16. Пробуждение.
Энтони еще в коме. Он так и не просыпается, а мне так страшно. Но я не могу сейчас волноваться, нельзя. Я очень хочу, чтобы он уже проснулся, пришел в себя, чтобы мы уехали из этой больницы вместе, а не по отдельности. Я надеюсь, что все получится.
По результатам анализов его состояние улучшается, травмы заживают — но уж точно не рука так быстро. Врачи говорят, что, возможно, в течение недели он уже придет в себя. Я очень этого жду. Правда.
Сегодня я снова была у него. Он все так же бледен, но не как раньше. Сейчас кожа стала возвращать здоровый оттенок. Пульс все так же в норме. Мне так его, оказывается, не хватает. Я так по нему скучаю. Я люблю его, и это приведет меня в ад.
Я стала еще более эмоциональной из-за беременности. Для меня все не так и ни этак. Я психую, мне очень жалко врачей, которые вынуждены это терпеть. Также появились чуть прыщики, но я как буду дома, то сразу поеду в аптеку. Мне нужно витамины купить и от этих прыщей. А иначе я превращаюсь из-за беременности не знаю в кого.
Сегодня день выписки. Утром мне один из людей Энтони привез одежду, чтобы я переоделась, а сейчас я жду, когда же наконец-то Шон приедет. Я уже не могу терпеть эти больничные стены, тут жутко воняет, и меня тошнит от этого запаха антисептика и еды.
Еще, кстати, я дико хочу киви. Прямо вот сижу и представляю его кисло-сладкую, ярко-зеленую мякоть, маленькие черные семечки, которые хрустят на зубах, и этот свежий, терпкий сок, от которого слегка щиплет язык и сводит скулы. Мне кажется, я готова съесть его прямо с кожурой, лишь бы поскорее почувствовать этот взрывной вкус. Обязательно попрошу Шона заехать в магазин по дороге.
Я ходила по палате словно загнанный зверь в клетке. Мне не сиделось на месте, я хотела домой. Хочу Энтони. Хочу киви и лимон с водой. Я хочу наконец-то уехать.
Дверь в палату открылась, и зашел Шон. Я сразу же улыбнулась и подошла к нему ближе, а он кивнул в сторону двери.
— Можем ехать, загадка Скалли, — он улыбнулся. — Как же тут воняет.
— Я сижу уже тут неделю, мне этот запах въелся в нос, — я поморщилась. — Заедем еще в аптеку и магазин?
— Зачем? — он выгнул бровь, а затем вышел из палаты, и я за ним.
Я же не могу ему рассказать, что беременна, не могу сказать, что мне нужны витамины для беременных и что я хочу киви.
— Ну, мне нужно купить таблетки, которые мне выписал врач, а еще фруктов. Врач сказал, что киви в моем состоянии будет лучше всего, — я улыбнулась.
— Ну, в аптеку отвезу, а вот в магазин кого-то из ребят попрошу, — он усмехнулся и посмотрел на меня. — К Энтони ходила?
— Да, ходила. Его кожа уже возвращает свой здоровый оттенок, а врачи сказали, что по результатам у него уже всё приходит в норму, — прошептала я, и мы вышли из больницы.
Я полной грудью вдохнула свежий воздух и прикрыла глаза. Как же мне сейчас хорошо. Больше нет этого запаха антисептика, который мне надоел и тошнит.
Мы сели в мерседес, на котором приехал Шон, а затем поехали в аптеку, а потом в особняк, в котором сейчас живет Энтони. Мне уже не терпится на это посмотреть. Очень интересно.
Через пару минут мы подъехали к большой аптеке, и Шон дал мне карту. Я попросила его не ходить со мной, чтобы не привлекать внимания, и он согласился. Я быстро зашла в аптеку и купила себе какие-то таблетки, которые мне прописал врач — это было снотворное и обезболивающее, а затем я купила себе витамины для беременных и мазь от прыщей. Витамины я убрала себе под кофту, а все остальное — в пакет. Я вышла из аптеки.
— Ну что, поехали в особняк? — он выкинул сигарету и выпустил дым, открывая мне дверь. — Садись, загадка Скалли.
— Ой, хватит уже, — улыбнулась и цокнула я.
— Я подумаю, — усмехнулся Шон и сел на водительское сиденье, а затем тронулся и поехал.
Мы ехали около часу, наверное. Я смотрела в окно, как проплывает мимо нас размытая местность из-за скорости.
— Почти приехали, — проговорил мне Шон сквозь шум мотора.
Особняк возник вдалеке, за высоким, неприступным забором. Это была настоящая крепость, выдержанная в минималистичном стиле. Гладкие бетонные плоскости, панорамное остекление и четкие, геометричные линии. Здание выглядело холодным, молчаливым и невероятно дорогим, идеально отражая характер своего хозяина — мощь, контроль и абсолютную неприкосновенность.
— Этот особняк больше, чем предыдущие два, — прошептала я. — Откуда он?
— Это первый дом Скалли. Ну, точнее, его отец построил, когда родился Энтони, — усмехнулся Шон, а затем заехал в ворота.
Я увидела большой фонтан, сад, а также большую территорию просто с газоном, а вдали — бассейн, большой бассейн.
— Ну и территория, тут же от особняка до ворот километр, — посмеялась я.
— Ну, зато не убежишь, — съязвил Шон.
Я цокнула и улыбнулась, стало даже как-то стыдно и неловко. Мы подъехали к крыльцу, и я вышла из машины. Я осмотрелась, и было так красиво. Получается, откуда начал Энтони, там и закончит?
— Граф в доме? — я закусила губу.
— Да, он уже не может и очень скучает, — прошептал Шон и пошел по лестнице к двери.
Я взбежала быстро по лестнице к двери и шагнула в прихожую, и меня встретила прохладная, безмолвная аура. Под ногами расстилался полированный мрамор цвета грозового неба, с призрачными прожилками. Стерильные стены, лишенные украшений, уходили ввысь, а приглушенный свет софитов мягко ложился.
Воздух был кристально чист и неподвижен, пахнул дорогой полировкой. Это пространство дышало не теплом, а абсолютной, почти пугающей властью и контролем. Каждая деталь, от безупречного глянца пола до идеальной геометрии теней, говорила о своем хозяине красноречивее любых слов. Здесь не жили — здесь правили.
— Граф! — позвала я радостно, и мой голос эхом отозвался в стерильной тишине холла.
Сначала — лишь гулкая тишина в ответ. И вот — откуда-то из глубины коридора донесся резкий, стремительный цокот когтей по полированному мрамору. Звук нарастал, торопливый и требовательный. И вот он, вылетев из полумрака, как черная молния. Его гладкое, мускулистое тело напряглось в прыжке. Он врезался в меня, не сбавляя хода, тычась холодным влажным носом в ладони, в живот, скуля и повизгивая от переизбытка чувств.
Я тут же опустилась перед ним на колени, не обращая внимания на холод пола, и утонула руками в его короткой, жесткой шерсти. Он лизал мне лицо, тыкался головой под подбородок, всем своим видом показывая, как скучал и как ждал этой встречи. Я смеялась, тиская его и прижимая к себе, и в этот миг холодный, идеальный особняк вдруг наполнился чем-то настоящим, живым и теплым.
— Как же он скучал, — прошептал Шон за спиной. — Тут все скучали.
Я посмотрела и улыбнулась, гладя Графу живот, а затем взяла его морду в руки и расцеловала; он стал фыркать, а я смеялась.
— Ты мой хороший мальчик, как ты тут был без меня? — прошептала я Графу, а он стал лаять и кусать мои руки. — Мой лапочка. Все, больше никогда не брошу.
— Виолетта, я думаю, что после такого дерьма в больнице из еды ты захочешь нормально поесть, — спокойно сказал Шон.
— И правда, а киви уже купили? — я облизнула губы.
— Точно, совсем забыл дать приказ, чтобы привезли фрукты, — покачал головой Шон и достал телефон. — Ты иди на кухню, прямо и направо. Там уже должна быть еда.
— Хорошо, спасибо, — улыбнулась я и пошла по коридору, как сказал Шон, а затем направо.
Кухня оказалась просторной, в стиле хай-тек: матовые фасады шкафов графитового цвета, массивная столешница из черного мрамора с такими же серебристыми прожилками, как в прихожей, и множество блестящих встроенных приборов из нержавеющей стали. Освещение было мягким и функциональным, подчеркивая безупречную чистоту и почти стерильный порядок. Здесь было функционально, дорого и по-мужски аскетично, без намёка на уют, но с ощущением, что здесь готовят исключительно профессионалы.
Я увидела на столе и правду еду, мой желудок сразу заурчал, и я без слов села и стала наедаться. Как же было вкусно, и меня вовсе не тошнит от этого запаха. Хоть что-то мне угодило за последние дни. И слава богу.
На кухню вошли Шон и Лиам; второй держал пакет с фруктами и поставил на стол перед мной.
— Вот ваши фрукты, — спокойно сказал Лиам.
— Почему на «вы»? — я сжала губы и нахмурилась. — Я не думаю, что стоит со мной говорить на «вы».
— Ладно, — пожал плечами Лиам. — Виолетта, вот твои фрукты. — Он кивнул на пакет.
Шон выгнул бровь и посмотрел на него, явно не понимая, почему Лиам так разговаривает.
Я посмотрела на Лиама: его карие глаза и темные волосы очень сочетались с его суровым чутко лицом. Он был одного роста с Шоном, а Шон высокий.
— Я что-то не так сделала? — я засунула ложку еды себе в рот.
— Нет, все хорошо, — ответил почти сквозь зубы Лиам.
— Лиам, — предупреждающе сказал Шон. — Хватит.
— Я телохранитель, а не какой-то курьер, какого хрена я покупаю какие-то продукты, мне нужно охранять, — прошептал он.
Я расстроилась из-за того что заставила кого-то ездить в магазин, а Шон помрачнел.
— Черт, Лиам. Тебе почти тридцать лет, а ты ведешь себя как ребенок. Это был приказ, и хватит ворчать, — прошипел Шон. — Ничего в этом нет, что ты съездил за фруктами.
— Я мог сделать что-то другое, — проворчал Лиам и скривил лицо.
— Что? Почесать свои яйца? — с отвращением сказал Шон.
— Слышь, Шон, — прорычал Лиам.
— Хватит, — прошептала я, и на меня уставились. — Вы сейчас оба ведете себя как дети, которые не могут нормально говорить. Лиам, прости, что из-за меня ты поехал за фруктами.
Шон нахмурился, а Лиам уставился на меня. Я лишь пожала плечами и отодвинула тарелку, а потом взяла пакет с фруктами и стала искать киви. Киви нет.
— Тут нет киви, — прошептала я.
— Видишь, блять, Лиам, ты даже киви не смог купить, какой нахуй тебе телохранитель? — прорычал Шон. — Сейчас я сам съезжу в магазин и куплю тебе киви, Виолетта.
— Спасибо, — прошептала я.
Лиам цокнул и вышел из кухни. Я знаю, что Лиам он добрый, а сейчас просто в защите ходит. Он видит, что Шон давно уже открылся мне, но сам не хочет. Ну, я не буду заставлять.
Я взяла зеленое яблоко из пакетика, помыла его и стала есть. Кислый сок наполнил мой рот, и я застонала от блаженства. На кухню вошел Сильвио.
— Виолетта, какая встреча, — он наигранно улыбнулся и раскинул руки в стороны. — Как давно я тебя не видел.
— И тебе не хворать, — прошипела я.
Он посмотрел на фрукты и на яблоко у меня во рту, а затем его губы скривились в усмешке.
— Ты что, беременна, Виолетта? — презрительно сказал он. — Как жаль будет убивать ребенка.
— Я не беременна, — нахмурилась я.
— Ну, ты смотри, а то Энтони убьет и тебя, и ребенка, — он чуть приподнял брови и вышел из кухни.
Сердце колотилось где-то в горле, громко и предательски, выстукивая панический ритм. Во рту пересохло, а кислый вкус яблока вдруг стал отдавать горечью. По спине пробежали мурашки — не от холода, а от ледяного страха, который его слова влили мне прямо в душу.
Но сквозь этот страх пробивалась яростная, почти звериная волна гнева. Пальцы сами сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Как он смеет? Как он может говорить такое? С его фальшивой улыбкой и ядовитыми словами.
Внутри все сжалось в тугой, болезненный комок. Это была смесь уязвимости — будто меня поймали на чем-то самом сокровенном и постыдном — и дикого желания броситься ему вслед, кричать, доказывать. Но я лишь стояла, затаив дыхание, пытаясь загнать обратно эту адреналиновую бурю, заставить лицо не выдавать ничего, кроме холодного безразличия.
И сквозь всю эту тревогу пробивалось одно ясное, четкое чувство: инстинктивная, всепоглощающая потребность защитить. Защитить то, что скрыто внутри. Это был уже не просто страх, а жгучее, материнское право на ярость.
Я вспомнила о витаминах, которые были у меня под кофтой. Осмотревшись и поняв, что никого нет, я быстро достала две таблеточки, налила себе воду и выпила их. Мне нужно куда-то их спрятать, чтобы не ходить постоянно с ними. В принципе, можно спрятать в комнате, которую мне дадут.
Я сидела на кухне еще какое-то время, на улице начинало темнеть, а затем вошел Шон с двумя пакетами.
— Я купил почти все фрукты, которые были в магазине, — прошептал он и поставил на стол.
Я посмотрела в пакеты и наконец-то нашла киви. Я с радостью помыла его, а затем очистила от кожуры. И вот чего я так долго ждала. Я откусила, и этот кисленький вкус наполнил мой рот; я закрыла глаза от наслаждения и проглотила.
— Спасибо, — с блаженством сказала я. — Просто супер.
— Я очень рад, что угодил, загадке Скалли, — посмеялся Шон, а затем его телефон зазвенел, он поднял трубку. — Да? Очнулся? Я еду.
Я уставилась на Шона, а он посмотрел на меня.
— Энтони пришел в себя, — он улыбнулся.
Слова Шона ударили в виски, и мир на секунду поплыл. Ломтик киви выскользнул из ослабевших пальцев и мягко шлепнулся на мрамор столешницы.
Внутри все перевернулось. Ледяная волна ужаса — а что, если он не тот? а если ничего не помнит? — тут же накрылась оглушительной, пьянящей волной облегчения.
Воздух перехватило. Я не дышала, застыв с широко открытыми глазами, в которых, наверное, читалась целая буря — недоверие, надежда, дикий, животный восторг. По спине пробежали мурашки, а по щекам — предательское тепло. Это было похоже на внезапное освобождение после долгого падения.
«Очнулся».
Казалось, это слово разорвалось где-то внутри яркой вспышкой, ослепляя и согревая одновременно.
— Я сейчас поеду туда, а ты оставайся тут, — он вздохнул и вышел из кухни.
А теперь во мне проснулся страх. Страх из-за ребенка. А что, если Энтони и правда убьет меня? А что, если выгонит и прогонит после того поцелуя с Антонио? Я не могу рассказать Энтони, что беременна. Я просто не могу, я боюсь. Я очень сильно этого боюсь.
Энтони очнулся. Он пришел в себя. Он снова стал живым.