11. Вихрь.
Последний день.
Сквозь темноту я слышала чей-то обеспокоенный голос. Меня били по щекам, я открыла глаза. Я не видела, чье это лицо, все было мутным.
— Ви! — кричала Элеонора. — Очнись, ну же! — она еще раз ударила меня по щеке.
Мои щеки стали гореть, а я застонала и открыла уже полностью глаза. Солнце полностью окутало комнату, и я уставилась на Элеонору. Голова болела.
— Боже, — прошептала она. — Да ты вся бледная.
— Все нормально, — прохрипела я.
Я встала, а она мне помогла. Приступ рвоты снова накатил на меня, я чуть не упала, когда сделала шаг.
— Я сейчас, — сказала я дрожащим голосом.
Она быстро мне помогла дойти до туалета. Мне пришлось проглотить рвоту, чтобы не загадить ковер. Я снова стояла около туалета на коленях, и меня выворачивало всю. Я не могла дышать, потому что нос был забит рвотой. Слезы скатились по щекам.
— Блять, — прошептала Элеонора и быстро набрала мне воды в стакан. — Держи.
Я взяла стакан воды, а затем выпила залпом, но меня снова вырвало так, что вода не успела попасть мне в желудок. Я закашливалась в своей рвоте, тело дрожало, а руки цеплялись за ободок.
— Тебе надо врача. Это же ненормально, — обеспокоенно произнесла она.
— Нет, это просто на почве стресса, — я встала и подошла к умывальнику, чтобы умыться. — Все правда хорошо. Это просто из-за стресса.
— Я не уверена, — пробормотала она. — Ты могла отравиться, потому что вчера яйца на завтрак были не очень на вкус. Скорее всего, тухлые.
— Может быть, — хрипло поддержала ее я и набрала себе в рот воды. — Никому не говори, что я потеряла сознание, понятно?
— Хорошо, — кивнула она.
Вроде меня отпустило, и она помогла мне дойти до кровати.
— Вроде мне лучше, — я улыбнулась.
— Точно? — она выгнула бровь, и я кивнула. — Сегодня мой брат старший должен приехать. Познакомишься с ним.
Затем после этих слов она подошла к моему шкафу и выбрала мне одежду. Через несколько минут я переоделась, а затем мы спустились вниз в столовую, где была только Катерина.
— О, вы проснулись, — она с улыбкой сказала нам. — Садитесь завтракать и пошлите в сад.
— Опять цветы хочешь сажать, мам? — проворчала Элеонора.
— Не опять, а снова! — нахмурилась Катерина.
Я улыбнулась и стала есть. На удивление, еда заходила хорошо и без признаков тошноты.
— А где папа и брат? — спросила Элеонора тихим голосом, закидывая себе в рот сэндвич.
— Решают дела с поставками, — вздохнула Катерина и посмотрела на меня. — Виолетта, ты же не против пойти в сад?
— Совершенно нет, мне нравятся цветы, — улыбнулась я.
— Вот видишь, доченька, ей нравятся, а тебе бы только шот и шины, — цокнула Катерина, а Элеонора посмеялась.
Спустя время завтрак закончился. Мы оделись и вышли на улицу. Прохладный воздух наполнил мои легкие, и мне стало еще лучше. Намного лучше.
Мы пошли в сад, и туда принесли горшки с цветами. Я вспомнила, как мы делали это с матерью. Мне дали перчатки, и затем мы пошли к грядке, чтобы пересадить все это. Элеонора отлынивала от работы, а Катерина смеялась.
— Виолетта, ты неважно выглядишь, — прошептала она. — Ты случаем не беременна?
— Что? — удивленно спросила я. — Нет, нет! Мне кололи противозачаточные.
— Знаю я эти приколы боссов. Мне вот тоже Доминик колол, но родила же как-то троих. Оно не всегда работает, — покачала головой Катерина и стала пересаживать цветок.
Беременна ли я? А если и правда беременна? Боже. Это же от Энтони получается. Господи! Что мне делать?! Паника стала возрастать во мне, меня снова стало чуть бить дрожью.
Стоп. Успокойся. Так, все сходится. У меня же с циклом полная неразбериха. Месячных почти нет. Совсем. Иногда мажет день-два, и все. Я же спрашивала у врачей! Они все как один говорили: «Последствия стресса. Дисфункция. Такое бывает. Организм пережил шок, ему нужно время на восстановление». Это абсолютно нормально в моей ситуации. Нормально!
Я не могу быть беременной. Просто не могу. После всего, что было. Это просто стресс доводит меня до паранойи. Катерина просто бросила фразу, а я уже строю из этого целую трагедию. Надо перестать.
Нет. Я отказываюсь в это верить. Это не просто отрицание, это факт. Мне кололи эти препараты. Врачи сказали – стресс. Все сходится. Я не беременна. Точка. Это моя усталость. Мои нервы. Мое измученное тело пытается прийти в себя, а я его еще и страшилками пугаю. Нет. Нет и еще раз нет. Я не позволю этой мысли пустить корни. Я выкину ее из головы. Прямо сейчас.
— Мам, а Каспер-то приедет? — спросила Элеонора, полностью выводя меня из моего внутреннего диалога.
— Приедет ли? Ой, не знаю, скорее нет, чем да, — пожала плечами Катерина. — Ну, думаю, что должен. Они с Вивианой если и приедут, то к вечеру.
Элеонора кивнула. Мы продолжали сажать цветы, мне не становилось совершенно плохо. Значит, я и правда не беременна, потому что это прошло. Это просто было отравление, мой желудок очистился, и все стало на свои места.
Мы вернулись в особняк через некоторое время, а затем, переодевшись в чистую одежду, мы все вернулись в столовую. Где уже сидели Доминик и Антонио. Они о чем-то говорили.
Катерина поцеловала Доминика, а Элеонора обняла брата и отца. Я им просто улыбнулась, получив в ответ свою улыбку. Мы сели за стол и стали есть.
— Лючио Манфреди позвал нас на мероприятие в честь дня рождения его дочери Алессии Манфреди, — сказал с улыбкой Доминик.
— Ура, мы будем тусоваться! — воскликнула Элеонора, а Катерина на нее шикнула.
— Тебе бы лишь тусоваться, — сквозь смех сказал Антонио.
— Кто бы говорил, гонщик, — прошипела Элеонора, наставляя на него вилку.
Сердце просто остановилось. Воздух перехватило. Лючио Манфреди. День рождения Алессии.
Не может быть. Это же ловушка.
Все встало на свои места с леденящей душу ясностью. Как я сразу не поняла? Зачем еще Энтони приходил к Лючио? Не для светской беседы. Не для дел. Это был визит охотника, расставляющего силки.
И приглашение. Это не приглашение. Это петля. Он знал. Знал, что Доминик не откажет Манфреди. Знал, что мы все придем. И он будет ждать. И теперь использует Алессию, ее праздник... Все, что угодно, лишь бы выманить меня из-за этих стен. Сделать меня доступной. Уязвимой. Посреди толпы, где можно затеряться, где можно незаметно подойти, схватить, увести.
Нет. Нет, нет.
Я чувствую, как мурашки бегут по коже, холодный пот проступает на спине. Этот стол, их смех, вкус еды во рту — все стало чужим, далеким, как будто я смотрю на них через толстое стекло. Они не видят? Не чувствуют, как пахнет опасностью этот изысканный конверт? Для них это вечеринка. Для Элеоноры — тусовка. Для меня — приговор.
Он идет за мной. Это не закончилось. Этот последний день. Он никогда не закончится. Он протянется в вечность, и в конце его будет ждать он. Энтони.
Я не могу пойти. Не могу. Но как отказаться? Под каким предлогом? Сказать, что больна? Они не поверят, заставят врача вызвать. Сказать правду? Выдать свой ужас? Нет. Никогда. Я одна в этом. Совершенно одна.
Вот он, его ответ на мое бегство. Не грубая сила, не штурм особняка. Изощренный, циничный ход. Приглашение, от которого не отказываются. Вечеринка. Как же я его ненавижу в этот момент. Ненавижу его холодный, расчетливый ум.
Все кончено. Мое короткое затишье. Мой обретенный покой. Он разбит вдребезги одним лишь произнесенным именем. Манфреди.
После того как мы поели, я выходила из столовой. Ко мне подбежала Элеонора.
— Пошли выбирать нам платья, — она с улыбкой подхватила меня под руку и повела в какую-то комнату.
Когда мы зашли, то там был словно бутик. Это не была гардеробная, это больше чем гардеробная. Это серьезно, просто магазин одежды, тут есть всё!
— Ого, — прошептала я и огляделась.
— Это мое и матери убежище, так сказать, — хихикнула она. — Тут есть всё, и каждый день дополняется, а старое уходит на пожертвование бедным семьям. Мы не отдаем то, что уже носили. Мы собираем то, что никогда не брали, и получается, что прям новая одежда попадает в руки малоимущим.
— Это очень мило, — улыбнулась я.
Это правда очень хорошо ведь. Они делают полезное, ведь мало кто может позволить себе хоть какую-то одежду. А тут они отдают свою. Дорогую! Чтобы люди носили и радовались.
— Ну всё, выбираем себе одежду, а потом еще придет визажист, — она захлопала в ладоши и стала выбирать себе платье.
Хоть в мыслях и Энтони, и эта встреча, но это же день рождения Алессии. Я должна. Я обязана.
Я выбрала себе платье глубокого винного цвета с акцентом на фигуру, корсетный верх. И длина платья в пол. Мне оно очень понравилось, а сидит просто идеально. Такого же цвета я выбрала туфли.
Элеонора выбрала под свои волосы мятное платье с корсетом и длиной до колена, оно было обтягивающим.
— Мы выглядим просто очаровательно, — она улыбалась во все зубы. — Теперь пошли к визажисту. Он должен скоро прийти.
Мы вышли из этой комнаты, хотя нет... Из этого магазина, вот так правильно. Затем мы пошли к ней в комнату, где, оказывается, нас уже ждал визажист. Мужчина одет стильно, у него усы завиты, и он очень специфичный. Он одарил нас улыбкой.
— Привет, Габриэл, — улыбнулась Элеонора.
— Здравствуй, красавица, — он потрогал свои усы и чуть склонился. — Сегодня у меня две прекрасных девушки! Ох, что же я сделаю с вашими лицами!
— Это Виолетта, — Элеонора указала на меня.
— Здравствуйте, — улыбнулась я.
— Прекрасная дама, прошу садись, начну творить искусство. Твое платье такое красивое! — воскликнул он и указал на пуфик перед зеркалом.
Я с улыбкой села на пуфик, и Габриэл стал творить свою магию визажиста. Он наносил все так, словно рисовал. Хотя визажист — это тоже по-своему роду художник, только он рисует на лице.
Через час я сидела уже с макияжем смоки айс, а волосы были собраны в красивую шишечку. Я была просто вау.
— Все готово! — он улыбнулся и снова потрогал свои усы. — Очаровательная красота. Элеонора, садись.
— Вау, Ви, — она расширила глаза, пробежалась по моему наряду и лицу, а затем села на пуфик. — Создавай свое творение, Габриэл.
Спустя время Элеонора превратилась в кошечку, под ее глаза это очень сильно подошло, а волосы красиво завиты. Она была такой красивой. Просто вау.
— Габриэл, ты чудо! — она улыбнулась.
— Toujours s'il vous plaît, — проговорил он на французском (всегда пожалуйста).
После этого Элеонора потащила меня на первый этаж, потому что время уже подходило к семи вечера. Когда мы спустились, то около двери в большой прихожей была Катерина в темно-зеленом платье, Доминик в черном костюме-тройке, Антонио в светлом костюме-тройке и рядом стояли мужчина и женщина. Мужчина был одет в черный костюм-тройку, голубые глаза и каштановые волосы. А женщина — с белокурыми волосами, глаза словно трава, а платье будто золотое. Я их не знаю. Кто они?
— Каспер! — воскликнула Элеонора и побежала к нему в объятия.
Мужчина открыл руки и улыбнулся, а затем прижал к себе Элеонору.
— Вивиана! — отошла Элеонора от Каспера и подошла к девушке, которая стояла рядом. — Ви, иди сюда!
Я подошла ближе и улыбнулась этим двум людям, они улыбнулись мне тоже.
— Это Каспер, мой старший брат, а это Вивиана, его жена. Мы уже говорили о них, — с улыбкой произнесла Элеонора.
— Да, я помню, — кивнула я.
— Попозже познакомитесь, нам пора ехать, не хочу заставлять их ждать нашего визита, — поправил галстук Доминик и подал руку Катерине. — Прошу, моя дорогая.
Я улыбнулась этому, и мы все вышли на улицу, а затем расселись по машинам, которые ждали нас около лестницы.
Я ехала в машине с Антонио и Элеонорой. Катерина и Доминик — в другой, а Каспер и Вивиана — на своей. И за нами еще пара машин охраны. И наконец-то мы выдвинулись.
И вот сейчас мои ладошки стали потеть, сердце стало биться быстро. Паника. У меня началась паника, и я открыла окно, чтобы впустить воздух. Элеонора с беспокойством посмотрела на меня и взяла мою руку, я улыбнулась ей.
Как я поняла, мы едем совершенно не в особняк Манфреди. Это явно потому, что дома у них Нико, чтобы ему не мешать, то Лючио снял просто какой-то большой ресторан или же использовал свой второй особняк.
Наконец-то мы подъехали через час к большому особняку в стиле Лючио, на парковочных местах было много машин. Я не удивлена.
Мы вышли все из машин, а затем пошли ко входу. На входе Доминик представился охранникам, и нас пропустили. Большие люстры, колонны, ковры красного цвета и канделябры были везде. Музыка играла по всему особняку, наполняя его еще большей атмосферой.
Мы прошли в большой просторный зал, где было много столиков с закусками и выпивкой. Гостей было навалом, знакомые мне лица.
Я выискивала взглядом Алессию и Кармелу. Элеонора уже бежала к закускам, а точнее, быстро шла, взяв под руку Антонио. Доминик и Катерина вместе с Каспером и Вивианой пошли по залу. Я искала взглядом, и тогда на меня легли две руки. Я вздрогнула и обернулась. Две пары глаз уставилось на меня. Алессия и Кармела.
— Боже, вы меня напугали! — воскликнула я и выдохнула.
Кармела меня обняла, а Алессия смотрела с облегчением.
— Ветта, — прошептала Кармела. — Боже.
Я обняла её в ответ и поцеловала в щеку, она отступила, а затем меня прижала к себе Алессия.
— Алессия, — прошептала я, и мой голос дрогнул.
— Помолчи, — прошипела она. — Ты такая дура. Кармела ещё ничего не знает.
— Не знаю что? — влезла между нами Кармела, а затем скрестила руки. — Что вы скрываете?
Мы с Алессией переглянулись и поджали одновременно губы, не желая говорить, но я все-таки решила не держать в секрете.
— Я ушла от Энтони, — прошептала я.
— Как ушла? — она взяла меня за плечи. — К кому?
— К Доминику Риццо, — я закусила губу, а затем посмотрела ей в глаза.
— И ты молчала? — Кармела посмотрела нахмуренно на Алессию.
— Папа сказал, чтобы я не говорила. Ты и так постоянно на нервах из-за Нико, а тут ещё и Виолетта со своими приколами, — пробубнела Алессия.
Я влезла в разговор со своим поздравлением.
— Давайте не будем об этом. Алессия, милая, с днем рождения! — я поцеловала её в щеку, она улыбнулась. — Желаю тебе счастья. Тебе ведь теперь двадцать четыре?
— Ой, не напоминай, прошу! — она улыбнулась. — Спасибо.
Кармела обошла меня и посмотрела мне в глаза, сузив их до щелей.
— Ветта, ты снова за свои игры? — она нахмурилась. — Вы с Энтони своими страстями убьете.
— Я тоже так говорила, — вздохнула Алессия.
Я цокнула, а Кармела подошла ещё ближе и опустила голос до шепота, который едва было слышно:
— Решись уже наконец-то. Не мучай его и себя. Ты либо с ним навсегда, либо уходи навсегда.
— Отпустил бы он ещё меня, — проворчала я.
— Отпустит, когда ты ему надоешь. А вот с такими страстями ты никогда не надоешь ему, — она выпрямилась и вздохнула. — Можешь радоваться, он ещё не тут.
— Опаздывает? — я выгнула бровь.
— Проблемы с Испанией решает, — пробормотала Алессия. — Они же и нашей семьей войну устроили, а Энтони пока что взял их на себя. В его-то состоянии никто и не выживет.
Я поджала губы. Они говорят о его состоянии уже несколько дней. Что с ним сейчас? Какой он? А Граф?
Антонио подошел со спины Кармелы и Алессии, улыбнувшись мне.
— Виолетта, мне нужно срочно отвлечься, а то Элеонора меня замотает, — он хмыкнул, а затем взял меня за руку. — Прошу простить, Кармела Манфреди и Алессия Манфреди. Хочу забрать эту девушку как спасение от моей сестры на танец. И да, с днем рождения, Алессия. Прекрасно выглядишь.
Когда меня на танец повел Антонио, то я краем глаза увидела, что Кармела нахмурилась, а Алессия покраснела. Покраснела?! Что.
Антонио подвел меня на танцпол, а затем закружил в танце. Я едва поспевала от его ритма, но держалась.
— Ты даже не спросил, хочу ли я, — прошептала я.
— Ой, извини, но уже поздно, мы уже танцуем, — он улыбнулся и продолжил танец.
Я посмеялась тихо. Мы крутились вокруг оси, дышали в ритм музыки, гости поддерживали наш танец, начав танцевать тоже.
Воздух был густой от смеха, музыки и аромата цветов. Гости, сверкая улыбками и нарядами, образовывали живые, громкие группы. Со сцены лилась страстная песня, под которую так и хотелось танцевать. Общее чувство было лёгким, беззаботным и по-настоящему праздничным.
А затем произошла смена партнеров. Легкий толчок в спину, привычный для этого танца вихрь, и я, смеясь, сделала оборот, чтобы оказаться в руках нового кавалера. Я настолько влилась в этот ритм, в этот шумный, счастливый водоворот, что мне было так хорошо. Так знакомо. Так страстно и тепло.
Я инстинктивно положила руку на плечо партнера, всё ещё улыбаясь, и подняла взгляд.
И чуть не упала.
Всё тепло моментально покинуло тело, сменившись леденящим жаром. Кожа на спине мгновенно покрылась мурашками. Сердце, только что ровно бившееся в такт музыке, дико и беспорядочно заколотилось где-то в горле, вышибая дыхание. Ритм сменился — теперь это был дикий, панический барабанный бой.
Рука на моей талии была уже другой. Не легкой и ведущей, а твердой, властной, обжигающей даже через тонкую ткань платья. Она не просто лежала — она заявляла права.
Взгляд, холодный и пронзительный, как ледяная скала, приковывал к себе, не отпуская ни на секунду. Голубые глаза, лишенные всякой теплоты, буравили меня насквозь. Он видел не просто девушку, а свою собственность. В уголках его губ застыла не усмешка, а жесткая, безжалостная складка — обещание тотального контроля.
Мир сузился до размера танцпола, а музыка превратилась в далекий, невнятный гул. Существовали только он, этот шок и его пальцы, впивающиеся в мой бок.
Энтони.
Последний день.