Девяносто девять и один

Незнакомая легкость касается моих плеч сразу после пробуждения. В груди будто дополнительный резервуар с воздухом появился и я только-только ознакамливаюсь с инструкцией по эксплуатации. Не знаю, в какой момент посчитала нужным рассказать о Чимине, но теперь точно понимаю, насколько необходимо говорить, а не замалчивать свое горе. Я благодарна Чонгуку за его непреодолимое давление и замаскированную под любопытство требовательность знать то, что вызывает вопросы. Меньше всего на свете я могла бы подумать, что человеком, с кем я решусь немного поговорить о своей боли в сердце, станет именно он. Тот, кого я обвиняла и, порой, до сих пор считаю виновным в собственной глупости. Эту бесконечную цепь случайностей разбить мне пока не удается. Мне бы хотелось прервать её в том месте, где начинаются мои глупые и нелепые чувства к восемнадцатилетнему Чонгуку, не подкрепленные абсолютно ничем, кроме девичьего идиотизма.

Я влюбилась в него. Тогда, в пятнадцать лет, я с нетерпением ждала, когда Дженни пригласит меня в свой новый дом, где возможно я увижу самого красивого и мужественного парня на всей планете. И я была рада, что он не замечает меня, ведь точно знала, что слюни текли по моим коленям, стоило только Чонгуку появиться в поле моего зрения. И вместо того, чтобы спешить домой, где меня ждал младший брат, я, как последняя дура, купилась на мнимый шанс стать той, на кого Чон обратит внимание. Пусть даже пьяный, не соображающий и всего лишь на какой-то короткий момент… Его внимание стоило мне целой жизни восьмилетнего мальчика. Моего брата. Моего маленького и родного братика.

Нет. Это не так. Я не стану возвращать себя в прошлое, где боль размножала слишком много съедающих меня чувств.

Привожу себя в порядок и достаю из сумочки подарок для Дженни. Пока она примеряла купальники в торговом центре, где мы были несколько дней назад, мне удалось улизнуть минут на десять и прикупить этот чудесный брелок из белого золота в виде женской фигуры. К моему счастью, продавец любезно предложила сделать гравировку на обратной стороне, если я пожелаю. Как мне удалось её понять — отдельная история, требующая терпения и толики воображения. Будь я на месте той длинноволосой блондинки, что пыталась объяснить мне на англо-итальянском об этой услуге, которой, кстати, я воспользовалась, то даже и не пыталась бы что-то разъяснить. Уж больно странная у меня была физиономия, когда я таращилась на её рот, а моя голова постепенно опускалась и опускалась, словно так я понимала суть намного лучше.

Love you my friend.

Фраза банальна, но мне нравится.

Ещё раз взглянув на брелок, которым, наверное, уже мало кто пользуется, я захлопываю бархатную темно-синюю крышку и спускаюсь вниз. В гостиной туда-сюда бегают незнакомые люди. Быстро, точно соревнуются в правильности произношения скороговорок, они болтают на итальянском и украшают дом серебристыми шарами и живыми цветами. Во дворе уже стоят мягкие белоснежные топчаны, столики, шары и зонтики, а всем этим хаосом руководит низенькая женщина в модных белых бриджах и жакете с коротким рукавом.

Или мужчина… Не поймешь, волосы короткие светлые, а фигура квадратная.

— Проснулась! — пугает меня Тэхен, подкравшись сзади. — Как тебе этот коктейль на лужайке?

— С размахом! Дженни видела?

— Нет! Чонгук разбудил её в пять утра и они поехали встречать родителей в аэропорту.

— Ого!

Тэхен смеется.

— Вообще-то, они не приедут. В Сеуле сегодня ураган, рейсы отменили. По прогнозу такая погода продлится до завтрашнего вечера, так что, — разводит он руки в стороны, — неизвестно, приедут они вообще сюда или нет.

— Зачем же тогда они поехали в аэропорт?

— Чтобы Дженни обрадовалась этому празднику, который создает вот эта женщина. Надеюсь, это женщина.

Я смеюсь.

— Ладно, значит, я зря принесла с собой подарок для именинницы.

— Что там?

— Ничего особенного. Увидела этот брелок и подумала, что… — Открываю коробочку. — Наверное, в наше время это не очень актуально.

— С чего ты взяла? Сехун вон до сих пор с ободранным брелком ходит не пойми чего. Я уверен, Дженни понравится!

Когда мы располагаемся на террасе, к нашему завтраку присоединяются все, кроме Чонгука и Дженни. Их места пустуют и я понимаю, что их двоих мне страшно не хватает. Думаю, если бы здесь не было Тэхена, с которым у нас сложились хорошие и дружеские отношения, меня бы здесь не было. Я бы точно просидела в своей комнате до тех пор, пока не вернулась Дженни.

— А что Чонгук подарит своей сестре? — интересуется темненькая.

Мирэ, кажется?

— Во-первых, этот чудесный праздник! — торжественно объявляет Ким. — К вечеру начнут собираться гости, о которых Дженни не подозревает. А, во-вторых, это даже для меня загадка.

— Хотелось бы мне иметь такого братика, — бросает блондинка. — Он явно приготовил для нее что-то очень дорогое.

— И сверкающее! — добавляет темненькая.

Мы с Тэхеном переглядываемся и прячем улыбки за белоснежными кружками с кофе. Мой взгляд невольно задевает Сехуна, чье внимание обращено на меня. С кривой полуулыбкой он оглядывает мое лицо и медленно заводит локоть назад, опуская на деревянную спинку стула. Напускная самоуверенность этого человека раздражает меня. Рядом с Чонгуком она прячется в темном углу и не смеет высовываться, но сейчас, когда его нет рядом, Сехун явно демонстрирует свое мнимое превосходство над всеми нами.

— Лиса приготовила сверкающий подарок, девочки, — сообщает Тэхен.

— Правда? — улыбается мне блондинка. — И что же это?

— Ничего особенного. Просто брелок на ключи.

— Из белого золота! — поправляет Ким. — У вас есть такие на ключах?

Девчонки отрицательно качают головами и едят дальше. Мы с Тэхеном снова переглядываемся. Я ему говорю, мол «вот видишь, я же говорила, что подарок так себе». А он: «Кого ты слушаешь? Этих глупых куриц?»

— Между прочим, — обращается он к рыженькой, — у Сехуна на ключах тоже брелок есть. Думаете, на нем бриллианты и он золотой? Обшарпанный! Поцарапанный! Вот там точно стыдоба так стыдоба!

— Когда Чонгук и Дженни приедут? — спрашивает темненькая.

— Часа через два.

— Отлично! Может, мы поплаваем в бассейне, а? Можно было бы и на пляж съездить, но нужно будет собираться и выглядеть конфеткой.

— Ты всегда конфетка, — говорит ей Сехун.

Я даже не замечаю, как меня передергивает от его слов. Только, когда Тэхен поворачивает ко мне голову и тихонько спрашивает, что это со мной сейчас такое было, я понимаю, что мне всё сложнее игнорировать присутствие Сехуна.

— Просто жарко стало, — шепчу я, чувствуя себя очень глупо.

— Вам вдвоем может уединиться уже? — бросает Сехун через стол всё с той же кривой улыбкой. — Вы друг с друга глаз не сводите, всё шепчетесь сидите. Или делитесь своими секретиками, или проваливайте отсюда!

— А у тебя самого много секретов? — спрашиваю я, опуская кружку на стол. — Уверена, тебе есть, что нам рассказать, пока мы ждем возвращения Чонгука и Дженни.

Мне известны пока два: как ты, ублюдок, сбил женщину и сбежал, и как воспользовался мной.

— У тебя какие-то проблемы?

Делано пожимаю плечами.

— Не думаю. Может, у тебя?

Он сощуривается, а потом его губы расползаются в отвратительнейшей улыбке, пахнущей сигаретами, алкоголем и кислятиной после рвоты.

— Я пойду к бассейну, — сообщает он девочкам. — Прихвачу текилу и лайм. Жду вас, крошки.

И как они могут расплываться в этих довольных улыбках? Как им может нравиться его мерзкая физиономия?

Опять ловлю себя на мысли, что пора заканчивать. Пора брать себя в руки, как и прежде держать ситуацию под контролем. Но эта рожа… Я ненавижу его. После смерти Чимина я перестала давать какое-либо значение тому, что этот ублюдок сделал со мной. Я точно помню, как бежала домой в слезах, как ненавидела и упрекала себя за собственную бесхребетность и неискушенность за те десять минут пути! А потом меня ждала смерть, встреча с которой уничтожила всякую к себе жалость.

— Придешь плавать? — спрашивает меня Тэхен. — Я сейчас пару видеозвонков сделаю и побегу к бассейну.

— Нет, я, пожалуй, тоже немного поработаю. Эти дни совершенно не интересовалась магазинами, так что…

— Верно! Дела нужно держать под контролем. Но всё равно, если вдруг скучно станет, ты знаешь, где нас искать.

— Хорошо, спасибо.

Первые полтора часа делаю то, что и говорила. Общаюсь с Сарой по FaceTime, тихонько радуюсь хорошей прибыли за эту неделю в новом магазине и получаю комплименты, мол загар мне явно к лицу. Дженни и Чонгук всё ещё не приехали. Меня неизбежно клонит в сон и под фильм «Грозовой перевал», что идет по телеку, я засыпаю.

Мне снится Чонгук, ласкающий мое тело. Вокруг полумрак, терпкие и горькие запахи, мои стоны и тяжелое мужское дыхание. Я содрогаюсь от наслаждения, когда его пальцы проникают в меня. Чувствую каждую мышцу внутри, сжимаю его пальцы. Прошу ещё, но Гук нарочно не спешит, дразня улыбкой и убийственной медлительностью. А потом я обхватываю его лицо руками, собираясь приказать ему покончить с этой невыносимой пыткой, как вдруг вижу, что надо мной вовсе не он, а тот, чья кривая улыбка вызывает единственное желание — засунуть два пальца в рот. Я пытаюсь вырваться, закричать, но губы не размыкаются. Вместо этого я слушаю его грязные словечки, чувствую, как липкие руки лапают меня, прижимают к постели, а я не в силах вырваться.

— Лиса! Лиса, проснись.

Я распахиваю глаза и с непониманием таращусь на Чонгука, склонившегося надо мной. На нем белая ситцевая рубашка с закатанными рукавами, джинсовые шорты и взгляд, полный темноты, смешанной с растерянностью.

— Ты здесь, — на выдохе шепчу я. Пытаюсь восстановить дыхание и снова смотрю на Чона. — Я уснула…

— Тебе приснился кошмар?

Прочищаю горло и сажусь на постели.

— Да. Что-то в этом роде. Как съездили? И почему ты… Что ты здесь снова делаешь? Как ты открыл дверь, я же заперла её изнутри!

— Боишься, что к тебе кто-то нагрянет, пока спишь?

— Вообще-то да. Это пугает. Не делай так больше.

— Меня ты можешь не бояться.

Его сосредоточенность на моем лице тревожит.

— Как съездили? Тэхен рассказал мне о родителях и почему ты взял с собой Дженни. Кстати, как она? Обрадовалась увиденному?

Черные глаза подернулись поволокой и резко метнулись в сторону. Такое чувство, что он не слышит меня, а витает где-то там, в своих серых и хмурых мыслях.

— Куда ты? — таращусь я на него в непонимании. Чонгук уже стоит у моей кровати и указывает кивком на дверь. — Я пойду отдохну немного. Увидимся позже.

И он уходит.

Уходит!

Зачем приходил? Что хотел? Почему не ответил на мои вопросы? Вчера ночью, словно ядовитые змеи, ко мне коварно подползли наивная вера и безмозглая надежда. То, что я позволила себе рассказать Чону, совсем не значит, что теперь мы с ним хоть как-то связаны. Нет. Я просто попробовала быть честной и открытой, хоть чуть-чуть. И если сейчас он пришел сюда ко мне с такой легкостью, словно мы друзья, он ошибся. Нас ничего не связывает, кроме прекрасного секса. Удивительного, непревзойденного, лишенного страха и боли секса.

Зачем он пришел? На секунду показалось, что Гук хочет сказать мне что-то совсем необычное. То, что, возможно, не делал никогда: легкий поцелуй в кончик носа, ни на что не намекающие объятия…

Нет, больше этого не повторится. Я не пятнадцатилетняя девочка, по уши влюбившаяся в красивого и взрослого парня. Я не стану верить шепоту собственного сердца, избавившегося от слоя льда. Секс с Чонгуком позволил мне видеть, слышать, чувствовать и хотеть. Сам того не ведая, он помог мне раскрыться, пробудить от долгого сна настоящую женщину в себе. Но это вовсе не значит, что он особенный для меня. Чонгук просто помог и на этом точка.

Перед тем, как начать собираться, я снова хватаю ювелирную коробочку и покидаю свою комнату. Не хочу поздравлять Дженни посреди незнакомых мне людей, лучше сделать это сейчас, когда её внимание не будет похищено.

— Кажется, я поймал тебя, вредная и избалованная кошечка?

Даже при ярком свете точечных светильников этот длинный и широкий коридор кажется мне бесконечным и непроглядным. Мерзкий голос на распев стекает с моих ушей грязью. Уперевшись ладонью о белую стену, Сехун громко цокает языком и окидывает меня взглядом, полным похоти и неприязни.

— С такими темпами ты не дотянешь до вечера, — бросаю я, оглядев его нетрезвый видок. — Советую тебе проспаться.

Стучу в дверь Дженни, уверенная в том, что она там и отдыхает после долгой поездки.

— Свои советы засунь в свою попку. И можешь не стараться, все, кроме нас с тобой, внизу. — Он подмигивает мне и делает медленный шаг навстречу. — Ты, девчока, нарасхват. Стоило мне объездить тебя, как ты с успехом оседлала моих друзей. Ты ведь знаешь, что они постоянно хотят трахать тебя, верно?

— Твоя мерзость за эти годы никуда не делась, к сожалению. И я рада, что с твоей памятью всё в полном порядке и ты прекрасно помнишь, кто я.

— Конечно помню! — шепотом говорит он. — Твою сладкую и узенькую киску невозможно забыть!

— Мерзость.

Опускаю дверную ручку, чтобы закрыться от этого ничтожества, но та не слушается. Она заблокирована.

— Я же сказал, все внизу. Резвятся, отдыхают, пьют шампунь.

Молча я разворачиваюсь на пятках и направляюсь к своей двери, но это чудовище больно ударяет меня по ягодице своей потной ладонью. Я разворачиваюсь, чтобы врезать ему по роже, но он с силой хватает меня за кисти рук и ударяет спиной о стену. Коробка с брелком выпадает.

— Думаешь, я не понял, в какую игру ты играешь? Решила отыграться на мне за наше общее прошлое?

— У нас нет никакого общего прошлого. Есть только твои грехи, за которые ты рано или поздно расплатишься.

— Грехи? Подумаешь! Я сделал тебе одолжение, лишил тебя скучного и банального секса, каким вы, девственницы, занимаетесь в первый раз. Конечно, помнится, ты не меня то и хотела, тебе нужен был Чонгук, но увы, что-то тогда видимо пошло не так, раз он не соизволил прийти и оттрахать тебя. Зато сейчас с лихвой компенсирует тебе это, верно?

— Ты не позволил мне уйти. Ты просто затащил меня в ту спальню и изнасиловал.

— Я тебя что, на руках нес что ли? — тихонько смеется он. — Ты шла своими ножками.

— Из-за тебя я опоздала к самому близкому и родному мне человеку! Из-за тебя, гнида, я больше никогда не увижу брата.

— У тебя всё в порядке с головой? — насмехается он, больно сжимая мои руки. — Ты что несешь? Я тебе вот, что сказать хотел: кончай кончать под моими друзьями и шептать им на ухо обо мне всякие нелепости. Иначе, — его глаза снова пробегают по мне, — я отдеру тебя так, что в этот раз больничка понадобится.

Собрав слюну, я плюю ему в лицо. Прямо на тот шрам, что оставила в то утро.

— Шлюха! — фыркает он, резко отпустив мои руки. Протерев лицо низом пропотевшей футболки, он снова оглядывает меня, а уголки его кривых губ опасно подергиваются. — Жди меня, киса. Бойся и жди. Ты тут новенькая, надолго не задержишься, уверяю. Тебя можно только трахать и ничего больше.

Шорох в начале коридора привлекает наше внимание. Стараясь изобразить спокойствие, я с улыбкой смотрю на приближающуюся к нам Дженни. Она несет бутылку холодной воды и воздушную булочку в салфетке.

— Что вы тут делаете?

— Я шла к тебе в комнату, но…

— Встретила меня и мы немного поболтали, — перебивает меня Сехун. — Покупалась уже?

— Я и не собиралась. Спустилась только за водой. — Усталость подруги сконцентрировалась в её глазах. Она смотрит на меня и молчит, а потом кивком указывает на свою дверь. — Пойдем ко мне?

— Отличная идея, — смеюсь я неестественно. — Я как раз хотела тебя поздравить.

Черт. Я же выронила коробку, когда этот ублюдок пригвоздил меня к стене. Чувствуя себя полнейшей идиоткой, пробегаю глазами по полу и обнаруживаю футляр у широкого плинтуса.

— Ох, Лиса, ты такая растяпа. Уронила подарок.

— Твой шлейф естественных ароматов, прямо говоря, сбил с ног, — отвечаю я на выпад Сехуна.

— Идем, — с пугающим спокойствием говорит мне Дженни и отпирает дверь в свою спальню.

Оказавшись внутри я тихонько выдыхаю, стараясь обуздать в себе взрывной винегрет эмоций.

— Милая, с днем рождения тебя, — говорю я после некоторого молчания. — Я хотела поздравить тебя утром, но Тэхен сообщил, что вы уехали. Это тебе, кстати, — протягиваю я коробочку. — Ничего особенного, просто понравилась эта фигурка. Когда у человека есть всё, очень сложно его чем-то удивить. Так себе безделушка.

— Как ты можешь так говорить? Мне очень нравится брелок! — Дженни улыбается. Молчит, смотрит то на меня, то на подарок в руке, то опять на меня. Привычная болтливость слишком резко сменилась непривычной тишиной. — Спасибо, Лиса.

— Я вижу, ты очень устала. Отдыхай, пожалуйста, а я пойду к себе. Мне ещё нужно платье погладить, душ принять…

— Лиса, — перебивает меня Дженни спокойным голосом.

Слишком спокойным.

Пугающе спокойным.

— …Да?

— Где Чимин?

Чонгук. Он рассказал ей?

— Сначала ответь мне, где Чимин? А потом я задам другой вопрос. Но сначала Чимин.

Я не собиралась омрачать её день этой новостью. И сделала бы всё, только чтобы отвлечь Дженни от вопросов, но вижу в глазах заледеневшую ошеломлённость. Теперь у меня не получится сбежать.

— Где Чимин? — повторяет она.

— Он погиб.

Дженни часто моргает, но смотрит прямо на меня.

— Другой вопрос: Сехун изнасиловал тебя?

Закрываю глаза.

— Я всё слышала, Лиса. Он жив только потому, что до меня очень медленно доходит эта информация. Но очень скоро я приму её. Поэтому ответь мне, пожалуйста. Сехун действительно изнасиловал тебя?

— Да.

Дженни резко выдыхает и сгибается пополам.

— Боже… Боже… Боже… — Дженни мычит и держится за живот. — Это случилось… Боже! Это случилось, когда мы виделись последний раз? Та вечеринка, мы смотрели «Дневник памяти», — тараторит она, — а потом утром ты поцеловала меня, пожелав отличных каникул… И ушла. Господи, скажи, что ты ушла?!

Я молча смотрю на её истерику.

— Ты не кричала? Ты не звала на помощь? Там же полная квартира людей была! Кто-то услышал бы… Я услышала бы…

— Все спали и были пьяны. Он подловил меня у выхода, сказал, что… Что в комнате меня ждет Чонгук. — Увидев в глазах подруги ещё большее непонимание, я увожу взгляд, чтобы не видеть её осуждения, которое точно последует после моих объяснений. — Я и купилась на его слова. Он взял меня за руку и повел за собой. Но внутри никого не было. Он прав, шла я туда своими ногами. Может быть… Может быть, если бы у меня была мама, которая сказала бы мне, что взрослым парням нельзя доверять и идти с ними, куда они скажут, я бы сразу врезала ему между ног и сбежала. В пятнадцать лет у меня было слишком много глупых фантазий, которые не кому было развеять. В этом случае девяносто девять и один не сработали, — с грустью усмехаюсь я. — Моей собственной вины в случившемся было тридцать процентов. А всё остальное — его.

— Как ты можешь говорить такое? Тебе было пятнадцать лет, Лиса! Ты была ещё ребенком, черт возьми! Какие тридцать процентов? — ахает Дженни. — Он изнасиловал тебя!

— Ты права, мне было пятнадцать лет. И в этом возрасте девочки обязаны знать, чего хотят, ждут и могут сделать взрослые парни. Они знают, куда можно идти, а куда нельзя. Где опасно, а где нет. Мне казалось, что я всё это знаю. Но на деле вышло иначе.

— Нет никаких тридцати процентов, поняла меня?! Их нет, потому что ты доверяла этому человеку. А делала это, потому что доверяла я! А я доверяла потому, что он близкий друг Чонгука! Мы все доверяли ему, а он… Постой. Почему ты пошла за ним? — уточняет Дженни, заглядывая в мои глаза.

— Потому что поверила, что меня ждет Чонгук. Он меня никогда не замечал, но я редко когда могла свои глаза оторвать от него… Глупая девичья влюбленность во взрослого мальчика, — смеюсь я, не решаясь взглянуть на подругу. — Поверь, этот момент из прошлого — ничто для меня. По сравнению с тем, что случилось потом, эти несколько минут кажутся просто нелепостью. Я очень тебя прошу, пожалуйста, не дай этому испортить твой праздник. Пожалуйста… Чонгук очень старался и будет нехорошо, если… Если об этом узнает кто-то.

— Хочешь сказать, что этот урод должен и дальше зажимать тебя по углам? Говорить мерзости и напоминать о своем «подвиге»? Ему самое место за решеткой, Лиса, и уже очень давно!

— Хорошо… Давай, обсудим это позже? Не сегодня и не сейчас.

— Мне нужно выпить, чтобы хоть на чуть-чуть забыть об этом. — Дженни медленно опускается на край кровати и поджимает губы. — …Чимин. Боже, Чимин… Расскажи мне, пожалуйста…

— Дженни, не сегодня и не сейчас.

— Сегодня и сейчас! Расскажи мне всё, что случилось в тот день! — громко просит она. — Мне нужно знать, чтобы не мучится догадками и предположениями.

— Хорошо.

И я говорю. До самого вечера. До самого прихода гостей.