Глава 11
Родители приедут завтра утром. Просят меня ничего не говорить Дженни, хотят сделать сюрприз. Думаю, что за последнюю неделю она уже привыкла к неожиданностям, чего не скажешь обо мне. Мне казалось, что за свои двадцать восемь лет я многое видел, встречал, пробовал, но оказалось, на это свете существует кое-что совершенно неподвластное моему понимаю.
С рассветом я понимаю, что вёл себя, как болван, требуя разговоров после такого страстного и взрывного секса. Но я могу объяснить своё поведение: мне неизвестно ничего о девушке с изумрудными глазами. Вообще-то, я и раньше мало что знал о тех, с кем встречался несколько дней, но мы хотя бы могли общаться обо всем и ни о чем. Да и меня самого редко когда интересовала внутренняя составляющая девушки: чем она живет, интересуется, какие у нее мечты? Зачем мне всё это, если я всё равно знаю, что наши «отношения» продлятся всего-то два-три дня.
«Всё дело в Дженни», — неустанно напоминаю я себе.
Она моя сестра и вознесла Лису до небес, а мне просто любопытно, почему так, а не иначе?
— Дженни будет в восторге, — вырывает меня из раздумий голос Тэхена на соседнем сиденье. — Стразы, ленты, хлопушки, серпантин — все девчонки верещат от счастья, когда им на голову сыпятся эти финтифлюшки.
— Я так и не понял, почему Сехун не поехал с нами?
Тэхен смеется и меняет радиостанцию.
— Что-то ты поздно спохватился. Мы уже третий час без него катаемся!
— Просто задумался.
— Ты последнее время очень часто это делаешь. Я не хочу сказать, что обычно ты раздолбай, — усмехается он, — просто сейчас ты даже расслабиться не можешь. Что-то не так с открытием ресторана?
— Вывеска до сих пор не готова.
— И всё?
— И всё.
— Мелочь же какая-то!
— Это вовсе не мелочь, Тэхен. Я никак не могу Сехуна подловить, чтобы узнать его мнение по этому поводу. По его ведь рекомендации выбрали это чертово рекламное агентство! Почему он остался дома?
— Перепил вчера, — отвечает мне друг, явно ошеломленный моей резкостью. — Отходит, чтобы завтра снова повеселиться. Я тут тебя спросить хочу… Или не стоит сейчас об этом.
— Что?
Тэхен чешет затылок и выдает:
— Мне одному показалось странным вчерашнее поведение Лисы за завтраком?
— Внимания не обратил, — вру я. — А что не так?
— У меня такое чувство, что…
— Что?
Ким усмехается и убавляет звук музыки.
— Не подумай ничего, может я ошибаюсь и всё такое, а я явно ошибаюсь. Просто у меня такое чувство, что они с Сехуном хорошо знакомы. Он тут на днях спрашивал меня, зачем эта девчонка здесь, как долго будет и какого черта Дженни притащила её сюда? А потом вчерашний завтрак… Лисс явно недолюбливает Сехуна. Может, между ними было что-то когда-то? Хотя, она бы явно поделилась этим с Дженни.
— Ну уж конечно, — необдуманно бросаю я. — Ты ошибаешься.
— Я тоже так думаю. Просто мысль посетила эта и я решил поделиться. Лиса хорошая девушка. Сегодня утром мы с ней посидели на террасе, кофе выпили и разговорились немного.
— Когда это вы успели?
— Так утром. Я спустился в половину шестого на пробежку, а она кофе готовит. Ну и я решил никуда не бежать.
Поворачиваю голову к Киму и внимательно оглядываю его лицо. Пока я дрыхну, мои друзья вьются вокруг Лисы, как ужи.
— Не смотри на меня так! Я не собираюсь ничего делать!
— Я и не смотрел.
— Ну-ну. Послушай, даже если бы Лиса не была интересна тебе, я бы всё равно ничего не делал, хоть она мне и симпатична. Просто потому, что это подруга Дженни, а Дженни… Дженни твоя сестра.
— С чего ты взял, что Лиса интересна мне?
— Ты же глаз с нее не сводишь!
— И что? Я от многих девушек глаз отвести не могу!
— Но брюнетка Мирэ с идеальной фигурой совершенно не входит в их число, да? Ладно, проехали. Ты меня услышал.
Предположение друга относительно давнего знакомства Сехуна и Лисы нервирует меня. Я упрямо доказываю себе, что мне всё равно, однако незнакомый оттенок злости горчит в горле.
Мне известно, какое влияние на девушек оказывает Сехун. Он может быть милым, общительным и внимательным, но всё это очень быстро заканчивается. Да и девушки к нему липнут отнюдь не такие, как Лиса. Поэтому, меня хоть и бесят слова Тэхена, тем не менее, я в них не верю.
Домой мы возвращаемся к обеду и застаем Дженни с девчонками у бассейна. Моя сестра, как обычно, лежит на шезлонге с серьезной миной в зеркальных очках, а остальные резвятся в теплой воде. Не успеваю я проглотить зарождающуюся мысль, обжигающую точно крапива, Тэхен уже тихонько мне говорит:
— Интересно, и где их черти носят, да? Я про Сехуна и Лису.
А потом он бесшумно подкрадывается к Дженни сзади и вонзает свои пальцы в её плечи.
— Придурок! Иди отсюда! — верещит она, резко стянув очки. — Господи!
— Что, кирпичный завод построила? — смеется над ней Ким.
Где Лиса?
Эта мысль медленно высверливает в моей голове дыру. Я возвращаюсь в дом и быстрым шагом обхожу кухню, гостиную и заглядываю в кабинет. Она наверху. Явно отдыхает в постели или смотрит телевизор.
Где Сехун?
Нет, я определенно схожу с ума. Собственные мысли заставляют посмеяться над собой, но потом их тут же смывает холодная волна сомнений. Просто, чтобы убедиться в том, что Лиса дома и с ней всё в порядке, хотя я до сих пор не понимаю — зачем мне это нужно, поднимаюсь по лестнице, всё ещё пребывая в странном и совершенно незнакомом для себя состоянии.
— Здарова, Гук!
Я оборачиваюсь. Сехун внизу. Держит сотовый в одной руке, а в другой бутылку с водой. Видок у него потрепанный.
— Идешь переодеваться?
— …Да. Хочу поплавать.
— Ждем!
Он уходит.
А я дурак. Просто конченый идиот, позволивший самым дурацким мыслям взять всего меня под свой контроль.
Дженни уверяет, что Лиса плохо чувствует себя из-за солнца, поэтому и решила остаться в спальне. Последний раз, когда она заглядывала к ней, та крепко спала, и сестра не стала будить её к ужину.
— Если что, она спустится ночью и поест.
Сегодня все разошлись по своим комнатам раньше обычного. Видимо, решили как следует отдохнуть перед завтрашней гулянкой в честь Дженни. Около часа я пытаюсь найти, что посмотреть по телеку, потом занимаю себя просмотром популярных роликов на YouTube, при этом голова у меня находится совершенно в другом месте.
Чертыхнувшись, я спускаюсь на кухню и беру огромный деревянный поднос. Ставлю на него тарелку с сырной нарезкой, овощную пасту, фрукты — короче, всё, что как мне кажется Лиса обязательно захочет попробовать. Тихонько стучу в её дверь и прислушиваюсь. Минуту стою в ожидании, а потом осторожно опускаю дверную ручку.
Здесь пахнет ею: нежностью, мягкостью и сладостью цветов. Кровать пуста, но за стеклянной дверью ванной комнаты горит свет. Я ставлю поднос на край кровати и обвожу взглядом пространство вокруг себя. Борясь с желанием ворваться в ванную, я выхожу на крохотный балкончик и представляю реакцию Лисы на мое появление.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она тихим голосом минут десять спустя.
Её длинные волосы мокрые и расчесанные, загорелые плечи светятся бронзой и маслом, а всё остальное прячется за длинным шелковым халатом цвета глубокой синевы. Лиса поспешно поправляет верх домашней, но чертовски соблазнительной одежды, что приспущен, видимо, из-за ещё не впитавшегося средства для кожи.
— Я принес тебе ужин.
— В качестве себя? — фыркает она, а потом устало вздыхает. — Я не голодна.
— Могла бы и спасибо сказать.
— Зачем это всё? — разводит она руки в стороны. — Ужин в постель, ты в этой комнате?
— Просто беспокоился о тебе.
Резко усмехнувшись, она проводит рукой по мокрым волосам, а потом снова окидывает меня таким взглядом, словно я лишаю её привычного комфорта.
— Мне уйти? — спрашиваю я.
— Было бы чудесно.
— Прямо-таки чудесно?
— Прямо-таки да.
— А если я не хочу?
— Это твои проблемы.
— Может, мы просто сядем вот здесь, на балкончике, и восхитимся ночными запахами этих чудесных холмов? Чувствуешь, как пахнет оливковое дерево?
— Всё это ради секса?
Изображаю возмущение.
— Боже упаси, я просто хочу провести рядом с тобой немного времени и секс здесь совершенно не при чем. Сейчас ему отведен всего один процент, а остальные девяносто девять — искреннее желание просто побыть рядом. С тобой.
— Зачем?
— Ты всему, что происходит в твоей жизни, задаешь этот вопрос? Забудь о нем хотя бы на эти полчаса.
— Полчаса! Ты будешь торчать здесь полчаса?!
Я смеюсь, а через несколько секунд улыбается и она. По-доброму, по-настоящему.
— Ладно, давай, понюхаем это твое оливковое дерево и разойдемся.
— Спасибо.
Выношу на балкончик небольшое кресло для Лисы и стул для себя, ибо двум здесь не уместиться. Ставлю на её колени поднос с едой и желаю приятного аппетита.
— Как вы с Дженни встретились? — спрашиваю я после нескольких минут молчания.
Лиса пробует сырную нарезку и бросает на меня короткий взгляд.
— Она приехала в мой новый магазин.
— Ты удивилась? Обрадовалась?
— Я была в шоке. Не сразу узнала её.
— Ну да, детскую милость украл пластический хирург. Ты не говори ей, что я так сказал. Она очень бесится. Так и ты обрадовалась?
Кажется, она сомневается.
— Когда отошла от шока, да.
— А что в этом такого удивительного?
— Мы не виделись много лет, — говорит она так, словно я болван на ножке. — Если бы у тебя с твоими друзьями случилось нечто подобное, навряд ли бы ты спокойно отнесся ко встрече с ними.
— У меня бы просто такого не случилось. Даже, если не видимся по несколько месяцев, связь поддерживаем. Что мешало тебе связаться с Дженни по телефону? Или в соцсети её найти?
— Это допрос?
— Ни в коем случае, Лиса. Просто интересуюсь. Я такой человек: не могу успокоиться, пока не доведу дело до конца, пока не выясню все причины, ставшие преградой на пути к определенному идеалу и так далее. Не люблю оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня. Если мне есть, что сказать человеку, я сразу это делаю. Не люблю какие-либо пробелы. Их всегда нужно заполнять.
— Ты явно очень преуспеваешь в своих бизнес-проектах, — улыбается она. — С таким мышлением.
— Как мозг настроишь, так руки и будут делать, а ими строится успех. Ты не подумай, я не хвастаюсь…
— Ага.
Мы снова улыбаемся друг другу и, надо признать, этот короткий момент теплоты между нами вселяет в меня надежду. Возможно, нам удастся подружиться с Лисой, ведь она, как я понял за эти несколько дней, самая близкая и родная подруга моей сестры.
— Я не то, что из простого любопытства задаю те или иные вопросы, просто всегда ищу главную причину и пытаюсь понять её.
Лиса срывает несколько зеленых виноградин и останавливает на мне продолжительный и оценивающий взгляд.
— Я говорю правду.
— А я не говорила, что не верю тебе.
— Ладно. Тогда объясни мне, почему, имея столько возможностей для связи, ты не пожелала воспользоваться ими?
О чем она думает сейчас? Её глаза опускаются, потом устремляются вперед и живо бегают по темным верхушкам деревьев.
— Только не говори, что некогда было.
— Мне действительно было некогда, — спокойно отвечает она, забросив виноградинку в рот. — Не до этого точно.
— А до чего же тогда?
Она снова смотрит на меня.
— Магазин папы нуждался в обновлении, в перестройке… Я училась и пыталась удержать его на плаву. Всё время в заботах, в делах, так что, времени едва хватало, чтобы просто остановиться и выдохнуть.
— Так говоришь, словно тащила его на одних своих плечах. Или это действительно так?
Лиса явно растеряна и не знает, как правильно подобрать слова.
— В любом случае, отец явно гордится тобой, — говорю я. — Ты помогла вашему семейному бизнесу выйти на новый уровень и не исчезнуть. Ешь пасту. Хотя, она уже давно остыла.
— Поем, ничего страшного.
— Так и что, — сразу же продолжаю я боясь, что молчание снова затянется, — хочешь сказать, даже будучи такой занятой ты ни разу не вспоминала о Дженни? Лиса, прекрати смотреть на меня так, словно я какой-то гребаный журналюга и пытаюсь выведать у тебя секреты для ошеломительной статьи! Если ты не доверяешь мне…
— Не в этом дело, — перебивает она.
— А в чем же?
— Я не знаю, как говорить об этом. Да ещё и с тобой.
— А что со мной не так?
— Мы знакомы без году неделю, а ты пытаешься достать из меня то, что я не хочу распаковывать. А даже, если бы и хотела, то всё равно не знала, как говорить. Мы с Дженни были очень дружны. Потом она уехала в Италию, а я переехала к своей тете. Учеба, работа — вот и вся моя жизнь. Двадцати четырех часов в сутках слишком мало, чтобы ещё и давних подруг искать.
— Ты говорила, что только на лето уехала к тете, а потом просто перевелась в другую школу, где учился твой младший брат, — напоминаю я, внимательно следя за её опущенными глазами. — Значит, ты к ней переехала, вместе с братом? На совсем?
— Я просто не так выразилась.
— Ты просто сказала неправду, — спокойно говорю я, боясь спугнуть её. — Дженни. Почему ты переехала к тете?
— На то были причины. Как и у Дженни, переехавшей в Сеул.
— Согласен. Видишь, у всего есть причина. Маленькая и большая. Тяжелая, как каменная глыба, и легкая, как перышко. Какая была у тебя, Лиса?
Она долго молчит, а потом усмехается, опустив голову. Улыбается, отрицательно качает головой и нервно проводит рукой по волосам.
— Что-то случилось ведь, верно? — тихонько спрашиваю я, пытаясь заглянуть в её лицо. — Моя сестра слишком счастлива встрече с тобой и отказывается видеть очевидное. Где твой младший брат, Лиса?
— Его нет, — отвечает она с улыбкой полной вселенского горя. — Нет. Чимина нет.
— Что случилось?
— Его сбила машина в соседнем дворе. Сбила и уехала. А он остался лежать на земле, пока кто-то его в окно не увидел.
— Сколько ему было?
— Восемь лет. — Она снова усмехается и кусает нижнюю губу так сильно, что я вижу, как та белеет. — Я должна была проводить его в школу тем утром. С другими детьми из школьного лагеря, они собирались в Пусан на конкурс. Он нес картонный городок, который был больше его. Это неважно в общем-то. Просто… Я должна была проводить его. Я. Он не дождался меня.
— Мне очень жаль.
Её плечо слегка вздрагивает, а глаза задумчиво опускаются на поднос.
— Ублюдка, который сделал это, посадили?
— Никто ничего и никого не видел. Ни одна старушка не таращилась в окно, дворники опоздали на работу, половины жильцов в отпусках, а те, что работали, принимали душ, умывались, завтракали…
— Ясно. — Мы долго молчим. По правде говоря, я не знаю, что сказать. Я догадывался, что с братом Лисы что-то случилось, но никак не думал, что восьмилетнего мальчика лишил жизни какой-то подонок, которому самое место в могиле. Привыкший видеть в телевизоре сообщения о тяжелобольных детях, нуждающихся в помощи, я полагал, что… Неважно. — Ты же понимаешь, что это не твоя вина, Лиса?
— Нет, Чонгук, — отвечает она пугающе-спокойно. — Это моя вина. Только моя. Исключительно моя. Я ненавижу, когда люди опаздывают потому, что сама когда-то опоздала. То, что это может случиться в тот день, было равно одному проценту. Но он сработал и я навсегда опоздала к младшему брату.
— Рано утром? Это случилось рано утром?
— Да.
— Ты была не дома? — предполагаю я.
Лиса отрицательно качает головой, а потом долго смотрит в мои глаза, прежде чем ответить.
— Я ночевала у Дженни. И задержалась.
Поспешно роюсь в памяти, разгребая завалы. Кажется, Дженни говорила, что они с Лисой виделись последний раз в нашей квартире, когда та осталась с ночевкой, а у меня была вечеринка. На следующий день прилетели наши родители и мы улетели сюда.
— Рисунок на твоем запястье — его?
Лиса кивает.
— Чимин любил пальмы рисовать и мечтал побывать на настоящем острове. Я взяла один из его рисунков и попросила мастера перевести его мне на руку.
Не знаю, что движет мной, но я осторожно беру её руку в свою и медленно поворачиваю женскую кисть. Впервые, когда заметил этот разноцветный рисунок, он показался мне нелепым. А теперь, проводя пальцем по коже, описывая зеленые кисти и кривой песочного цвета ствол, он видится мне в совершенно ином свете.
— Зачем ты сделала это? — спрашиваю я, поглаживая длинный глянцевый бугорок. — Мне сложно представить, что это, но… Зачем так?
— Было сложно, Чонгук. — Она забирает руку и опускает её на поднос. — Самое темное и беспросветное время в моей жизни. Отца хватило на две недели. Он никогда не пил, но после смерти Чимина — с утра и до самой ночи каждый день. Между бутылками говорил, что это моя вина, а когда сознание хоть немного приходило в себя, забывал о своих словах. Потом повесился.
Такое чувство, что я смотрю фильм ужасов.
— Я подумала, что мне тоже — самое место именно там. Только не там, — со смешком уточняет Лиса, кивнув на небо, — а намного ниже. Потому что из-за меня со всеми нами случилось то, что случилось.
Я даже представлять не хочу, как Лиса пыталась свести счеты с жизнью, но в мысли лезут и лезут пугающие картины. Трясу головой, провожу ладонью по лицу, не веря, что все эти несчастья могут случиться с одним человеком за такой короткий промежуток времени.
— Дженни много раз спрашивала тебя о брате. Почему ты не рассказала ей правду? Она же часто вспоминает о нем и думает, что ему восемнадцать, что он…
Замолкаю, медленно понимая, что все мои слова о мальчишке, которого я никогда не знал, причиняют Лисе нестерпимую душевную боль.
— Я не знаю, как говорить об этом, — произносит она после некоторого молчания. — Для меня и Соён стало негласным правилом: мы не обсуждаем, не вспоминаем, не упоминаем о Чимине. Но каждая из нас чтит его память, где-то в своих мыслях улыбается и плачет, вспоминая его, но мы не говорим… Когда долго молчишь, не подкармливаешь и без того имеющееся в тебе чувство вины разговорами типа этого, оно притупляется. Оно есть в тебе, как дурацкий зуб мудрости, но ноет только когда ты его нарочно тревожишь языком. А когда он болит, наружу выползают эмоции, которые я много лет подавляю.
— Прости меня.
Болван, и без того понятно.
— Я понимаю. Понял, точнее. Прости. Я вынудил тебя говорить о том, что причиняет тебе боль. Никак не мог подумать, что… Ты намеренно не говорила об этой трагедии долгое время. Даже подруге не сообщила. Почему мне?
— Хотела попробовать, — говорит Лиса надтреснутым голосом и слабо пожимает плечами.
— Ты ведь понимаешь, что об этом нужно будет рассказать Дженни. Подробности не нужны, но она имеет право знать о твоем брате. Ты не сможешь вечно скрывать правду, Лиса.
— Я знаю.
— Лиса?
Она поворачивает ко мне голову и смотрит в мои глаза слишком устало и беспомощно.
— Ты винила Дженни в случившемся? Что осталась именно у нее с ночевкой?
Лиса опускает глаза на мои руки и её губ касается печальная улыбка, плавившая мои внутренности. Даже слыша весь этот кошмар и представляя Лису в те страшные для её семьи дни, я не перестаю восхищаться красотой женского лица. Я чувствовал, что эту ощутимую стену вокруг себя она возвела не просто так, ведь на всё есть причина. И сейчас, наблюдая за плавными движениями её рук, срывающих виноград с грозди, я ловлю себя на мысли, что мне бы очень хотелось стать тем самым разрушителем, что с одного мощного удара уничтожит эту каменную баррикаду.
— Ты прекрасный сводный брат, — говорит она тихо, лаская взглядом виноградинки в руке. — Переживаешь, что по этой причине я могла обозлиться на Дженни и поэтому ни разу не попыталась найти её. А теперь, когда наша дружба вновь возродилась, беспокоишься. — Окаменевший в считанные секунды, взгляд Лисы мгновенно врезается в мое лицо. — В том, что случилось нет её вины. И никогда не было. Но, прежде чем осознать, что вина полностью ложится на мои плечи потому, что она — именно моя и ничья либо, я винила в случившемся даже своего отца, которого так же, как и меня не оказалась рядом с Чимином. Только у него на то были уважительные причины, чего не скажешь обо мне. Наверное, будь Дженни рядом, а не за три девять земель, сейчас всё было бы иначе.
Я молчу потому, что полностью с ней согласен.