9. Запечатана скоростью.
День первый.
Я сидела, завтракала на кухне; рядом сидела Элеонора и что-то делала в телефоне. Мы пару раз перебросились фразами. А в мыслях у меня только слова Энтони: «Три дня». И эти три дня начались с сегодняшнего утра.
Позже я вернулась к себе в комнату, чтобы подумать обо всем, но подумать мне не дали. В комнату влетела без стука Элеонора, а я от неожиданности подпрыгнула.
— Виолетта, сегодня ты обязана поехать с нами, — сказала она с улыбкой.
— Что? Куда? — быстро спросила я.
— Узнаешь. Вечером, чтобы была готова, — она загадочно мне подмигнула и вышла из комнаты.
Я осталась в шоке от такого предложения, и она даже не дождалась ответа. Ну ладно, думаю, что там нет подставы, потому что все равно скучно, и поеду с ними. Почему и нет?
Я уставилась на прошлые сообщения Энтони в телефоне. И сейчас снова меня охватил трепет. Я не скучаю по нему, наверное. Я не хочу к нему, наверное. Я забуду его, наверное.
Весь день я пролежала на кровати, а затем оделась в джинсы и кофту. Заплела конский хвост и чуть подурачилась тем, что было в туалетном столике. После этого зашла Элеонора, она осмотрела меня.
— И хорошо, что ты так оделась, — она улыбнулась, подошла и взяла меня за руку.
— Куда мы? — я выгнула бровь и пошла за ней.
Она вывела меня из комнаты и затем повела в холл, где стоял Антонио. Он был одет в кожанку и кофту с капюшоном, джинсы.
— Готовы? — спросил он с улыбкой.
— Конечно готовы! — воскликнула Элеонора.
Я смотрела вопросительно на них, а они чуть посмеялись, и Элеонора потащила меня на улицу. Затем Антонио сел в BMW, и мы за ним на заднее.
— Так куда мы едем? — прошептала я и пристегнулась.
— Увидишь, тебе понравится! — захлопала в ладоши Элеонора.
Машина тронулась с места, и город начал уплывать за окном: сначала яркий и привычный, с витринами магазинов и пешеходами, потом все более размытый и скоростной. Антонио вел BMW уверенно и легко, будто машина была продолжением его самого. Ровный гул мотора заполнял салон, сливаясь с тихим перешептыванием магнитолы.
Элеонора так и не успокоилась, она барабанила пальцами по подлокотнику и покачивалась в такт несуществующей музыке; ее возбуждение было заразительным, но мне все еще было непонятно, куда и зачем.
Вскоре ровный асфальт сменился на более старый, с трещинами, а по сторонам вместо ухоженных скверов поплыли остовы заброшенных складов и полуразрушенные заборы. Фонарей становилось все меньше, и ночь за окном сгущалась, становясь угрюмой и таинственной. Я ловила обрывки граффити на стенах, мелькавшие в свете фар, и смутные тени, прятавшиеся в переулках.
И вот впереди, в разрыве между двумя длинными промышленными зданиями, вспыхнул сноп яркого света. Послышался отдаленный, но набирающий силу гул — не отдельного мотора, а целого роя, рычащей стаи механических хищников. Воздух за окном задрожал от низких басов.
Антонио свернул на проселочную дорогу, и картина открылась полностью.
Мы выехали на огромное заброшенное поле. Но сейчас оно было не безжизненно. Посреди него пылало море огней. Десятки, если не сотни машин были выстроены в импровизированный круг, их фары били в темноту, создавая сюрреалистичный стадион. В центре, на выжженной земле, дымили шинами и ревели моторами пару автомобилей, вырисовывая перед стартом восьмерки. Чуть поодаль, отдельной стаей, толпились байкеры; сталь их железных коней отливала в свете фар кроваво-красным и ядовито-зеленым.
Это была нелегальная гоночная трасса. Само дыхание этого места было густым — смесью запаха жженой резины, бензина и пыли. Музыка из мощных динамиков боролась с ревом моторов, но проигрывала, уступая главную партию этому симфоническому оркестру мощности и скорости.
Антонио припарковался на окраине этого безумия, и Элеонора выскочила первой, вдохнув полной грудью этот адский воздух с видом истинного ценителя. Я же выходила медленно, прижимаясь к горячему боку машины, чувствуя, как дрожь от басов проходит сквозь подошвы ботинок.
— Ну что, Виолетта, нравится? — крикнула Элеонора, ее глаза блестели как фары. — Добро пожаловать на самое жаркое место субботней ночи!
Я не ответила. Я просто смотрела, как в свете прожекторов две машины сорвались с места, подняв тучи земли, их рев вонзился в ночь, и мои собственные тревоги и мысли о прошлом показались вдруг такими тихими и блеклыми на фоне этой всепоглощающей, дикой свободы.
Элеонора подбежала ко мне, а затем взяла за руку и с улыбкой прошептала на ухо:
— Тут творится адреналин, но не от убийств, а от скорости. Тебе понравится.
Я стояла, завороженная этим хаотичным танцем металла и скорости, когда знакомый рев мотора за спиной заставил меня обернуться. Это был все тот же BMW Антонио, но теперь он казался другим хищником. Лак на капоте отсвечивал зловещим перламутром под неоновыми отблесками.
Он плавно подкатил прямо ко мне, опустил пассажирское стекло, и из салона вырвался упругий, горячий поток воздуха, пахнущий бензином и дорогим парфюмом. Антонио откинул свои темные волосы и ухмыльнулся, его белые зубы резко выделялись в полумраке.
— Ну что, садись, — его голос пробился сквозь грохот музыки и моторов, звучал как вызов. — Обгоним пару бездарей. Покажем, как надо жечь резину.
Сердце ушло в пятки, а потом резко ударило в висках. Элеонора где-то визжала от восторга, подталкивая меня в бок. Внутри все сжалось в комок страха и дикого, запретного любопытства. Это же безумие. Абсолютное безумие.
Я медленно, почти на автомате, обошла капот. Холодная металлическая ручка двери обожгла ладонь. Я потянула ее на себя, опустилась в низкое кожаное кресло, и мир снаружи сразу стал чужим и далеким, как будто меня запечатали в капсулу. Глухой лязг замка прозвучал как точка невозврата.
— Пристегнись покрепче, Виолетта, — бросил Антонио, уже не глядя на меня; его пальцы уверенно легли на ручку КПП и руль.
Я потянула ремень, услышала сухой щелчок. Он прождал его секунду, потом резко скинул передачу, дал по газам. Мотор взревел так, что затряслись стекла, а мое тело вжалось в кресло. Он посмотрел на меня — один быстрый, оценивающий взгляд, полный азарта и уверенной силы.
— Поехали развлекаться, — он посмеялся.
Антонио не спеша подрулил к импровизированной стартовой линии, отмеченной двумя прожженными шинами и голыми пятнами на земле. Я чувствовала каждый камушек под колесами сквозь днище машины, каждую вибрацию, передававшуюся на сиденье.
К нам уже присматривались. В толпе слышались одобрительные крики, кто-то свистел. Антонио был здесь своим, и его железный конь — желанным гостем на этом празднике непослушания.
И тут к линии старта, с противоположной стороны, бесшумно, как призрак, выкатился низкий, широкий силуэт. Это был Nissan Skyline цвета мокрого асфальта, с огромным спойлером и агрессивным обвесом. Водитель, такой же тенеподобный в темноте, лишь кивнул Антонио — молчаливый вызов, который был понятен без слов.
Толпа замерла на секунду, затаив дыхание. Даже музыка из динамиков на мгновение уступила место нарастающему гулу. Антонио не шевельнулся, лишь его пальцы чуть постучали по рулю. Он бросил мне быстрый взгляд, полный дикого азарта.
— Видишь вон того пафосного жука? — он кивнул в сторону Nissan'а. — Его хозяин думает, что купил себе скорость. Сейчас проверим.
Из толпы вышла девушка в короткой кожанке. Она подняла над головой руки, в одной — горящая вспышка факела. Ее лицо было искажено гримасой предвкушения.
Сердце заколотилось где-то в горле. Я вцепилась пальцами в подлокотник, чувствуя, как ладони стали влажными.
Факел резко рванулся вниз. Мир взорвался. Адская какофония рева моторов, визга шин и воплей толпы обрушилась на меня. Нас швырнуло вперед с такой силой, что на мгновение потемнело в глазах. За окном поплыло безумное месиво из света, пыли и искр, вырывавшихся из-под колес.
Антонио работал ручкой КПП с гипнотической быстротой, его движения были резкими и точными. BMW рычал, срывался в небольшой занос на повороте, выравнивался и снова рвался вперед. Nissan не отставал, его фары светили нам прямо в зеркала, слепя и добавляя жути в этот безумный танец. Мы неслись по неровному полю, подпрыгивая на кочках, в клубах едкого дыма и пыли. Скорость была не цифрой на спидометре, которую я боялась посмотреть, а физическим ощущением — сжатия времени, расплывающихся фонарей и воющего в ушах ветра, пробивавшегося сквозь малейшие щели.
Это была не гонка. Это было чистое, лютое безумие на колесах.
Сначала — оглушительная тишина в собственной голове. Абсолютная, ватная. Я видела, как факел падает, видела, как губы Антонио растягиваются в ухмылке, но не слышала ни единого звука. Будто кто-то выдернул шнур из розетки, и весь мир заглох.
Что-то огромное и тяжелое ударило в грудь, вдавив меня в кресло. Воздух вырвало из легких одним коротким, бесполезным выдохом. Каждый мускул напрягся до дрожи, до хруста; пальцы впились в кожу подлокотника, и я почувствовала, как под ногтями трещит шов.
Зрение расплылось. Огни фар и неоновые блики превратились в длинные, ядовитые полосы, как на старой фотографии с большой выдержкой. Земля за окном была не землей, а коричневым водоворотом, месивом из грязи и камней. И гул. Он начался где-то глубоко внизу, в самой стали машины, поднялся по позвоночнику, заполнил череп. Это был не звук, а вибрация, которая вышибала все мысли, все эти глупые «наверное» про Энтони. Их просто не осталось. Стерло. Остался только этот животный ужас, смешанный с восторгом, таким острым, что хотелось кричать.
Я почувствовала, как машина на секунду теряет сцепление, задняя часть уходит вбок, и живот предательски ёкает. Антонио рулил резко, почти грубо, и от каждого его движения меня бросало в сторону. Я была не пассажиром, а грузом, мешком с костями, который болтался в этой несущейся вперед капсуле.
Задыхаюсь. Я поняла, что забываю дышать, и сделала судорожный, короткий вдох. Воздух пах гарью, жженой резиной и дорогим мужским парфюмом Антонио. Эта смесь ударила в голову, как наркотик.
И где-то там, на периферии сознания, сквозь безумие, пробивалось одно ясное, четкое ощущение: я не думаю. Я просто есть. Просто лечу. Просто боюсь. Просто живу. Сильнее, чем когда-либо.
Дыхание перехватило, когда мы резко затормозили, подняв тучи пыли. Машина еще несколько секунд вибрировала, будто не в силах утихомирить свое стальное сердце. Я не помнила, кто пришел первым. В ушах все еще стоял оглушительный рев, а перед глазами плясали слепящие полосы фар.
Мои пальцы одеревенели, сжимая подлокотник. Я с трудом разжала их, движения были замедленными, как в дурном сне. Дверь открылась с глухим стуком, и я практически вывалилась наружу, едва успев отстегнуть ремень. Ноги подкосились, и я едва удержалась на ногах, опершись о горячий, покрытый пылью бок машины. Земля под ногами плыла, как палуба корабля в шторм.
Воздух, густой и едкий от запаха горелой резины и бензина, обжег легкие. Я делала короткие, прерывистые вдохи, пытаясь прогнать темноту, которая плыла перед глазами. Все тело дрожало — и от бешеной вибрации, которая все еще звенела в костях, и от дикого выброса адреналина.
И тут ко мне уже летела Элеонора. Ее лицо сияло восторгом, глаза блестели ярче всех фар на этом поле.
— Виолетта! Это было нечто! Ты видела его лицо? — она захлебывалась словами, не давая мне опомниться, и схватила меня за плечи, энергично тряся. — Ты держалась молодцом! Я видела, ты не пискнула ни разу!
Ее хватка была твердой, а голос звенел, пробиваясь сквозь гул в моих ушах. Она смотрела на меня с таким восхищением и азартом, будто мы только что вместе выиграли войну.
А я просто стояла, все еще пытаясь поймать дыхание и понять, где верх, а где низ, чувствуя, как колени подкашиваются от пережитого. Ее восторг был таким громким, таким ярким, а внутри у меня была только оглушительная, звенящая тишина после скорости.
Я видела, как в ее глазах зажегся тот самый азартный огонь.
— Сиди, смотри! — крикнула она мне, уже отбегая, и через мгновение ее машина с визгом шин вырвалась на импровизированную трассу.
Она выбрала себе соперника — такого же наглого парня на подержанном, но злобно ревущем «Гольфе». Флаг упал, и два маленьких, но яростных автомобиля рванули вперед, поднимая вихри пыли. Элеонора рулила яростно, почти ожесточенно, ее машина шла в опасных заносах, отыгрывая каждую десятую секунды.
Я следила, затаив дыхание, сжимая кулаки. Казалось, вот-вот, она не впишется в поворот, но нет, она выравнивалась и снова бросалась в погоню.
И её машина первой пронеслась через финиш, оторвавшись от «Гольфа» на полкорпуса.
Дверь распахнулась, и Элеонора буквально выпрыгнула из салона. Ее волосы растрепались, лицо пылало, а с губ сорвался ликующий, дикий крик:
— Ура! Всем нос утерла!
Она не побежала к своим друзьям-гонщикам. Она, вся на взводе, промчалась сквозь толпу прямо ко мне, схватила за руки и стала прыгать на месте, заставляя и меня подпрыгивать вместе с ней.
— Вижу, ты уже почти отошла! Отлично! — она выдохнула, ее дыхание было горячим и частым. — Хватит трястись! Адреналин нужно гасить! Теперь — пить в клуб! Быстро! Я знаю одно местечко, где музыка бьет так же сильно, как мой мотор!
Она не спрашивала. Она констатировала факт; глаза ее горели решимостью, и было ясно — спорить бесполезно. Моя ночь, начавшаяся с тихих раздумий в комнате, теперь катилась под откос с скоростью гоночного автомобиля, и Элеонора безжалостно давила на газ.
Антонио остался у своей задымленной машины, прислонившись к горячему капоту. Он поймал мой взгляд и лишь усмехнулся, сделав легкий, ироничный жест рукой — мол, ступайте, девочки, развлекайтесь. Он был здесь своим королем, и его место было среди рева моторов и запаха жженой резины.
Элеонора уже трясла ключами от его BMW. Я машинально двинулась к пассажирскому сидению. Элеонора завела мотор. Звук был уже не тем яростным ревом, а низким, уверенным урчанием. Она щелкнула ремнем и посмотрела на меня с горящими глазами. Она рванула с места так, что меня снова вжало в кресло, но теперь это было иначе. Она неслась по темным проселочным дорогам, оставляя позади поле и его оглушительный шум. Окна были опущены, и в салон врывался ночной воздух, холодный и свежий, смывая с нас пыль и запах горелого.
Скорость была все та же, но ощущение — совершенно другим. Без Антонио за рулем исчезла та напряженная, опасная аура. Вместо нее была чистая, ликующая свобода. Элеонора громко пела под хит, лившийся из магнитолы, и била ладонью по рулю в такт.
Город нарастал впереди, сначала редкие огни, потом яркие потоки магистралей. Она виртуозно лавировала в потоке, и скоро мы уже сворачивали в узенькую, невзрачную улочку в самом сердце ночной жизни.
Она запарковалась с характерным для нее шиком, одним движением, и выключила двигатель. Внезапно наступившая тишина оглушила.
— Ну что, — Элеонора повернулась ко мне, ее глаза все еще блестели от дорожного безумия. — Там, внутри, тебя ждет еще один вид гонок. Только на танцполе.
Она выскочила из машины, и я, все еще немного ошеломленная, потянулась за ней, чувствуя, как адреналин от гонки медленно перетекает в новое, щекочущее нервы ожидание. Дверь в клуб была похожа на вход в другое измерение — глухой, мощный бит оттуда отдавался в бетоне под ногами.
И мысли об Энтони в этот момент напрочь улетели.
Дверь захлопнулась за нами, и нас накрыло звуком — густым, физическим, бьющим в грудь. Свет пробивался сквозь клубящийся дым, выхватывая из темноты мелькающие тела.
Элеонора, не теряя ни секунды, пробилась к барной стойке и через мгновение воткнула мне в руку ледяной бокал с чем-то шипящим и мятным.
— Пей! Отходи скорее! — ее крик потонул в басах, но я прочитала команду по губам.
Я опрокинула стакан одним движением. Остро-сладкая жидкость обожгла горло, а потом разлилась по телу теплой волной, почти мгновенно смягчив дрожь в коленях.
Потом она схватила меня за руку и потащила на танцпол. Толпа сомкнулась вокруг, ритм был неумолим, пульсирующий, затягивающий. Я закрыла глаза и просто отпустила тело. Руки поднялись сами, волосы прилипли к вспотевшей шее. Это был уже не контроль, не мысли, а чистое движение.
Мы с Элеонорой кричали что-то друг другу, смеялись, не слыша самих себя. Она вращалась вокруг меня, как бесноватая фея, заряжая все вокруг своей неиссякаемой энергией. Еще один бокал. Еще один. В голове зашумело приятно и громко, забивая собой все тревоги, все мысли.
Мир сузился до вспышек света, до гула, до ритма, от которого дрожал пол, и до ощущения, что я — просто частица этого безумного, живого организма под названием ночь.
Когда я повернулась из-за танца, то увидела отчетливо лицо Шарлотты. Я быстро протрезвела и схватила за руку Элеонору и повела к выходу из клуба. Она странно на меня посмотрела, но сейчас не до этого.
Мы вышли, и я заказала такси. Оно быстро приехало, и мы сели. Через несколько минут мы подъехали к особняку и вышли пьяные из такси.
По дороге я встретила отца. Элеонора быстро пошла в дом, притворившись трезвой. А я остановилась и посмотрела на него.
— Как тебе тут? — отец сказал спокойно.
— Мне нравится, — улыбнулась я.
— Это хорошо. Очень хорошо, — улыбнулся он. — Приятной ночи, доченька.
Я улыбнулась и зашла в особняк, а затем пошла в свою комнату. И сердце до сих пор не отпускал тот адреналин, что я чувствовала на гонках.
Я легла в кровать, мне было лень переодеваться, и уставилась в потолок с улыбкой на лице. И сейчас я почувствовала себя свободной. Очень свободной.
Но что делала там Шарлотта? И как там Граф? А... Энтони?