. Сержанта грел только один луч надежды: дриады, как и наги, мало чем отличаются от животных. Значит, его преступление не так страшно?

Сейчас Габор торчал на главной площади Сьисоли, затерявшись в толпе. Он выглядывал Мозраэну. Но, как на зло, нигде не было видно никого даже отдаленно похожего. Танцовщики и певчие исполняли свой ритуал, и вместе с ними возносил душу в молитве весь город. Почти все зрители засели на крышах, но и внизу было полно народу. Там же притаился и сержант, прижавшись к стене дома. Иногда Габора задевали праздные зеваки, но никто не обращал на него особого внимания.

Наконец его глаза нашли сумасшедшего мага на одной из крыш. Дейриш, не моргая, наблюдал за действом на главной площади. Пошарив взглядом вокруг, Габор увидел и Мозраэну: она как раз спускалась с крыши с... ребенком на руках! С тем самым, избранным богами! Неужели все так просто — выхватить у нее ребенка и бежать? И не надо никого пытать и допрашивать. Не надо навлекать позор на весь свой род. Не надо бояться укоризненного взгляда Маккой.

Но пока он раздумывал, как ловчее все провернуть, полудриада уже спустилась, а из-за соседнего дома к ней скользнула еще одна тень... В запрудившей улицы толпе даже рослому сержанту пришлось встать на носки, чтобы разглядеть получше.

Паучья, крадущаяся походка второй фигуры показалась Габору знакомой. Вспомнив, где он мог видеть нечто похожее, сержант похолодел. Охотница! Самая опасная женщина в Дольции, если не во всем мире. Габор уже встречался с ней и не горел желанием столкнуться с Охотницей еще раз. Она принадлежала к тем немногим людям, чье имя заставляло содрогнуться даже бравых вояк.

Когда на нее шла облава в Вевво, местный градоправитель запросил из Улсартсы вспомогательный отряд. Сумма, которую веввины согласились выложить, не позволяла усомниться в срочности и необходимости дела. Габор, тогда еще юный рядовой, отправился в путь вместе с двадцатью солдатами. Всем вместе им удалось захватить Охотницу. На глазах у Габора эта ужасная женщина отправила в чертоги богов троих его товарищей, а ведь улсартсинские солдаты — это не шутка! Самому Габору тоже досталось: он получил нож под ребра, чуть не убивший его. Сержант долго восстанавливался, а на коже до сих пор остался узкий шрам. Нож до сих пор хранится у Габора в родовом поместье. Каждый раз, глядя на холодно поблескивающее лезвие, он вспоминает животный страх, охвативший его от осознания, что он может умереть.

Вот и сейчас этот страх затопил сержанта. Шрам начал саднить. Габор как наяву увидел идеально сбалансированный клинок с простой гравировкой. Отогнать наваждение удалось не сразу.

Сержант продолжил наблюдение. Мозраэна передала младенца (уже достаточно большого, чтобы с любопытством оглядываться по сторонам и тянуть ручки к полудриаде) Охотнице. Значит, такой чудесный план — выхватить ребенка и бежать — не сработает.

К облегчению Габора, Охотницу сразу же окружили крестьяне (видимо, новобранцы Дейриша), и она скрылась. Мозраэна же медлила. С интересом маленького ребенка она наблюдала за ритуальным представлением. Неужели видит все это впервые?

Под настороженно-насмешливой маской проступила настоящая Мозраэна. Габор поразился, что та, о которой ползут леденящие кровь слухи, на самом деле мало чем отличается от любой его иногородней ровесницы. Даже обычное ее уродство, вызванное союзом темного и светлого народов, на миг отступило. Большущие глаза Мозраэны отражали огни праздника, маленький нос двигался, как у кролика.

В очередной раз Габор поймал себя на мысли, что не хочет исполнять задуманное. Но тут увлеченная зрелищем полудриада отцепила от пряди волос налипшего на нее жука и... проглотила его! Иллюзия разрушилась. Это чудовище не заслуживает иной участи. Выдохнув, Габор ввинтился в толпу.

Оказавшись за спиной у полудриады, он моментально выхватил пузырек с зельем. Словно почувствовав угрозу, Мозраэна начала было оборачиваться... Габора выручила многолетняя служба в армии. Полудриада, уже почти вцепившаяся в его лицо длинными пальцами, оказалась схвачена за горло и зажата между стеной и сержантом. Он запрокинул ей голову, чуть не впечатав затылком в стену и влил зелье в нос, как и было написано в инструкции. Зеваки принимали их за влюбленную парочку и проходили мимо. Мозраэна потрепыхалась в его руках еще с минуту и затихла. Зелье мутного болота подействовало.

Сержант набросил на бесчувственную полудриаду простой плащ с капюшоном. Перекинув ее бледную руку через свое плечо, и бережно придерживая Мозраэну, Габор направился к устроенной им допросной.

Липкие, словно смазанные чем-то, волосы полудриады лезли сержанту в лицо. От них исходил какой-то непонятный, нездоровый запах. И эти мертвые насекомые. Еще ни одно существо не внушало Габору такого омерзения, даже самые жуткие истории о дриадах не предполагали ничего подобного.

Открыв тяжелую дверь в подвал, Габор втащил туда свою пленницу. Уже не церемонясь, он перекинул Мозраэну через плечо и спустился вниз. Не торопясь, он приковал ее к стене за руки и за ноги. Теперь оставалось только ждать.

Скучающий сержант грыз соломинку, когда осознал, что за ним пристально наблюдают. Он поднял глаза и наткнулся на полный ненависти взгляд.

«Все-таки прав я был там, на городской площади: она — настоящий монстр, в ней нет ничего общего с человеком», — подумал Габор.

На всякий случай кандалы были сделаны из сплава серебра, которое так ненавидят наги. От него их кожа покрывалась волдырями, а сами они ужасно страдали. Но вот дриадам было абсолютно наплевать на серебро, и Мозраэна видимо пошла в них. По крайней мере извиваться и корчиться в муках она не торопилась.

— Ну и? — Да, тварь высокомерней этой еще поискать надо. — Чего ты хочешь?

— Для начала я хотел бы предупредить. — Габор осклабился. — Эта милая комнатка оборудована по подобию тюрьмы. Так что твои фокусы здесь не сработают, можешь даже не пытаться.

По губам пленницы пробежала презрительная усмешка.

— О, не беспокойся, я уже самостоятельно в этом убедилась.

Эта фраза сбила спесь с сержанта. От Маккой он знал, что дриады используют для колдовства свой голос. Но он же не слышал ни звука!

— Так чем я обязана столь пристальному вниманию, да еще в День Всех Богов?

Последние слова особенно смутили Габора. Свое замешательство он скрыл под излишней грубостью.

— Мне нужен ребенок, гадюка! — С этими словами сержант отвесил полудриаде оплеуху.

Голова Мозраэны дернулась, сама же она с полным недоумением спросила:

— Какой ребенок? Уверена, ты сможешь обзавестись потомством и без моего участия.

Взревев, Габор ударил ее еще раз.

— Не разыгрывай дуру, отродье! Ты же прекрасно понимаешь, о каком ребенке идет речь!

— Даже если это так. Чем я могу тебе помочь? У ребенка есть кормилица, телохранитель, вот их и допрашивай в подвалах, к стене приковывай, что хочешь делай. — Она помолчала, что-то обдумывая. — Илли тебе слабо? Что, испугался? Кишка тонка?

Губы Мозраэны искривились в презрительной полуулыбке. Она поняла, что попала в цель.

— Неужели ты способен напасть только на бедную беспомощную полукровку? Не верю! А с виду такой сильный, храбрый воин...

От удара под дых пленница впечаталась хребтом в каменную кладку.

— Знаешь, дорогуша, я ведь могу сделать с тобой все, что пожелаю. — В глазах Габора загорелись жестокие огоньки. Грубые пальцы солдата сжимали тонкую шею со слишком большой головой.

— И половину своих возможностей упустишь, готова поспорить, — прохрипела Мозраэна, не отводя взгляда. — Опять побоишься или побрезгуешь. Все вы так: сначала угрожаете, а как только до дела доходит — сразу в кусты.

— А если серьезно, — продолжила она уже обычным голосом, игнорируя сдавившую горло руку, — то ты, похоже, мало знаешь о нагах, а ведь я и с ними в родстве. У нас очень крепкие шеи, и уж выдержать хватку какого-то мужлана даже полукровке по силам. Поэтому у нагов не применяется казнь через повешение — это все равно, что топить русалок.

Зарычав, Габор отступился. Гнев клокотал в нем. Какая-то богомерзкая тварь немногим умнее лошади смеет ему перечить и над ним насмехаться, вместо того, чтобы молить о пощаде!

Впрочем, сержант быстро придумал новую пытку. Зачем утруждать себя изощренными способами, если есть надежные, проверенные временем? Надев плотные кожаные перчатки, Габор взял в руки раскаленные клещи.

— А сейчас поговорим, наконец, о деле. Мне нужно, чтобы ты поклялась на чародейном языке, что любой ценой добудешь мне этого ребенка и не причинишь мне вреда ни напрямую, ни косвенно, ни физически, ни морально. Иначе я все-таки сожгу тебя этой штукой к чертовой матери и отловлю кормилицу. Уж с ней-то попроще будет!

Еще слегка заторможенная от коварного зелья, Мозраэна долго молчала, осмысливая происходящее. Только придя в себя после отравления, она соображала довольно быстро, сейчас же на нее словно навалилась тяжесть всего Мира. Голова раскалывалась, мысли не хотели соединяться в слова, в глазах все плыло...

Габор же стоял перед ней, пощелкивая клещами. Он изо всех сил поддерживал маску суровости, но в душе его бушевал настоящий ураган из хаотичных мыслей и чувств. Что скажет Маккой, когда узнает о его преступлении? Преступление ли это вообще? Расколется полудриада или нет? Правильно ли он поступает, пытая эту девушку, которой и так несладко? Черт! Нельзя, нельзя так думать, она же враг!

Чтобы больше не колебаться, Габор вцепился в руку Мозраэны. Клещи сомкнулись прямо на локтевом сгибе. От внезапной боли пленница вскрикнула, на глазах непроизвольно выступили слезы. Запахло горелым мясом.

— Так что, клянешься, тварь? — Лицо сержанта исказилось от ярости. Сейчас он и сам напоминал зверя.

Мозраэна шипела и извивалась. Все дерзкие насмешки вылетели из головы. Легко быть храброй на словах. Теперь вокруг была только боль. Обещая странствия и приключения, Дейриш ни словом не обмолвился о том, до чего эти странствия и приключения могут довести. Ни в одном кошмаре Мозраэне не могло привидеться нечто подобное. Глядя в горящие фанатичным пламенем глаза Габора, она осознала, что он вполне может не сдержаться и действительно убить ее прямо здесь, в эту самую минуту! Но клятва разрушит то, что осталось от ее жизни. И полудриада молчала.

— Ну? Я не буду ждать вечно! — Сержант повернул клещи в ране.

Боль стала нестерпимой. Мозраэне хотелось лишь одного — чтобы это прекратилось. И плевать, что она станет предательницей. Плевать, что она будет вздрагивать от каждого движения Дейриша. Она. Больше. Не может. Терпеть.

— Клянусь, — выдавила полудриада, еле сдерживаясь, чтобы не завопить.

В один миг Габор убрал клещи.

— Ну, клянись, я жду. — Мозраэне хотелось плюнуть в его самодовольную рожу. — Не спеши, отдышись. Могу даже водички дать.

— Обойдусь без подачек! — рыкнула полудриада. Сейчас она ненавидела всех на свете. Себя. Габора. Дейриша. Всех. Набрав в грудь воздуха, Мозраэна вновь заговорила, уже на чародейном языке.

— И еще один маленький пунктик, — сказал сержант, когда она закончила.

— Какой еще пунктик, оглобля? — Полудриада выглядела изможденной, но ее взгляд горел такой ненавистью, что Габору стоило больших усилий не отвести глаза.

— Ты не скажешь никому, где была, кто это с тобой сделал и чего от тебя хотели.

Мозраэна поклялась и в этом.

— Отлично. Ты свободна, — провозгласил сержант и, приблизившись, ударил ее головой о каменную стену.