Глава 13: Тонкая грань
В доме было тихо. Такой тишины Эстель не слышала давно — не той гнетущей, как у матери, и не той тревожной, как в укрытии с охраной, а тишины, в которой дышит доверие. Даниель ещё спал — его первый полноценный сон за долгие месяцы. В уголках губ — почти улыбка. Он начал меняться. Впервые за долгое время она чувствовала себя немного больше, чем просто оружием. Она была сестрой. Опорой. Домом.
За окном светало. Она стояла у окна, обнимая руками кружку горячего кофе, и думала, как тонко устроен баланс: пока один враг исчезает, другой рождается. Пока ты вытираешь кровь с одного лезвия — другое уже у горла. Дерин зашёл тихо, не разбудив брата. Его взгляд был спокойным, но Эстель знала — он не отпускает бдительность. С того самого письма, подброшенного к двери, он усилил охрану, установил камеры, и спал, если это можно было назвать сном, с телефоном в руке. Они почти не говорили о том, что произойдёт, если угроза снова наберёт силу. Потому что оба знали — произойдёт.
Даниель проснулся поздно. Его волосы торчали в разные стороны, голос был сиплым от сна, но лицо — спокойным. Он подошёл к Эстель, обнял её крепко, как будто боялся, что она исчезнет. Потом они пошли гулять — обычная прогулка под охраной, но без ощущения клетки. Впервые с того дня, как она увидела страх в глазах брата, Эстель позволила себе расслабиться. Даниель шутил, рассказывал про свои рисунки, о том, как ему хочется попробовать играть на гитаре. Он даже засмеялся — коротко, искренне. Это был смех, который она не слышала с тех времён, когда они ещё были вместе в детстве, до всего. Вечером они играли в настольную игру, устроили импровизированный киномарафон и ели пиццу, заказанную Дерином. Он наблюдал за их маленьким семейным островком с осторожной нежностью. Ему было важно, чтобы у Эстель был не только он. Чтобы у неё была жизнь.
Потом пришёл цветок. Один, идеально чёрный тюльпан, без записки. В коробке. Охрана нашла его на воротах. Эстель сразу поняла: это не просто подарок. Это чьё-то прикосновение, которое ещё не разрешено, но уже имеет запах. Дерин хотел выбросить цветок, но Эстель настояла — оставить. Не как знак романтики, а как улику. Она положила его в ящик и не вернулась к разговору.
Но на следующий день пришёл второй. С запиской, напечатанной на машинке: «Ты достойна тишины. Я вижу, как ты дышишь в клетке. И я знаю, как освободить тебя.»
Это не было похоже на стиль Кемпа. Это не была угроза. Это было... ухаживание. Психологическое обольщение. И это было опаснее. Они начали искать — все: Фел, люди Дерина, даже Мэлани подключилась. Ни камер, ни следов. Почерк механический. Цветы — редкие. Тюльпаны из коллекции, которые не продаются в обычных магазинах.
Третье послание пришло ночью. Электронное. С личным фото Эстель — сделанным недавно. Она стояла у окна, обнимая Даниеля, и не знала, что в тот момент за ней наблюдают. Текст был короткий: «Он не тот, кто видит тебя. Он видит в тебе себя. А я — тебя.»
Она показала сообщение Дерину. Он не взбесился. Он замолчал. И в этом молчании было больше опасности, чем в крике. Он ушёл в офис, вызвал людей, усилил киберзащиту. Но Эстель знала — этого мало. Новый враг не собирался ломать стены. Он заходил внутрь. Через разум. Через внимание. Через то, что в ней было не защищено — потребность быть понятой без слов.
Через день появился сам. Эстель шла по саду, когда он окликнул её. Высокий. Вежливый. Не пугающий — нет. Наоборот, слишком человечный. На нём был чёрный плащ, в руке — белая перчатка, которую он держал, как напоминание о чём-то старом. Его взгляд был ровный, спокойный. И ужасно тёплый. Он представился. Авель. Без фамилии. Сказал, что работает в благотворительной организации, помогает жертвам насилия. Упомянул её дело, её силу, её прошлое. Но не как объект жалости, а как предмет уважения. Он говорил тихо. Уверенно. Почти с восхищением. Он не трогал её. Не вторгался. Он предлагал. И Эстель почувствовала, как его голос проникает вглубь — не как яд, а как сладкий яд. Она прервала его через десять минут. Поблагодарила. Ушла. Но чувство осталось. Что кто-то впервые смотрел на неё — не как на фигуру в истории, а как на женщину, сложную, противоречивую. И это было страшно.
Дерин узнал. Он не закатил сцену. Он просто стал холоднее. Сдержаннее. Отстранённее. Он ушёл в тень, наблюдая. Не потому что не верил. А потому что знал, как опасен тот, кто не атакует сразу. Даниель тем временем чувствовал, что в доме что-то меняется. Он начал задавать вопросы. Что происходит? Почему все напряжены? Почему Дерин уехал на два дня и не взял её с собой? Эстель не вдавалась в детали. Но она чувствовала: всё приближается.
Однажды ночью, когда Даниель заснул рядом, она спустилась в кабинет. Там, у окна, сидел Авель. Он прошёл через охрану — незаметно, но без насилия. Он просто был. Он извинился. Сказал, что не враг. Он не пришёл за её телом. Он пришёл, потому что увидел в ней то, что другие не замечали — огонь. Огонь, который не просит разрешения. Он рассказывал о себе: сирота, вырос в частных домах, спасал тех, кого никто не спасал. Он знал, что такое быть ненужным. И знал, как страшно просить любви. Он не просил. Он утверждал, что она его свет. Что он никого не полюбит больше. Что он не соперник Дерину — потому что Дерин видит только силу, а он — её боль. А боль — честнее. Эстель не отвечала. Она слушала. И чувствовала: вот он, настоящий враг. Потому что он не ломает. Он предлагает обволакивающее тепло. И именно оно способно разрушить волю.
Когда он ушёл, Эстель сидела в кабинете одна. Она вспоминала Дерина — его силу, его тревогу, его страх потерять её. Вспоминала, как он держал её за руку, когда ей снились кошмары. Как он закрывал своим телом от врагов. Как он не требовал, а стоял рядом. Как упрямо молчал, потому что боялся разрушить её хрупкую свободу. И она понимала: ей предстоит выбор. Не между двумя мужчинами. А между двумя путями. Один — страшный, опасный, со шрамами, с контролем, но настоящей близостью. Второй — соблазн тёплого капкана, в котором боль упакована в красивую упаковку. Но пока выбор не сделан. На следующее утро она проснулась от смеха. Даниель стоял на кухне, пытался поджарить тосты, и устроил пожар из хлеба. Эстель вылетела к нему, схватила полотенце, сбила пламя. А он только рассмеялся. Они смеялись оба. И в этом смехе было всё, ради чего она сражалась.
А за окном снова стоял цветок. Белый.И записка: «Свет не должен быть рядом с тенью. Я заберу тебя, когда ты будешь готова к свободе.» Эстель сжала бумагу.
Теперь началась новая игра.