ГЛАВА 12
Последние звуки гуциня умолкли. Бессмертный изящно поднял руку со струн, взмахнул запястьем. Бумажка с заклинанием просвистела мимо Цзиньюаня, срезав выбившуюся прядь волос, и прилипла к стене чайной.
— Кто смеет тревожить мëртвых? Это ты, Неистовый Хо Фэнбао?
Голос у отшельника был глубокий и мелодичный, Цзиньюань поневоле заслушался.
— Спускайся сюда, Ван Сиюй, молокосос ты эдакий, поклонись своему предку! — крикнул в ответ Фэнбао. — Разве так встречают гостей?!
— Я велел тебе не приближаться ко мне никогда. Твоему злодеянию нет прощения!
— Моему злодеянию?! — Фэнбао опешил. — Помнится, в последнюю нашу встречу ты угощал меня вином и звал с собой к Западным гробницам! Неужто Облачные одежды не принимают отказа?!
— Не играй со мной, Хо Фэнбао!
Отшельник ударил по струнам, и звук пронзил все существо Цзиньюаня, проник в кости, завибрировал в голове. Не в силах противостоять ему, Цзиньюань упал на колени и зажал уши. Краем глаза он заметил, что Шэ Юэ и Шэ Юй сосредоточившись направляют ци вовне особыми движениями, словно возводя стену. Воздух дрожал вокруг них как горячий пар.
Он попытался отрешиться от боли и повторить их движения, но ничего не получалось, потому что Ван Сиюй всë играл и играл свою прекрасную и жестокую мелодию...
Словно в ответ, громогласный бычий рëв сотряс гору, горячий ветер сорвал черепицу с соседних домов. Фэнбао в демоническом обличье, истекая золотой лавой, прыгнул на крышу, и кнутом разбил гуцинь на две половины.
Ван Сиюй оказался быстрее: увернувшись от удара, исчез, будто растворился в воздухе.
Фэнбао заозирался, пригнув голову, выставив вперëд рога...
— Сзади! — крикнул Цзиньюань, и серебристый узкий клинок врезался в кнутовище.
Ван Сиюй немедленно отскочил на другой край крыши.
— Расскажи, в чëм я виноват! — крикнул Фэнбао. — Ван Сиюй! Я триста лет просидел в заточении, пытаясь себя убить! Мне простительно не помнить! Если на мне правда лежит вина, я еë искуплю! А если лжëшь, пеняй на себя, — засуну обломки твоего гуциня в твою высокомерную задницу!
— Ты, Хо Фэнбао, смеешь препираться со мной?! — Ван Сиюй вскинул руку и ткнул в него обвиняющим перстом. — Ты преступник! Ты убил императора Сюэцина!
Фэнбао замер. И в этом была его ошибка.
Ван Сиюй напал вновь, лëгок и быстр как порыв холодного ветра. Цзиньюань прыгнул наперерез, зная уже, что не успеет...
— Бессмертный, пожалуйста! — отчаянно крикнула Шэ Юэ, и клинок замер, едва коснувшись горла Фэнбао.
Она взлетела на крышу, скользя по черепице, и упала в ноги Ван Сиюю, схватившись за край его одежд.
— Ты ещë кто? — холодно спросил он, и огляделся, словно впервые заметил, что Фэнбао пришëл не один.
— Бессмертный, я Шэ Юэ, дочь Шэ Юншэна! Пожалуйста, не убивайте болтуна Хуаня так сразу! Он нужен нам!
— Шэ... — повторил Ван Сиюй и одним движением убрал меч. — Мне случилось прожить достаточно, чтобы увидеть как всë повторяется. Хорошо, Юэ из семьи Шэ. Я тебя выслушаю.
Он легко слетел с крыши и направился в чайную. Цзиньюань помог Шэ Юю подняться и последовал за ним.
Всë это походило на странный, тяжëлый сон, от которого всë не проснуться. И как во сне он не мог как следует разглядеть лица Бессмертного. Заметил лишь, что тот очень высок: Цзиньюань сам считался высоким, но этому человеку доставал до плеча. Лишь Фэнбао в демоническом облике мог с ним сравняться.
Волосы у отшельника были белые как снег на вершине, но лицо молодое и гладкое как белая яшма. Многослойные одежды разных оттенков серого, белого и серебряного делали его похожим на облако тумана в сумерках чайной, но вот он властно взмахнул рукой и зажглись лампы, однорукий слуга подбежал, подобострастно кланяясь.
— Какая честь принимать вас у себя, господин Белый лотос! Чего изволите?
— Чай, что твой хозяин бережëт для императорских посланников. И побольше чернослива.
Ван Сиюй взглянул прямо на Цзиньюаня, и тот оторопел: глаза у отшельника тоже были серебристые, холодные как ледяной омут.
— Садитесь, — велел он. — Я желаю вас выслушать.
Цзиньюань почувствовал, что ноги сами подкашиваются, как по волшебству, и упал на скамью.
— Разве не опасно пить чай призраков? — спросил Шэ Юй, с некоторым трудом устраиваясь рядом.
— В нëм нет ни вреда ни пользы. Он такая же иллюзия как всë остальное.
— Как хорошо ты тут устроился! — хмыкнул Фэнбао. — Может и жену себе нашëл? Я всегда знал, что мëртвые тебе нравятся больше, чем живые!
— Попридержи язык, демон! — бросил Ван Сиюй. — Я ещë не разобрался с тобой. Император в своëм необозримом великодушии, освободил тебя из заточения, ввëл в свой дворец, даже назвал братом! А ты отплатил ему злом! За что? Отвечай!
Фэнбао вскочил и бахнул кулаком по столу так, что чашки зазвенели.
— Я не убивал его!
— Ты сам сказал, что не помнишь, а теперь пошëл на попятный?!
— Послушай, Ван Сиюй, мох ты кладбищенский! — Фэнбао упëрся в стол и склонил голову как бык перед атакой, хоть и принял уже человеческое обличие. — Я мог сделать многое! Что угодно разрушить, поджечь или сожрать! Но Цин-эра я бы и пальцем не тронул! Никогда!
Цзиньюань ещë не видел Фэнбао в таком отчаянии. Как бы он ни ярился, губы у него дрожали, а глаза бегали.
— Ты демон, а значит зло в твоей природе. — Ван Сиюй смерил его неприязненным взглядом. — Сядь. Я верю, что ты не помнишь своих грехов, так много их у тебя.
— Господин Бессмертный, — Цзиньюань встал плечом к плечу с Фэнбао. — Закон одинаков для всех в Поднебесной: обвинитель обвиняет, обвиняемый защищается. Но если вы обвиняете моего слугу, извольте рассказать, откуда вам известно о его преступлении!
Ван Сиюй грозно сдвинул брови.
— Молчи, когда разговаривают старшие, мальчишка! Вот, бери пример с детей клана Шэ! Кто твой отец? Или тебя в хлеву растили?!
Такой грубости Цзиньюань не мог стерпеть.
— Я — сын императора Западной Шу, Третий принц У Цзиньюань! И если я требую ответа, вы должны повиноваться!
Тонкие губы Ван Сиюя вовсе сжались в линию.
— Так вот почему ты так дерзок. Хорошо, третий принц. Неужто ты обвиняешь меня во лжи?
Если начать оправдываться, этот старик насядет на него и загонит в угол, — Цзиньюань знал таких, даже учитель поступал похоже, когда сердился.
— Возможно я знаю меньше, чем прославленный отшельник, но тогда ваш долг как старшего, просветить меня, — холодно отозвался он. — В хрониках сказано, что император Юйчжэн скончался от...
— Хватит! — крикнул Фэнбао и выбежал из чайной, на ходу оттолкнув слугу и рассыпав весь чернослив.
— Фэнбао! — крикнул Цзиньюань, но демон сделал вид, что не слышит.
— Император Юйчжэн, согласно хроникам, умер от чëрной оспы, — подсказал Шэ Юй. — Семь месяцев он боролся с болезнью, испытывая страшные мучения и пытаясь ногтями разорвать свою плоть, но болезнь усугубилась, и он скончался. Был похоронен в гробнице на Агатовой горе. Гробница эта была достроена за пять лет до его смерти, в...
— Достаточно. — Ван Сиюй поднял руку. — Так и было. Узнав о болезни императора, я незамедлительно отправился в столицу. К несчастью, я опоздал. Меня встретил Пятый принц. Он был в трауре и обеспокоен: слишком уж подозрительны были обстоятельства смерти Его Величества. — Отшельник дождался, пока слуга, принесший чай, уйдёт, и продолжил. — Хо Фэнбао самовольно заперся в императорских покоях и не пускал к Его Величеству никого кроме нескольких доверенных слуг. Не впускал даже Пятого принца, любимого брата императора. Даже лекарей.
— Может быть императора отравили, и он боялся, что станет хуже? — спросила Шэ Юэ, и Цзиньюань не сдержал вздоха. Как добра она была к демону, и как холодна к нему, Цзиньюаню! Неужели в еë глазах он теперь хуже чудовища?
— Мы с принцем допросили нескольких слуг. Они сознались, что болезнь Его Величества не похожа была на чëрную оспу. Они никогда не видели таких нечеловеческих страданий. Император умолял убить его, но Хо Фэнбао не позволял ему умереть.
Цзиньюань покачал головой.
— Но вы не видели этого собственными глазами, господин.
— Зато я видел труп, — отрезал Ван Сиюй. — Фэнбао и к нему никого не подпускал, однако Пятому принцу, к счастью, удалось опоить этого демона. Никаких следов оспы я не увидел, зато заметил следы игл. Этот злодей знал, что быстрая смерть вызовет подозрения, потому свëл императора в могилу медленно и мучительно. Страдания были так сильны, что даже лицо Его Величества исказилось!
— Но... зачем Фэнбао это делать? — Цзиньюань нахмурился.
— Я сам желаю узнать. — Ван Сиюй попробовал чай, покачал головой, — видно вкус ему не понравился. — Этот демон попытался спрятаться от правосудия в гробнице императора на Агатовой горе, но я нашëл его там и подверг наказанию. Сделал с ним то же, что он сделал с императором: пронзил его иглами в тех же местах, а затем проткнул священным клинком и подвесил на цепях. Но даже тогда, — даже тогда эта тварь не пожелала назвать причину своего злодейства! Он просто расхохотался мне в лицо и пообещал, что однажды вырвется из заточения.
Цзиньюань невольно схватился за меч.
— Фэнбао сказал, что в цепи его заковал Белый яд, — негромко произнëс он, глядя в глаза отшельника.
Колдовской взгляд, белые одежды, и то, как мастерски этот человек усмиряет призраков музыкой... может ли быть, что Белый лотос и Белый яд — один и тот же человек?!
Но отшельник лишь поморщился.
— Белый яд был схвачен и казнëн. Он был обычным колдуном, хоть и попортил нам крови, объединившись с хунну. Нет, принц, демон солгал тебе. Я своими руками заковал Хо Фэнбао в цепи.
— Зачем ему лгать об этом? Бессмыслица!
— Зло и ложь — в самой его природе.
Что-то не сходилось. Фэнбао всерьëз злился на колдуна и жаждал мести, но признавал, что память его помутилась. Если он и коварный демон, нет выгоды во лжи о том, что было триста лет назад. Но возможно так он втирается в доверие, потому что вновь хочет стоять у трона...
— Не сочтите за грубость, Бессмертный, но как я узнаю, что вы не Белый яд? Вы последователь Облачных одежд и друг императора Юйчжэна, но его гробницу осквернили демоны, а вы сидите здесь, сложа руки. И это место... — Цзиньюань обернулся и с содроганием понял, что зал полон посетителей. — Вы окружили себя мертвецами! Разве так должен вести себя благой отшельник?
— Я ничего не знаю о гробнице Юйчжэна, мирские дела меня больше не касаются, — резко ответил Ван Сиюй, но что-то в его каменном лице дрогнуло. — Я понял, кто по-настоящему нуждается в моей помощи! Не трупы в гробницах и не живые, которые им поклоняются, а души, заблудшие между миром живых и мëртвых.
Он обвëл зал рукой.
— И все они, и разбойники, которых вы встретили в лесу, лишь отпечатки, оставшиеся после живых. Они навечно застряли в плену своих сожалений, и забыли, что мертвы, поэтому возвращаются , пугая живых! Годами я собирал их по городам и деревням, соединял с кустарниками и цветами, здесь, в глуши. Жители давно покинули Пэн из-за эпидемии, а я вырастил на месте опустевшего города сад.
— Разбойники нас едва не убили! Как вы могли их оставить?! — вскричала Шэ Юэ.
Но Ван Сиюй и бровью не повёл.
— Однажды и они найдут успокоение. К тому же, никто не заставлял вас приходить сюда. Пока вы не вмешались, их души свободно обитали в бамбуковых деревьях.
— Но разве так можно найти успокоение? — тихо спросил Шэ Юй, глядя в чашку. — Разве мысли о том, что не смог, не успел... не продолжают мучить их?
— Я говорю с ними, пытаясь понять, что держит их здесь. — Ван Сиюй взглянул на Шэ Юя с интересом. — И когда мы находим ответ, они сами отправляются на перерождение, утешившись. Я вижу, тебе тоже знакомы такие муки, молодой Шэ. Но ты ещë жив, тебе проще всë изменить.
Шэ Юй промолчал, опустив голову. Ван Сиюй снисходительно усмехнулся и обратился к Шэ Юэ.
— Почему вы, дети, хотели меня видеть? Неужто Хо Фэнбао подбил вас на месть? Отвечай ты, девушка.
— Всë не так, Бессмертный! Нам просто нужна ваша помощь. — Шэ Юэ просяще заглянула ему в глаза. — Демоны Агатовой горы сделали много злого, они убили моего отца, а теперь уничтожили школу Горного ветра... если вы присоединитесь к нам, мы их одолеем, навсегда! Пожалуйста! Давайте я встану на колени и попрошу вас ещë раз! Я сейчас...
Ван Сиюй неожиданно тепло улыбнулся.
— Какая же ты бойкая. Совсем не похожа на Шэ Лань, мудрую и изящную. Но ты понравилась бы Чжэньчжэнь. Она была слаба здоровьем, но любила когда вокруг веселились и шумели...
— Так... вы нам поможете? — Шэ Юэ на всякий случай встала перед ним на колени, и еë брат, с трудом опустившись на пол, сделал то же самое.
— Нет. — Ван Сиюй поднялся, поправил рукава. — Я уже сказал вам, мирская жизнь мне давно не интересна. Это всë — тщета, раз умерев, вы родитесь вновь, так стоит ли заботиться о том, чтобы прожить дольше?
Он взял меч, и зашагал к двери.
— Разве... вы не хотели чтобы Чжэньчжэнь прожила дольше? — крикнула ему вслед Шэ Юэ. — Это... это же ваша дочь?!
Ван Сиюй остановился.
— Чжэньчжэнь это моя собака, — холодно произнëс он. — Мою дочь звали Сяоняо. И если посмеете трепать еë имя, я сам отправлю вас к мосту Найхэ!
Цзиньюаню только и оставалось, что поклониться ему вслед.
— Я должен найти Фэнбао, — сказал он, ни к кому не обращаясь, и выскочил на улицу, но отшельника уже не было.
***
Фэнбао нашëлся на берегу реки: сидел, глядя на лодки, увешанные фонариками, и бросал камушки в воду.
— Когда я был небесным буйволом, каждый хотел меня укротить, так я был хорош, — сказал он, не оборачиваясь.
Цзиньюань молча сел рядом. Отчего-то он не верил в то, что и это — часть коварного плана.
— Я был яростным, диким, никому не давался. Скакал в своë удовольствие по лугам и садам. Но... слава — такая штука. Обо мне узнали, и с тех пор мне не было покоя. Сначала для меня это была забава, — я всегда любил подраться. Но вскоре вся моя жизнь превратилась в ожидание: вот сейчас кто-то набросит мне аркан на рога! Вот сейчас на меня накинутся! Ни минуты покоя.
Цзиньюань не понимал ещë, почему эта история так важна, но не перебивал. Лучше слушать других, чем вариться в своих воспоминаниях.
— Однажды, когда я совсем выбился из сил и забрëл в сад Сиванму, пышный пионовый куст раздвинул ветви и спрятал меня. Простой куст, у которого ни сил ни забот никаких не было... этот зелëный веник должен был бояться огня, но... вот впервые в моей жизни кто-то меня защитил. — Фэнбао смущëнно улыбнулся, и стал как никогда похож на человека. — С тех пор я, когда уставал, всегда спал в его тени, а он шумел надо мной листьями и осыпал меня цветочными лепестками. Такое вот у меня было небесное блаженство.
Цзиньюань представил эту картину и сам улыбнулся: огромный холëный бык, с позолоченными рогами, спящий в тени раскидистого ароматного пиона... сколько умиротворения!
— Почему же... ты сбежал?
Фэнбао вздохнул.
— Потому что и там меня нашли. Я был так разъярëн, что ничего не замечал, и в пылу битвы... мой пион сгорел. Может быть это я сжëг его случайно, а может быть огненные колëса моего господина Нэчжи, спустившегося разнять меня и охотников... но... больше я не мог там оставаться. Я... устроил большой пожар, и сбежал. Много веков бесчинствовал на Агатовой горе, похищал юношей, ел девиц...
— Так ты и правда злодействовал! — Цзиньюань закрыл лицо ладонью.
Что за существо! Только он решил, что можно его пожалеть... неужто скорбь по пиону была так сильна, что превратила священное существо в демона?
— Ну да, чем же ещë заниматься на земле? Вы же все такие слабаки! Да и вкусные вдобавок, это словно среди упитанных кроликов жить! Когда тебя все боятся, когда смешные самодовольные храбрецы приходят тебя убивать, а у самих поджилки трясутся, разве не весело? Правда, так я развлекался пока не пришëл какой-то буддистский монах. Этот огромный лысый чëрт меня схватил своими лапищами, оглушил сутрами, сломал прямо об колено, — хрясь! Связал чëтками, а потом в моей же пещере кинул в яму и придавил огромной плитой, да сверху ещë и ступу поставил! И на входе оставил священные письмена о том, какой жестокий демон тут заточëн.
— И поделом тебе, — фыркнул Цзиньюань, и едва увернулся от подзатыльника.
— Цин-эр... — голос Фэнбао потеплел. — Он был любопытный. Охотился в горах, и набрëл на мою пещеру. Долго там блуждал, пока не нашëл ступу и камень. Велел это всë отодвинуть... и вот я здесь.
— Зачем он так поступил?! Как опрометчиво...
Фэнбао пожал плечами.
— А зачем ты вытащил из меня меч? Чья бы корова мычала... Цин-эр сказал, что ему было любопытно. Сказал... «знал, что ты меня не тронешь».
— И ты не тронул его? — В чëм-в чëм, а в этом Цзиньюань очень сомневался.
— Вырвавшись, я одним ударом убил его слуг, а его самого пригвоздил к земле и хотел сожрать... вот только священный меч, который он мне в бок воткнул, помешал. — Фэнбао усмехнулся. — Так мы и познакомились. И я вскоре понял... что он и есть мой сожжённый пион. Что он перерождался и ждал меня, ведь зачем кому-то иному так обо мне заботиться? Я догадался, что моя очередь пришла его защищать.
Он обернулся, его золотые глаза горели в темноте.
— Понимаешь, малыш Юань? Ты понимаешь?! Я... не хочу знать, как он умер. Но я бы никогда его не убил! Никогда! Проклятый Ван Сиюй лжëт!
Цзиньюань задумался. Ему никогда не приходилось утешать людей; старший брат порой доверял ему свои тревоги, самые младшие принцы расстраивались иногда из-за сломанных игрушек, но в первом случае ему нужно было лишь молча выслушать, а во втором — позвать слуг. Никто не смотрел ему в лицо вот так, ища ответа.
Он понимал: если ответ будет неправильным, Фэнбао снова сбежит, и чего доброго вновь станет станет искать драки с отшельником!
— Ван Сиюй о многом нам рассказал. Однажды тебе придëтся это узнать, потому что нет ничего важнее правды. И ты... я думаю, ты знаешь правду, Хуань Фэнбао, хоть и забыл еë. Но однажды тебе придëтся вспомнить.
Фэнбао отвернулся.
— Зачем? Моя жизнь и так хороша, баоцзы. Я снова живу среди вкусных кроликов.
Цзиньюань изобразил удивление.
— Я и не знал, что ты трус!
— Ха! Каков слуга, таков и господин! Не будь ты сам трусом, рассказал бы, в чëм провинился!
— Я рассказал ей. Теперь меня ничто не сдерживает, могу рассказать и тебе.
Цзиньюань собрался с духом и выложил всë: о решении отца, о советнике, о своей ужасной ошибке.
— Я кругом виноват, — закончил он. — Я ужасный человек!
Фэнбао рассмеялся и снова стал собой.
— Ты не ужасный человек, ты всего лишь человек, малыш Юань! Слабый, как все люди! Хе-хе! Я знал, что и ты с гнильцой!
— Замолчи! — Цзиньюань вскочил, весь красный от стыда и ярости. — Что ты за неблагодарная дрянь?! Я ведь тебя не высмеял!
— Но и я тебя не высмеиваю! — Фэнбао с трудом задавил улыбку. — Пойми, малыш Юань, если кто и мог заявить про свою святость, то лишь монах, который меня победил. Но разве могут все быть как он?
— Но нужно пытаться! Я сын императора, я должен быть примером для своего народа!
— Можешь пытаться сколько угодно, да только ты не святой и никогда не будешь. И ты сам это знаешь. Так что толку стараться?
— Мне противно жить иначе! — вскинулся Цзиньюань. — Противно поступать низко и бесчестно!
Фэнбао прищурился.
— А это — уже другой разговор. Но если не сможешь, не вини себя сильно, свою природу не изменить.
Цзиньюань почувствовал вдруг, что ему полегчало. И вправду... дело не в правилах и указаниях. Зло и грязь ему противны, лишь поэтому он не хотел совершать дурные поступки, а не из-за того что говорили учителя и священники!
— Ты лукавишь, демон, — улыбнулся он. — Говоришь, что природу не изменить, но что-то больше не ешь красавиц!
Фэнбао надул губы как мальчишка.
— Цин-эр этого не хотел бы, — пробормотал он. — Он бы огорчился. Да я и сам не хочу, жареное мясо куда вкуснее сырого, а возиться с разделкой туш мне недосуг!
Цзиньюань не стал подначивать дальше. Ему стало интересно , каким был император Юйчжэн. Наверное особенным человеком невероятной мудрости и душевной чистоты, раз смог даже в демоне пробудить совесть. Но напоминать сейчас Фэнбао о нëм — всë равно что проворачивать нож в ране.
Правда, демон не умел долго молчать.
— Ну? Что вам сказала эта черепаха надгробная? Придëт он к Агатовой горе?
— Нет, он отказался. Даже всë очарование барышни Юэ не помогло. — Цзиньюань вздохнул и бросил в реку камушек. — Может быть и к лучшему. Я засомневался, может быть он и есть Белый яд? Он сам признался, что заковал тебя в цепи...
— Стал бы я тогда сюда тащиться! Нет, малыш Юань, я знаю своего врага в лицо! Белый яд это Цзянь Сюэлян, Пятый принц Ся!
Цзиньюань уставился на него. Пятый принц!
Внезапно, всë сказанное Ван Сиюем приобрело новый смысл.
— Пятый принц знал, как силëн Ван Сиюй... заманил его во дворец... и выставил тебя виновным, чтобы чужими руками разделаться с тобой! Но... император действительно умер, и ты был с ним до последнего, так что же...
— Я же сказал, что не хочу слышать! — Фэнбао толкнул его в плечо. — Замолкни! Всë это сейчас не важно. Если вам так нужен Ван Сиюй, значит будем брать его измором. Пойдëм на гору и отыщем его логово!
— Согласен. Мне не нравится это место, я с радостью его покину.
Цзиньюань представил, как сообщает обо всëм Шэ Юэ, как озаряется еë лицо. Она создана для борьбы, а не для поражения, и если он расскажет ей, как продолжить борьбу, может быть тогда она совсем иначе на него взглянет...
— Скажи им ты, — Фэнбао словно прочитал его мысли. — Ты принц, а они твои подданные. Так будет честно.
Цзиньюань улыбнулся и благодарно кивнул.
***
Когда-то обитель Белого лотоса была монастырëм, и до сих пор на первом ярусе горы остались полуобвалившиеся домики для паломников. В одном из таких они и решили разместиться, оставив город призраков далеко внизу.
Цзиньюань думал, что тишина гор приведëт его мысли в порядок, но это делало молчание между ним и Шэ Юэ только громче.
А воспоминания — ярче.
В столице он сперва занялся похоронами храбрых воинов, павших в недрах Агатовой горы, и лишь потом, когда все деньги были распределены, все молитвы прочитаны и все подношения сожжены, он последовал приказу отца: отобрал тысячу умелых лучников и копейщиков, отправил отчëты военному министерству, выслушал прошения...
Разбор прошений в очередной раз превратился в шквал советов: командиры, над которыми его поставил император, все годились ему в отцы, и никогда не упускали случая поделиться мудростью. Как штурмовать горную крепость, как выкурить неприятеля, куда послать разведчика... в другое время Цзиньюань приструнил бы их, напомнив, кому они подчиняются, но теперь радостно бросился в обсуждения, задавал вопросы и показывал себя смиренным учеником.
Что угодно, только бы не думать о Бай Лици.
После той ночи советник не показывался ему на глаза, но Цзиньюаню тяжело было даже находиться с ним в одном городе.
Он надеялся уехать, так и не увидев его больше, но как назло старший брат пригласил пить шандуньское вино, никак не вышло отказаться.
Бай Лици, неожиданно, тоже пришёл. Он ни словом, ни взглядом не выдал себя, ведя обычную светскую беседу о новых книгах, Цзиньюань же весь извëлся. В конце концов старший брат не выдержал.
— Что с тобой, Юань-эр? Ты обижен на моего советника за что-то? Не смотришь на него, отвечаешь сквозь зубы...
— Нет, брат... я просто устал, — нашëлся Цзиньюань. — Мне сейчас нелегко в столице, со всеми этими сборами я уже забыл, когда отдыхал.
Старший брат задумчиво отëр усы.
— Значит, тебе нужно просить у отца позволения жениться.
— Как же это поможет? — Цзиньюань натянуто усмехнулся. — Только добавит забот!
— Сперва да. Но потом... видишь ли, моя жена никогда не позволяет мне переутомляться. Она знает, когда я бываю голоден, и где бы я ни задержался, в этот час посылает туда мои любимые блюда. Допоздна я тоже не засиживаюсь, она знает, как завлечь на супружеское ложе. И посмотри на меня! Я полон сил, ясно мыслю, а ты, хоть и моложе, сидишь бледный, сам не свой...
Бай Лици вдруг повернулся к Цзиньюаню и поклонился ему.
— Этот недостойный советник просит извинить его, но нечестно было бы смолчать. Я виноват перед Третьим принцем.
Цзиньюань замер, внутри у него всë перевернулось.
— Бай Лици... — предостерегающе начал он, но советник уже не смотрел на него.
— Видите ли, Ваше Высочество, я сослужил Третьему принцу плохую службу, и он вправе сердиться на меня. Более того, он слишком мягок со мной! Его Высочество положились на мои умения, надеясь, что дело со штурмом Агатовой горы разрешится так, как должно. Однако... мои советы не привели к желанному исходу. Мне жаль.
Цзиньлэ вздохнул и налил себе ещë вина.
— И всë? Цзиньюань, Бай Лици мой советник, только я имею право награждать его или упрекать. Он считает тебя хорошим человеком, вот и помогает по доброте душевной, а ты всë равно дуешься! Мы решили это дело с лучшим исходом для обеих сторон, и если оборванцы из Цзянху этого не поймут, значит не заслужили и половины реликвий! Ну же, смягчись и даруй советнику Баю прощение!
Цзиньюань смутно чувствовал, что его обвели вокруг пальца, но не мог понять, когда и как это случилось.
— Я прощаю вас, советник Бай, — сказал он, и залпом осушил чарку вина, надеясь, что на этом разговор окончился.
Однако, когда брат показывал им рой светлячков, который ему удалось вывести в саду посреди города, слуга принëс записку, требовавшую незамедлительного ответа, и Цзиньюань остался с Бай Лици наедине.
В полном молчании они вышли на изящный мостик, изогнувшийся над ручьëм. Бай Лици раскрыл веер, отмахиваясь от комаров.
— Вы выудили у меня прощение, — сказал Цзиньюань, невольно наблюдая за плавными движениями его руки.
— Потому что хочу вновь спокойно спать по ночам. У простолюдинов тоже есть чувства, мой принц.
Он упорно не поднимал глаз, и сердце Цзиньюаня дрогнуло. Да, это была ошибка, но еë совершили двое! Неправильно винить во всём лишь одного.
— Вы всегда были добры ко мне, я не считаю вас бесчувственным! Но... сознаëте ли вы, что мы поступили неправильно? Мне вовсе не нужны были в вашем доме... развлечения.
— Нет! — ответил Бай Лици с неожиданным жаром, но тут же снова поник. — Прошу прощения, этот недостойный хотел сказать, что не чувствует вины. Ваше Высочество, мои способности и знания принадлежат Наследному принцу, но телом и душой я волен распоряжаться. Если вы отвергнете моë служение, я никогда больше вас не потревожу. Если же не отвергнете... это сделает меня счастливейшим в Поднебесной. Однако, что бы вы ни выбрали, знайте, во мне вы всегда найдете верного друга.
— Почему сейчас... — тихо простонал Цзиньюань. — Советник Бай, я влюблëн и счастлив, но сделанного не воротишь, теперь всë пойдëт прахом!
Бай Лици взглянул на него озадаченно.
— Неужели вы расскажете обо всëм той барышне... простите, запамятовал её драгоценное имя.
— А разве есть другой путь?!
Бай Лици помедлил, но всë же справился с собой и изобразил улыбку.
— Разумеется, Ваше Высочество. Вы честнейший человек, однако не судите себя строго. Не все блюдут чистоту как вы, но никто пока от этого не умер. Желания, пробуждённые музыкой и вином, мимолётны, они вскоре забудутся. Всё забудется. А что касается вашего разговора с отцом... прошу, примите истину: нельзя было иначе. — Он вдруг чихнул и забавно шмыгнул носом. — Холодает, а простуда мне сейчас вовсе не нужна. С вашего позволения, ваше высочество, я откланиваюсь.
Цзиньюань молча смотрел как он уходит, и облегчение мешалось в нëм с разочарованием.
Как и теперь.
***
— Ваше высочество!
Кому приспичило кричать ночью... Цзиньюань с трудом разлепил глаза.
— Ваше Высочество, — Лай Бань вошëл за равную ширму с кувшином горячей воды и полотенцем. — Просыпайтесь!
Цзиньюань с трудом разлепил глаза. Красные отсветы лампы на стенах, мутные силуэты вещей...
— Сейчас ночь... — прохрипел он.
— Вы приказали разбудить вас пораньше, чтобы выйти затемно, помните?
Он не помнил. Шатаясь как пьяный, он поднялся с пола. Почему всë так зыбко и странно... так не должно быть... может он заболел и ему привиделся кошмар?
— Ты жив... значит то был сон...
— Нет, Ваше Высочество. — Бань подошëл ближе, и Цзиньюань увидел развороченную рану на его груди. Ткань вокруг задубела от побуревшей крови. — Мы все мертвы.
— Но почему... — Цзиньюань сглотнул. — Я обо всëм позаботился в столице. Траур по вам... я всë устроил, я заплатил... почему вы здесь?
— Разве солдаты могут уйти куда-то без командира? Ваше Высочество, мы следуем за вами. Мы не уйдем на перерождение, пока вы не возглавите нас. Это ваш долг.
Цзиньюань понял.
Всë это время он бежал от судьбы, пытался найти окольную тропу. Лунная Орхидея чудом спасла его, но теперь он потерял право на еë любовь и защиту... и вот судьба вновь напомнила о себе.
Он молча умылся и оделся, позволил Баню закрепить на плечах доспех.
— Я готов. Отправляемся.
На единственной кровати, за лохмотьями полога, спала барышня Шэ Юэ, но Цзиньюань даже не обернулся взглянуть на неë в последний раз.
Он перешагнул через Фэнбао, лежавшего у входа, и пожалел, что не может взять его с собой.
Ни чистой деве, ни бессмертному демону не пройти этой дорогой.
Воины ждали, уперев копья в землю. Когда он вышел, они поклонились ему, и развернулись молча, как по команде, в сторону зарослей.
— За мной! — скомандовал Цзиньюань, первым входя во тьму, зная, что они последуют за ним.
На душе у него было спокойно. Наконец-то он поступал правильно.
Ни одна ветка не шелохнулась, не скрипнула под ногами солдат.
Один раз он запнулся о корень, но Лай Бань поддержал его. Его ледяные пальцы были твëрдыми как клещи.
— Я с вами, господин. Я никогда вас не брошу. Родились в один день...
— И уйдëм в один день... — прошептал Цзиньюань.
Они шли так долго, что он успел устать и сбил ноги в кровь. Зелëный лес сменился гладкой пустошью, песок едва прикрывал камни... но гора не могла быть такой огромной... значит они уже за пределами мира живых. И точно, тропа вывела на пустынную скалу, обдуваемую ледяными ветрами.
Широкий мост, едва различимый, будто сотканный из паутины, пролëг над пропастью, и на другой стороне Цзиньюань различил очертания крыши. Павильон Ван Сян Тай, должно быть... а это — мост Найхэ... они прибыли наконец.
Может быть, матушка ждëт его в том павильоне, он так давно еë не видел...
Цзиньюань смотрел, как воины один за другим выходят на мост и исчезают вдали. Вот прошëл последний копейщик, вот Бань, напоследок ободряюще сжав плечо Цзиньюаня, вступил на серебристые доски...
Цзиньюань обернулся в последний раз, надеясь увидеть дом, учуять дымок благовоний, которые барышня Шэ возможно жжëт на земле для него, но за спиной стелился лишь жëлтый туман и витал запах пыли.
Дороги назад не было.
Цзиньюань глубоко вздохнул, собираясь с духом, и шагнул на мост...
— Идиот!
Горячая, сильная рука обхватила его, рванула назад.
От неожиданности Цзиньюань потерял равновесие и упал на спину, ударившись локтем о камень.
Боль окончательно его разбудила. Он почувствовал свежий ночной ветер, бьющий в лицо, услышал нежную мелодию гуциня, волнами сбегающую с вершины... почувствовал, как Фэнбао спихивает его с себя.
— Жить тебе надоело что ли?! Куда собрался?
— Я...
Цзиньюань вновь обернулся к пропасти. Не было моста и павильона за ним. Всë исчезло.
Он почувствовал как глаза наполняются слезами. Неужели снова он подвëл их...
Фэнбао упал на колени рядом, и немилосердно встряхнул его.
— На меня смотри! Что ты там увидел?!
— Тебе не понять! — Цзиньюань вырвался из его рук. — Я не могу жить с этой виной! Мне нельзя! Я не мо...
Фэнбао размахнулся и влепил ему пощëчину, ещë одну...
— Можешь! И будешь! Слышишь это звяканье? Ван Сиюй играет свои проклятые песенки, хочет избавиться от нас! Ты никого этим не вернëшь, только повеселишь этого бумажного козла!
Третью пощëчину он влепить не успел, Цзиньюань перехватил его руку и встал, опираясь на неë, подошëл к краю.
Ужас медленно вползал в его сердце, сон окончательно выветрился.
Мелодия умолкла.
— Я... шагнул туда. Я уже...
— Не за что, глупый баоцзы. Я услышал, как ты с кем-то разговаривал и пошëл проверить.
Цзиньюань его не слушал.
Снова выжил! Снова спасëн! Значит его судьба — жить и бороться.
И за уважение... привязанность барышни Шэ он поборется тоже! Она должна узнать его сердце! Узнать, что он не совсем потерян, что шагнëт в пропасть и ради неë, если потребуется!
Он знал, что больше не уснёт. Ему нужно было сделать что-то, немедленно, чтобы окончательно почувствовать себя живым.
— Послушай, Фэнбао... где-то здесь был ручей. Давай спустимся, мне надо умыться... заодно порыбачим! Я умею добывать рыбу и копьём и голыми руками, посмотрим, кто наловит больше!
Фэнбао поднял брови.
— Рыбачить? Сейчас? Странный ты, баоцзы. Отчего нет, только не вздумай утопиться. И скажи сразу: если он снова заиграет, опять мне тебя ловить?
Цзиньюань задумался.
— Нет. Больше нет.
***
Рыба булькала в котелке, оставалось только добавить пряностей. Фэнбао, оказывается, умел не только выхватывать рыбин руками прямо из воды, но и готовить их .
Подбросив соли, Цзиньюань заметил, что Шэ Юй сел к столу даже не умывшись, и сосредоточенно рассматривает какие-то обломки, выложенные на чистую тряпицу.
Подойдя он узнал гуцинь Ван Сиюя, с порванными струнами.
— Зачем вы его подобрали? — спросил он, искренне удивлëнный.
— Мне стало жаль инструмент. — Шэ Юй застенчиво улыбнулся. — Он ведь ни в чëм не виноват. К тому же, починить и вернуть его хозяину — хороший тон.
— Хозяину, который пытался убить меня ночью? Его музыка чуть не свела меня с ума!
Шэ Юй задумчиво покачал головой.
— Да, я тоже слышал сквозь сон... мелодия «Зыбкие картины в отражении» не убивает. Она поднимает из глубин души то, что человек старается забыть. Я... слышал, что от неë бывают кошмары, но может быть ваши сожаления были так сильны, что...
— Не важно, — отмахнулся Цзиньюань. — Как же вы почините его с одним ножом?
— Что-нибудь придумаю. Мои предки создали нефритовую свирель что играла сама по себе, так неужели я не смогу починить обычный гуцинь? И моя рука почти прошла... я был прав, подобное лечится подобным.
Его спокойная уверенность была Цзиньюаню приятна.
— Я поймаю кабана, может быть из его жил удастся сделать струны. — Он хотел уйти, но обернулся. — А та свирель... как использовать её в бою?
Шэ Юй удивлëнно поднял голову.
— Никак. Она просто играла прекрасную музыку, Ваше Высочество, не всë в этом мире должно быть оружием. Не всë решается в схватке.
С последним Цзиньюань готов был поспорить. Учитель говорил ему, что в бою раскрывается сердце человека: как он сражается, так и мыслит, так живëт.
Цзиньюань понял ночью: никакие слова не помогут завоевать доверие барышни Шэ. Есть лишь один способ показать ей...
— Братец Юй! Мы нашли кусты земляники! — объявила барышня Шэ, вбежав с полным котелком ягод. За ней следовал Фэнбао с пустыми руками и красными пятнами вокруг рта.
— Фэнбао. Барышня Шэ. — Цзиньюань выступил вперëд прежде чем Шэ Юй успел ответить. — Мы ещë не обсуждали вчерашний бой с призраками, но вот что меня гнетёт: все наши техники были несовершенны. Хуань Фэнбао, за триста лет ты успел узнать многое. Я хочу чтобы ты учил меня и барышню Шэ пока мы здесь.
Он обернулся к Шэ Юэ, нахмуренной, не глядящей на него.
— А после... барышня Шэ, я желаю сразиться с вами!