Красные нити

Утро началось с прощания. Даниель крепко обнял Эстель. Его маленькие руки обвили её шею, в глазах — безмолвный вопрос: «Ты точно вернёшься за мной?»

— Я не оставлю тебя, — шептала она в волосы. — Никогда. Просто пока нужно, чтобы ты был в другом месте.

— А ты?

— Я буду там, где могу драться.

Мать стояла чуть в стороне. Женщина с сухим выражением лица, будто и не замечала ни трещин, ни боли в собственной дочери. Но в тот момент её рука, почти неуловимо, легла на плечо Эстель. Тихо, сдержанно, но по-настоящему.

— Он сильнее, чем ты думаешь, — сказала она. — Но ты — не должна быть сильной всё время.

Эстель кивнула, не глядя. Когда машина с Даниелем уехала, она стояла на пустынной улице с ощущением, что у неё вырвали часть сердца — и она добровольно разрешила это сделать. Но другого выбора не было.

•

Сегодня был вечер благотворительного аукциона — мероприятие, которое планировалось заранее и теперь приобрело странный смысл. Представление среди волков. Присутствие обязательное. Маски обязательны. Только вот масок больше не осталось.

Бальный зал отеля «La Lune» был залит мягким светом. Хрустальные люстры, музыка рояля, гул голосов, блеск бокалов — всё казалось частью театра. Эстель появилась в длинном чёрном платье с глубоким вырезом на спине. Волосы распущены, тёмно-алые пряди спускались по лопаткам, а карие глаза сверкали, как стекло после дождя.

Она видела Дерина первым. Он стоял у колонны, в чёрном смокинге, холодный и наблюдательный, как всегда. В его глазах отражался весь зал — и только на ней взгляд задержался дольше. Но прежде чем она подошла, кто-то другой появился рядом.

— Я скучал, — сказал Авель, появившись из тени с бокалом вина.

— Я нет.

— Ты выглядишь так, будто хочешь ударить меня.

— А ты — как человек, который этого добивается.

Он приблизился. Осторожно, с полуулыбкой, но близко.

— Я видел, как ты смотрела на него. На Дерина. Но разве это не привычка? Быть рядом с тем, кто молчит. Кто не слышит, как ты внутри кричишь?

— А ты думаешь, ты слышишь?

— Я — отражаю.

Её голос прозвучал резко:

— А я — сожгу. Если ещё раз тронешь меня словами.

Он усмехнулся. И тогда она заметила, что несколько гостей уже обратили внимание. Кто-то вглядывался, кто-то шептался.

— Не забывай, где ты. Здесь даже тени имеют уши.

— А у меня больше нет причин прятать свои шрамы.

— Тогда покажи. Прямо здесь. Крикни. Позволь всем увидеть, что ты сломана.

Её ладонь резко взлетела и с силой ударила его по лицу. Гул прошёл по залу. Музыка смолкла. Несколько камер вспыхнули. А затем наступила тишина.

— Не ты говоришь, кто я. Не ты решаешь, кого я люблю. Не ты — мой разум.

Авель застыл. Щёка покраснела. Он вытер кровь с губ.

— Тогда докажи. Хоть кому-нибудь.

И отошёл. В сторону. С гордо поднятой головой. Он проиграл — и знал это. Но его поражение было вызовом.

Эстель стояла в центре внимания. А затем — развернулась и направилась к Дерину. Он не сказал ни слова. Но его руки были сжаты. Челюсть напряжена.

— Ты слышал?

— Я слышал. И видел.

— Тогда иди за мной. Сейчас.

Они прошли по коридору до конца, где находилась малая уборная — редкий, почти пустой угол здания. Она открыла дверь и втянула его внутрь. Закрыла за собой. Замок щёлкнул. Мгновение — и тишина. Только дыхание. Она прижалась к нему. Резко. Властно. Её руки сжали его рубашку на груди.

— Я устала от слов, — прошептала она. — Устала от сомнений. От наблюдений. От контроля.

Она подняла голову. В её глазах — огонь, в голосе — приказ:

— Сегодня я говорю, что будет.

Он смотрел на неё, не двигаясь. Но в его зрачках — дрожь. Ожидание. Признание. Желание. Она оттолкнула его к стене. Подошла вплотную. Губы коснулись его уха.

— Ты хочешь быть сильным? А я хочу, чтобы ты отдался.

Пальцы рванули пуговицы. Грудь его обнажилась. Он дышал тяжело. Но не сопротивлялся.

— Эстель...

— Тихо, — прошипела она. — Скажи, что хочешь, чтобы я была твоей.

— Я...

Она впилась в его губы. Жёстко. Глубоко. Вкус боли, вина, страсти. Он застонал. Руки потянулись к её бёдрам, но она перехватила.

— Нет. Сегодня — я веду.

Она повернула его. Прижала к стене. Колени её коснулись его бедра. Он был напряжён, возбуждён. Каждая клетка тела просила продолжения. А она лишь дразнила.

— Ты принадлежишь мне, Дерин. Здесь. Сейчас. В этом грёбаном туалете, где мир — за дверью, а мы — в аду, созданном своими руками.

Он был в её власти. И в этом было не унижение — а освобождение. Она расстегнула его ремень. Медленно. Глядя в глаза. Наслаждаясь.

— Я хочу, чтобы ты почувствовал, каково это — не контролировать.

— Я чувствую, — прошептал он. — И я не боюсь.

Она опустилась на колени, но не для игры — а для силы. Каждое её движение было точным, без лишней нежности — только глубина. Только суть. Он выгнулся. Руки ударились о кафель. Он сдерживал стон.

— Скажи, что ты мой.

— Я... твой.

Она поднялась. Развернула его. Взяла за волосы, потянула назад.

— Повтори.

— Я твой, Эстель.

И тогда она позволила ему войти в неё — не телом, а властью. Своими словами, своим взглядом. Они занялись любовью, как будто мир рушился за дверью. Она двигалась так, будто управляла стихией. А он — принимал всё, как человек, который нашёл свою веру. В её власти не было насилия. В её жестах — не было жестокости. Это была сила, обернувшаяся доверием. В конце он обнял её. Без слов. Без обещаний. Только дыхание на шее. Тело дрожит. А в груди — тишина. Та, в которой наконец нет страха.

Когда они вышли обратно в зал, никого уже не интересовало, где они были. Все обсуждали пощёчину Авелю, фото уже появлялись в новостях. Но Эстель не боялась. Потому что теперь — она была не сломлена. Она была хозяйкой своей жизни. И, впервые за долгое время, не боялась быть слабой перед тем, кого выбрала сама.